Эпистемология и философия науки, 2005, том 5, №3


ПИСТЕМОЛОГИЯ


С В)ИЛОСОФИЯ НАУКИ

      Ежеквартальный журнал 2005, т.У, №3















Институт философии Российской Академии наук

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК


ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ





ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
   EPISTEMOLOGY & PHILOSOPHY OF SCIENCE

T. V, № 3




Научно-теоретический журнал по общей методологии науки, теории познания и когнитивным наукам












«КАНОН +» РООИ «Реабилитация» Москва 2005

                Оглавление





Редакционная статья

Мир науки и жизненный мир человека............... 5
   И. Т. Касае ин

Академия

Понятие самосознания у Канта и Юма................ 12
   Карен Гпой (Швейцария)
Иллюзия значения.................................. 27

В. А. Ладов

Панельная дискуссия

Кризис экономической теории и интеграция обществоведческого знания......... 45
   Д. Е. Сорокин
О природе кризиса современной

экономической теории и путях его преодоления ........................52
В. А. Колпаков

Возможна ли современная политическая экономия,

   в том числе-для России?...................... 58
   С. А. Никольский
Нужна ли России особая экономическая теория?... 62
   В. Г. Федотова
Недостаточность целерациональности............. 68
   Н. М. Смирнова

Кафедра

Методология социально-гуманитарных наук и проблема «другого сознания»........

72

В. П. Филатов

Панорама

Картезианское сомнение: метаморфозы потерянного Я....................... 83

М. В. Шугу ров

Междисциплинарные исследования

Интуитивное и логическое в задачах распознавания

и принятия решений.............................104

В. П. Карп, А. П. Никитин

2

..; «J '7' у >
Case-studies

Вернер Гейзенберг: философия науки в контексте исторической судьбы ученого (Часть I).............121
   Н. Ф. Овчинников

Энциклопедия

■ Обсуждаем статьи «Абстракция» и «Знание» J М. М. Новоселов, Г. И. Рузавин,
     В. В. Селиванов, А. А. Тихонов

140

Контекст

Теории чуда в эпоху науки.......................153
   К. Г. Фрумкин

Симпозиум

Эпистемологическая проблематика на III Всемирном феноменологическом конгрессе.....................173

Н. М. Смирнова

 Философская риторика: убеждающая речь........... 182

Проблема значения сквозь призму культурологического функционализма................193
   В. Н. Порус

Проблема значения в примитивных языках.......................... 199
   Бронислав Малиновский

им. М. В. Ломоносова..........................234
0. Д. Волкогонова

Новые книги

Рецензия на книгу П. П. Гайденко
    «Научная рациональность и философский разум»..........................237
   Т. Г. Щедрина

3

       Что есть культура, и как она объясняется.........................243
         Ю. С. Маркина
       Новые книги по эпистемологии на английском языке...........................248
         А. Ю. Антоновский

       Contents....................................... 252
       Наши авторы.................................... 253
       Памятка для авторов........................... 254       Подписка ...................................... 255




     Публикуемые материалы прошли процедуру рецензирования и экспертного отбора.





         Редколлегия журнала
         И. Т. Касавин (главный редактор), А. Ю. Антоновский (ответственный секретарь), В. И. Аршинов, Д. И. Дубровский, В. А. Колпаков, Н. И. Кузнецова (Институт истории естествознания и техники РАН), И. К. Лисеев, Л. А. Микешина (Московский педагогический государственный университет), А. Л. Никифоров, А. П. Огурцов, В. Н. Порус (заместитель главного редактора, Государственный университет — Высшая школа экономики), В. Л. Рабинович (Институт культурологии Министерства культуры), В. П. Филатов (Российский Государственный гуманитарный университет).

         Международный редакционно-издательский совет
         В. С. Степин (председатель), П. П. Гайденко, И. Т. Касавин (заместитель председателя), В. А. Лекторский, X. Ленк (Германия), X. Позер (Германия), Е. Рада Гарсия (Испания), Т. Рокмор (США), Г. Фоллмер (Германия), С. Фуллер (Великобритания), Р. Харре (Великобритания), К. Хюбнер (Германия), Д. С. Чернавский.

         Региональный редакционный совет
         В. А. Бажанов (Ульяновск), Н. В. Бряник (Екатеринбург), А. Г. Егоров (Смоленск), Т. Г. Лешкевич (Ростов-на-Дону), М. Ю. Опенков (Архангельск), Ю. М. Сердюков (Хабаровск), Л. С. Сычева (Новосибирск), И. В. Черникова (Томск), М. В. Шугуров (Саратов), С. П. Щавелев (Курск), Ю. М. Шилков (Санкт-Петербург).


