Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII—XV веков

В.Л. ЯНИН

НОВГОРОД И ЛИТВА

ПОГРАНИЧНЫЕ СИТУАЦИИ 

XIII—XV ВЕКОВ

Монография

Москва

ИНФРА-М

2011

УДК 94(075.4)
ББК 63.3(2)4

Я62

Янин В.Л.

Я62
Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII—XV веков : 

монография / В.Л. Янин. — М. : ИНФРА-М, 2011. — 215 с.

ISBN 978-5-16-107861-7 (online)

В монографии впервые на основе комплексного изучения исторических, археологических и 

картографических данных исследуются взаимоотношения Новгорода и Литвы в пограничных 
районах, которые в XV веке находились в двойном подчинении. Книга содержит приложение 
Л.А.
Бассалыго, В.Л.
Янина
«Историко-географический обзор новгородско-литовской 

границы».

Для специалистов-историков, преподавателей, студентов и всех интересующихся 

отечественной историей.

УДК 94(075.4)

ББК 63.3(2)4

ISBN 978-5-16-107861-7 (online)
© Янин В.Л., 1998, 2011

ФЗ № 
436-ФЗ

Издание не подлежит маркировке 
в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 1

Светлой памяти 
ЭГИДИУСА БАНИОНИСА 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

Любая сколько-нибудь серьезная историческая проблема не может быть рассмотрена 
вне сложной системы переплетения множества сюжетов, только часть которых, на первый взгляд, имеет отношение к рассматриваемому 
вопросу. 
Каждый исторический 
факт произволен от массы других фактов и 
сам, в свою очередь, участвует в формировании будущих событий. Что касается историографии, то она всегда зависима от воздействия двух факторов, — прежде всего, от 
количества и качества источников, т.е. достоверно известных исторических фактов, 
но в неменьшей степени — от устоявшихся 
концепций, популярность которых далеко 
не всегда адекватна их доказанности. 

Поэтому новое понимание исторического 
факта неизбежно ведет 
к пересмотру не 
только и не столько оценок других фактов, 
с ним связанных, сколько к необходимости 
пересмотра исследовательских мнений, затрагивающих порой весьма широкую историографическую сферу. 

В предлагаемой читателю работе исследованию подвергнута проблема новгородсколитовских отношений XIV—XV вв. в специфическом аспекте происхождения особого 
статуса ряда 
территорий 
Новгородской 
земли, часть доходов с которой поступала не 
в новгородскую, а в литовскую государственную казну. В процессе исследования оказалось необходимым определить объем таких 
территорий, расположенных у южной границы Новгородской земли и уточнить положение самой этой границы. Историко-географический раздел исследования, написанный 
в творческом сотрудничестве с Л.А.Бассалыгой, имеет вспомогательное значение. Поэтому он составляет особую часть монографии, являясь как бы приложением к ней. 

Вместе с тем это и один из главных источников исследовательских наблюдений, требующих должной точности в представлениях о самом изучаемом предмете. 

Некоторое время тому назад вопрос об 
особом статусе тех же территорий Новгородской земли обсуждался мною в статье, выводы которой теперь представляются мне 
поспешными и неверными. Я придерживался тогда мнения о том, что эти территории 
составляли 
княжеский домен, который в 
XII в. был выделен новгородцами в распоряжение приглашаемых 
на новгородский 
стал князей для материального обеспечения 
самих князей и их двора. В дальнейшем же 
права на получение домениальных доходов 
были вечевыми властями Новгорода переданы литовским великим князьям в качестве 
гарантии прочного мира на прежде неспокойной границе1. 

