Экологическая лингвистика

Л.А. Брусенская
Э.Г. Куликова

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ
ЛИНГВИСТИКА

Монография

3-е издание, стереотипное

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2018

УДК 81'42
ББК 81

Б89

Ре це нзе нты:

д-р филол. наук, проф. А.В. Кузнецова;
д-р филол. наук, проф. А.Л. Факторович

Брусенская Л.А.

Б89 
Экологическая лингвистика [Электронный ресурс] : монография / 
Л.А. Брусенская, Э.Г. Куликова. — 3-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА : 
Наука, 2018. — 184 с.

ISBN 978-5-9765-2325-8 

Монография посвящена современному состоянию русского языка и

представляет собой филологическую рефлексию над языковыми процессами, 
происходящими в российском обществе постсоветского периода в контексте
идей лингвистической экологии. Культура речи, следование риторическому
канону  интерпретируются в экологическом аспекте как часть здоровой
окружающей  среды современного человека.

Для научных работников, аспирантов, студентов, а также всех

интересующихся проблемами общего и славяно-русского языкознания.

УДК 81'42

ББК 81

ISBN 978-5-9765-2325-8                         © Брусенская Л.А., Куликова Э.Г., 2016 
                                                                  © Издательство «ФЛИНТА», 2016

Оглавление

Введение  ..........................................................................................................4

Глава 1. Лингвистическая экология как междисциплинарная
наука: истоки и динамика  ....................................................................6
1.1. Экологический подход к языковым явлениям  .......................................6
1.2. Объем и задачи лингвоэкологии как науки  ..........................................24

Глава 2. Нормативность в свете идей экологической
лингвистики  ..........................................................................................32
2.1. Истоки нормативности и принципы нормирования  ...........................32
2.2. Лексическая норма и проблема словарного запаса
русского языка  ........................................................................................52
2.3. Этико-лингвистическая норма в системе категорий речеведения.
Речевой идеал и речевое преступление  ................................................62

Глава 3. Заимствования в контексте идей лингвистической
экологии  .................................................................................................74
3.1. Заимствования: деструкция vs обогащение  .........................................74
3.2. Заимствования и экспрессивизация речи  ...........................................100

Глава 4. Субстандарт в контексте экологической лингвистики  .....106
4.1. Онтология субстандарта  ......................................................................106
4.2. Субстандарт и современная коммуникация  .......................................110
 
4.2.1. Просторечие и обсценизмы  .......................................................110
 
4.2.2. Криминализация и жаргонизация языка  ..................................116

Глава 5. Эколингвистика и коммуникативные стратегии  ...............132
5.1. Риторическое убеждение  .....................................................................132
5.2. Проблема распознавания вербальной манипуляции  .........................143
5.3. Этикет в современной коммуникации  ................................................149

Заключение  ..................................................................................................163
Библиография  ..............................................................................................165
Список источников иллюстративного материала  ....................................182

ВВЕДЕНИЕ

Хорошо известно, что социальные процессы последних десятилетий фактически привели к тому, что нередко обозначается как 
экологический кризис русского языка. Он проявляется в оскудении 
речевого общения на русском языке, в стремительном сокращении 
словарного запаса не только отдельных социальных групп носителей языка, но в сокращении национального словаря в целом. Большинство «приобретений» русского языка последних лет — «не из 
коренной струи», это заимствованные англо-американизмы или 
«легализовавшиеся» в новых обстоятельствах жаргонизмы. Экологический кризис русского языка не может быть преодолен без широкого обсуждения всех этих «болевых точек».
Экология — наука, которая изучает все контакты между живыми 
организмами и окружающим их миром, со средой обитания. В конце ХХ в. в связи с таким понятием, как среда обитания человека, 
говорят и о культурно-исторических ценностях, это привело к появлению новых терминологических сочетаний: экология культуры, 
экология нравственности, экология мышления, экология истории, 
экология этики и эстетики, а также экология слова, экология языка 
и, наконец, — лингвистическая экология. Понятие лингвистической 
экологии стало широко применяться в отношении вымирающих, исчезающих языков (и задачей, которая стоит перед человеком, является, как и в случаях с исчезающим многообразием видов животных, их сохранение). Но экологическое объяснение возможно не 
только в таких критических ситуациях, когда перед языком стоит 
реальная угроза гибели, но и для многих гораздо менее острых ситуаций. Этот термин все чаще стал применяться в связи с вопросами разрушения равновесия в языке и культуре, с распространением 
инвективной лексики, расширением сферы ее применения. Поэтому лингвистическая экология имеет высокую социальную, культурологическую и духовно-нравственную значимость. Культура речи, 
следование риторическому канону интерпретируются с экологической точки зрения в качестве составляющей здоровой, полноценной 
окружающей среды современного человека.
Общим посылом экологии языка является представление 
объек тивной картины того состояния, в котором находится язык, 

