Обществоведение в МИСиС. № 13

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ


МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ИНСТИТУТ СТАЛИ и СПЛАВОВ
                  Технологический университет




                                 МИСиС








            Обществоведение
            в МИСиС


Сборник научных трудов № 13


Одобрено гуманитарной секцией
методического совета института










Москва Издательство «УЧЕБА» 2004

УДК 30
     0-28








        Обществоведение в МИСиС: Сб. науч. тр. № 13 -М.: МИСиС,
0-28    2004.-101 с.




          В сборнике отражены итоги научно-исследовательской деятельности со       трудников кафедр гуманитарного факультета МИСиС.
          Настоящее издание будет полезно для студентов, преподавателей, а также
       для всех, кто интересуется проблемами гуманитарных наук.




























                                   © Московский государственный институт
                                       стали и сплавов (Технологический
                                       университет) (МИСиС), 2004

СОДЕРЖАНИЕ


ФИЛОСОФИЯ
Яскевич Л.В. К. Лоренц об эволюционной природе познания.4
ИСТОРИЯ
Сизов С.С. Советско-Финская война 1939-1940 гг........13
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Канныкин С.В. Текст в культурологической парадигме
современной гуманитаристики...........................21
ПОЛИТОЛОГИЯ
Корчак М.Д., Лаврентьева Г.И. Глобализм и современные
принципы управления...................................33
ФИЛОЛОГИЯ
Кочеревская Л.Б. Становление романа психологического
конфликта в творчестве Сэмюэла Ричардсона.............40
Родионова Л.А., Аль-Фарадж Е.А. Отечественная война
1812 года в оценках Е.В. Тарле и Н.А. Троицкого.......44
Фомин А.Ю. «Мысль народная» и религиозная идея романа
Л.Н. Толстого «Война и мир»...........................56
ОБРАЗОВАНИЕ
Забелина Л.А. Некоторые функционально-коммуникативные
свойства имен деятеля в формировании текстовой структуры
во французском языке..................................67
Зайцева С.Е. Виды и формы обучения......................72
Мухина З.З., Левкина С.Ю. Из опыта использования
современных методик при обучении иностранным языкам...82
Смирнова Е.В. Проблемы аудирования и пути их решения....92
Щавелева Е.Н. Проблема актуальности обучения студентов
иноязычному профессиональному монологическому общению.96

3

Л.В.Яскевич, кандидат философских наук, доцент

        К. ЛОРЕНЦ ОБ ЭВОЛЮЦИОННОЙ ПРИРОДЕ
        ПОЗНАНИЯ

   Конрад Лоренц - австрийский ученый, лауреат Нобелевской премии
1973 года по физиологии и медицине, основатель этологии как науки.
Эта отрасль знания изучает поведение животных в естественных условиях обитания. Рассматривая возникшие в результате длительной эволюции механизмы поведения животных в сообществах, Лоренц отдавал
приоритет врожденным факторам, инстинктам, считая роль обучения и
внешней среды практически ничтожными. Полученные выводы ученый
распространил и на человека, рассматривая его также в эволюционном
контексте. В своих исследованиях Лоренц часто прибегал к аналогиям,
придавая им большую эвристическую ценность. Одним из результатов
применения этого метода познания явилась его эволюционная эпистемология, или биоэпистемология. Свое внимание он сосредоточил на
биологической стороне процесса познания. По его мнению, сам мыслительный аппарат человека явился результатом биологической эволюции
путем естественного отбора в ходе приспособления к окружающей среде. Основной вывод, к которому пришел Лоренц, заключается в том, что
этот аппарат, с помощью которого происходит отображение внешней
среды, является врожденным. Лоренц называет его априорным, пользуясь терминологией Канта, но вкладывает в это понятие несколько иной
смысл. Рассмотрим данную ситуацию подробнее.
   Исходная позиция Лоренца - отказ от трансцендентального идеализма Канта, связанный с изменением значения понятия «вещь-в-себе»
и пересмотром самого понятия «а priori». Как и Кант, Лоренц признает
различие между явлением и вещью-в-себе, определяя явление как границу возможного опыта, за которой находится сфера непознаваемого.
Но в том, каковы эти границы, Лоренц и Кант расходятся. Лоренц упрекает Канта в том, что для последнего эти границы постоянны и неизменны - они были бы одними и теми же для человека и амебы. Сам Лоренц в работе «Оборотная сторона зеркала» начинает исследование познавательного процесса с амебы и заканчивает человеком. Но в то время
как Кант принимал в качестве субъекта познания только человека (причем человека в «готовом», высокоразвитом, цивилизованном виде), Лоренц считает, что такой «статичный способ рассмотрения» является нелогичным с точки зрения эволюции.


