Экономика и финансы СССР. 1979-1991 гг.

Москва

ИНФРА-М

2021

ЭКОНОМИКА 

И ФИНАНСЫ СССР 

1979–1991 гг.

Ð.Ã. ÊÈÐÑÀÍÎÂ

МОНОГРАФИЯ

Кирсанов Р.Г.

К43 
 
Экономика и финансы СССР. 1979–1991 гг. : монография / 

Р.Г. Кирсанов. — Москва : ИНФРА-М, 2021. — 219 с. — (Научная мысль).

ISBN 978-5-16-014941-7 (print)
ISBN 978-5-16-107438-1 (online)

Монография посвящена экономической истории Советского Союза 

в период с 1979 по 1991 г. Основное внимание уделяется исследованию 
финансово-кредитной составляющей экономики СССР. В фокусе исследовательских интересов находятся советская банковская система и потребительский рынок, проблемы государственного планирования, товарно-денежной несбалансированности и ценовой политики государства, 
рассматривается санкционное противостояние СССР со странами Запада. В монографии также анализируются основные мероприятия периода 
перестройки, в частности принятие закона о госпредприятии, реорганизация государственных банков и первые шаги современной банковской 
системы, развитие кооперативного сектора, попытки стабилизации потребительского рынка.

Книга предназначена для экономистов, историков и широкого круга 

читателей, также может быть использована в учебном процессе.

УДК 33(47+57)“1979/1991”(075.4)

ББК 65.9(2)

УДК 33(47+57)“1979/1991”(075.4)
ББК 65.9(2)
 
К43

© Кирсанов Р.Г., 2019 

ISBN 978-5-16-014941-7 (print)
ISBN 978-5-16-107438-1 (online)

Печатается по решению Ученого совета Института российской истории 

Российской академии наук

Р е ц е н з е н т ы: 

Вдовин А.И., доктор исторических наук, профессор Московского госу
дарственного университета имени М.В. Ломоносова;

Иванова Г.М., доктор исторических наук, главный научный сотрудник 

Института российской истории Российской академии наук 

Предисловие

Лауреат Нобелевской премии по экономике 1988 г. «за новаторский вклад в теорию рынка и эффективного использования 
ресурсов» французский экономист Морис Алле писал: «Если для 
понимания экономики необходимо было бы выбирать между владением экономической историей или владением математикой 
и статистикой, то следовало бы, бесспорно, выбрать первое»1. 
Такой подход как нельзя лучше демонстрирует междисциплинарные стыки настоящего исторического исследования.
Актуальность работы во многом определяется тем, что изучаемый период является преддверием так называемой «четвертой русской революции» и завершением цепи событий, развернувшихся 
в России с 1905 г. История финансов и банковского дела переполнена мифами и легендами. Одно несомненно — счет в банке оказался не в пользу населения. Рубль второй половины 1980-х гг. был 
слишком рискованной валютой для сбережений. Советский Союз 
к началу 1990-х гг. накопил 400 млрд рублей внутреннего долга. 
Советские рубли перестали играть роль всеобщего эквивалента, 
и страна перешла на бартер и карточки. Дефицит госбюджета был 
одним из инструментов, взятых на вооружение реформаторами. 
Известно, что дефицит госбюджета СССР составлял в 1985 г. 
13,9 млрд руб., в 1989 г. — 92 млрд руб. В 1985 г. внешний долг 
СССР составлял 26 млрд долл.
За счет каких факторов бюджет СССР вплоть до середины 
1980-х гг. мог быть бездефицитным? Из-за выброса на рынок энергоресурсов? Вряд ли. Поплавок нефтедолларов, о котором писали 
российские младореформаторы, в период борьбы с деформациями 
социализма на самом деле плохо поддерживал советскую экономику. Мировые цены на углеводородное топливо в середине 
1980-х гг. существенно снизились.
Следует отметить, что преобразованиям 1985—1991 гг. в экономической сфере в отечественной историографии уделялось значительно меньше внимания, нежели политическим, идеологическим 
и социальным аспектам горбачевской перестройки. В этом заключена своя внутренняя закономерность. Реформы первоначально 
затронули неустойчивые головы, а уже потом отразились в кошельках. Финансовая система в эндшпиле советской эпохи практически не рассматривалась историками. Автор прав, заявляя, что без 
изучения денежно-кредитной политики СССР невозможно фор
1 
Алле М. Философия моей жизни // Алле М. Экономика как наука / пер. 
с фр. И.А. Егорова. М., 1995. С. 91.

