Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Мемуары как текст культуры. Женская линия в мемуаристике XIX- XX вв.: А.П. Керн, Т.А. Кузминская, Л.А. Авилова

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 626741.01.99
Шкляева, Е. Л. Мемуары как текст культуры. Женская линия в мемуаристике XIX- XX вв.: А. П. Керн, Т. А. Кузминская, Л. А. Авилова : учебное пособие / Е. Л. Шкляева. - Москва : Инфра-М, 2015. - 168 с. - ISBN 978-5-16-102544-4. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/504617 (дата обращения: 09.10.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Шкляева Е.Л.

Мемуары как текст культуры. Женская линия в 

мемуаристике XIX- XX вв.: А.П. Керн, Т.А. 

Кузминская, Л.А. Авилова

учебное пособие

Москва

Инфра-М

2015

Шкляева Е.Л.

Мемуары как текст культуры. Женская линия в мемуаристике 

XIX- XX вв.: А.П. Керн, Т.А. Кузминская, Л.А. Авилова

учебное пособие

Москва

Инфра-М; Znanium.com

2015

Шкляева Е.Л.

Мемуары как текст культуры. Женская линия в мемуаристике XIX- XX 

вв.: А.П. Керн, Т.А. Кузминская, Л.А. Авилова: учебное пособие / Е.Л. 
Шкляева. – М.: Инфра-М; Znanium.com, 2015. – 168 с.

ISBN 978-5-16-102544-4 (online)

ISBN 978-5-16-102544-4 (online)
Шкляева Е.Л., 2015

Содержание

Введение
4   

Воспоминания  А.П. Керн: от "исповеди" к "летописи" 
своего  времени  
17

Мемуары А.П. Керн как "диалог с читателем" и  временем      17  
Цитатность как основа мемуарного мышления                          37 
Принцип цитатной реконструкции образа  в мемуарах             44   
Воспоминания А.П. Керн о М.И. Глинке как текст культуры   51           
Воспоминания Т.А. Кузминской как "роман-хроника"   
58

Культура как текст и подтекст мемуаров Т.А. Кузминской      58
Толстовский код в мемуарах Т.А. Кузминской                          68 
Портрет: диалог живописи и слова                                              75
"Бесконечный лабиринт сцеплений" (литература – судьба –
жизнь)                                                                                             94
Воспоминания Л.А. Авиловой как диалог с А.П. Чеховым 102
Чехов и Авилова  (к  реконструкции  донжуанского  списка 
Чехова)                                                                                          102                         
"Романное" время в воспоминаниях Л.А. Авиловой  
"А.П. Чехов в моей жизни"                                                         109
Чеховский и толстовский коды в мемуарах Л.А. Авиловой    124   
"Психологический роман" Л.А. Авиловой                                137                                                     
Портретная галерея Л.А. Авиловой                                            143                    
Литература                                                                                    154
Контрольные вопросы  и задания                                               165                                

ВВЕДЕНИЕ

В конце ХХ и начале XXI века в русской культуре и 

науке (в частности в литературоведении) наблюдается вспышка 
интереса к литературе "маргинального" плана, находящейся 
между 
литературой 
и 
бытом. 
Согласно 
гипотезе 
М.Н. 

Виролайнен о четырех культурных эпохах в русской истории, 
современный этап характеризуется переходом к одноуровневой 
культуре, в которой "все начинает тяготеть к одному полюсу: к 
непосредственному 
бытию" 
[Виролайнен 
1991, 
с. 
18]. 

Современная культура содержит в своей основе парадоксальное 
сочетание – сосредоточенности на формальных изысках, с 
одной стороны, и с другой, – открытости "неочищенной 
реальности", вторгающейся в художественный текст.

Актуализация мемуаристики в культуре связана с 

особым эпохальным состоянием: на рубеже эпох общество 
переживает определенный слом сознания и одновременно 
стремится к подведению итогов. Кризис исторической науки, 
выразившийся 
в 
признании 
непредсказуемости 
нашего 

прошлого, 
способствует 
обострению 
интереса 
к 
этому 

прошлому. В свете этого закономерен интерес к мемуаристике, 
занимающей особое место в культуре. Как написание, так и 
чтение мемуаров – один из способов самопознания и "познания 
по касательной".