По крайней мере два обстоятельства делают изложенную гипотезу сомнительной. Вопервых, уже в первой половине XII в. многие волости, входящие в состав предположенного домена, активно раздаются князьями новгородским монастырям, что, естественно, сокращает доходную часть княжеской казны и выглядит как бессмысленный 
акт, если самый смысл особого статуса таких 
волостей состоял в обеспечении института 
новгородской 
княжеской власти. Во-вторых, до нас дошли в своем большинстве 
договоры Новгорода с князьями, начиная с 
60-х гг. XIII в. и до падения Новгорода в 
1478 г., т.е. относящиеся к тому периоду, в 
пределах которого осуществилась передача 
Литве доходов с интересующих нас территорий. Однако, если такая передача в действительности состоялась, она должна была бы 
вызвать отрицательную реакцию русских ве

ликих князей, лишавшихся тем самым традиционной черной куны. Однако никакой 
реакции с их стороны не наблюдается. 

Следовательно, необходимо искать иные 
решения проблемы. Эти поиски привели к 
формированию гипотезы, обоснованию которой и посвящена публикуемая работа. Защищаемая ныне гипотеза состоит в следующем. Первоначальные особенности статуса 
новгородских территорий, платящих в XV в. 
черную куну Литве, возникли тогда, когда 
южная граница Новгородской земли еще не 
была новгородско-литовской, а составляла 
рубеж между Новгородской землей, с одной 
стороны, и Смоленским и Полоцким княжествами — с другой. Основную часть этих 
территорий составляли земли, исконно принадлежавшие Смоленску и переданные князем Мстиславом Владимировичем в качестве домениальных тем князьям Новгорода, 
которые были юридическими наследниками 
Мстислава, его потомками. С захватом северных смоленских волостей Литвой права 

этих наследников перешли к Литве. Вероятно, подобные, но практически недокументированные процессы создали аналогичную 
обстановку на прежних новгородско-полоцких рубежах. Естественно, русские великие 
князья XIV—XV вв., принадлежавшие к потомству не Мстислава Владимировича, а его 
младшего брата Юрия Долгорукого, никаких претензий на эти доходы не имели и 
иметь не могли. 

Читатель увидит, что новый взгляд на 
проблему привел к необходимости тщательного изучения многих фактов и процессов 
раннего времени. В ходе такого изучения 
были уточнены хронологические этапы освоения Литвой тех территорий, которые 
примыкали к южной границе Новгородской 
земли. Потребовалось заново исследовать 
вопрос о датировании таких, казалось бы, 
детально изученных документов, как комплекс актов смоленской епархии XII в. и 
"Список городам русским дальним и ближним" конца XIV в.2 

• 

1. Янин B.JI. Княжеский домен в Новгородской земле / / Феодализм в 
России. М., 1987, с.119-134. 

2. Новый подход к проблеме был мною изложен в докладах на научной 
конференции в Новгороде в 1991 г. и на чтениях памяти В.Т.Пашуто в 
апреле 1993 г. (Янин В.Л. Новгород и Литва: пограничная ситуация / / 
Восточная Европа в древности и средневековье. Спорные проблемы 
истории: Тезисы докладов. М., 1993, с.87-89). Отдельные фрагменты 
настоящей монографии публиковались в разных изданиях: Янин В.Л., 
Бассалыго Л А. Пусторжевская земля в XV веке: территория и границы / / 
Отечественная история, 1993, № 5, с.108-123; Янин В.Л. Заметки о комплексе документов Смоленской епархии XII века / / Отечественная история, 1994, № 6, с. 104-120; Янин В.Л. К вопросу о дате составления обзора 
"А се имена градом всем русским, далним и ближним" / / Древнейшие 
государства Восточной Европы. Материалы и исследования, 1992-1993 гг. 
М., 1995, с.125-134; Янин В.Л., Бассалыго Л.А. Великолукская земля в XV 
веке: территория и границы / / Отечественная история, 1995, № 6, с.45-58; 
Янин В.Л. К проблеме локализации Клина новгородско-смоленского порубежья / / Русистика, Славистика, Индоевропеистика. М., 1996, с. 29-40. 

