Непобедимые гуманисты

О.И.Грабарь
НЕПОБЕДИМЫЕ
ГУМАНИСТЫ
Товарищество научных изданий КМК
Москва   2008

Содержание
I. Непобедимые гуманисты
Человек Ренессанса .................................................................... 4
Историк искусств и реставратор ..............................................11
Вспоминая Грабаря................................................................... 18
Дядя Володя .............................................................................. 27
II. Утраченная гармония
Обитатели подмосковной усадьбы ......................................... 36
Лишенцы ................................................................................... 50
Коломенские староверы ........................................................... 60
III. Неунывающий народ
Сказочница ................................................................................ 74
Баловень судьбы ....................................................................... 80
В отсутствие своей деятельности… ....................................... 86
Общество с ограниченной ответственностью ....................... 89
Под сенью сухого закона ......................................................... 92
История одного гаража ............................................................ 95
ISBN 978-5-87317-462-1
© О.И. Грабарь, 2008.
© ООО “КМК”, издание, 2008.
2

Непобедимые гуманисты
3

Непобедимые гуманисты
ЧЕЛОВЕК РЕНЕССАНСА
К
И.Э. Грабарь. Мюнхен. 1898 г.
огда заходит речь об Игоре Грабаре, часто задают вопрос
  — как мог один человек столько сделать за свою жизнь?
   Пожалуй, прежде всего благодаря своему уникальному здоровью, как физическому, так и нравственному. Это исключительное
здоровье помогало ему на протяжении всей жизни ставить и решать задачи, преодолевая любые препятствия, и стойко переносить удары судьбы, двигаясь в выбранном направлении.
Первый удар — широкая газетная травля в
1915–1916 годах, вызванная перевеской картин в
Третьяковской галерее,
попечителем которой он
тогда являлся. Когда страсти улеглись и перевеску
сочли успешной, он был
уже достаточно закален и
вполне готов к новым потрясениям.
Вскоре 
произошла
революция. Вместо привычной, обеспеченной усадебной жизни в Дугине,
где можно было спокойно
размышлять и творить, на
руках у него в тесной квартире на Пятницкой оказалась обширная семья не
приспособленных к жизни
4

Человек Ренессанса
И.Э. Грабарь в мастерской. Дугино. 1904 г.
людей, прозванных в ту пору «лишенцами».
В создавшихся условиях он проявил большую изобретательность,
каким-то особым чутьем поняв, что
в первую очередь необходимо обзавестись всевозможными разрешительными бумагами. Сохранились
удивительные по своему содержанию справки на разрешение отоваривать карточки, хранить дома муку
и прочие продукты, фотографировать, передвигаться с места на место и т.п. Апофеозом этого бумаготворчества стала справка, выданная в 1918 году Наркомпросом за
подписью Н.И. Троцкой, которая
удостоверяла, что «Грабарь принадлежит к Интеллигентному Пролетариату, состоит на службе в Отделе по делам музеев и охране памятников… а посему мебель, книги, костюмы, обувь и украшения… не могут подлежать реквизиции».
Заручившись таким удостоверением, можно было жить и действовать дальше.
Однако с наступлением «великого перелома» (начало 30-х годов) на него обрушился новый удар: на этот раз — “безбожная”
кампания, сопровождавшаяся повальным разрушением храмов и
разгромом созданных им реставрационных мастерских. Снова безработица и карточки, причем самая низшая, четвертая категория.
Выход из создавшегося положения был вскоре найден.
Исследователи творчества Грабаря справедливо отмечают, что
в 30-е годы он целиком обратился к портрету, быстро нащупав
уязвимое место людей, достигших определенного положения в
обществе, — желание быть увековеченными. Заказы не заставили
себя ждать.
Все портреты с 1930-го по 1936 год были написаны в мастерской на Кудринской. Основными заказчиками являлись, как прави5