мирование целостной картины экономического положения СССР, 
в частности, на заключительном этапе его существования.
Основной задачей финансовой политики СССР было создание 
инструментов, при помощи которых производилась мобилизация 
всех неиспользуемых в соответствии с государственным планом 
финансовых ресурсов. Изъятие средств производилось у государственных предприятий, населения и органов местной власти. 
По сути, государство выступало субъектом денежно-кредитных отношений по отношению к самому себе.
В СССР фактически отсутствовали финансовый капитал 
и ссудный процент, т.к. деньги не продавались. Банковская система 
питала своими ресурсами убыточные предприятия. В иных производственных секторах, несмотря на научно-технический прогресс и дополнительное финансирование, жизнь продолжалась 
по прежним формулам и схемам. Идеологизированному сознанию 
политического руководства страны было трудно примириться 
с тем, что усложнение объективных связей общественного производства на основе капитала могло быть более эффективным, чем 
привычный им диктат партийно-государственной машины.
Примечательно, что некоторые вопросы, поднимаемые в монографии, сегодня продолжают оставаться дискуссионными. 
В частности, речь идет о проблеме государственного планирования 
в экономике. В работе представлен широкий спектр содержащихся 
в историко-экономической литературе позиций по данному вопросу — как сторонников идеи «перезагрузки» в России институтов 
планирования, так и последовательных оппонентов централизованного планового управления.
По нашему мнению, устойчивость советской плановой экономики длительное время обеспечивалась очень специфическими механизмами, зачастую противоречащими принципам эффективного 
функционирования народного хозяйства. В число этих псевдоэкономических приемов входили дотирование убыточных и малорентабельных предприятий; перераспределение основных фондов, 
обеспечивавшее полную занятость трудоспособного населения; 
уравнительная система оплаты труда.
В конечном счете, из-за формировавшихся десятилетиями 
перекосов в экономике переход к рынку (или к регулируемому 
рынку, за который агитировали отдельные политические деятели) 
оказался крайне сложным, противоречивым и в какой-то степени стихийным. Перестроечный «разгул демократии» проявлялся 
в основном в форме требований — вложений, ресурсов, зарплаты, 
пособий. В действительности, это был обычный торг монопольного 
«рынка», только проходивший на повышенных тонах. Постепенно 
приходило осознание того, что становление устойчивого долго

срочного экономического интереса и выход из стагнации должны 
осуществляться не в русле традиционного укрепления административной дисциплины и агитационно-пропагандистской работы, 
а за счет кардинальной смены хозяйственных и управленческих инструментов. Решающее место в экономике должно было перейти 
к собственнику (коллективному или индивидуальному), отвечающему за деятельность предприятия или организации всей своей 
собственностью.
Достаточно подробно в работе анализируются советский потребительский рынок и его воздействие на состояние государственных 
финансов: образование «денежного навеса», ставшего постоянной 
чертой советской экономики вследствие увеличивавшегося разрыва 
между денежными накоплениями и товарным покрытием; скрытая 
инфляция; так называемые вынужденные сбережения в сберкассах 
(иначе говоря, отложенный потребительский спрос) и прочие явления. «Горячие» деньги представляли собой постоянную угрозу 
для системы снабжения. Этот фактор, который государство почти 
не могло контролировать, нарушал все плановые расчеты, ухудшал 
социальную обстановку.
Большой интерес представляет исследование воздействия на советскую экономику санкционных мер, инициированных Соединенными Штатами Америки (в 1970-е гг.). Обстоятельно рассматриваются наиболее значимые для экономики СССР мероприятия 
«перестроечного» периода: внедрение хозрасчетной основы для 
деятельности госпредприятий, реорганизация государственных 
банков и первые шаги современной банковской системы, развитие 
кооперативного сектора, попытки стабилизации потребительского рынка. В книге показан сбалансированный подход к оценке 
программ и результатов деятельности реформаторов.
И.В. Герасимов