4

   Во-первых, по Лоренцу, учение Канта о границах возможного
опыта является неоправданно антропоморфичным, так как «включает чисто случайное современное положение этих границ для человеческого вида в определение вещи-в-себе» [1, р. 185]. Так как, по
Лоренцу, субъектом познания является не только человек, но любой
живой организм, то и «границы, разделяющие чувственное данное
от трансцендентального, должны изменяться в зависимости от вида
организмов» [1, р. 185]. Они должны расширяться с появлением каждого более развитого типа живых существ, но не бесконечно. Приведенные рассуждения Лоренца представляются достаточно спорными.
В частности, кажется излишне широким понимание процесса познания, как присущего всем живым существам, и понятия субъекта,
обозначающего, по Лоренцу, любое живое существо. Конечно,
нельзя усомниться в том, что все живые существа тем или иным
образом воспринимают с помощью определенных органов окружающую внешнюю среду, благодаря чему и происходит процесс
адаптации. Но все же применительно к животным корректнее говорить о хранении и преобразовании информации, связывая термин
«познание» исключительно с человеком.
   Во-вторых, даже если под субъектом познания понимать только
человека, то, с точки зрения Лоренца, кантовское учение не учитывает процесс эволюции самого человека. В результате понятия «явление» и «вещь-в-себе» рассматриваются как раз и навсегда данные, в
то время как «биолог, мыслящий в эволюционном контексте, обязательно должен рассматривать все когнитивные функции как развивающиеся в процессе взаимодействия и адаптации к внешней реальности» [2, р. 69]. Этот процесс адаптации обеспечил наше мышление
врожденными структурами, которые в значительной степени соответствуют реальному внешнему миру так же, как форма нашей ступни соответствует полу или форма плавников рыб - воде.
   Априори, которое определяет формы восприятия реальных вещей, - это, согласно Лоренцу, орган или функционирование органа.
Если орган (мозг, например) является врожденным, то и его функционирование (процесс мышления) тоже является врожденным. Такая
логика привела Лоренца к выводу о существовании «врожденных
структур мышления» [1, р. 186], «врожденных точно так же, как
плавники у рыб или копыто у лошади» [1, р. 187-188], и так же, как
эти органы, «первичных по отношению к индивидуальному опыту»
[1, р. 187]. Под этими врожденными структурами мышления Лоренц
понимает формы восприятия и категории (априорные с точки зрения

5

Канта). Но если, по Канту, априорные формы чувственности и рассудка предписывают законы природе, то, по Лоренцу, центральная
нервная система предписывает законы природе не более, чем копыто
лошади предписывает форму земле. Наоборот, утверждает Лоренц,
как копыто лошади приспособлено к хождению лошади по земле, так
и наша центральная нервная система, наши априорные механизмы
познания приспособлены к познанию внешнего мира.
   Таким образом, по Лоренцу, сам субъект познания вместе со своими априорными познавательными механизмами является результатом эволюции. «Само а priori обязано наследственным изменениям
центральной нервной системы, которые стали свойствами вида, обусловливая наследственную предрасположенность мыслить в определенных формах» [1, р. 183]. Но такое понимание априорности, замечает Лоренц, означает разрушение самого этого понятия, так как то,
что явилось результатом эволюционной адаптации к внешнему миру,
развилось в некотором смысле a posteriori.
   Это противоречие можно разрешить, полагает австрийский ученый,
если при употреблении терминов «априорный» или «апостериорный»
помнить об их относительном характере, т.е. зависимости от «масштаба» - филогенеза или онтогенеза. Когнитивные функции познавательного аппарата априорны в смысле их независимости от личного опыта
(онтогенеза), однако они перестают быть таковыми, если рассматривать их развитие в процессе эволюции, т.е. в филогенезе. Поэтому
плавники рыбы будут «априорными», т.е. врожденными, только по
отношению к отдельной особи; то же - в случае наших форм восприятия и категорий: они, по Лоренцу, являются априорными только по
отношению к отдельному индивиду, т.е. в онтогенетическом аспекте.
Но в филогенезе, т.е. по отношению к виду в целом, эти механизмы
являются апостериорными, т.е. результатами адаптации.
   Как и Кант, Лоренц верит в «возможность «чистой науки» о врожденных формах человеческого мышления, независимых от опыта» [1,
р. 189]. Однако как биолог Лоренц предлагает дополнить ее учением
об органической природе этих структур, которые «так же естественны, как любой другой орган» [1, р. 191]. Лоренц замечает, что понимание необходимости такого дополнения может иметь последствия
двоякого рода: с одной стороны, установление факта их органического, а не сверхъестественного происхождения обеспечивает твердый
фундамент для нашей веры в законы «чистого разума», а с другой,
подрывает веру в их абсолютную надежность, так как мы знаем, что
ни одно животное, а соответственно и его познавательный аппа
6