  © 2005 Институт философии РАН. Все права защищены.

4

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. V, № 3

р науки

и жизненный мир человека


И. Т. К АС АВ ИН




Дискуссии о смысле и направлении антропологического поворота, его значении для эпистемологии и философии науки сегодня идут параллельно с дискредитацией  гуманизма, идеи      субъективности и   провозглашением        «смер- ||1|
ти Бога» (Ф. Ницше), «смерти       автора» ||j|
(X. Л. Борхес, Р. Барт), наконец, «смерти
субъекта» (М. Фуко). Хотя ряд авторов и берут на себя смелость отстаивать непреходящее значение понятия субъекта (В. А. Лекторский, В. Н. Порус) или «антропного проекта» (С. Фуллер), само его содержание оказывается недостаточно проясненным или даже парадоксальным. В частности, стоит основательно разобраться в тех смыслах, которые привнесли в эпистемологию философия жизни, экзистенциализм, феноменология - антропологически ориентированные типы философствования, стремящиеся реабилитировать человеческую субъективность в пику позитивистскому объективизму.
                            Так, в частности, формой и фактором антропологического поворота в эпистемологии и философии науки стало


                        широкое использование термина «жиз- i-b


едакционная стать

с

И. Т. КАСАВИН

       ненный мир» в анализе познания¹. Неклассическая эпистемология отказывается от идеи эпистемологической исключительности науки и вовлекает в сферу своего анализа все многообразие форм знания и сознания, а также когнитивное содержание деятельности и общения. Тем самым достигается расширение предметной сферы и методологического арсенала эпистемологии, смягчаются ее нормативистские претензии, возникают новые возможности междисциплинарного синтеза. При этом утрачивается жесткость таких категорий, как «истина», «рациональность», «объективность познания», что, в свою очередь, ставит перед философским анализом познания непростые проблемы как содержательного, так и институционального характера. Более глубокое осознание возникающей таким образом эпистемологической ! ситуации требует специального рассмотрения термина и концепта «жизненный мир» в контексте соответствующих социокультурных процессов.
   :     Напомним, что со времен 0. Шпенглера и Э. Гуссерля кризис cols,   временной западной цивилизации становится постоянной философI     ской темой. Кризис усматривается, в частности, в том, что ускорение
;< социального развития и давление науки на общественное мнение ведет к утрате здравым смыслом своей компетенции. Современная ци-й вилизация вообще утрачивает способность перерабатывать плоды Й     научно-технического развития в политических и культурных формах.
|да   Наука уже более не является, в отличие от эпохи Просвещения, инфу; тегрирующим культурным фактором именно потому, что не усваива-W ется в должной мере повседневным сознанием и другими, менее ди-да намичными, но уже неотъемлемыми от человека традиционными I j формами (религией, мифом, нравственностью). Складывается пара-| доксальная ситуация: «динамика научного прогресса приводит к потере значения научных картин мира как средств достижения единства культуры»². Мир науки и техники, с одной стороны, и жизненный мир человека, с другой, противопоставляются друг другу как автономные, если не враждебные сферы сознания и бытия.
   Напомним, что философское значение термина «жизненный мир» изначально связано с поляризацией двух представлений о мире. Первое из них предполагает различение между специфически человеческим миром, сформированным культурой и наукой, и миром органической и неорганической природы. Второе основано на различии дореф
[редакционная стать •

            ¹ См. об этом, например: Филатов В. П. Научное познание и мир человека. М., 1989.
              Lubbe Н. Die Wissenschaftcn und ihre kulturellen Folgen. Uber die Zukunft des common sense /7 Rheinisch-Westfalische Akademie dcr Wissenschaftcn. Vortrage G 285. Geisteswissenschaften. Opladen, 1987. S. 43. Повседневность уже не может ориентироваться на науку и нуждается, согласно Люббе, в религиозном фундаменте.

