Православие и реформация. Реформационные движения в восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине XVI в

М. В. ДМИТРИЕВ 

ПРАВОСЛАВИЕ 
И 

РЕФОРМАЦИЯ: 

РЕФОРМАЦИОННЫЕ ДВИЖЕНИЯ 
В ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ ЗЕМЛЯХ 
РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ 
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI в. 

ИЗДАТЕЛЬСТВО 
МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 
1990 

Б Б К 63.3(2) 
Д53 

Р е ц е н з е н т ы : 
доктор исторических наук А. И. Клибанов, 
кандидат исторических наук И. В. Созин 

Печатается по постановлению 
Редакционно-издательского совета 
Московского университета 

Дмитриев IW. В. 

Д53 
Православие и реформация. Реформационные движения 

в восточнославянских землях Речи Посполитой во втодой половине XVI в.— М.: Изд-во МГУ, 1990.— 135 с. 
ISBN 5—211—01044—2. 
В монографии исследуется история религиозно-общественных движений, направленных против православной церкви в украинско-белорусских 
землях Речи Посполитой, выявлены их основные этапы, социальная база, 
связь с развитием классовой борьбы и общественной мысли, определено 
место в общеевропейской реформации. Показано, какое влияние на развитие 
социальных движений и общественной мысли Украины и Белоруссии оказали еретики-вольнодумцы, бежавшие из России в годы правления Ивана 
Грозного (Феодосии Косой и что сподвижники). 

Для специалистов-историков и читателей, интересующихся вопросами 
религиозно-реформационных общественных движений 

д 0503010000— 007 
077(02)—90 
30—90 
ББК 63.3(2) 

ISBN 5—211—01044—2 
© М. В. Дмитриев, 1990 

О Г Л А В Л Е Н И Е 

В в е д е н и е 
4 

Глава 
1 

Памятники 
реформационных 
движений 
в 
восточнославянских 
землях Речи Посполитой во второй половине XVI в. 

19 

Глава 
2 

Предпосылки 
и 
складывание 
реформационн ого 
движения 
в 
восточнославянских землях Речи Посполитой в 50-е годы XVI в. 

38 

Глава 
3 

Реформационные движения в 60-е годы XVI в. 

67 

Глава 
4 

' Реформационные движения в 70 — начале 90-х годов XVI в. 

98 

З а к л ю ч е н и е 
120 

С п и с о к 
с о к р а щ е н и й 

126 

И м е н н о й 
у к а з а т е л ь 

1 2 8 

В В Е Д Е Н И Е 

Реформация — одно из важнейших событий европейской истории. Поэтому понятен неослабевающий интерес к ней со стороны ' 
историков, социологов, философов и историков культуры, публицистов и литераторов — всех, кто неравнодушен к прошлому современного общества. Соответственно велик и накопленный к сегодняшнему дню запас знаний об этом явлении, многочисленны попытки его синтетического осмысления. И все-таки, несмотря на 
поистине необозримое море книг и статей о реформации, в ее истории остается немало белых пятен. К одной из таких непрочитанных 
пока 
страниц 
истории 
реформационного 
движения 
обращена 
настоящая работа. Ее предмет — направленные против православной церкви реформационные движения в восточнославянских 
землях Речи Посполитой. Интересующий нас период — вторая 
половина XVI в. 

История реформации — традиционная тема марксистской историографии. Уже в' 1850 г. в известной работе Ф. Энгельса 
«Крестьянская война в Германии» реформация охарактеризована 
как одно из ключевых событий европейской истории, в котором 
выразилась 
общеисторическая 
закономерность 
трансформации 
религиозных 
институтов 
под давлением 
новых 
общественных 
потребностей в период формирования 
раннекапиталистического 
уклада в недрах феодальной формации. Выдвинутая Ф. Энгельсом 
концепция реформации, предложенная им типология реформационных движений и методологические принципы послужили отправной точкой дальнейших марксистских исследований в данной области. Современное их состояние отмечено разносторонним, системно-комплексным подходом к истории реформации, заметным 
расширением круга изучаемых проблем. В «Тезисах о Мартине 
Лютере», подготовленных историками ГДР к юбилею реформатора, подчеркнуто, что история реформации остается одним из 
важнейших направлений марксистских исторических исследований, отмечено революционное значение реформации в истории 
Европы: «М. Лютер создал теологические основы для формирования такой реформационной идеологии, которая в тогдашних общественных условиях сыграла революционную роль. Реформация являлась не только реформой церкви, но и более или менее далеко 
идущим преобразованием общества»'. 

