О двенадцати месяцах

Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Н.С. Лесков 
 

О ДВЕНАДЦАТИ 
МЕСЯЦАХ 

Н.С. Лесков 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

О ДВЕНАДЦАТИ 
МЕСЯЦАХ 

 
 
 
 

ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ 
 

 
 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

 1

УДК 822 
 
ББК 84(2 Рос=Рус) 
Л50 

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Лесков Н.С. 
О двенадцати месяцах. — М.: ИНФРА-М, 2015. —  
9 с. — (Библиотека русской классики) 
 
ISBN 978-5-16-104559-6 
 

ББК 84(2 Рос=Рус)

© Оформление. ИНФРА-М, 2015 
ISBN 978-5-16-104559-6 

Подписано в печать 28.08.2015. Формат 60x90/16.  
Гарнитура Times New Roman.  Бумага офсетная. 
Тираж 500 экз. Заказ № 
Цена свободная. 
 
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru                 http://www.infra-m.ru 
 

 
2 

О ДВЕНАДЦАТИ МЕСЯЦАХ 

 
 
 
Была одна мать, и было у нее две дочери; одна была ее собственная дочь, а другая — падчерица. Свою она очень любила, а на 
падчерицу и глядеть не могла; не любила ее за то, что Мóрушка 
была красивее Елены. Добрая Мóрушка не знала своей красоты и 
не могла придумать, за что мачеха так на нее естся. Вся домашняя работа лежала на Мóрушке Она убирала в хате, варила, мыла, 
шила, пряла, ткала, косила траву и за коровой сама ходила, все ей 
припасала и все около нее обряжала. Елена ни за что не бралась. 
Морушка все делала без ропота; терпелива была и материны и 
сестрины нападки сносила, как тот агнец безответный. Только все 
это не было оценено; они еще день ото дня становились хуже и 
ни за что больше лютовали, как за то, что чем далее шло, тем 
Морушка становилась красивее, а Елена безобразнее. И подумала 
себе мачеха: «К чему бы это было, чтобы я берегла в своем доме 
красивую падчерицу при моей бедной дочке. Придут на поглядки 
хлопцы, влюбятся в Морушку и не будет им нравиться Елена». И 
порешили они сбыться бедной Морушки; морили ее голодом, били; но она все терпела и день ото дня становилась еще прекраснее. Такое ей загадывали, что ни одному человеку и в ум бы не 
пришло. Один раз — это было в половине Великого Сечня (sečen, 
leden — у нас январь) — захотелось Елене душистых фиалок. 
— Иди ты мне, Морушка, иди принеси мне с горы (из леса) 
букет фиалок; я заложу их за пояс и буду их нюхать, — так кричала она сестре. 
— Ай, Боже, сестра моя милая, что это тебе на ум пришло? Я 
никогда не слыхивала, чтобы росли под снегом фиалки! — убеждала ее несчастная девушка. 
— Ты шлюха, ты дрянь, ты будешь мне возражать, когда я тебе приказываю? Сейчас пойдешь на гору, а если не принесешь 
фиалок, убью тебя! — закричала Елена. 
Мачеха схватила Морушку, выпихнула ее за двери и двери за 
нею заперла. Девушка шла до самой горы, горько плача. Снега 
бездна — нигде следа. Девушка долго, долго блуждала; голод ее 
морил, от холода она стыла и просила пана Бога, чтобы он лучше 
взял ее. Тут вдали ей блеснул какой-то свет. Пошла она на этот 