6

МИР НАУКИ И ЖИЗНЕННЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА

лексивного мира интерсубъективного существования и мира предметной среды, сформированного наукой и техникой. Еще до начала его собственно феноменологической истории термин «жизненный мир» (world of life, Lebenswelt) был введен в философию к началу XX в. американским прагматизмом в лице У. Джемса («Опыт деятельности», 1904), «философией жизни» в лице Г. Зиммеля («Религия», 1907), а также другими немецкими авторами: протестантским философом Э. Трелчем («Перспективы христианства в отношении к современной философии», 1910) и представителем «позднего идеализма» Р. Ойке-ном («Человек и мир», 1918). Данный термин использовался в полемике как с позитивистскими, так и с умозрительно-метафизическими философскими учениями. Среди первых можно назвать эволюционизм, доминировавший в понимании природы человека (Ч. Дарвин, Г. Спенсер, Э. Геккель). Ко вторым относится, например, универсалистский подход англо-американских неогегельянцев (Ф. Брэдли, Дж. Ройс).
    Феноменология, которая у позднего Э. Гуссерля становится учением о жизненном мире, придает данному термину концептуально-разработанную форму. Кризис современной науки, идущей от Га-      ||||
лилея, и европейской духовности вообще состоит, по Гуссерлю,      I Й
в забвении универсального горизонта жизненного мира, того, что |И М. Хайдеггер позже назовет повседневным бытием (Alltaglichkeit des Daseins). В качестве терапии против научного объективизма, который обесценивает чувственный жизненный опыт человека, Гуссерль выдвигает проект трансцендентальной феноменологии. Она призвана развенчать позитивистскую нацеленность на объекты, подлежащие истинному познанию, противопоставив ей открытие человеческой субъективности.
    В дальнейшем термин и понятие «жизненный мир» у М. Мерло-Понти, А. Шюца, Ю. Хабермаса находит разнообразные интерпретации, все более погруженные в эмпирические контексты. Так, уже в ранних работах Шюц рассматривает жизненный мир как многослойную сеть интерсубъективных отношений, в которой каждая область жизненных смыслов характеризуется собственным стилем и особенной формой релевантности. Шюц анализирует face-to-face-отношения в рамках некоторой ограниченной пространственно-временной области как нормальный случай повседневной коммуникации. Благодаря этому тематика жизненного мира окончательно освобождается от «этологических», субъективистских импликаций. Это позволяет использовать понятие жизненного мира в социологически ориентированных исследованиях повседневности и в микросоциологии вообще, благодаря чему с середины XX в. феноменология приобретает статус междисциплинарной гуманитарной методологии. Вместе с тем жизненный мир человека в контексте техногенной цивилизации и постне
[редакционная стать

И. Т. КАСАВИН

[редакционная статьр

       классического типа рациональности получает более глубокое философское понимание на пути выхода за пределы простых дихотомических противопоставлений миру науки и техники.
          Ускоряющийся научно-технический прогресс выявил неизбежные и имманентные пределы, связанные с ограниченностью природных ресурсов, политической нестабильностью, социальными конфронтациями, растущей неустойчивостью человеческой психики. Нововременное естествознание, возникавшее под оптимистическим лозунгом освобождения креативных сил человека («Знание - сила»), становится сегодня одной из отраслей не только венчурного, но и вполне рутинного бизнеса, утрачивает культурообразующую функцию и порождает многочисленные глобальные проблемы. Однако развитие социально-гуманитарного знания и антисциентистские общественные движения вносят коррективы в данный процесс. Благодаря этому создаются альтернативные интеллектуальные ресурсы, происходит формирование новых парадигм в области естественных и технических наук. Их необходимыми элементами становятся, во-первых, гуманитарная экспертиза, во-вторых, социальный контроль, в-третьих, междисциплинарное взаимодействие, в-четвертых, сложные развивающиеся системы и человекоразмерные объекты. Философия науки и науковедение рисуют сегодня многомерный, исторический, социально и антропологически нагруженный образ науки, в котором главное место отводится анализу взаимодействия когнитивных, психологических, культурных и космологических факторов ее развития. Выясняется, что многие науки не дистанцируются полностью от жизненных смыслов -как предмета исследования и мировоззренческих ориентиров.
          Одновременно и жизненный мир, сфера повседневности трансформируется под влиянием цивилизационных реалий настолько, что требует, подобно современной науке, исторической, неклассической интерпретации. Для Э. Гуссерля он представлял собой исходные, непроблематичные и взаимосвязанные структуры сознания, характеризуемые целостностью и стабильностью. Однако эмпирические исследования историков, социологов, психологов, лингвистов, культурологов существенно видоизменяют это понимание. Во-первых, обнаруживается историческая изменчивость жизненного мира, в контексте которой феноменология Гуссерля ограничена описанием лишь его классического типа. Поэтому, во-вторых, открытие субъективности, провозглашенное Гуссерлем, оказывается развитием классической тенденции, идущей от И. Канта с его понятием трансцендентального субъекта. Современные постмодернисты³, напротив, представляют субъективность в образе ризомы как запутанной корневой системы, состоящей из множества отростков и побегов, регулярно отми

            ³ См.: Delez J., Gvattary F. Rhizome. P., 1976.