ГЛАВА ПЕРВАЯ 
• 

Новгородское 
" Чернокунство " 

П

ервые документальные свидетельства существования 
новгородских территорий, с 
которых черная куна поступает Литве, содержатся в докончаниях Новгорода с литовскими великими князьями Свидригайлом 25 января 1431 г.1 

и Казимиром Ягеллончиком 1441-1442 гг.2. Первое из них сохранилось в 
дефектном виде, с утратами значительных фрагментов текста, однако 
сравнение его с договором 1441-1442 гг. обнаруживает не только их 
формулярную идентичность, но и текстуальное совпадение, касающееся 
и той части, которая особенно нас интересует. Поэтому цитирую необходимый текст по докончанию Новгорода с Казимиром, помещая в квадратные скобки его участки, утраченные в договоре со Свидригайлом: 

"[А рубежь Нову]городу с Литвою по старому [рубежю земли и воде, 
и с полочаны, и с витбляны, и с торопчаны. А на Молвотичох] взяти [ми, 
князю вели]кому, [два рубля, а тиуну рубль за петровщину; на Куньску 
възяти мне,] князю [великому, рубль], а тиу[ну полтина; на Березовчи 
взяти мне, князю великому,] полтора рубля, [да тритча]ть куничь; [на 
Стержи тритчать кунич да шестьдесят бел, а петровщине рубль; в[ Мореве 
сорок [куничь да два сорока бел, д]а петровщине рубль, а в осенние' пол 
рубля; [а в Жабне дватчать куничь да сррок бел, да петровщине рубль, а 
пиво с] перевары, а мед сытити по силе; а на Лопа[стичох и на Буичох у 
чорнокунчов по две куници, да по две беле, а слугам] трем по беле. А на 
[Луках нашь тиун, а вашь другии: суд им напол; а торопечкому тиуну] по 
новгор[од]скои во[ло]сти не [судити, ни ржевьскому. А в Любокове и в 
Заклиньи по две куничи да] по две беле, а за петровщину [сорок бел; а во 
Ржеве по две куници да по две беле, а мед по силе сы]тити [с перевары.) 
А тивуну [ездити по переварам в пятинатчати] человек, а по чернокунчем 
такоже в пятинатъчати человек. [А в Новгородской волости не надоби ни 
что] иное Литви, ни на Демяне, ни на Сне, ни на Полонове, [не надобе 
брати чорна куна, ни иное ничто же[". 

Принципиальное подтверждение тех же порядков содержится в договорной грамоте Новгорода 1471 г. с тем же Казимиром, который к тому 
времени стал также польским королем4: 

5 

"А что Ржова, и Великиа Луки, и Холмовски погост, четыре перевары, а 
то земли новгородцкие; а в то ся тобе, честному королю, не вступати, а знати 
тебе своя черна куна, а те земли к Великому Новугороду. А Ржеве, и Лукам, 
и Холмовьскому погосту, и иным землям новгородцким и водам от Литовской земли рубежь по старине... А черна куна имати ти по старым грамотам 
и по сеи крестной грамоте. А на Молвотицях взяти ти два рубля, а тиуну 
рубль за петровщину; а на Кунске взяти ти рубль; а на Стержи тритцять 
куниць да шестьдесят бел; а с Моревы сорок куниць да восмьдесят бел, а 
петровщины рубль, а в осенине пол рубля; а в Жабне дватцеть куниць да 
восмьдесят бел, а петровщины рубль, а мед и пиво с перевары по силе; а на 
Лопастицях и на Буицях у чернокунцов по две куници и по две бели, а слугам 
бела. А на Луках нашь тиун, а твои другой, а суд им наполы; а торопецкому 
тиуну по Новгородцкои волости не судити. А в Лубокове и в Заклиньи по 
две куници и по две бели, а петровщины сорок бел; а во Ржеве по две куници 
и по две бели, а с перевары мед, пиво по силе. А в новгородцких волостех, 
ни на Демоне, ни на Цене, ни на Полонове не надобе иное Литве ничто ж, 
ни черны куны не брати. А иных пошлин тобе, честны король, на новгородцкие волости не вкладывати через сию крестную грамоту". 