для этого необходимо правильно оценить все ее стороны, обратить внимание на опасности и предложить возможные средства 
приумножения и сбережения богатств языка. Главное — следовать 
общеэкологическому принципу (который, как известно, сформировался в медицине) — «не навреди». В контексте идей лингвистической экологии лежит массовое воспитание носителей языка, привитие языковому сообществу навыков речевой, коммуникативной 
культуры, поддержание коммуникативного пространства в целом, 
которое понимается в качестве общего блага для носителей языка. 
И предлагаемая монография, помимо собственно лингвистических 
аспектов, имеет в виду и эту социальную функцию.
Язык — это единственное, что может питать сознание общедоступными смыслами, только он сделает сограждан близкими друг 
другу. Вряд ли какая-либо политическая, философская или религиозная идеология может сегодня объединить наше общество. Где 
выдвигается объединительная идея, т.е. оценочное суждение с притязанием на всеобщность, там и начинается разделение. Единство 
дано нам не в идее, а в общем языке, но, конечно, при условии, что 
этот язык живет — развивается и обогащается в соответствии с 
лингвоэкологическими принципами.

Глава  1. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЭКОЛОГИЯ
КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНАЯ НАУКА:
ИСТОКИ И ДИНАМИКА

1.1. Экологический подход к языковым явлениям

Понятие экологии, включая лингвистическую экологию, актуализируется, когда становится ощутимым противопоставление, 
конфликт между краткосрочными, сиюминутными и длительными 
потребностями. Всеобщим благом является сохранение культурной 
планки на высоком уровне (это особенно относится к публичному 
общению), именно оно должно ограничивать любые проявления 
деструктивного начала, которое, несмотря на то, что в каких-то 
конкретных целях и для определенной целевой аудитории может 
показаться актуальным.
Современное общество сегодня стоит на пороге экологического 
кризиса, что связано с наличием значительных изменений окружающей среды, и эти изменения носят комплексный характер.
Чтобы обозначить кризисные явления в языке и лингвокультуре общества, стали использовать терминологию экологической 
науки, экстраполировать экологические идеи на сферу языка. Современную междисциплинарную научную парадигму характеризует «расширение употребления тех или иных терминов и терминологических сочетаний, основанное на сужении или расширении 
значения, на использовании внутренней формы слова, на метафоризации, а также семантических и прагматических отношениях 
внутри знака при его реальном функционировании» [Нечипоренко, 1998: 12].
Многие исследователи сегодня так или иначе затрагивают отдельные «кризисные» явления в языке: пишут о «синдроме» заимствований, о криминализации языка, о негуманистичности 
социальной мысли, порождающей «лингвоцинизмы», о жаргонизации и вульгаризации речи, об общем падении грамотности и т.п. 
М.Н. Эпштейном [2006] предложен иной взгляд на проблему — 