рат, не являются абсолютно совершенными с точки зрения эволюции, основанной на методе проб и ошибок. Признание противоположного означало бы признание конца эволюции.
   Относительное несовершенство познавательных аппаратов животных и
человека, различие в уровне их развития обусловливают то, полагает
Лоренц, что существуют более и менее точные знания (если речь идет
о человеке) или восприятия (если речь идет о животных) внешнего
мира. Это значит, что в отношении человека как субъекта познания
взаимоотношения между миром явлений и вещью-в-себе не фиксированы раз и навсегда законами чистого разума, которые чужды природе и недоступны для исследователя, как полагал Кант. Следовательно, эти суждения не являются абсолютно надежными и независимыми в отличие от законов чистого разума Канта. По Лоренцу, интуиция и категории являются естественными, подобно любому другому органу, эволюционно развитыми приемниками восприятий. Их
отношение к свойствам вещи-в-себе вытекает из реальных природных связей. Органические формы познания приспособлены к этим
свойствам в такой степени, что являются всего лишь биологически
достаточными. Поэтому утверждение Канта о том, что законы чистого разума абсолютно надежны, кажется Лоренцу антропоцентричным предубеждением: «То, что они не являются абсолютно надежными, нам становится понятно, когда мы рассматриваем их как эволюционные адаптации» [1, р. 192], а интуиция и категории являются,
с точки зрения Лоренца, только «рабочими гипотезами» в отношениях
человеческого вида с окружающей средой.
   Сам Лоренц назвал свое учение «гипотетическим реализмом»,
суть которого заключается в том, что все знания, которые индивид
может получить из эмпирической реальности, являются только гипотезами, но так как функция сохранения вида все же осуществляется, то все эти врожденные структуры мозга, которые он называет априорными, подобны только рабочим (и работающим) гипотезам.
«Ничто из того, что наш мозг может помыслить, не имеет абсолютной априорной надежности» [1, р. 193], и это обусловлено «неизбежным несовершенством любой естественным путем развивающейся
системы» [1, р. 199]. В этом с Лоренцем можно согласиться. Но следует учитывать и то обстоятельство, что относительность наших знаний связана не только с биологическими, но и с социальными факторами. Конечно, более высокоразвитая органическая система полнее и
совершеннее отражает условия окружающей среды, что непосредственно проявляется в более высоком уровне адаптации к этим услови
7

ям, но Лоренц недооценил то, что на результате познания сказывается не только биологическая эволюция, но и эволюция форм социальной практики. В то же время этолог вовсе не желает принизить
значение познавательной деятельности человека - его учение направлено против слепого догматизма в научном познании. Кроме
того, лоренцевская трактовка процесса познания направлена против
кантовского агностицизма: ведь если мы имеем доступ к познанию
априорных познавательных механизмов, которые являются результатом адаптации к вещи-в-себе, то сам этот факт, полагает Лоренц,
«делает вещь-в-себе относительно познаваемой» [1, р. 201].
   Свое учение об априорных механизмах познания у животных и у
людей Лоренц конкретизирует, сравнивая их между собой. Такое
сравнение необходимо, по его мнению, так как оно еще раз подтверждает «непрерывность мира, лежащего за явлениями» [1, р. 206].
Восприятие у человека более истинно, чем у животных. Это обусловлено тем, что животным присуща предрасположенность к образованию условных рефлексов, т.е. ассоциациям. У человека, стоящего
на эволюционной лестнице выше животного, эта предрасположенность перерастает в каузальное мышление. И хотя с высказыванием
Лоренца можно согласиться, это все же не дает поводов говорить о
«врожденной категории причинности» [1, р. 212], как это делает
австрийский этолог. Разумеется, способность к элементарной рассудочной деятельности присуща некоторым видам животных, но даже
у них она основана на цепи приобретенных условных рефлексов. Поэтому вывод о врожденности категорий вообще и причинности в
частности, представляется нелогичным. С этих же позиций Лоренц
объясняет возникновение категорий пространства и времени.
   Как видно, эпистемологические взгляды Лоренца весьма противоречивы. С одной стороны, их можно представить как естественнонаучный материализм. Об этом говорит признание Лоренцем объективной реальности, ее независимости от воспринимающего субъекта
(чтобы подчеркнуть эту независимость, Лоренц употребляет термин
«абсолютная реальность»), признание материального единства мира,
его познаваемости, стремление создать эволюционную теорию познания. С другой стороны, нельзя не заметить, что естественнонаучный материализм Лоренца, как и всякий естественно-научный
материализм вообще, непоследователен, а потому ограничен. Это
выражается в признании ученым врожденного характера категорий
человеческого мышления. Лоренца привело к таким выводам нестрогое применение метода аналогии (в данном случае - аналогии между