Недооценка мемуаров и то "молчание", которым долгое 

время обходила их литературоведческая наука, во многом 
объясняются непростым отношением ("прохладным") к ним 
различными художниками. Так, далеко не однозначная оценка 
Пушкиным мемуаров и автобиографических записок была 
истолкована достаточно прямолинейно, и поэтому именно   
начиная с А.С. Пушкина сложилось негативное отношение к 
мемуарам (см. слова А.С. Пушкина о сожженных записках 
Байрона: "Слава богу, что потеряны <…> его бы уличили, как 
уличили Руссо" (в письме к П.А. Вяземскому во второй 
половине ноября 1825 г.)); его отзыв о записках Н. Дуровой, 
хотя он сам написал к ним предисловие" [Пушкин, 7, с. 396397]). Л.Н. Толстой с неодобрением отзывался о воспоминаниях, 

посвященных Шиллеру1 и написанных его родственницей, а А. 
Ахматова настаивала на фрагментарности подлинных мемуаров: 
"Всякая попытка связных мемуаров это – фальшивка. Ни одна 
человеческая память не устроена так, чтобы помнить все 
подряд" [Мандрыкина 1973, с. 75].

Другая традиция связана с В.Г. Белинским. В 1835 г. он 

назвал записки, или мемуары,  (курсив В.Б. – Е.Ш.) "самым 
необыкновенным и самым интересным явлением в умственном 
мире" своего времени, "истинными летописями". По мнению 
В.Г. Белинского, записки особенно любопытны тем, что "это 
история, это роман, это драма, это все, что вам угодно" 
[Белинский, 1, с.159]. И наконец, как пишет Белинский в 1847 г., 
"мемуары, совершенно лишенные всякого вымысла, ценимые 
только по мере верной и точной передачи ими действительных 
событий, самые мемуары, если они мастерски написаны, 
составляют последнюю грань в области романа, замыкая ее 
собою" [Белинский, Х, с.316]. Так, А.И. Герцен, прочитав 
первое издание записок Е.Р. Дашковой (в переводе с 
французского на английский), опубликовал статью "Княгиня 
Екатерина Романовна Дашкова" (в 1857 г.), где, в частности, 
писал: "В русской истории, бедной личностями, записки 
женщины, участвовавшей на первом плане в перевороте 1762 
года и видевшей возле все события от смерти Елизаветы до 
Тильзитского мира, чрезвычайно важны, тем больше, что мы 
очень мало знаем наше ХVIII столетие" [Дашкова 1985, с. 211].

И хотя академическая история мемуаристики не 

написана в силу неизученности конкретного материала, а теория 
жанра 
только 
формируется, 
тем 
не 
менее 
отдельные 

исследования в этом направлении ведутся.

История изучения мемуаров имеет достаточно давнюю 

традицию. Генезис жанра, его зарождение историки связывают с 
появлением воспоминаний писателя и историка Ксенофонта (ок. 
430 – 355 или 354 г.г. до н.э.) о Сократе и его записок о военном 
походе греков ("Анабасис" 401 г. до н.э.). В античности 

1 Толстой Л.Н. Сочинения: в 20 т. М., 1965. Т.19, С. 117. Далее дневники Л.Н. Толстого  цитируются по этому изданию с 
указанием в скобках за текстом:  Дневники.

воспоминания имели синкретичный характер и пересекались с 
биографией и исторической прозой (Цезарь "Записки о 
Галльской войне"), а их отдельные элементы, очевидно, 
обнаруживаются в эпитафиях и плачах, поскольку все эти 
жанры имели общую функцию – удержать уходящее, сохранить 
его в веках. Историки античной литературы не без оснований 
говорят о "своеобразной документальности в "Трудах и днях"  
Гесиода, в творениях Фукидида, в жизнеописаниях Плутарха. То 
же самое, с некоторыми поправками, можно сказать о 
древнерусских 
летописях, 
хождениях, 
произведениях 

агиографического жанра» [Куприяновский 1972, с.10]. 