Введение

Один из руководителей советского государства Г.М. Маленков 
писал, что диалектика социализма состоит в борьбе между хорошим и еще лучшим. Другие варианты не рассматривались, а все 
имевшиеся несоответствия «генеральной линии» объяснялись как 
нетипичные случаи, отклонения от нормы или, в крайнем случае, 
как трудности роста. Вся общественная система должна была двигаться в направлении возрастающей социальной однородности 
и всеобщего экономического самоуправления (хозрасчета, трудовой демократии и пр.). Исходя из этих установок, советские 
граждане неизменно укрепляли материально-техническую базу социалистического строя, брали новые рубежи, уверенно догоняли 
США по выплавке чугуна и стали, добыче угля и нефти и прочим 
показателям, однако обещанный коммунизм к 1980 г. так и не был 
построен.
По мере того как годы позднего застоя и перестройки все более 
уходили в прошлое, они из сферы общественно-политических 
дискуссий перемещались в область научного исследования, тем 
самым открывая возможность для всестороннего и рационального 
осмысления. На первый план выходила задача поиска предпосылок 
и причин той масштабной политической и социально-экономической трансформации, которая произошла в нашей стране при 
М.С. Горбачеве.
Пожалуй, можно согласиться с позицией исследователей, которые усматривают истоки перестройки в ускоренной индустриализации СССР 1930-х гг.1 Тогда, как и пятьдесят лет спустя, руководство страны начинало трансформацию с воздействия на основы 
общества и формирование экономических институтов. Но с той 
разницей, что переход к рынку и демократии, инициированный 
Горбачевым, рассматривался как средство борьбы с дисбалансами 
позднего социализма и гарантия от возвращения к временам 1930–
1950-х гг.
В 1930-е гг. политика получила абсолютное первенство над экономикой, а сами экономические отношения были подчинены всепроникающей государственной власти. Вместо общенародной собственности была собственность государства. Производители были 
отчуждены от собственности на средства производства и лишены 
хозяйственной самостоятельности. Стратегия экономического 
роста заключалась в приоритетном развитии тяжелой промышленности. Огромные капитальные вложения направлялись на строительство грандиозных объектов, в то время как производство потребительских товаров развивалось крайне недостаточно. Несмотря 

на постоянно декларировавшуюся цель повышения материального 
благосостояния и всестороннего развития людей, доля промышленной продукции отраслей группы «Б» десятилетиями не поднималась выше 1/4.
Трудовая мотивация находилась прежде всего в сфере моральнонравственных факторов. Труд в нашей стране традиционно имел 
нравственную ценность и не рассматривался лишь как способ заработка. В СССР эта традиция была сохранена: отсутствие материальных стимулов и уравниловка (но в сочетании с должностными 
привилегиями наверху социальной лестницы) заменялись красивой 
формулой «работа на себя через работу на общее благо», званиями 
«Героя труда» (затем «Героя соцтруда»), а при необходимости — 
жесткой дисциплиной и внеэкономическим принуждением. Форсированная индустриализация, жестокая коллективизация, отчуждение основной массы населения от собственности, власти и управления превратили трудящихся в бесправных наемных работников. 
К тому же и низкооплачиваемых: если в странах Запада доля труда 
в цене проданного товара колебалась от 60 до 80%, то в СССР она 
составляла лишь 18–23%.
Со второй половины 1950-х гг. происходили сдвиги в хозяйственной мотивации, возрастал уровень жизни населения, увеличивалась доля социальных расходов государства, но к 1980-м гг. 
командно-административная модель практически исчерпала свои 
возможности. Несбалансированность потребительского рынка, неудовлетворенность спроса и всеобщий дефицит «оказывали прямое 
воздействие на поведение человека во всех сферах жизнедеятельности, и прежде всего — в сфере труда, существенно снижая трудовую активность»2. Сложившаяся в СССР система жесткого централизованного управления народным хозяйством не смогла создать 
действенные стимулы экономического роста и эффективности1.
70–80-е гг. ХХ в. были ознаменованы новым витком научно-технической революции в странах Западного мира. Активный поиск 
точек входа в постиндустриальные технологии привел к изменению 
характера инвестиций в сферу производства и оказания услуг. Инвестиции теперь преследовали цель не просто повышения своей от
1 
Здесь автор считает необходимым внести небольшое уточнение. Плановая 
экономика рассматривается автором исключительно на примере советской 
модели директивного планирования. Проблемы государственного селективного регулирования, индикативного планирования и иных форм участия государства в регулировании экономических пропорций (напомним, 
что планированием также считается подготовка социально-экономических 
прогнозов, которые разрабатывают почти во всех развитых и многих развивающихся странах уже более полувека) в настоящей работе не затрагиваются.