Имеются некоторые отличия этого текста от предыдущих докончаний. 
Поскольку договор 1471 г. сохранился не в оригинале, а в копии, возможно 
посчитать случайными ошибками переписчика пропуск упоминания полтины для тиуна на Кунске, рубля петровщины на Стсрже и числа получающих вознаграждение слуг на Лопастицах и в Буйцах. К числу случайных 
ошибок, однако, нельзя отнести исключение из числа чернокунских 
волостей Березовца и повышение литовского дохода в Жабне, где вместо 
20 куниц, 40 бел, рубля петровщины, меда и пива "по силе" теперь берется 
на 40 бел больше. Указанное изменение может быть достоверно объяснено. 

Между 1441 и 1471 гг. владельческая ситуация в Березовце претерпела 
существенные изменения. Если прежде эта волость располагалась и по западному берегу оз.Селигер, вокруг его Березовского плеса, и по его восточному 
берегу (в районе Кравотыни), реликтовое воспоминание о чем сохранилось в 
Разводной грамоте Новгородской и Ржевской земель 1483 г.5, то затем западная часть волости была захвачена Марфой Борецкой6, а ее восточная часть 
вошла в состав Жабны, в писцовом описании которой она числится как 
бывшая владычная земля7. Надо полагать, что переход части Березовской 
волости к Жабне и увеличил норму дохода с последней на 40 бел. 

Перечисленные в докончаниях чернокунские волости можно разделить 
на две основные группы. К первой относятся выплачивающие пошлину 
по индивидуальным, конкретно для каждой из волостей определенным 
нормам (Молвятицы, Кунско, Стерж, Морева, Березовец, Жабна). Ко 
второй — волости, платящие пошлину в однообразном размере — по 2 
куницы и 2 белы с чернокунца (Лопастицы, Буйцы, Лубоково, Заклинье 
и Ржева). Особый статус имеют Луки, управляемые новгородскими и 
литовскими тиунами на паритетной основе подобно тому, как на такой 
же основе новгородскими и русскими великокняжескими тиунами управ
б 

лялись Новоторжская земля и Волок Дамский. Для определения конкретных объемов черной куны в каждой из этих волостей недостаточно данных. 
Однако существует возможность установить общий объем чернокунских 
выплат Литве по некоторым территориям. 

"Запись о Ржевской дани", составленная в 1479 г., через год после 
присоединения Новгорода к Москве, информирует Ивана III о том, как 
"дань Ржовъская здавна по тому шла господару королю его милости"8. 
Объем литовского дохода достигал в год 178 рублей, из которых 165 рублей 
шли королю, 3 рубля подскарбьему, а 10 рублей составляли особый налог 
"коровщину", или "яловщину". Вероятно, собственно черной куной был 
королевский доход. 

Указанная сумма представляется совершенно исключительной, но она 
отражает и исключительность Пусторжевской земли, приведшую сразу же 
после падения Новгорода к учреждению Иваном III особого наместничества в Великих Луках и Ржеве, изъятых из состава Новгородской земли: 
"как князь велики и Московъскии узял Новгород и вечо им сказ ил, ино 
узъехал на Ржову князь Иван Лыко ... и судил и грабил люд, игго хотел, 
то на них брал..., и многии люди с тых грабежов розбеглися по заграничью, 
кое ко Пъскову, кое иныде где"9. Обращение с наместничеством как с 
завоеванной вражеской землей привело к смещению наместника, о чем 
Софийская 2 летопись рассказывает под 6987 сентябрьским годом: "Того 
же лета сведе князь велики наместника с Лук с Великих и с Новугородскаго 
с Литовскаго рубежа, и биша челом князю великому Лучане на него о 
продаже и о обиде; а наместник тамо был князь Иван Володимеровичь 
Оболенский Лыко. Князь велики суди его с ними: иное же на нем 
дотягалися и он оборотню в продажах платил, а иное князь велики и 
безсудно велел платити им; потому же много жалоб Лучане учиниша, иное 
по правде, а иное клепали его: где мало взял, а они о мнозе жалобу 
положили, а надеючися на великого князя, что им потакивает. Князь же 
Иван Володимеровичь Лыко, не мога терпети того, да отъехал от великого 
князя к брату его к князю Борису на Волок Ламский"10. 