 3

свет и пришла на самый верх горы. На верху горы пылал большой огонь (vatra), и около того огня лежало двенадцать камней, а 
на тех камнях сидели двенадцать мужей (mużů). Три беловолосые, три помоложе первых, три еще моложе, а еще три всех моложе и всех прекраснее. Они ничего не говорили, только тихо 
глядели на огонь. Эти двенадцать мужей были двенадцать месяцев. Великий Сечень сидел вверху (на первом месте); волосы и 
борода у него были белы как снег. В руке он держал посох (patyk, 
kyj). Морушка испугалась и в страхе на минуту остановилась, а 
потом, осмелившись, приступила ближе, прося: 
— Добрые люди Божие, позвольте мне обогреться при огне; 
холод зазнобил меня. 
Великий Сечень, кивнув головой, спросил ее: 
— Зачем сюда пришла, девица? Чего тут ищешь? 
— Иду за фиалками, — отвечала Морушка. 
— Не пора теперь ходить за фиалками, когда снег лежит, — 
сказал Великий Сечень. 
— Знаю это, знаю, — грустно отвечала Моруша. — Но сестра 
Елена и мачеха приказали принести фиалок с горы, а если не 
принесу — убьют меня. Усердно прошу вас, батюшки, скажите 
мне, где я найду фиалок? 
Тут с диву дался Великий Сечень, обратился к младшему месяцу и, давая ему посох в руки, сказал: 
— Братец Бржезень, сядь на первое место. 
Месяц Бржезень (březen — по-нашему март) сел вверх на камень и махнул посохом над огнем. В это мгновение огонь вспыхнул выше; снег начал таять, на ветках пробивались почки, под 
кустами зеленела травка, а в травке краснелись цветные бутоны, 
распускались худобки — весна сделалась. Укрытые под листками 
распускались фиалки, и, прежде чем 
Моруша огляделась, весь луг покрылся ими, как небесным покрывалом. 
— Скоро сбирай, Моруша, скоро! — приказывал Бржезень. 
Моруша в радости сбирала и имела уж большой букет фиалок. 
Хорошенько (pěkne) поблагодарила месяцы и весело пошла домой. Дивилась Елена, и мачеха дивилась, видя, что Моруша несет 
букет фиалок, шли ей отворить двери, и душистые фиалки по целой хижине запахли. 
— Где ж ты их набрала? — сердито спрашивала Елена. 

 
4 

— Высоко на горе, там растут под кустами; много их там, — 
отвечала Морушка. 
Елена взяла фиалки, заложила их за пояс, сама их нюхала и 
матери дала понюхать, а сестре даже не сказала: «Понюхай». На 
другой день Елена ленилась у печи, и захотелось ей ягод. 
— Иди мне, Моруша, иди, принеси мне с горы ягод! — сказала Елена сестре. 
— Ай, Боже, моя сестра милая, где ж найду ягод! Никогда не 
слыхала, чтобы под снегом росли ягоды, — отвечала Моруша. 
— Ты шлюха, ты дрянь, ты будешь спорить, когда я тебе приказываю? Скоро иди на гору, а если не принесешь ягод, верь, что 
тебя убью! — пригрозила злая Елена. 
Мачеха схватила Морушу, вытолкнула ее за двери и двери за 
ней затворила. Девушка шла, горько плача, к горе. Снег лежал 
глубокий — нигде следа не было. 
Долго, долго блуждала Морушка; томил ее голод, вся она 
дрожала от стужи. Вдруг ей опять блеснул тот самый свет, который она видела за день до этого. С радостью она к нему пустилась. Пришла опять к тому большому огню, около которого сидели двенадцать месяцев. Великий Сечень сидел на первом месте. 
— Добрые люди Божие, позвольте мне обогреться у огня; я 
вся дрожу от холода, — просила Морушка. 
Великий Сечень кивнул головою и спросил: 
— Зачем опять пришла сюда? Чего тут ищешь? 
— Иду за ягодами, — отвечала Морушка. 
— Теперь не пора ходить за ягодами, когда снег лежит, — заметил Великий Сечень. 
— Знаю это, знаю, — печально отвечала Морушка. — Но сестра Елена и мачеха приказали принести ягод. Если не принесу 
— убьют меня. Прошу вас покорно, батюшки, скажите мне, где 
их найду? 
С диву дался Великий Сечень, обратился к месяцу, который 
сидел насупротив его, дал ему посох в руки и сказал: 
— Братец Червень, сядь горé. 
Месяц красный Червень (červen у русских — июнь) сел вверху 
на камень и махнул посохом над огнем. В это мгновение огонь 
высоко вспыхнул; снег в минуту растаял, земля зазеленела, деревья покрылись листьями, птички начали петь, по лесу зацвели 
разные цветочки — и было лето. Под буками белых звездочек 
было как бы насеяно. Видимо эти беленькие звездочки стали из
 5