В самом общем плане реформация представляла собой широкое общественное движение, разнородное гго своей социальной 
основе, пестрое с точки зрения выдвинутых программ, неоднознач
4 

ное по социально-политическим и культурным итогам, направленное против господствующей христианской церкви. Главный исток 
движения, начатого выступлением Мартина Лютера против индульгенций, лежал вне религиозной сферы — в объективных требованиях эпохи так называемого первоначального накопления и 
постепенного перехода от феодализма к капитализму. Поэтому 
марксистские историки вслед за Энгельсом оценивают реформацию XVI в. как «буржуазную революцию № 1 с Крестьянской 
войной в качестве критического эпизода»2. Однако выступила эта 
революция «сообразно духу "времени... в религиозной форме»3. 
Специфика реформации как религиозного движения, направленного против феодализма, в первую очередь против «церковного 
феодализма» 4, как движения, выражавшего социальный протест 
в превратной форме, требует особого внимания к культурно-исторической стороне этого явления, без анализа которой невозможно 
составить адекватное представление о реформации в целом. 

Реформация как религиозное и культурно-историческое явление была определенным исторически детерминированным типом 
трансформации, точнее, модернизации религиозных институтов — 
верований, вероучения, культовой и внекультовой 
религиозной 
деятельности, организационных структур и религиозных отношений. К. Маркс оценивал реформацию как духовную революцию, 
которая «началась в мозгу монаха»5 
и привела к формированию 
нового склада религиозности, игравшего в условиях XVI в. революционную роль. Культурно-исторический эффект 
реформации 
образно, ярко и исключительно глубоко охарактеризован Марксом в его известном высказывании о Лютере: «Лютер 
победил 
рабство по набожности 
только тем, что поставил на его место 
рабство по убеждению. 
Он разбил веру в авторитет, восстановив 
авторитет веры. Он превратил попов в мирян, превратив мирян 
в попов. Он освободил человека от внешней религиозности, сделав 
религиозность внутренним миром человека»6. В этом сжатом высказывании заключена целая программа исследования реформации как религиозно-культурного феномена. 

В Западной Европе реформационное движение приобрело необратимый характер — вызов, брошенный М. Лютером папскому 
Риму и всей системе средневекового католицизма, завершился 
созданием новой церкви, нового культа, новой религиозной идеологии, отстоявшими в результате долгой борьбы право на независимое существование и собственную историю. Произошло это, как 
известно, не во всех странах, однако протестанты всей Западной 
Европы — от 
Польши 
до Англии 
и Испании — объединились 
в своих религиозных общинах. В отличие от них восточнославянские 
реформаторы, 
подобно западноевропейским 
еретикам 
XIII — XV вв., не смогли добиться автономии, и их идейная 
борьба с православием не увенчалась победой и созданием своей 
церкви. Реформация здесь не была доведена до своего логического 
конца, и ее история — это история реформационных направлений 
общественной мысли и реформационной проповеди, попытка созда
5 

ния новой идеологии, не приведшая к формированию новых устойчивых церковных и культовых институтов. 

Реформация была движением по преимуществу городским. Урбанизация европейского общества, превращение городов ц центры 
производства, обмена и управления, формирование в городе новой 
культуры с ее специфически городскими запросами, своеобразный 
социально-психологический климат, особый статус горожанина, 
концентрация внутри городских стен культурной жизни — все это 
делало город главным очагом и опорой реформационного движения. Успехи и поражения, устойчивость и неустойчивость реформационных движений зависели прежде всего от степени развития, могущества 
и внутренней консолидации городов. «Все 
реформационные движения и связанная с ними борьба, происходившая с XIII по XVII столетия под религиозной вывеской, были 
по своему теоретическому содержанию лишь многократными попытками 
бюргерства, 
городских 
плебеев 
и 
поднимавшегося 
вместе с ними на восстания крестьянства приспособить старое 
теологическое мировоззрение к изменившимся экономическим условиям и жизненному укладу новых классов»7. 

