Отец смотрит на запад : роман

Посвящается Кате

екатерина манойло
отец
смотрит
на запад
роман
Издательство
«Альпина нон-фикшн»
Москва, 

УДК 821.161.1-311.1
ББК 84(2=411.2)-444
 
М23
Редактор Татьяна Королёва
М23
Манойло Е.
Отец смотрит на запад : [роман] / Екатерина 
Манойло. — М. : Альпина нон-фикшн, 2023. — 272 с.
ISBN 978-5-00139-732-8
«Отец смотрит на запад» — дебютный роман Екатерины Манойло, который задолго до выхода книги 
привлек пристальное внимание литературных обозревателей и критиков, а также получил премию «Лицей» 
имени Александра Пушкина.
Героиня романа Катя — дочь русской и казаха — живет в маленьком приграничном городе, и две эти культуры 
оказали равное влияние на формирование ее личности: 
противоречивой, сложной, яркой. Она уезжает в Москву 
от глубокой личной трагедии, но вырваться из родных 
мест навсегда невозможно: они притягивают, заставляют 
вернуться хотя бы ненадолго и пытаются сломать.
Это роман о насилии и свободе, счастье и зависимости, смерти и торжествующей над ней жизни. Книга 
о бунте детей против отцов, в котором чаще всего и кроется настоящая любовь.
УДК 821.161.1-311.1
ББК 84(2=411.2)-444
Все права защищены. Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме 
и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети интернет и в корпоративных сетях, а также запись в память ЭВМ для частного или публичного 
использования, без письменного разрешения владельца 
авторских прав. По вопросу организации доступа к электронной библиотеке издательства обращайтесь по адресу mylib@alpina.ru
ISBN 978-5-00139-732-8
© Манойло Е., 2023
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2023

Угрюмая трехэтажка, в которой родился и умер 
Маратик, напоминала похоронную контору. 
В предрассветные часы ее фасад был почти черным. Только с первыми лучами солнца дом вновь 
приобретал свой темно- 
багровый цвет —  
цвет потемневшего от времени кирпича.
Перед подъездами были разбиты клумбы, похожие на похоронные венки, с неподвижными 
восковыми цветами. К общему впечатлению добавлялось хмурое выражение окон, в которые, казалось, редко заглядывало солнце.
Раз в месяц перед одним из двух подъездов собирались жители поселка, чтобы проводить в последний путь своего друга, родственника или соседа. 
Мужчины, как правило, стояли поодаль, женщины 
молчаливо теснились вокруг высокого подъездного 
крыльца и с опаской и благоговением смотрели на 
окна квартиры, где накануне умер человек.
 5

Купить или унаследовать квартиру в  этом 
доме считалось редкой удачей. На фоне кривых 
потрескавшихся хибар трехэтажка смотрелась так 
солидно, что даже самые суеверные старухи закрывали глаза на то, с какой частотой из дома выносили ковры с покойниками.
Маратика, на удивление мусульманам, вынесли 
в  гробу. Ящик размером с  колыбель, обшитый 
красными рюшами, поставили головой в сторону 
запада. Засыпанный чернильными, розовыми и белыми астрами гробик напоминал цветничок —  
такие обычно разбивают у Вечного огня или у стелы 
на въезде в город. От асфальта, который длинной 
пыльной заплатой тянулся перед трехэтажкой, 
шел жар, как от печи.
Мужчины в тюбетейках морщились и жались 
от палящего солнца ближе к подъезду. В пятнистой желтой тени карагачей стояли женщины во 
главе с матерью Маратика, тридцатилетней Наиной. В длинном черном платье из тонкого сукна 
она казалась очень высокой. Ее бледное лицо 
светилось отрешенной скорбью. Из-под темного 
платка, завязанного слабым узлом, выбивались 
светлые волосы, похожие на стекловату.
На мать трехлетнего покойника зыркали черными глазами три суйекши. Все низкорослые, с горбиками жира, прокопченными лицами и странно 
бледными руками. Их в дом привела сестра мужа 
Аманбеке для последнего омовения. Сказала, что, 
если Наина не позволит соблюсти традиции, Маратику станет скучно и он придет за сестричкой.
6 
екатерина манойло

Наина протянула самой молодой суйекше узел 
с одежкой Маратика, частично неношеной, и неожиданно завыла пересохшим ртом. Мужчины 
переглянулись, но продолжили читать молитву. 
Замер только Серикбай, отец Маратика. Он покосился на лицо жены в надежде увидеть слезы. Но 
покрасневшие глаза Наины оставались сухими. Ее 
горе выдавала только рука, что поднимала троеперстие ко лбу и бессильно падала, не совершив 
крестного знамения.
Серикбай все время плакал. Слезы его сливались с каплями пота на блестящих на солнце 
щеках и растворялись в черной бороде, оставляя 
едва заметный соляной налет. Тело била дрожь, 
и с мокрыми морщинами и трясущимися руками 
он казался этим утром немощным и старым, несмотря на неполные сорок лет.
Когда имам закончил читать молитву, Серикбай прошаркал к гробу и замер, пытаясь совладать 
с непослушными руками. На помощь пришел его 
напарник, тоже дальнобойщик. Плечистый и высокий, он взял гроб под мышку, будто коробку 
с куклой, и двинулся к катафалку. Серикбай благодарно кивнул и молча пошел рядом.
На кладбище по обычаю ездят только мужчины, но в  поселке никто не удивился, когда 
Наина сказала, что должна проводить сына. Под 
руку с ней из тени на солнцепек вышла Аманбеке. 
Сухощавая, с живым блеском в темных глазках 
и птичьей верткой головой, она казалась самой 
энергичной в этом дворе. Уже залезая в катафалк, 
 7
отец смотрит на запад