дачи, а перевода предприятий на инновационный путь, внедрения 
новых технологий и научных разработок. В конечном счете, от степени восприимчивости государства к научно-технической революции зависела конкурентоспособность его экономики. Однако 
в то время как в странах Запада началось активное освоение технологий постиндустриального типа, основанных на достижениях 
микроэлектроники, биотехнологии и информатики, в экономике 
СССР продолжалось использование (за редким исключением) индустриальных и даже доиндустриальных технологий. Проблемы 
ресурсосбережения, увеличения доли наукоемкой, высокотехнологичной продукции решались очень медленно. В экономике сформировались структурные перекосы, одним из которых стало все 
большее увеличение удельного веса ВПК, включая научную составляющую, в ущерб гражданскому сектору экономики.
Существенным признаком советской планово-директивной 
системы являлось прямое распределение всех основных ресурсов, 
что служило мощным подспорьем для укрепления административной монополии. Конечным ее результатом стала гигантомания, 
стремление превратить отрасль в один огромный завод. Опираясь 
на отраслевые министерства, предприятия-гиганты через отраслевые НИИ контролировали и объективно тормозили научнотехнический прогресс. Им не грозила конкуренция товаров-субститутов, поскольку большинство из них регулировалось косвенно или 
прямо вышестоящим министерством. «Железный занавес» надежно 
ограждал их и от иностранных конкурентов (заочная конкуренция 
имела место только на предприятиях ВПК).
Сердцевину социалистической экономики составляло централизованное планирование. В настоящее время плановая система 
подвергается серьезной критике. Когда началась Вторая мировая 
война, в США и странах Запада резко увеличилась роль государственного планирования и регламентации. Но в мирное время 
(даже в условиях холодной войны и огромной роли ВПК) планирующие органы оказались просто не в состоянии без обременительного роста расходов регулировать все более сложные отношения 
между взаимосвязанными частями хозяйственного механизма. 
После окончания войны происходил переход к «нормальному» 
рынку (быстрее всего — в США по причине отсутствия военных 
разрушений и переключения отложенного потребительского спроса 
на гражданские отрасли). В СССР в 1950-е гг. началось обсуждение 
роли товарно-денежных отношений, а в 1965 г. было принято решение о «торговле» средствами производства, которое, правда, так 
и осталось на бумаге.
Как пишет Г.Х. Попов, «механизм централизованного планового управления, будучи экономическим по сути, по методам функ