8

МИР НАУКИ И ЖИЗНЕННЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА

рающих и заново отрастающих, находящихся в состоянии постоянного обмена с окружающей средой. Ризома служит моделью бессознательного с его асистематичностью, иррациональностью, свободой комбинации знаков, несвязанностью с пространством и временем, динамичностью, континуальностью, симультанностью, наличием аналоговой операциональной системы. Такова, по мнению ряда современных авторов, и сама структура субъективности, соответствующая современной эпохе, субъективности, в которой от нормального человека мало что остается.
    Далее, жизненный мир человека XXI в. не только не исчерпывается субъективностью, но даже, напротив, в значительной мере вынесен во вне его психики. Информационное общество, как показывают социологи⁴, отличается всепроникающей гиперкоммуникативностью, или медийностью. Если все подчиняется целям продолжения коммуникации, рекурсивному включению новых сообщений в уже сообщенное, если все становится коммуникацией, то коммуникации больше нет, «она умерла». Вместо нее остаются потоки сообщений, и экраны, которые сами смотрят зрителей. Из коммуникации исчезает самое главное, а именно рефлексия и понимание, а, следовательно, и субъект. Употребляемое Н. Луманом понятие «Эго» (адресат коммуникации) уже не несет в себе никакого субстанционального начала, но является лишь фикцией, операциональной схемой, функция которой - организовать порядок в хаосе переживаний. Схемы у Лумана формируют нерефлексивный рассудок масс-медиа, условия узнавания (а не понимания и рефлексии). Событие теряет свою новизну не в том смысле, что спустя некоторое время появляются более свежие новости. Новое в принципе не вмещается в рассудок, «проходит мимо» масс-медиа. За гегемонией производства смыслов стоит «террор схематизации»⁵. Коллективный субъект, осуществляющий «массовое познание», впадает в непреодолимые коллективные заблуждения.
    В четвертых, общим местом многих социологических и психологических исследований стала квалификация современного общества как «общества риска»⁶. Динамичность общественных процессов, резко возросшая мобильность человека постоянно ставят его перед лицом новых и неожиданных обстоятельств. Это реалии наших дней, становящиеся фактом обыденного сознания благодаря тем же масс-медиа. В этих условиях человек утрачивает всякое ощущение собственной

стабильности и критерии нормальности происходящего в мире; всякая i переживаемая им стандартная, нормальная ситуация может в любой          §
__________                                                              х
   ⁴ См.: Luhmann N. Die Realitat der Massmedien. Opladen, 1996.       X
   ⁵ См.: Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства. Екатеринбург,    ®
2000.                                                                   §
   ⁶ См.: Beck С. Risikogesellschaft. F/M., 1986.                    (■).

стать

И. Т. КАСАВИН

       момент трансформироваться в пограничную или экстремальную. Если в классическом образе жизненного мира риск выступал в качестве аномалии, то сегодня риск оказывается вполне повседневным, повторяющимся, обычным явлением человеческой жизни. Риск как неизбежная составляющая деятельности, общения, поведения и сознания входит в неклассическую структуру жизненного мира, в котором в качестве противодействия стимулируется развитие противоположной тенденции - усиление тяги к традиционным ценностям (дом, семья, нация, религия, патерналистское государство). Из риска и неопределенности как существенных элементов жизни вытекает представление о познавательном процессе как непредсказуемом, «анархическом» (П. Фейерабенд), иррациональном процессе, в котором властвуют не логика и факты, а социальные предрассудки, мистические видения и личные капризы.
           В-пятых, современный человек в условиях гиперкоммуникации и I. нестабильности парадоксальным образом остро ощущает одиночество в толпе и рутинность бытия. Альтернативой, призванной вытащить его за волосы из болота повседневности, выступает, помимо прочего, и     феномен, обозначаемый жаргонным словечком «экстрим». Он очерН     чивает область жизненного мира при посредстве Танатоса (3. Фрейд),
       агрессивного стремления познать границы своих возможностей, пре-|Щ' делы социально дозволенного⁷. Нарушение закона, супружеская из-1мена, спорт, наркотики, попытка суицида - неполный список разнооб-ш|ш разных испытаний, которые, включаясь в повседневность, явно пре-|| рывают ее мирное течение на какое-то время, а то и навсегда (вместе j с привычным качеством жизни или с ней самой). В силу практической I неизбежности для каждого из нас большинство подобных феноменов приобретает некие черты обыденности - вольно или невольно для людей, их переживающих (особенно с возрастом), больше или меньше в условиях разных субкультур. Но эта повседневность иного, паранормального плана. Ей соответствуют измененные (страстями повышенного накала, аффектами, либо, напротив, сниженными настроениями, депрессиями, неврозами и психозами) формы сознания. Это же относится и к формам познания. В них начинает тематизиро-ваться магическая и мистическая практика; аутизм и субъективизм ученого, замкнутого в узком теоретическом и лабораторном мире; идиотизм повседневной жизни, зацикленной на «вращении в колесе самсары», на рутинном повторении происходящего.
      Наконец, современный эпистемологический анализ практического, практически-духовного и обыденного типов опыта показывает их связь с определенным этапом в развитии научного знания и институ

           ⁷ О таналогических исследованиях повседневности см.: Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.