Спорным является вопрос о начале мемуаристики как 

таковой – обозначении точки отсчета, т.к. это связано с 
осмыслением 
главного 
структурообразующего 
центра 

мемуаров, что считать таковым: личность повествователя  или  
исторические  события,  о  которых  рассказывается. Так, Л.А. 
Левицкий называет одним из первых мемуарных произведений 
в России "Историю о великом князе Московском" князя А. 
Курбского 1573 года, тогда как российский историк А.Г. 
Тартаковский (автор монографии "Русская мемуаристика ХVIII 
– первой половины ХIХ в."), литературовед Г.Г. Елизаветина 
("Становление жанров автобиографии и мемуаров") относят 
возникновение мемуаристики к ХVIII в., называя при этом в 
качестве исходных разные мотивы: А.Г. Тартаковский –
возросшую духовную активность личности [Тартаковский 1991, 
с. 7]; Г.Г. Елизаветина – обостренное чувство исторических 
перемен [Елизаветина 1982, с. 285].

Одни из первых российских женских мемуаров –

"Своеручные записки" Натальи Борисовны Долгорукой (дочери 
сподвижника Петра I фельдмаршала  Б.П. Шереметева), 
написанные в 1767 - 1770 годах. "Записки" отнесены к жанру 
мемуаров (во время их написания этого термина еще не было, 
сами авторы называли свои произведения "записками". Ср.: 
"Записки" Е.Р. Дашковой, Екатерины II и др.) на основании их 
документальности (автор рассказывает о пережитом), "при этом 
отбор фактов осуществлен так, что в результате возникает образ 
верной и мужественной русской женщины" [Елизаветина 1982, 
с. 257].

Этапы становления мемуаристики в науке обозначаются 

с учетом того, какой из двух структурных принципов признан 
доминирующим 
("я" 
или 
"историческое 
событие", 

"историческое лицо").

Расцвет мемуаристики приходится на ХIХ-ХХ в.в. – на

"золотой" и "серебряный" век русской литературы и культуры, 
когда соотношение "я" и "история" становилось предметом 
философских, 
религиозных 
и 
т.п. 
споров, 
а 
также 

онтологической и аксиологической рефлексии. Мемуаристика 
традиционно рассматривается как часть литературного быта (Ю. 
Тынянов), напрямую соприкасающаяся с реальностью, с одной 
стороны, и с художественной реальностью, с другой. М.М. 
Бахтин указывал на текучесть границ "между художественным и 
внехудожественным, между литературой и не-литературой" 
[Бахтин 1975, с. 475-476].

Русские филологические школы ХIХ – начала ХХ в.в. не 

уделяли  внимания мемуарам как самостоятельному жанру, 
рассматривая их в качестве историко-культурных и прочих 
источников при изучении этого творческого феномена.

Культурно-историческая школа с ее историзмом и 

генетическим подходом к художественным произведениям 
видела в мемуарах документ, раскрывающий "причины" 
возникновения произведения, а биографические элементы 
рассматривались как один из источников художественного 
образа. 
Писатель 
для 
культурно-исторической 
школы 
–

общественный тип, и главная задача – выявление "связей 
существования".

Традиции такого подхода к мемуарам (с позиций 

отражения в них "быта", понимаемого еще по-дотыняновски) 
сохранились еще в 20-е годы ХХ в., как, например, во 
вступительной 
статье 
Ю.Н. 
Верховского 
к 
изданию 

воспоминаний А.П. Керн 1929 г. "Анна Петровна Керн и ее 
среда" и в предисловии к этому же изданию П.И. Новицкого 
"Бытовой и литературный портреты АП. Керн". В нем, в 
частности, говорится: "Воспоминания А.П. Керн прежде всего 
интересны в качестве историко-бытового материала"; "Записки 
А.П. Керн дают целую серию чрезвычайно выразительных 
бытовых портретов"; "Интереснее всех бытовой портрет самой 

А.П. Керн. Портрет этот наиболее документален и многое 
объясняет в трагедии Пушкина"; "Бытовой образ Пушкина был 
снижен именно благодаря его неумению оторваться от 
современного ему женского общества" [Керн 1929, с. VI ,VII]. 