Обратим внимание на широкий хронологический 
диапазон, 
в котором, согласно Ф. Энгельсу, развертываются 
реформационные движения. Реформация вырастает в течение нескольких 
столетий из движений, названных в другой работе Ф. Энгельса 
«протестантской ересью», началом которой было альбигойство8. 
В XVI в. в условиях зарождения раннекапиталистических общественных связей «протестантская ересь» приобретает общеевропейский и необратимый характер и выступает в виде реформации. 
«Неистребимость протестантской ереси соответствовала непобедимости поднимавшегося бюргерства. Когда это бюргерство достаточно окрепло, его борьба с феодальным дворянством, имевшая 
до тех пор по преимуществу местный характер, начала принимать 
национальные масштабы. Первое крупное выступление произошло 
в Германии — так называемая Реформация»9. Реформация предстает как высшая точка развития ереси городов, официальной, 
по словам Энгельса, ереси средневековья10, победа которой стала 
возможной на волне мощных антифеодальных 
революционных 
выступлений буржуазии и крестьянства в XVI — XVII вв. Таким 
образом, для возникновения и развития реформационных движений необходимо наличие достаточно развитых форм городской 
жизни, для их торжества — наличие 
раннекапиталистического 
уклада в недрах феодализма. Такое понимание природы и основ 
реформационного движения позволяет правильно оценить сущность реформационных движений в тех регионах Европы, где, как 
например в Речи Посполитой, в XVI в. раннебуржуазные связи 
еще не сложились, хотя города достигли высокой степени развития и оказывали огромное воздействие на всю общественную 
жизнь. 

Реформация как общественное движение, порожденное определенной стадией развития города в рамках феодальной общест
6 

венно-экономической формации, может рассматриваться как историческая закономерность надрегионального действия". В XVI в. 
она стала фактом всеевропейским. Ф. Энгельс не только оценивал ее как революцию, но и отмечал, что эта революция «была 
более европейской, чем английская, и распространилась по Европе 
гораздо быстрее, чем французская» 
. 

Одним из театров реформационных движений стала Восточная 
Европа, в частности Речь Посполитая. Здесь реформационная 
идеология нашла приверженцев уже вскоре после выступления 
Лютера в 1517 г.— первоначально среди немецкоязычного бюргерства, позднее в более широких слоях населения. К середине 
XVI в. реформационное движение в Польше достигло значительного размаха. Оно совпало по времени с подъемом так называемого экзекуционистского движения шляхты, которая стала основной социальной опорой реформации в Польше, и достигло своего 
апогея во второй половине 50-х — начале 60-х годов XVI в., когда 
было приостановлено действие церковной юрисдикции, отменена 
выплата аннат и десятин, реформированные общины получили 
гарантии легального существования. Преобладающее распространение среди примкнувших к реформации горожан и шляхты получил кальвинизм. 

Однако в первой половине 60-х годов XVI в. в польском кальвинизме произошел раскол: от реформированных общин отделилась так называемая «младшая церковь», идейным знаменем которой был антитринитаризм, то есть учение, отвергавшее христианский догмат Троицы. Последователи антитринитаризма называли себя «польскими братьями», а от противников получили прозвище ариан, якобы продолжателей ереси Ария. Движение польских 
братьев не было однородным. С момента зарождения в нем противоборствовали различные тенденции, в разной степени радикально 
пересматривавшие 
католическое 
и протестантское 
вероучение. 
Левое крыло польских братьев выдвигало демократические социальные лозунги, призывало к ликвидации сословного неравенства, феодального гнета и созданию строя социальной справедливости. Правое крыло, занимая консервативные социальные позиции, развернуло одновременно широкую рационалистическую критику христианства и выдвинуло многие идеи, приведшие впоследствии к формированию деистских доктрин. 

