Гриша

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ГРИША 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ГРИША 

Гриша, маленький, пухлый мальчик, родившийся два года и 
восемь месяцев тому назад, гуляет с нянькой по бульвару. На нем 
длинный ватный бурнусик, шарф, большая шапка с мохнатой пуговкой и теплые калоши. Ему душно и жарко, а тут еще разгулявшееся апрельское солнце бьет прямо в глаза и щиплет веки. 
Вся его неуклюжая, робко, неуверенно шагающая фигура выражает крайнее недоумение. 
До сих пор Гриша знал один только четырехугольный мир, где 
в одном углу стоит его кровать, в другом – нянькин сундук, в 
третьем – стул, а в четвертом – горит лампадка. Если взглянуть 
под кровать, то увидишь куклу с отломанной рукой и барабан, а 
за нянькиным сундуком очень много разных вещей: катушки от 
ниток, бумажки, коробка без крышки и сломанный паяц. В этом 
мире, кроме няни и Гриши, часто бывают мама и кошка. Мама 
похожа на куклу, а кошка на папину шубу, только у шубы нет 
глаз и хвоста. Из мира, который называется детской, дверь ведет 
в пространство, где обедают и пьют чай. Тут стоит Гришин стул 
на высоких ножках и висят часы, существующие для того только, 
чтобы махать маятником и звонить. Из столовой можно пройти в 
комнату, где стоят красные кресла. Тут на ковре темнеет пятно, 
за которое Грише до сих пор грозят пальцами. За этой комнатой 
есть еще другая, куда не пускают и где мелькает папа – личность 
в высшей степени загадочная! Няня и мама понятны: они одевают 
Гришу, кормят и укладывают его спать, но для чего существует 
папа – неизвестно. Еще есть другая загадочная личность – это тетя, которая подарила Грише барабан. Она то появляется, то исчезает. Куда она исчезает? Гриша не раз заглядывал под кровать, за 
сундук и под диван, но там ее не было... 
В этом же новом мире, где солнце режет глаза, столько пап, 
мам и теть, что не знаешь, к кому и подбежать. 
Но страннее и нелепее всего – лошади. Гриша глядит на их 
двигающиеся ноги и ничего не может понять. Глядит на няньку, 
чтобы та разрешила его недоумение, но та молчит. 
Вдруг он слышит страшный топот... По бульвару, мерно шагая, двигается прямо на него толпа солдат с красными лицами и с 
банными вениками под мышкой. Гриша весь холодеет от ужаса и 
глядит вопросительно на няньку: не опасно ли? Но нянька не бе
2 

жит и не плачет, значит, не опасно. Гриша провожает глазами 
солдат и сам начинает шагать им в такт. 
Через бульвар перебегают две большие кошки с длинными 
мордами, с высунутыми языками и с задранными вверх хвостами. 
Гриша думает, что и ему тоже нужно бежать, и бежит за кошками. 
– Стой! – кричит ему нянька, грубо хватая его за плечи. – Куда 
ты? Нешто тебе велено шалить? 
Вот какая–то няня сидит и держит маленькое корыто с апельсинами. Гриша проходит мимо нее и молча берет себе один 
апельсин. 
– Это ты зачем же? – кричит его спутница, хлопая его по руке 
и вырывая апельсин. – Дурак! 
Теперь Гриша с удовольствием бы поднял стеклышко, которое 
валяется под ногами и сверкает, как лампадка, но он боится, что 
его опять ударят по руке. 
– Мое вам почтение! – слышит вдруг Гриша почти над самым 
ухом чей–то громкий, густой голос и видит высокого человека со 
светлыми пуговицами. 
К великому его удовольствию, этот человек подает няньке руку, останавливается с ней и начинает разговаривать. Блеск солнца, шум экипажей, лошади, светлые пуговицы, всё это так поразительно ново и не страшно, что душа Гриши наполняется чувством наслаждения и он начинает хохотать. 
– Пойдем! Пойдем! – кричит он человеку со светлыми пуговицами, дергая его за фалду. 
– Куда пойдем? – спрашивает человек. 
– Пойдем! – настаивает Гриша. 
Ему хочется сказать, что недурно бы также прихватить с собой папу, маму и кошку, но язык говорит совсем не то, что нужно. 
Немного погодя нянька сворачивает с бульвара и вводит Гришу в большой двор, где есть еще снег. И человек со светлыми пуговицами тоже идет за ними. Минуют старательно снеговые глыбы и лужи, потом по грязной, темной лестнице входят в комнату. 
Тут много дыма, пахнет жарким и какая–то женщина стоит около 
печки и жарит котлеты. Кухарка и нянька целуются и вместе с 
человеком садятся на скамью и начинают говорить тихо. Грише, 
окутанному, становится невыносимо жарко и душно. 
«Отчего бы это?» – думает он, оглядываясь. 

3 

Видит он темный потолок, ухват с двумя рогами, печку, которая глядит большим, черным дуплом... 
– Ма–а–ма! – тянет он. 
– Ну, ну, ну! – кричит нянька. – Подождешь! 
Кухарка ставит на стол бутылку, три рюмки и пирог. Две 
женщины и человек со светлыми пуговицами чокаются и пьют по 
нескольку раз, и человек обнимает то няньку, то кухарку. И потом все трое начинают тихо петь. 
Гриша тянется к пирогу, и ему дают кусочек. Он ест и глядит, 
как пьет нянька... Ему тоже хочется выпить. 
– Дай! Няня, дай! – просит он. 
Кухарка дает ему отхлебнуть из своей рюмки. Он таращит 
глаза, морщится, кашляет и долго потом машет руками, а кухарка 
глядит на него и смеется. 
Вернувшись домой, Гриша начинает рассказывать маме, стенам и кровати, где он был и что видел. Говорит он не столько 
языком, сколько лицом и руками. Показывает он, как блестит 
солнце, как бегают лошади, как глядит страшная печь и как пьет 
кухарка... 
Вечером он никак не может уснуть. Солдаты с вениками, 
большие кошки, лошади, стеклышко, корыто с апельсинами, 
светлые пуговицы, – всё это собралось в кучу и давит его мозг. 
Он ворочается с боку на бок, болтает и в конце концов, не вынося 
своего возбуждения, начинает плакать. 
– А у тебя жар! – говорит мама, касаясь ладонью его лба. – 
Отчего бы это могло случиться? 
– Печка! – плачет Гриша. – Пошла отсюда, печка! 
– Вероятно, покушал лишнее... – решает мама. 
И Гриша, распираемый впечатлениями новой, только что изведанной жизни, получает от мамы ложку касторки.