[редакционная стать

10

МИР НАУКИ И ЖИЗНЕННЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА

  ционального образования. Для человека техногенной культуры навыки работы с персональным компьютером, разнообразными техническими устройствами, включенность в потоки информации и системы коммуникации радикально изменяют его жизненный мир по сравнению с миром его предков. И хотя структуры жизненного мира функционируют во многом нерефлексивно, их содержательное различие столь велико, что уже не обеспечивает беспроблемного понимания людей разных культур и эпох. Одновременно в жизненном мире стираются те различия (национальные, языковые, сословные), которые ранее препятствовали пониманию, и обеспечиваются определенные условия диалога культур. Тем самым герменевтическая проблематика понимания универсализируется, расширяется до сферы эпистемологии вообще.
   Итак, в условиях техногенной цивилизации осуществляют себя две внутренне противоречивые тенденции. Прежде всего происходит онаучивание и технизация жизненного мира, чреватые сужением и даже утратой ряда жизненных смыслов. Одновременно продолжается и углубляется процесс гуманизации и антропологизации самих науки и техники. Это означает, что мир науки и жизненный мир человека уже не просто разводятся на разные полюса. Все более явное осознание необходимости позитивного, теоретического и практического преодоления разорванности познания и культуры в целом сопровождается соответствующими социокультурными процессами. Вчерашние диаметрально разведенные полюса обнаруживают в себе объективные содержания, равно необходимые человеку. Более того, это полюса, между которыми на деле осуществляется постоянный обмен смыслами; это инстанции, существование которых обеспечивает как динамику культуры, так и напряженность философского дискурса.
   Таким образом, понятие жизненного мира не только грозит эпистемологу утратой понятия познающего субъекта, его растворением во множестве социокультурных ролей и когнитивных практик. Оно также напоминает об утраченной в современном мире целостности человеческого бытия, о его непреходящей ценности, в том числе и как основы незавершенного, фрагментарного, но стремящегося к полноте и адекватности человеческого познания. Способность неклассической эпистемологии переварить эту ситуацию, соединяя трансцендентальную позицию с эмпирическим социокультурным исследованием, станет в XXI в. одним из решающих критериев исторической адекватности теоретической философии вообще.

[редакционная стать£*

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. V, № 3




т
 снятие самосознания у Канта и Юма¹



Карен ГЛОЙ (Швейцария)



 Понятия субъективности и самосознания вновь стали сегодня актуальны, хотя и в своеобразной форме - как предмет деструкции и вытеснения. «Смерть субъекта» стала лозунгом дня со времени выхода знаменитого сборника под тем же названием, изданного Гертой Нагль-Дочекал и Гельмутом Феттером (Вена). Это модное словосочетание стало точкой пересечения целого ряда совершенно различных направлений и течений; большая часть их - французского происхождения; это те направления, что вышли из кругов структурализма и неоструктурализма за последние примерно десять лет. Здесь же можно назвать рецепцию Маркса у Альтюссера и его учеников с их критикой субъекта, а с другой стороны - радикализацию Ницше, Фрейда и Хайдеггера у таких авторов, как Фуко, Деррида, Лакан, Делез, Гваттари и Лиотар.
           Международное признание, полученное этими авторами за последние годы в ходе дебатов по поводу постмодерна, привлекло в их кильватер критиков субъективности, принадлежавших к совсем иным философским традициям, первоначально отнюдь не входившим в этот круг, например, к таким, как трансцендентальная прагматика, критическая теория и ее новейшие модификации, а также и феноменология. При всей гетерогенности философских позиций общее для них - критика «гуманизма» Нового времени, который понимается, согласно Хайдеггеру и его «Письму о гуманизме», как выражение нововременной метафизики с ее антропоцентризмом. Антропология Ново
           ¹ Карен Глой - доктор философии, профессор Университета Люцерн (Швейцария), автор таких книг, как: «Натурфилософия Платона» (1986); «Теоретическая философия Канта» (1990); «Понятие природы (История научной мысли)», в 2-х тт. (1995-1998) и др. - При м. пер.

12