Временем наибольшего успеха реформации в Речи Посполитой 
была третья четверть XVI в. Уже в конце столетия набравшая 
силы католическая контрреформация развернула активное контрнаступление и к середине XVII в. фактически восстановила монополию католицизма в стране13. 

Существеннейшей 
особенностью 
религиозно-общественной 
ситуации в Речи Посполитой было существование рядом с католиками многомиллионной массы последователей православия, составлявших подавляющее большинство населения украинско-белорусских земель Речи Посполитой14. В какой степени православное 
население Речи Посполитой было втянуто в 
реформационное 

7 

движение и в чем состояли его локальные особенности — вот тот 
основной вопрос, ответу на который посвящена настоящая работа. 
Сразу отметим, что носителями идейной оппозиции православию 
в восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине XVI — первой половине XVII в. наряду с местными вольнодумцами выступали участники польско-литовского реформационного движения, выросшего в недрах католицизма и против него в 
первую очередь направленного. 

Можно ли 
разграничить 
реформационную оппозицию, выросшую внутри православия, и собственно протестантизм? В сущности, строгое разграничение здесь невозможно уже хотя бы потому, что конфессиональный барьер, отделявший католиков от 
православных, не являлся преградой ни для польско-литовских, 
ни для восточнославянских реформаторов. Поэтому основным критерием дифференциации восточнославянских и польско-литовских, 
то есть антиправославных и антикатолических, реформационных 
движений является язык памятников, зафиксировавших антиклерикальные выступления. Разумеется, такая проблема возникает 
при обращении лишь к анонимным памятникам. Используя для 
реконструкции 
истории 
восточнославянских 
реформационных 
движений полемические произведения, написанные на церковнославянском и тогдашнем украинско-белорусском языке, мы исходим из того, что запечатленное таким образом проявление общественного сознания было принадлежностью восточнославянского идейного обихода и относилось к истории восточнославянской 
же общественной мысли, каков бы ни был его генезис. 

При решении основного вопроса данного исследования перед 
нами встают следующие более конкретные задачи: 

— продемонстрировать самый факт существования направленных против православной церкви реформационных движений в 
восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине 
XVI в.; 

— выявить основные предпосылки, делавшие возможным существование таких движений; 

— установить, под воздействием каких факторов шло складывание реформационной оппозиции; 

— определить основные этапы развития реформационной проповеди в восточнославянском регионе и их характерные черты; 

— определить масштаб оппозиционного православию реформационного брожения, в частности выяснить, было ли оно связано с реформационными движениями в пределах Русского государства; 

— проанализировать идейное содержание направленных против православия реформационных движений и показать, в чем 
состояла и чем обусловлена их специфика; 

— уяснить, какое место занимали реформационные движения в 
культурно-идеологических 
процессах 
второй 
половины 
XVI — 
первой половины XVII в., в чем состояло их влияние на развитие 
общественной мысли в восточнославянском регионе Европы. 

8 

Возможно, что решение многих из этих вопросов будет носить 

неокончательный и далеко не бесспорный характер. 

* 
* 

* 

История 
реформационных движений 
в 
восточнославянских 
землях Речи Посполитой изучена крайне неравномерно. Всесторонне исследована история протестантских, антикатолических по 
своей ориентации реформационных 
движений и практически не 
начато изучение оппозиционных православию религиозных движений, составляющих предмет нашей работы. Это объясняется в первую очередь характером привлекавшихся источников — сочинений 
православных, католических и протестантских полемистов, которые в один голос уверяли, что реформационные движения в православной среде представляют собой не что иное, как продолжение западноевропейской и польско-литовской реформации, захватившей своим влиянием и православный вероисповедный ареал. 
Тезис о «развращении» православных земель протестантами был 
одним из излюбленных аргументов католических йолемистов в 
пользу унии. Влияние польской реформации на 
православных 
вынуждены были признать и многие православные идеологи. Тот 
же взгляд был свойствен первым историографам польской реформации15. 