меняться в ягодки и быстро зрели и зрели. Прежде чем Морушка 
огляделась, их столько было, что зеленая мурава как бы красной 
кровью облилась. 
— Скоро сбирай, Морушка, скоро! — приказал месяц Червень. 
Морушка в радости насбирала полный фартучек ягод. Опять 
хорошенько поблагодарила месяцы и весело поспешила домой. 
Удивилась Елена, удивилась мачеха, увидав, что Морушка несет 
полный фартучек ягод. Отворили ей двери, а ароматные ягоды по 
целой хате запахли. 
— Где ты их насбирала? — угрюмо спрашивала Елена. 
— Высоко на горе много их растет под буками, — отвечала 
Моруша. 
Елена взяла ягоды, наелась досыта, и мачеха досыта наелась, а 
Моруше даже не сказали: «Возьми себе одну». Разлакомилась 
Елена на ягодах, захотелось ей на третий день красных яблок. 
— Иди, Моруша, иди на гору, принеси мне красных яблок! — 
приказывала она сестре. 
— Ай, Боже, сестра милая, где же я зимою могу взять красных 
яблок? — проговорила бедная Моруша. 
— Ты шлюха, ты дрянь, ты будешь спорить, когда я тебе приказываю? Иди сейчас на гору, и если не принесешь красных яблок, верь, что я тебя убью! — загрозилась злая Елена. 
Мачеха схватила Морушу, вытолкнула ее за двери и двери за 
нею заперла. Девушка, горько плача, потащилась на гору. Снега 
лежали глубоко, следа не было. Но Моруша не блуждала, а прямо 
шла на верх горы, где горел большой огонь и где сидели двенадцать месяцев. Где они сидели, там и сидели, и Великий Сечень 
сидел вверху. 
— Добрые люди Божие, позвольте мне обогреться у огня; 
дрожу я вся от стужи, — просила Моруша, подойдя к огню. 
Великий Сечень кивнул головой и спросил: 
— Зачем опять пришла? Чего здесь ищешь? 
— Иду за красными яблоками, — отвечала Моруша. 
— Не время, — сказал Великий Сечень. 
— Знаю это, знаю, — смутно говорила Моруша. — Но сестра 
Елена и мачеха приказали им принести с горы яблок; если не 
принесу, верю, что убьют меня. Прошу вас, батюшки, скажите 
мне, где их могу найти? 

 
6 

Тут удивился Великий Сечень, обратился к одному из старших 
месяцев и, подавая ему посох в руки, сказал: 
— Братец Жарий, садись вверх! (месяц Жарий — русский сентябрь). 
Месяц Жарий сел вверху на камень и махнул посохом над огнем. Костер запылал рыжеватым пламенем, снег стаял, но древесные ветви не покрывались листьями; один листочек после 
другого спадал на землю, а холодный ветер разгонял их по пожелклой ниве, один туда, другой сюда. В стороне цвела туранка, 
краснелись клинчоки, в долинах есенка, под буками росли высокие капради и густой жиможелень. Моруша смотрела только 
красных яблок и вдруг видит яблонь, а на ней высоко между ветвями красные яблоки. 
— Скоро, Моруша, затряси скоро! — приказывал ей месяц 
Жарий. 
Моруша, радуючись, затрясла яблонь, упало одно. Затрясла 
еще раз — упало другое. 
— Скоро спеши домой, Моруша, скоро! — приказывал месяц. 
Морушка послушала, взяла два яблочка, поблагодарила хорошенько месяцы и весело поспешила домой. Удивилась Елена, 
удивилась мачеха, видя, что Морушка несет яблоки. Отворили ей 
двери. Морушка им подала два яблока. 
— Где это ты их отрясла? 
— Высоко на горе растут; там много их еще, — ответила Моруша. 
— Что ж ты их больше не принесла? Ты их, верно, дорогой 
поела? — крикнула на нее Елена. 
— Ай, сестра милая! Не съела я ни одного кусочка. Затрясла 
раз ветку — спало одно, затрясла еще — спало другое, а больше 
мне трясти не дали. Хотели, чтоб скорее домой шла, — отвечала 
Моруша. 
— Чтобы тебя Перун убил! — зарычала Елена и хотела Морушу бить. Морушка стала горько плакать, прося пана Бога, чтобы взял ее лучше к себе, чтобы не дал злой сестре и мачехе убить. 
Ушла Моруша в кухню, а лакомая Елена, сердясь, начала есть яблоко. Яблоко показалось ей таким вкусным, что с тех пор, как 
живет, она никогда такого вкусного не ела. И мачехе понравилось.Съели, и захотелось им еще. 

