Экзамен на чин

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ЭКЗАМЕН НА ЧИН 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ЭКЗАМЕН НА ЧИН 

– Учитель географии Галкин на меня злобу имеет и, верьте–с, 
я у него не выдержу сегодня экзамента, – говорил, нервно потирая руки и потея, приемщик Х–го почтового отделения Ефим Захарыч Фендриков, седой, бородатый человек с почтенной лысиной и солидным животом. – Не выдержу... Это как бог свят... А 
злится он на меня совсем из–за пустяков–с. Приходит ко мне однажды с заказным письмом и сквозь всю публику лезет, чтоб я, 
видите ли, принял сперва его письмо, а потом уж прочие. Это не 
годится... Хоть он и образованного класса, а все–таки соблюдай 
порядок и жди. Я ему сделал приличное замечание. «Дожидайтесь, – говорю, – очереди, милостивый государь». Он вспыхнул, и 
с той поры восстает на меня, аки Саул. Сынишке моему Егорушке единицы выводит, а про меня разные названия по городу распускает. Иду я однажды–с мимо трактира Кухтина, а он высунулся с бильярдным кием из окна и кричит в пьяном виде на всю 
площадь: «Господа, поглядите: марка, бывшая в употреблении, 
идет!» 
Учитель русского языка Пивомедов, стоявший в передней Х–
го уездного училища вместе с Фендриковым и снисходительно 
куривший его папиросу, пожал плечами и успокоил: 
– Не волнуйтесь. У нас и примера не было, чтоб вашего брата 
на экзаменах резали. Проформа! 
Фендриков успокоился, но ненадолго. Через переднюю прошел Галкин, молодой человек с жидкой, словно оборванной бородкой, в парусинковых брюках и новом синем фраке. Он строго 
посмотрел на Фендрикова и прошел дальше. 
Затем разнесся слух, что инспектор едет. Фендриков похолодел и стал ждать с тем страхом, который так хорошо известен 
всем подсудимым и экзаменующимся впервые. Через переднюю 
пробежал на улицу штатный смотритель уездного училища Хамов. За ним спешил навстречу к инспектору законоучитель 
Змиежалов в камилавке и с наперсным крестом. Туда же стремились и прочие учителя. Инспектор народных училищ Ахахов 
громко поздоровался, выразил свое неудовольствие на пыль и 
вошел в училище. Через пять минут приступили к экзаменам. 
Проэкзаменовали двух поповичей на сельского учителя. Один 
выдержал, другой же не выдержал. Провалившийся высморкался 
в красный платок, постоял немного, подумал и ушел. Проэкзаме
2 

новали двух вольноопределяющихся третьего разряда. После этого пробил час Фендрикова... 
– Вы где служите? – обратился к нему инспектор. 
– Приемщиком в здешнем почтовом отделении, ваше высокородие, – проговорил он, выпрямляясь и стараясь скрыть от публики дрожание своих рук. – Прослужил двадцать один год, ваше 
высокородие, а ныне потребованы сведения для представления 
меня к чину коллежского регистратора, для чего и осмеливаюсь 
подвергнуться испытанию на первый классный чин. 
– Так–с... Напишите диктант. 
Пивомедов поднялся, кашлянул и начал диктовать густым, 
пронзительным басом, стараясь уловить экзаменующегося на 
словах, которые пишутся не так, как выговариваются: «хараша 
халодная вада, кагда хочица пить» и проч. 
Но как ни изощрялся хитроумный Пивомедов, диктант удался. 
Будущий коллежский регистратор сделал немного ошибок, хотя и 
напирал больше на красоту букв, чем на грамматику. В слове 
«чрезвычайно» он написал два «н», слово «лучше» написал 
«лутше», а словами «новое поприще» вызвал на лице инспектора 
улыбку, так как написал «новое подприще»; но ведь всё это не 
грубые ошибки. 
– Диктант удовлетворителен, – сказал инспектор. 
– Осмелюсь довести до сведения вашего высокородия, – сказал подбодренный Фендриков, искоса поглядывая на врага своего 
Галкина, – осмелюсь доложить, что геометрию я учил из книги 
Давыдова, отчасти же обучался ей у племянника Варсонофия, 
приезжавшего на каникулах из Троице–Сергиевской, Вифанской 
тож, семинарии. И планиметрию учил и стереометрию... всё как 
есть... 
– Стереометрии по программе не полагается. 
– Не полагается? А я месяц над ней сидел... Этакая жалость! – 
вздохнул Фендриков. 
– Но оставим пока геометрию. Обратимся к науке, которую 
вы, как чиновник почтового ведомства, вероятно, любите. География – наука почтальонов. 
Все учителя почтительно улыбнулись. Фендриков был не согласен с тем, что география есть наука почтальонов (об этом нигде не было написано ни в почтовых правилах, ни в приказах по 
округу), но из почтительности сказал: «Точно так». Он нервно 

3 

кашлянул и с ужасом стал ждать вопросов. Его враг Галкин откинулся на спинку стула и, не глядя на него, спросил протяжно: 
– Э... скажите мне, какое правление в Турции? 
– Известно какое... Турецкое... 
– Гм!.. турецкое... Это понятие растяжимое. Там правление 
конституционное, А какие вы знаете притоки Ганга? 
– Я географию Смирнова учил и, извините, не отчетливо выучил... Ганг, это которая река в Индии текет... река эта текет в 
океан. 
– Я вас не про это спрашиваю. Какие притоки имеет Ганг? Не 
знаете? А где течет Аракс? И этого не знаете? Странно... Какой 
губернии Житомир? 
– Тракт 18, место 121. 
На лбу у Фендрикова выступил холодный пот. Он замигал 
глазами и сделал такое глотательное движение, что показалось, 
будто он проглотил свой язык. 
– Как перед истинным богом, ваше высокородие, – забормотал 
он. – Даже отец протоиерей могут подтвердить... Двадцать один 
год прослужил и теперь это самое, которое... Век буду бога молить... 
– Хорошо, оставим географию. Что вы из арифметики приготовили? 
– И арифметику не отчетливо... Даже отец протоиерей могут 
подтвердить... Век буду бога молить... С самого Покрова учусь, 
учусь и... ничего толку... Постарел для умственности... Будьте 
столь милостивы, ваше высокородие, заставьте вечно бога молить. 
На ресницах у Фендрикова повисли слезы. 
– Прослужил честно и беспорочно... Говею ежегодно... Даже 
отец протоиерей могут подтвердить... Будьте великодушны, ваше 
высокородие. 
– Ничего не приготовили? 
– Всё приготовил–с, но ничего не помню–с... Скоро шестьдесят стукнет, ваше высокородие, где уж тут за науками угоняться? 
Сделайте милость! 
– Уж и шапку с кокардой себе заказал... – сказал протоиерей 
Змиежалов и усмехнулся. 
– Хорошо, ступайте!.. – сказал инспектор. 
Через полчаса Фендриков шел с учителями в трактир Кухтина 
пить чай и торжествовал. Лицо у него сияло, в глазах светилось 

4 

счастье, но ежеминутное почесывание затылка показывало, что 
его терзала какая–то мысль. 
– Экая жалость! – бормотал он. – Ведь этакая, скажи на милость, глупость с моей стороны! 
– Да что такое? – спросил Пивомедов. 
– Зачем я стереометрию учил, ежели ее в программе нет? Ведь 
целый месяц над ней, подлой, сидел. Этакая жалость!