Непобедимые гуманисты
И.Э. Грабарь. Адлер. 1920-е гг.
ло, академики, известные артисты и политические деятели.
Если с учеными и артистами все
шло более или менее гладко, то
с политиками происходили постоянные конфузы. Едва он успеет сделать с кого-нибудь набросок — глядь, а того уже объявили врагом народа. Приходилось быстро замазывать холст
и убирать его подальше. А Горбунову* в картине «Ленин у прямого провода» пришлось приделать бороду, что превратило его
в некоего безымянного телеграфиста.
На Кудринской стали появляться ученики. Самыми первыми были Рубан, Зелинская и Чащарин, ставшие впоследствии известными мастерами. Однако попадались ученики и весьма сомнительного свойства.
Наиболее колоритной фигурой среди таких учеников был некто Шурка, которого однажды привели в мастерскую ярославские
иконописцы. «Способный да расторопный, — сказал один из них,
сильно окая. И шепотом присовокупил: — из богомазов».
Внешне Шурка походил отнюдь не на богомаза, а скорее на трактирного полового, и отличался не столько расторопностью, сколько бесцеремонностью и наглостью. Всем подряд говорил «ты»,
нарочито подыгрывая под местный говор, этюды писал неохотно
и при каждом удобном случае заваливался на диван.
У
дивительным образом Грабарь, не принимавший никаких советов от своих близких (никто и помыслить об этом не мог!), не только
терпел Шурку, но даже прислушивался к его замечаниям, проявляя порой не свойственную ему доверчивость.
* Н.П.Горбунов — в 20-е годы крупный государственный и партийный деятель.
6

Человек Ренессанса
Помнится, однажды он привез с дачи незаконченный женский
портрет в ярком платке, написанный на фоне снежной поляны и
уходящей вдаль деревеньки.
— Ангельска картина, божественна картина, — почти нараспев запричитал Шурка. И вдруг без всякого перехода изрек: —
только зачем ты ей избу на голову припаял?
Отец ничего не ответил, однако спустя некоторое время он,
передвигаясь на разное расстояние от мольберта, стал пристально
вглядываться в картину, прикладывая руку козырьком ко лбу и
меняя угол зрения.
Сам же Шурка к указаниям учителя относился спустя рукава,
большей частью отделываясь фразой, ставшей впоследствии в
нашем доме крылатой.
— Тебе-то хорошо, заслужённому, — говорил он. — Что ни
мазни, все возьмут.
До поры до времени Шурке все сходило с рук, но однажды он,
видимо, перешел границы. Отец неожиданно прозрел, и Шурка
исчез так же внезапно, как появился. Порывать отношения с разочаровавшими его людьми сразу, не принимая никаких объяснений, было свойственно отцу на протяжении всей его жизни.
*     *     *
В публикациях, посвященных Грабарю, обычно подчеркивается многообразие его творческих интересов. Иногда звучат даже
такие слова, как «человек эпохи Ренессанса».
К сожалению, в наши дни это понятие значительно сузилось.
Оно предполагает, главным образом, разностороннее образование
и широту взглядов.
Между тем, человек Ренессанса — персонаж, наделенный особым характером.
Он способен впадать в безумный восторг, не стесняясь слез.
Он может упасть на колени и просить о любви или прощении,
захрапеть в гостях от скуки, как это случалось с Фальстафом, или
залезть из озорства под стол.
В равной мере человек Ренессанса бывает подвержен приступам гнева и ярости, не соразмеримыми с вызвавшим их поводом.
7