 7

— Дай мне, мама, шубку, пойду сама на гору, — сказала Елена. — Та шлюха опять по дороге поест все. Уж я найду это место 
и все околочу; пусть кто хочет, не хочет. 
Напрасно мать отговаривала; Елена взяла шубку, покрылась 
платком и пошла на гору. Мать вышла на порог и смотрела, как 
пойдет Елена. Снега море, нигде следа. Елена блуждала, блуждала долго; лакомство ее все загоняло дальше и дальше. Вдруг она 
издали свет увидела и пустилась к нему. Пришла на самый верх 
горы, где горит большой огонь и около огня на двенадцати камнях сидят двенадцать месяцев. Елена испугалась, но сейчас же 
страх забыла, близко подошла к огню и стала греть руки. Не 
спросила месяцев: смею ли обогреться или нет? а ни слова им не 
промолвила. 
— Чего тут глядишь, зачем пришла сюда? — спросил ее, морщась, Великий Сечень. 
— Что ты спрашиваешь, старый шут ты, тебе нет дела, куда я 
иду, — отвечала капризная Елена, отвернулась от огня и пошла 
по горе. 
Великий Сечень надвинул чело и махнул посохом над головою. В это мгновение небо нахмурилось; огонь упал низко, снег 
посыпался, как бы коробку с ним опрокинули, ледяной ветер застонал на горе. За шаг перед собою ничего не видит Елена; блуждает, блуждает, падает в снежные завеи, члены ее слабнут, костенеют. А снег все сыпется, и ледяной ветер дует. Елена грешит на 
Морушу, грешит на пана Бога. Члены ее мерзнут в теплой шубке. 
Ждет мать Елену, выглядывает из окна, выглядывает из двери, не 
может дочери дождаться. 
— Верно, ей яблоки очень понравились, и не хочет их оставить, — подумала мачеха, — нужно пойти за ней. 
Взяла шубку, взяла плену на голову и пошла за Еленой. Снега 
бездна, нигде следа. Звала Елену, никто не отозвался. Блуждала, 
блуждала долго; снег сыпался, ледяной ветер дул по горе. 
Морушка обед сварила, обрядила коровку — ни Елена, ни мачеха не приходили. 
— Где ж это они так долго задержались? — сказала себе Морушка, садясь к прялке. Уж у нее веретенце полно; уж в избе 
стемнело, а ни Елена, ни мачеха не возвращаются. 
— Ай, Боже, что ж это с ними случилось! — беспокоилась добрая девушка, поглядывая в окно. 

 
8 

Небо трепещет, на земле буря, человека не видно. Смутно затворила Морушка оконце, крест на себя положила и «Отче наш» 
читала за сестру и за мачеху. Утром ждала их с завтраком, ждала 
и с обедом, но не дождалась ни Елены, ни мачехи. Обе на горе 
замерзли. Остались доброй Моруше и хата, и коровка, и кусок 
поля, нашелся к этому и хозяин, и хорошо было им жить в покое.