ционирования был административным — в этом, как нам представляется, и было заключено его главное, движущее противоречие». 
Дело в том, что в современном обществе, достигшем определенного 
уровня потребления, потребители все больше обращают внимание 
не только на утилитарное назначение товара, но и на его оформление, дизайн, максимальное соответствие индивидуальным особенностям каждого человека. Все это возможно лишь в условиях 
дифференциации продуктов и услуг. Один из основных законов 
социализма — закон планомерного, пропорционального развития 
народного хозяйства — не способен обеспечить такую всеобщую 
пропорциональность развития, включающую не только промышленность, но и сферу потребления и обращения. Спрос невозможно 
планировать усилиями одного только центра.
В каком же направлении следовало совершенствовать плановую 
систему? В конце 1970-х — начале 1980-х гг. полемика по этому вопросу сводилась примерно к следующему: «Необходимо всемерно 
развивать плановые нормы производства по номенклатуре выпускаемой продукции, координирующие промежуточные результаты 
по объему и ассортименту для получения конечного продукта совместного труда. Такая координация особенно необходима по качеству продукции… Самостоятельное “творчество” предприятия 
в отношении уровня качества его продукции чаще всего оказывается бесполезным с точки зрения конечного общественного продукта… И наоборот, решающим становится соблюдение плановых 
норм качества всеми предприятиями, участвующими в выпуске 
конечного продукта»3. В середине 1980-х гг. Г.Х. Попов предлагал 
перейти к «иному типу централизованного руководства», основанному на расширенной хозяйственной самостоятельности.
В то же время были сторонники советской системы планирования. Известный советский ученый и автор наиболее крупного исследования по истории Госплана Р.А. Белоусов отмечал 
«огромные преимущества» планового управления в СССР, а также 
«устойчивость основных принципов, методов, показателей и организационных форм»4. Современные отечественные исследователи 
А.В. Бузгалин и А.И. Колганов в течение длительного времени 
выступают с идеей «перезагрузки» в России институтов планирования, которые позволят «задать векторы развития для определенных ограниченных сфер остающейся в целом рыночной 
экономики»5. Академик РАН В.М. Полтерович предлагает осуществлять модернизацию российской экономики на основе системы 
«интерактивного» планирования: планы формируются на основе 
проектов модернизации секторов и регионов, разрабатываемых 
в процессе диалога федеральных и региональных администраций; 
выполнение планов достигается за счет не административного при

нуждения, а рыночных стимулов и в рамках рыночных механизмов; 
государство играет роль координатора не только на стадиях отбора 
и реализации проектов, но и на стадии их инициации6. С ними 
последовательно спорит профессор О.Ю. Мамедов, обвиняющий 
авторов в отождествлении (и упрощении) механизмов реализации 
экономических процессов с механизмами реализации производственных процессов7. Кроме того, по мнению Мамедова, выполнение планов всегда обеспечивается исключительно административным принуждением8.
В начальный период перестройки руководство страны еще верило в возможность реформирования социализма, но все попытки 
преобразования системы социально-экономических отношений 
вели к продолжавшемуся падению темпов роста и затуханию инвестиций, а недостаточно проработанные меры по борьбе с дефицитом 
обернулись полным развалом потребительского рынка.
Осенью 1989 г. союзное руководство объявило главной политической задачей переход к рыночной экономике. Правительство 
Рыжкова — Абалкина попыталось выработать план рыночных реформ, включавших новую ценовую политику, стабилизацию и некоторую степень разгосударствления. В действительности это была 
попытка возрождения системы централизованного планирования 
путем введения элементов рынка и производственной демократии. 
Все остальные программы 1990–1991 гг. также не содержали просчитанных и реалистичных алгоритмов системных преобразований 
в СССР. Достаточно вспомнить попытку построить новые экономические отношения за 400 (затем 500) дней и прочие расписания 
реформ по дням недели9. Но в этом не было ничего удивительного: 
в СССР лишь небольшая часть экономистов читала современную 
экономическую литературу, собственного опыта проведения 
рыночных реформ не было, а массовое сознание было лишено 
сколько-нибудь внятного представления о будущем обществе демократии, частной собственности и рынка.
В итоге к началу 1990-х гг. страна оказалась в ситуации сплетения целого ряда деструктивных факторов: развала командноадминистративной системы управления хозяйством, социальнополитической нестабильности и грубых ошибок в экономической 
политике. Впервые за послевоенные десятилетия произошло (было 
официально зафиксировано) падение большинства основных макроэкономических показателей: ВНП сократился на 2%, произведенный национальный доход — на 4%, производительность общественного труда — на 3%, началось падение выпуска продукции. 
На фоне потери управляемости из центра существенно выросла нагрузка на финансы страны. В этих условиях затяжной спад производства, усталость жителей страны от экономических и социальных