Непобедимые гуманисты
При этом его мало заботит, какое впечатление он производит на
окружающих.
Подобного рода люди встречались редко уже во второй половине XIX века, когда, как с грустью заметил Честертон, закончилась
пора романтизма и героем художественной прозы стал клерк.
Будучи человеком, болезненно приверженным к аккуратности
и порядку, отец совершенно не терпел неряшливого обращения с
предметами, особенно с масляными красками. Его легко приводила в ярость случайно испачканная краской посуда или переставленный с привычного места стул. Он мог разразиться гневом и в
таком неподходящем месте, как Высшая аттестационная комиссия, где однажды при утверждении диссертации, посвященной
технологии изготовления резины, он неожиданно взял слово и ни
с того, ни с сего обрушился на скверное качество советских прорезиненных плащей.
Ошибаясь, отец почти всегда был готов признать свою неправоту и старался, как мог, исправить положение.
Иногда он вдруг откладывал все дела и посвящал нам с братом
целый день, чтобы сводить нас в зоопарк или кино. Что-то детское пробуждалось в нем в такие минуты, и мы не ощущали разницы в возрасте.
В середине 30-х годов Москва буквально бредила «Чапаевым».
Выстояв на морозе километровую очередь, мы, наконец, попали
со второго раза в кинотеатр «Художественный». Места были плохие, в последних рядах балкона, но это не имело никакого значения. Зал жил одним дыханием. Каждая сцена вызывала у зрителей
либо замирание, либо бурный восторг, а когда Чапаев пустился
вплавь, спасаясь от пуль, все вскочили с мест и, размахивая головными уборами, громко завопили: «Давай, давай!» Взглянув на отца,
я увидела, что и он, вскочив и размахивая своей каракулевой шапкой-тиарой, кричит во весь голос: «Давай, давай!»
Действительно, он не был бы настоящим артистом, если бы не
мог испытывать минуты подлинного восторга. В наибольшей
степени это касалось восприятия музыки. «Largo» Генделя и увертюра к «Тангейзеру» Вагнера неизменно вызывали у него слезы.
В театре это могло произойти только при неожиданном столкновении с очень высоким искусством, таким, каким было, напри8

Человек Ренессанса
мер, потрясающее по внутреннему драматизму исполнение Хмелевым сцены прощания Тузенбаха с Ириной.
Пафоса он не выносил органически, считая его проявлением
безвкусицы. С удовольствием пародировал манеру исполнения
трагиков французской школы, с характерными мелодраматическими завываниями. Был также равнодушен к разного рода сетованиям, жалобам на трудности жизни и бытовой слезливости. Готов
был помочь, если нужно, но уклонялся от всяких разговоров на
подобные темы. Скорбеть и сострадать ему было дано только в
сфере искусства.
Пожалуй, лучше всего Грабарь выразил свой характер сам в статье, опубликованной в журнале «Весы» еще в 1906 году: «Начинаешь тоскливо ожидать… хоть одной настоящей ошибки, нелепой,
но великолепной, увлекающей и убеждающей… Лучше десять раз
оказаться в противоречии с самим собой и сегодня бешено ненавидеть то, что вчера еще любил, нежели плыть по течению трюизмов,
хотя бы и приправленных превосходной гастрономией»*.
И.Э. Грабарь с детьми, Ольгой и Мстиславом. 1932 г.
* “Весы”. 1906. ¹ 6. С. 66.
9

Непобедимые гуманисты
*     *     *
В послевоенные годы на Масловке отец строго придерживался
установленного им распорядка дня. Ложился спать ровно в десять
вечера, вставал в шесть утра и совершал ежедневную прогулку
вокруг стадиона «Динамо», после чего работал еще два часа, сидя
за старым секретером, до отъезда в созданный им Институт истории искусств, а возвращался домой только вечером. Так продолжалось 15 лет.
По воскресеньям вся семья собиралась на Масловке за большим обеденным столом, накрытым белой скатертью, со множеством закусок и разноцветных графинчиков с водкой, а также неизменной кулебякой.
На протяжении всей жизни Грабарь ставил перед собой и решал те или иные задачи. Некоторые из них на время приходилось
откладывать, но он никогда о них не забывал и при первой же
возможности к ним возвращался.
Уже после смерти отца в 1960 году мы узнали из случайно сохранившейся записки, датированной 1928 годом, что он поставил
себе, среди множества других, одну важную задачу — дожить до
90 лет. Ему это почти удалось, не хватило нескольких месяцев.
Последняя его фраза была: «Ухожу к доисторическому человеку».
Так закончил он свой жизненный путь, открывая перед собой новую, неизведанную страницу.
10