она быстро оглянулась, нашла глазами племянницу и подмигнула ей.
Катя не сводила глаз с матери и тетки, поэтому 
тут же поймала взгляд Аманбеке и нелепо вздрогнула. На нее впервые обратили внимание с тех 
пор, как Маратик умер. Она вытерла влажные 
ладони о теплый бархатный халат, который еще 
с утра в полутемной комнате точно был черным, 
а теперь на солнце переливался зеленым и фиолетовым, и снова приставила руку ко лбу козырьком, 
прячась от солнца.
Кате хотелось выпрыгнуть из жаркого платья 
и в одних трусиках побежать к речке. Или залезть 
на карагач и оттуда наблюдать за всеми: как страдает отец, как шаркает к катафалку мать, как перешептываются старики. Но больше всего Катя хотела услышать необыкновенный голос Маратика.
Родители так и не дождались, когда их сын заговорит нормально. То, что Маратик не говорил, 
а пел, расстраивало их так сильно, что они не замечали красоты его голоса и как безошибочно он 
пропевал взрослые слова, словно ему было не три 
года, а лет десять. Только Катя, услышав однажды 
по радио Робертино Лоретти, ахнула от мистического сходства ангельских голосов.
Когда катафалк скрылся из вида, женщины заторопились в квартиру, чтобы готовить поминальный обед. Катя сделала вид, что тоже идет, но, когда 
убедилась, что никто на нее не смотрит, бросилась 
к реке. В обычное время дорога занимала пять минут, она знала точно, потому что не раз бегала сюда 
8 
екатерина манойло

на спор с мальчишками. Сейчас Кате казалось, что 
она передвигает ноги очень медленно. Из-за чужих 
заборов лаяли собаки. Они бросались на доски, гремели цепями, и Катя боялась, что они вот-вот схватят ее за пятки. Вязкая пыль, словно во сне, поднималась от дороги и мешала бежать.
Взрослые запрещали нырять в реку с подвесного моста. Сверху река выглядела не глубже ржавого бака для полива, что стоял на огороде у Аманбеке. Водовороты, которые каждый год забирали 
жизни нескольких человек, лениво закручивались 
в широкие плоские воронки.
Под развесистой ивой, слепящей на солнце 
серебром, Катя освободилась от платья и вошла 
в воду. Теплая, цвета куриного бульона, река не 
освежала Катю, а будто медленно варила. Она немного побарахталась и вышла на глинистый берег. 
Только сейчас, оставшись одна, девочка могла думать о том, как умер Маратик. Выжав косички, похожие на джутовые веревки, и улегшись на расстеленном халате, Катя подставила веснушчатое лицо 
солнцу. Под алыми веками поплыли радужные 
пятна, и Катя стала вспоминать вчерашнее утро.
Маратик хныкал, размазывая кулачком сопли по 
смуглому лицу. Из-за этого его мокрый нос задирался и шевелился, словно резиновый. Ему хотелось пробраться в родительскую спальню и узнать, 
не привез ли отец подарок из рейса, но Катя похозяйски, словно щенка, брала его в охапку и закрывала рот ладошкой каждый раз, когда он уже 
 9
отец смотрит на запад

делал глубокий вдох, чтобы запеть. В зале она расстелила любимую корпе —  
лоскутное одеяло — 
 
напротив телевизора и похлопала рукой по узору 
рядом с собой.
— Идем сюда, Маратик!
— Иде-е-ем сю-ю-юда-а-а! —  
пропел Маратик 
и вытащил  
откуда-то из-за спины окарину, собираясь засвистеть.
С деревянной игрушкой Маратик не расставался уже полгода. Отец привез окарину из долгого рейса в надежде, что игра на музыкальном 
инструменте заменит пение и сын заговорит, но 
этого не произошло.
— Ты что! —  
вскрикнула Катя и, отобрав игрушку, рассмеялась в ладошку.
Маратик тоже улыбнулся, обнажив ряд детских 
полукруглых зубов.
Катя улеглась на корпе и пальцем с обгрызенным 
ногтем стала поглаживать цветные квадраты ткани.
— Смотри, Маратик, это табарик. Этот кусочек 
нам дали, когда умер атака, ты помнишь атаку?
Маратик качнул головой и улыбнулся.
Катя вскочила на ноги, заправила майку 
в шорты и, схватившись за поясницу, заковыляла 
по комнате, изображая деда.
— Видишь этот кнут? —  
Катя сдвинула брови 
и стянула с дивана пояс от материнского халата.
Мальчик не понял.
— Ну, представь, что тут кнут! —  
Катя замахнулась поясом, словно погоняла скот.
— Кну-у-ут!
10 
екатерина манойло