8

мышлением как функции мозга и функционированием других органов человеческого организма). Лоренц не считал априорные формы
мышления специфическими для человека, но «специфически человеческой, однако, является способность не быть упорными, не становиться машиной, бегущей по рельсам, а способность поддерживать в
себе открытость миру, присущую молодости, и подойти ближе к
действительности в процессе постоянного взаимодействия с ней» [1,
р. 215].
   Развивая тезис о врожденности категорий «с помощью новых
фактов», Лоренц выражает согласие с Н. Хомским, основателем генеративной лингвистики, который, сравнивая между собой различные языки, пришел к выводу, что в каждом языке существуют «поверхностные синтаксические структуры» и «глубинные синтаксические структуры». Поверхностные синтаксические структуры - это
внешняя форма предложения, которая различными способами выражает одну и ту же мысль. Они специфичны для каждого языка. Но за
их бесчисленным множеством скрываются глубинные синтаксические структуры, которые отражают логику построения предложения и
носят универсальный характер, сохраняя свою идентичность в разных языках. Их число невелико, и именно это обстоятельство, по
мнению Н. Хомского, дает ребенку возможность в весьма короткий
период овладеть этими глубинными синтаксическими структурами и
вывести из них любые поверхностные синтаксические структуры
языка, на котором он говорит. Хомский считал, что невероятно быстрое овладение ребенком основными глубинными структурами языка
можно объяснить существованием у него «врожденных языковых
структур», которые лишь мобилизуются при его общении со взрослыми. Разделяя взгляды Н. Хомского, К. Лоренц, оставаясь верным
кантовскому априоризму, выраженному в терминах доктрины врожденности, утверждает: «Нет никакого сомнения в том, что структуры логического мышления существовали до синтаксического языка» [3,р. 183].
   Объяснение представителями генеративной лингвистики природы языковых универсалий с помощью тезиса об их врожденности
не удовлетворяет многих исследователей языка. Так, известный французский психолог, представитель генетической эпистемологии
Ж. Пиаже отметил, что позиция Лоренца сама обнаруживает свою
слабость: «Если разум является врожденным, или всеобщим, то он
должен восходить к простейшим одноклеточным механизмам; если
же он является видовым..., то необходимо объяснить, через какие

9

мутации и под влиянием какого естественного отбора он смог появиться (хотя бы и лишенный своего основного качества - необходимости)» [4, с. 97]. Пиаже уверен, что «не существует... (у человека) априорных или врожденных когнитивных структур: наследственным является лишь функционирование интеллекта, которое порождает структуры только через систему последовательных действий,
осуществляемых над объектами» [4, с. 90]. В вопросе о функционировании интеллекта Пиаже большое значение придает взаимодействию наследственности и факторов внешней среды. Об этом же пишет
и отечественный психолог А.Р. Лурия: «Язык формируется на основе
реальных действий ребенка в виде активных действий с предметами,
которые создают развернутую практическую основу для будущего
отношения «субъект - предикат - объект», лежащего в основе простейших («ядерных») структур языка» [5, с. 159]. Другие авторы
также замечают, что «если все языки обладают сходной универсальной глубинной структурой, то влияние социокультурного окружения
на формирование как языка, так и мышления кажется сильно преувеличенным» [6, с. 22]. Кроме того, многие исследователи отмечают, что сама по себе ссылка на врожденный характер универсалий
мало что объясняет, сама нуждаясь в объяснении, и что она вызвана
всего лишь отсутствием каких-либо иных объяснений.
   В то же время объективность научного исследования диктует необходимость привести и иные, менее категоричные точки зрения на
проблему существования врожденного знания. Так, представители
западной когнитивной психологии Дж. Брунер, У. Найссер признают
существующие до опыта категории. Идея априоризма (в том числе
восприятия пространства и времени) в некотором смысле подтверждается и рядом отечественных эмпирических психологов [7]. Но эти
исследования не «страдают» биологизаторством, так как признаваемые в качестве существующих «самые общие врожденные схемы
восприятия мира» сами совершенствуются и изменяются в процессе
развития человеческого индивида при его взаимодействии со средой», они не определяют жестко психику человека. Таким образом,
большинство исследователей, несмотря на различия в ряде положений, все-таки сходятся в том, что определяющее влияние на возникновение языковых универсалий оказывает внешний опыт, получаемый человеком в процессе его взаимодействия с внешним миром.
   Как видно, критикуя Канта за неэволюционный подход и агностицизм, Лоренц не смог все же последовательно осуществить обещанный им «отказ от трансцендентального идеализма». На наш взгляд,

10