Грабительская политика Ивана Лыко была однако продолжена его 
преемником князем Константином, на злоупотребления которого снова 
жаловались ржевичи. В частности, им был предан смерти наместник 
короля в Будкиничах Онисим и избит "мало не до смерти" литовский 
наместник в Бардовском погосте Стехно (его предшественник Еско был 
убит по распоряжению Ивана Лыко княжеским слугой Бурцем), о чем 
подробно рассказано в "Записи о Ржевской дани". 

Между тем литовская сторона на протяжении полутора десятилетий 
после падения Новгорода не прекращает протестов, касающихся проблемы получения черной куны с бывших новгородских волостей. 18 марта 
1488 г. посольство короля Казимира к великому князю Ивану Васильевичу 
делает следующее представление: 

"Што есмо перво сего многократ наших послов до тебе слали о 
волостех наших о Великих Луках и о Ржове и о Чернокунстве, иж нам в 

7 

тых волостех от тебе шкоды великие деются. Што нашим предком и нам 
дани шли и доходы с тех волостей и наши многи пошлины за твоих предков 
и за тебе самого; а ныне нам от колка лет даней и доходов нет с тых наших 
волостей. — Казимир король и велики князь всказал: А то ся для того 
делает, иж наместников от себя там посылаеш на Великии Луки таких, 
какии наместники пред тым не бывали там здавна от Великого Новагорода; а для того данником нашим шкодно и дани нашие за тым нам не 
сполняют, и доходов, которых и предком нашим хоживали и нам самим. 
Ино мы про то были послали от нас наместника на Великии Луки пана 
Сенка Григорьевича дел наших смотрити и дани на тое брать; ино твой 
наместник, который на тот час от тебя на Луках был, и люди твои нашого 
наместника на Великии Луки не впустили... — Казимир король и велики 
князь всказал: Ино што бы еси на Великих Луках и во Ржове и в 
Чернокунстве в наши дани и в доходы и в иншии пошлины не велел 
вступатися, штобы с тех волостей наших дани и доходы и иншии пошлины 
нам сполна шли по давному"11. 

Эти претензии заявлялись еще дважды — во время июньских переговоров 1490 г. и во время ноябрьских переговоров 1491 г.12. В 1489 г. в 
жалобе, заявленной Ивану III послом Казимира IV, говорилось: "А что 
нам в казну нашу хоживало с тых наших волостей на каждый год, а ныне 
одиннатцати лет тое побрал за себе, ино того всего ссумовано поддевяти 
тысячи рублев грошей и шестьдесят рублев и два рубли грошей'"3. Эти 
8562 рубля, в соответствии с переговорной ситуацией, "ссумованы" в 
московский счет, в котором рубль равен 100 новгородским денгам. По 
новгородскому счету, основанному на равенстве рубля 216 денгам, указанная сумма приравнивается 3964 рублям, потерянным литовской казной за 
одиннадцать лет. На год приходится.360,35 новгородских рублей. 