состояние, положение русского языка в целом, русского языка как 
всеобщего достояния, русского языка как системы. По его мнению, громкие фразы, декларирующие величие и богатство русского языка, являются сегодня штампом, который можно отнести 
к позапрошлому веку и который отнюдь не отображает реальную 
картину. Русский язык претерпел такие потери, что ни о каком 
величии говорить уже не приходится. Это особенно ясно видно 
при сравнении с другими европейскими, да и азиатскими языками, которые, наоборот, на протяжении ХХ в. бурно развивались. 
Иное мнение представляет В.С. Елистратов: «...а насчет засорения — незасорения отвечу так, как ответил бы любой лингвист: 
засорить язык нельзя, можно засорить и опошлить свою речь, а затем неизбежно мозги и сердце. Свои и того, кто тебя слушает... То 
есть кризиса языка нет, есть кризис людей, говорящих на языке» 
(Литературная газета. 2012. № 42). Но очевидно, что, признавая 
кризисное состояние речевого общения и масштабный характер 
негативных явлений, правомерно говорить и о кризисе языка как 
системы в целом.
Русский язык переживает не самые лучшие времена, поскольку 
язык — это позитивная динамика, а в ХХ в. русский язык отстал в 
своем развитии от многих современных языков. Но даже с тем, что 
в нем имеется, мы обращаемся плохо. У нас нет культуры политических дебатов, культуры публичного красноречия — того, чем 
славились демократии прошлого, когда победа достигалась силой 
убеждения. В нашей публичной сфере торжествуют демагогия и 
манипуляция. У В.И. Даля в собранных им народных речениях говорится в том числе и о проблемах коммуникации: Много говорено, 
да мало сказано; Красно говорит, а слушать нечего; Думка чадна, 
недоумка бедна, а всех тошней пустослов. Как видим, лишь форма 
архаична, но сама мысль как нельзя более актуальна: все сегодня 
устали от пустых бездоказательных слов, от демагогии и словесного манипулирования.
Мнение о том, что наш язык переживает период смуты, нестабильности, кризиса, основано на фактах многочисленных словарных потерь.

Экологический подход к языку заставляет критически осмыслить ситуацию с иноязычными заимствованиями. Особенность 
этой ситуации не только в том, что количество этих заимствований угрожает самобытности языка, но и в отсутствии (на фоне 
заимствований) 
собственного 
словотворчества 
[Брусенская, 
2012: 152].
Коренное свойство языка — его динамичность, но в разные 
периоды язык меняется с разной скоростью. За последние 20 лет 
изменений в русском языке произошло столько, сколько обычно 
происходило за несколько веков. Слом социальный и технологический определяет язык, речевое поведение и этикетные формы. 
В магазине мы сегодня здороваемся и прощаемся — это вежливо, 
20 лет назад вежливо было не здороваться и не прощаться. В этой 
этикетной перемене отражается огромное количество других изменений — экономических, социальных, психологических. Экологический подход к языку в условиях «повышенной динамичности» 
чрезвычайно важен.
Причина частого обращения к экологии объясняется, по мысли М.К. Пылаевой [2014], превалированием идеи сохранения, 
которая является магистральной в данной науке. В русле идей 
экологической лингвистики исследуются процессы выживания 
или вытеснения между конкурирующими языками в определенном коммуникативном пространстве, будь то сознание отдельного человека или какое-либо общество. Важнейшей глобальной 
задачей экологической лингвистики в современном мире является преодоление тенденции к резкому сокращению языков. В исчезновении языков заключается большая опасность потому, что 
с ними может пропасть еще пока сохраняющаяся возможность 
проникновения в другие отраженные в них способы описания и 
постижения мира. Как пишет Вяч.Вс. Иванов, «каталогизация 
таких способов есть одна из подготовительных задач при решении проблемы того, что может объединить все человечество». 
То есть при выполнении задач эколингвистики должна быть выработана языковая политика «всего объединенного человечества, о котором можно мечтать в пору современного опасного 
обострения религиозных, этнических и языковых конфликтов» 
[Иванов Вяч.Вс., 2004: 99].