Психологическая школа, главным предметом изучения 

которой 
является 
внутренняя, 
психологическая 
сторона 

творчества, использовала мемуары для уяснения душевной 
жизни автора, своеобразия его личности. В рамках этой школы 
осуществился поворот от исследования общественных типов к 
типам умственных настроений.

В 20-е г.г. ХХ века формалисты (Ю. Тынянов, Б. 

Эйхенбаум), введя в литературоведение понятия "литературный 
факт" и "литературный быт", породили принципиально иное 
отношение к литературе этого плана. Сказанное Ю.Н. 
Тыняновым о письмах ("Любопытно убедиться в том, как 
историки и теоретики литературы <…> просмотрели огромного 
значения литературный факт, то всплывающий из быта, то опять 
в него ныряющий. Пушкинские письма покамест используются 
только для справок, да разве еще для альковных разысканий" 
[Тынянов 1977, с. 266]) в полной мере можно отнести и к 
мемуарам. Понятие "быт", по Тынянову, –
основное при 

решении вопроса о соотношении литературы и не-литературы, и 
под ним подразумевается сфера порождения некоторых текстов, 
которые потенциально способны приобретать художественную 
значимость. "То, что в одной эпохе является литературным 
фактом, то для другой будет общеречевым явлением, и 
наоборот…" Например, эпистолярная проза. "Так, дружеское 
письмо Державина –
факт бытовой, дружеское письмо 

карамзинской и пушкинской эпохи – факт литературный. Ср. 
литературность мемуаров и дневников в одной  системе  
литературы  и внелитературность в другой" [Тынянов 1977, с. 
273].

Академическое исследование Л.Я. Гинзбург – глава 

"Мемуары" в книге "О психологической прозе", – пожалуй, 
единственный научный труд по данной теме, в котором 
обобщенно представлена теория жанра и открыты перспективы 
его изучения.

1. Мемуары отнесены к "промежуточным жанрам", 

только тонкая грань отделяет их от собственно художественных 
произведений, и "все-таки различие между миром бывшего и 
миром поэтического вымысла не стирается никогда": оно 
заключается в особом качестве документальной литературы – "в 
той установке на подлинность, ощущение которой не покидает 
читателя, но которая далеко не всегда равна фактической 
точности" [Гинзбург 1971, с. 10].

В 
произведении 
художественно-документальной 

литературы 
Гинзбург 
выделяет, 
помимо 
установки 
на 

подлинность как структурного принципа, его эстетическую 
организованность. При этом исследователем подчеркивается, 
что "характер в мемуарах, в автобиографии может быть фактом  
такого же художественного значения, как в романе, потому что 
он также является своего рода творческим построением, и 
эстетическая деятельность, его порождающая, уходит еще 
дальше, в глубь того житейского самопознания и познания 
окружающих и встречных, которое является и всегда являлось 
непременным условием общения между людьми" [Гинзбург 
1971, с. 12].

Маргинальность мемуаристики, т.е. свобода от канонов 

и правил, как считает Гинзбург, придает ей "экспериментальную 
смелость и широту, непринужденное и интимное отношение к 
читателю", а "открытым и настойчивым присутствием автора" 
литература 
воспоминаний, 
автобиографий, 
исповедей 
и 

"мыслей" "подобна поэзии" [Гинзбург 1971, с. 137].                     

2. Высказана идея многообразия типов мемуаров –

"от "Исповеди" Руссо с ее предельным самораскрытием 
человека до хроникально-политических воспоминаний  мадам 
де Сталь" [Гинзбург 1971, с. 137]. 

3. 
Подчеркнуто, 
что 
мемуары 
могут 
быть 

одновременно историческим и "человеческим" документом.

4. Отмечено, что в мемуарах, своего рода сюжетном 

построении образа действительности и образа человека, 
ретроспективная динамика (в отличие от писем и дневников, 
закрепляющих процесс жизни с еще неизвестной развязкой, где 
динамика поступательная), что, по мнению Гинзбург, сближает 
мемуарные жанры с романом.