Один из компонентов этой суммы достаточно хорошо известен. Речь 
идет о повинностях в королевскую казну с Пусторжевской земли, которые, 
о чем сказано выше, равнялись, согласно "Записи о Ржевской дани", 178 
рублям. На долю остальных волостей, выплачивавших черную куну, 
остается 182,35 рубля. Однако каков состав этих волостей? В эпоху 
решительных побед московского оружия над Литвой в первые десятилетия 
после падения Новгорода не могло быть и речи о платежах в Литву с таких 
отдаленных от Литвы волостей, как Жабна или Молвятицы. Контексты 
литовских жалоб последнего десятилетия XV в. не оставляют сомнений в 
том, что Литва претендовала на черную куну только с Великих Лук, Ржевы 
и Холма, именуя только последнюю волость "Чернокунством". Следовательно, в 182,35 рубля нужно видеть совокупный литовский доход с 
Великих Лук и Холма, что примерно пропорционально площади этих 
волостей сравнительно с площадью Пусторжевской волости. 

Впрочем, имеется возможность оценить литовский доход и с некоторых отдаленных от Литвы новгородских волостей. 

В 1482 г. "прибежал из Литвы к великому князю Ивану Васильевичю 
от короля Казимира князь Феодор Ивановичь Вельской, а жены с собою 

8 

не успел взяти; и князь великий его пожаловал, дал ему город Демон в 
вотчину да Мореву со многими волостми"14. Новгородская карьера князя 
Ф.И.Бельского продолжалась вплоть до 1493 г.: "Да сказал князь Иван 
Лукомской на князя Федора на Беле кого, что он хотел бежати от великого 
князя в Литву; и князь великий за то велел князя Феодора изымати да 
послал его в заточение в Галич"15. Переписная оброчная книга Деревской 
пятины, составленная около 1495 г., не фиксирует следов пребывания 
Федора Вельского в Демоне, но подробно исчисляет его доходы в Мореве 
(дворы князя Федора существовали в погостах Мореве и Велиле). Среди 
статей этих доходов фигурирует и черная куна: "а черны куны пол-17 
рубля'"6. Мы уже знаем, что Морева числится в докончаниях XV в. среди 
волостей, уплачивающих черную куну Литве. 

Возможно установить размер черной куны, следующей с волости Буйцы. 
Как это очевидно из докончаний Новгорода с Литвой, регламент сбора 
черной куны таков, что в одних волостях требуется выплачивать и петровщину, и осенину, в других же только петровщину. В Буйцах, согласно 
жалованной грамоте 1130 г., волость отдана князьями Мстиславом Владимировичем и Всеволодом Мстиславичем Юрьеву монастырю "с данию, и с 
вирами, и с продажами, и вено во(лоц)кое", а также "осеньнее полюдие 
даровьное, польтретиядесяте гривьнь святому же Георгиеви"17, т.е. вся сумма 
доходов за исключением петровщины, которая, таким образом, и оказывается эквивалентной черной куне. Судя по указанию новгородско-литовских докончаний, петровщина была вдвое больше осенины ("в Мореве ... 
петровщине рубль, а в осенине пол рубля"). Осенина ("осеньнее полюдие 
даровьное") в Буйцах определена в 25 гривен. Поскольку гривна первой 
половины XII в. имела величину в 51,19 г серебра18, 25 таких гривен 
соответствуют 1280 г серебра. В денежных единицах XV в. эта сумма равна 
7,5 новгородского рубля, а величина петровщины (черной куны) с волости 
Буйцы равна, таким образом, 15 новгородским рублям. 

Можно попытаться проникнуть в механизм назначения черной куны 
и определения ее величины относительно объема конкретной волости. 
Однако для этого надо прежде разобраться в понятиях "куница" и "бела", 
принятых в практике сбора черной куны, и привести их к более известным 
денежным единицам. 

Размер "белы" известен из показаний Писцовой книги Водской пятины 1500 г.: "за 15 бел 2 гривны и 2 денги", "за 5 бел 10 денег"19. Коль скоро 
в новгородской гривне содержалось 14 денег, очевидно, что бела равна 2 
денгам. 