Н.Н. Кислицина определяет эколингвистику как «раздел языкознания, сформировавшийся на стыке социального (соотношение 
социальных и языковых структур в процессе развития мышления 
на разных ступенях этногенеза), психологического (проблемы речевого воздействия) и философского (проявление в языке предельно общих свойств и закономерностей развития общества и познания) направлений в лингвистике» [www.crimea.edu/tnu/magazine/
culture/culture37/partl/zip/kislitsina.zip]. В.И. Карасик [2013: 191—
201] вообще считает, что лингвоэкология — это новое измерение 
социолингвистики. Действительно, для социолингвистики самыми 
главными проблемами всегда были: 1) социальная дифференциация языка вследствие социального расслоения общества; 2) социальные условия, в которых язык развивается и функционирует.
Интерес к языку как общественному явлению свойствен лингвистике начиная со второй половины XIX в. (в начале XIX в. 
сравнительно-историческое языкознание сконцентрировало внимание исследователей на «механических» законах функционирования 
и развития языка).
Еще в работах А. Мейе была показана взаимозависимость интеллектуального прогресса, развития цивилизации и изменений словарного состава. Отечественная лингвистика начала серьезно изучать 
язык как общественное явление уже в первые годы после октябрьской революции и даже составила в этот период свою методологическую специфику. Однако вульгарно-социологический взгляд на 
соотношение между языком и обществом (предполагалось, что на 
всякое более или менее заметное изменение оказали влияние социальные причины) существенно снижал качество выводов.
Категорически отрицалась (как порок буржуазного языкознания) идея о языке как саморазвивающейся гомеостатичной системе 
в «новом учении» Н.Я. Марра. Основным в теории Н.Я. Марра был 
тезис о том, что законы развития языка и законы развития общества 
идут параллельно: за сменой общественно-экономической формации следует неизбежное глубинное изменение языковой структуры, 
а собственно языковые факторы игнорировались полностью. Движущая антропоцентрическая сила у последователей Н.Я. Марра — 
это социум, народная масса. Как отмечает В.М. Алпатов [2000: 

53—55], даже такой тонкий лингвист (и один из принципиальных, 
главных критиков марризма), как Е.Д. Поливанов, имел догматические утверждения, например, о том, что язык обывателя 1913 г. и 
язык комсомольца — это два совершенно разных языка.
В трудах Лондонской лингвистической школы Дж.Р. Ферса, 
Б. Малиновского и М.А.К. Хэллидея, которая занимает в зарубежной социолингвистике ХХ в. одно из ведущих мест, язык рассматривается в качестве социального процесса, формы жизни человека (а не набора сигналов и знаков). Контекстуальная теория 
значения Ферса в своей основе имеет понятие ситуативности, или 
«широкий контекст ситуации», который включает участников коммуникации, предметы и явления окружающей действительности; 
весь диапазон значений слов тесно связан с культурой носителей 
этого языка, со всеми лингвистическими и экстралингвистическими факторами реализации живой речи, речевого поведения человека.
Социолингвистика не приемлет соссюровский тезис о произвольности языкового знания, краеугольный в его концепции. «Сама 
произвольность знака защищает язык от всякой попытки, направленной к его изменению... Именно потому, что язык произволен, 
он не знает другого закона, кроме традиции» [Соссюр, 1977: 79]. 
Т.Г. Хазагеров [1977] по этому поводу пишет следующее. Утверждение о том, что между означаемым и означающим нет в действительности никакой связи, объясняется тем, что им не принимался 
во внимание ни сам семиотический процесс, ни его носители — 
люди. В действительности такая связь существует, и она реализуется конкретными людьми, чьи органы чувств одновременно 
воспринимают и звуковые комплексы (оболочки), и предметы материального мира еще до того, как они превратятся, станут означаемым и означающим. С позиций метанаблюдателя, не участвующего 
в семиотическом процессе, определенный предмет материального 
мира может соотноситься с неисчисляемым набором звуковых оболочек (в различных языках), и эта связь выглядит как случайная, 
свободная и немотивированная. Отсюда и вывод Ф. де Соссюра по 
поводу произвольности языкового знака.
На самом же деле предмет материального мира и соответствующая звуковая оболочка сами по себе не являются ни означаемым,