Немалое значение для укоренения аналогичного представления 
в домарксистской историографии имели неверные исходные методологические посылки, которые всю проблему генезиса реформационной идеологии сводили к вопросу о том или ином идейном влиянии. Современная научная методология не приемлет такого подхода и требует выводить идейные процессы из конкретно-исторических потребностей данного этапа развития общества, не сбрасывая, конечно, со счетов и возможности заимствований, но отнюдь 
не им отводя решающую роль в объяснении возникновения данной идейной системы. Даже в том случае, если в восточнославянских землях Речи Посполитой усваивались собственно протестантские религиозные идеи, такой факт согласно принципу 
марксистского историзма следует рассматривать как проявление и 
удовлетворение 
соответствующей 
общественной 
потребности. 
Недооценка этого обстоятельства привела к тому, что дворянскобуржуазная и церковная историография, некритически истолковывая источники, усматривала в восточнославянских реформационных движениях следствие влияния западноевропейской реформации, лишала их социально-классового значения, а саму исследовательскую проблему формулировала как проблему отношения протестантизма к православию и борьбы последнего с первым. Мнения 
чаще всего расходились не по существу, а лишь в оценке степени 
влияния протестантской (кальвинистской, лютеранской и антитринитарской) пропаганды на православное население Речи Посполитой и Русского государства 
. 

9 

Наиболее полно проблема влияния польско-литовского протестантизма в белорусско-украинских землях во второй половине 
XVI — первой половине XVII в. была 
рассмотрена 
в трудах 
И. И. Малышевского и О. Левицкого. Внимание первого было 
сосредоточено на вопросе об авторстве и истолковании содержания 
«Письма половца Ивана Смеры» — важнейшего памятника реформационной идеологии в восточнославянских землях Речи Посполитой17. 
Усматривая 
в нем продукт сотворчества 
польсколитовских реформаторов и русских еретиков, И. И. Малышевский 
считал последних эпигонами польского протестантизма, хотя и 
признавал, что первоначальные импульсы реформационному движению в восточнославянских землях Речи Посполитой могли быть 
приданы московскими и белорусско-украинскими еретиками — 
«жидовствующими» конца XV — начала XVI в. и их позднейшими 
наследниками18. Касаясь вопроса о глубине проникновения реформационной идеологии в православную среду во второй половине XVI — первой половине XVII в., И. И. Малышевский признавал, что «реформационное движение проникло в древнерусские 
области, особенно Белоруссию... также и Волынь и Галицию», но 
подчеркивал, что реформационные идеи имели успех прежде всего 
среди «окатоличенных или ополяченных русских панов»19. Однако 
самостоятельного значения реформационные движения в православной среде, по мнению И. И. Малышевского, не имели и их 
влияние быстро падало, по мере того как росла опасность унии20. 

Работа О. Левицкого была основана на введенных им в оборот архивных материалах, касающихся истории антитринитарских 
общин на Украине в конце XVI — первой половине XVII в.21. В 
основном речь шла о деятельности польско-литовских социниан 
на Волыни, но в то же время было подчеркнуто, что уже в XVI в. в 
литовско-русских землях существовало свое, местное антитринитарианство, продолжавшее новгородскую ересь конца XV в. . Идеологические аспекты реформационных движений, их влияние на 
развитие 
восточнославянской 
общественной 
мысли 
в XVI — 

XVII вв. О. Левицким не рассматривались23. 

Исследованию О. Левицкого свойственна широта взгляда на 

реформационную 
проблематику 
и отчетливое понимание 
того 
факта, что без учета истории реформационных движений невозможно ни правильно понять генезис Брестской унии, ни верно оценить идейно-культурные сдвиги в общественной жизни восточнославянских земель Речи Посполитой во второй половине XVI — 
первой половине XVII в. Такой же подход был близок М. П. Драгоманову, который, не предпринимая, правда, специальных исследований, постулировал тезис о том, что братское движение в украинско-белорусских землях во второй половине XVI — первой 
половине XVII в. было «началом своего рода реформации»24. Другие исследователи отмечали, что вне реформационного контекста 
нельзя рассматривать ни развитие белорусско-украинской письменности этого периода, ни историю унии и борьбы с нею25. 

К началу XX в. относится первая попытка обобщенного рас
10