Что касается "куницы", то документом 1585 г. зафиксировано ее 
равенство 5 алтынам20. В конце XVI в. алтын, равный 3 копейкам (по 0,68 г 
серебра), содержал 2,04 г серебра, а куница, следовательно, приравнивалась 10,23 г серебра. Такой расчет подтверждается более поздними материалами, свидетельствующими о том, что абсолютная величина куницы 
оставалась постоянной. В 1682 г. 19 куниц признаны эквивалентными 5 
рублям21. В этом равенстве (при условии того, что куница равна 10,23 г 

9 

серебра) рубль содержит 38,9 г чистого серебра. Но в 1682 г. при монетной 
чеканке применялась стопа 504 копейки из гривенки (204,76 г.) талерного 
серебра пробы 85-90%22, а это значит, что рубль тогда приравнивался 40,6 г 
неочищенного серебра, что вполне соответствует рассчитанной выше 
норме в чистом (т.е. выше 90%) серебре. 

Тот же результат расчета величины куницы дает обращение к более 
ранним текстам. В "Чине избрания в священники и диаконы", сохранившемся в рукописи конца XV в., но отразившем реалии предшествующего 
столетия, куница приравнена 12 грошам: "И тот новоставленый тому 
своему уставленому учителю за науку маеть дата куницю, 12 грошей"23. 
Здесь (при том же условии равенства куницы 10,23 г серебра) грош 
оказывается эквивалентным 0,85 г чистого серебра, что соответствует 
содержанию чистого серебра в литовском гроше 60-х гг. XIV в. — 1382 г.24 

и в равноценном ему прибалтийском артиге третьей четверти XIV в.25. 
Приведенные сопоставления не только подтверждают правильность предложенного расчета величины куницы и свидетельствуют о неизменности 
ее величины на протяжении XIV—XVII вв., но и датируют второй половиной XIV в. оригинал "Чина избрания и поставления", сохранившегося 
в более позднем списке. Не касаясь происхождения куницы как единицы 
денежного счета, следует все же отметить, что она составляет двадцатую 
часть гривны серебра XII—XIII вв. или пятую часть гривны кун Русской 
Правды. В пересчете же на новгородскую денгу XV в. (0,787 г серебра) 
куница оказывается равной 13 денгам. Таким образом, примененная для 
ряда волостей чернокунского обложения норма "2 куницы и 2 белы" 
соответствует 30 новгородским денгам XV в.26. 

Располагая этой цифрой и зная, что с волости Буйцы объем черной 
куны (петровщины) равнялся 15 рублям (по 216 денег), т.е. 3240 денгам, 
получаем, что в этой волости насчитывалось 108 чернокунцев. Между тем, 
по старому письму, в Буйцах числилось 106 деревень (96 живущих и 10 
пустых)27. Как видим, цифры близко совпадают. Их логика, как будто, 
указывает на то, что черная куна исчислялась от количества деревень в 
волости. 

Принципиально сходный способ исчисления черной куны демонстрирует волость Морева. Как уже отмечено, получивший эту волость в вотчину 
князь Ф.И.Вельский пользуется доходами с нее не только как вотчинник, 
но и как адресат черной куны, размер которой определен в 16,5 новгородских рублей. Однако этой суммой не исчерпывается объем тех отчислений, 
которые в эпоху новгородской независимости уходили в Литву. Как 
показывает "Запись о Ржевской дани", эти отчисления включали собственно черную куну ("королю"), но кроме нее "коровщину" ("яловщину") 
и тиунскую пошлину ("подскарбьему"). Раздел доходов между литовским 
великим князем и тиуном предусмотрен и новгородско-литовскими докончаниями, согласно которым тиун вознаграждается за сборы петровщины и осенины ("а на Молвотицях взяти ти два рубля, а тиуну рубль за 
петровщину..."). В Мореве тиуну положены полтора рубля ("да петровщи
10