Собрание сочинений Гете. Том 5

С0БРАН1Е С0ЧИНЕН1Й




                ГЁТЕ




✓

        ВЪ ПЕРЕВОД® РУССКИХ® ПИСАТЕЛЕЙ.


ВТОРОЕ ИЗДАН1Е подъ редакций Петра Вейнберга.


томъ пятый.

С.-ПЕТЕРБУРГ!?.

1893.

ВСТУПЛЕН1Е.




      Въ ноябре 1807 г. Гёте, будучи въ 1ен-Ь, встретился у книгопродавца Фром-иана съ его воспитанницею Вильгельимоа Герцлибъ, и семнадцатилетняя красавица произвела на почти шестидесятилФтвяго—но вечно юная сердцечъ—поэта, такое сильное впечатление, что онъ крепко пожал^лъ (и вероятно далеко не въ первый разъ въ этомъ отношенш) о своемъ брачномъ сожительства съ Кристиною Вуль- ] шусъ. Сожалйше это однако не помещало ему, высоко ставившему святость брака, остаться совершенно твердынь, подавить вспыхнувшую страсть разсудочнымъ п нравственнымъ самоотречешемъ; но это обстоятельство и зд'Ьсь — какъ бывало съ Гёте уже въ столькить случаясь его жизни — послужило для него вн’бшвимъ по-водемъ, толчкомъ къ литературному воспроизведению того, чтб уже и до встречи съ Вильгельминой Герцлибъ пустило корни въ его ysi£ и сердцё, къ такому же, въ некоторой степени, освобожден!» себя этимъ способомъ отъ внутренняя гнета, кают послужило для него — только въ большей степени — сочинение «Вертера» (см. наше вступленге къ «Вертеру® во 2-мъ том£ настоящего издания).
      Правда, въ героин^ «Избирательная Сродства», т.-е. Оттилш, авторъ отнюдь не изобразить иненно Вильгельмину Герцлибъ, позаимствовавъ для этого образа у воспламенившей его девушки, быть можетъ, только некоторый — да и то внйша!я—черты; правда, что еще меньше коженъ мы видеть самого Гёте въ Эдуард^; правда наконецъ, что между обстоятельствами, разсказанными въ роман!, и т!ми. которыми сопровождались отношенгя поэта къ этой молодой д^вушк-Ь (ддивппяся очень недолго), н!тъ ничего общая; но что въ этомъ произведении много субъективная, по отношению къ душевному настроен!» нашего поэта вообще въ томъ вопрос!, который лежитъ въ основами «Избирательная Сродства» — это не иод-лежитъ сомнЗипю. «Въ Избирательность Сродства—говор и лъ Гёте Экерману—н!тъ ни одной черты, которая не была бы пережита., но вмГст! съ тбиъ—ни одна черта не представлена именно въ,такомъ еид>ъ, въкакомъ она пережита*. А до какой степени это пережитое было близко сердцу поэта, на то мы имАемъ явственный указами тоже въ собственные словатъ его. «Никто—нисалъ онъ въ другомъ м!ст!—не можетъ не видеть въ этомъ роман! рану глубокой страсти, которая, въ процесс! исц!лев!я ея, боится закрыться, сердце, которому страшно, что оно излечится». И въ такомъ же смысла надо принимать его слова Беттин! Брентано, что изображая несчастную судьбу своизъ действующие лицъ, онъ ис-пытывалъ глубокое волнеше «несъ свою долю душевиыхъ страдашй»; зд!сь «какъ 1*

въ надгробной урнб собраль онъ свои слезы о многомъ, чтб не удалось осуществить ему...»
       Такимъ образомъ, основная мысль «Избирательна™ Сродства»—столкновение между любовью и брать, т.-е. страстью и долго», столкновение, оканчивающееся победою духовнаго начала надъ чувственным!. Этоть результа-тъ умышленно или неумышленно игнорировался теми ультра-строгими моралистами, которые, возмущаясь слишком! живым!, соблазнительным! изображение» страсти, въ противупо-ложность разсудочному долгу, на этомъ основании провозглашали я весь романъ въ его сущности, его основной идей—безнравственными. Другая частв критики, въ лищЬ мнотихъ авторитета4йшвтъ ея представителей (главными образомъ Рётшера и Розенкранца) победоносно опровергнута эти нелепая обвинения, явно рушащаяся и сами собой, посредством! фактических! подробностей этого произведена, sСпрашивают!—говорить одинъ из! этим! критиков! (т.-е. спрашивают! обвинители въ безнравственности)—почему авторъ, если уже онъ зашТлъ изобразить любовь въ борьбе съ бракоиъ, не далъ этому столкновешю другой развязки съ резко определенною нравственною тенденщею? Разве не могли и главный действующая лида, Эдуард! и Оттил!я—какъ это делаетъ въ более слабой степени по крайней мере второразрядная чета (капитан! п Шарлотта) — явиться изобразителями решительной борьбы воли против! страсти? Не могли они разве въ конце концевъ безропотно покориться нравственному закону и призвать святость брачнато союза? На это Шиллеръ, доживи онъ до появления романа, ответилъ бы: Торжество нравственная закона обнаруживается не только въ победе воли надъ сердечною склонностью, но также — и съ еще более потрясающею силою — въ исходящей изъ сознаюя вины глубокой душевней боли. Кто отрицает! это, должен! пред! нравственным! судилищемъ произносить обвинительный приговор! и великолепнейшим!, глубочайшим! произведениям! поэзш вс$хъ времен! и народов!—» А. другой критикъ этой же категории, называя «Избирательное Средство» «нравственными подвигом!» автора, замечает! по поводу все техъ же обвинений: «Неужели же можно серьезно думать, что изображенное вь этоиъ романе даетъ право читателю почерпать себе здФсь поощрение на такой же образъ действий? Нтб было бы, если бы каждое происшествие, изображенное въ поэтическом! произведении, служило бы тотчасъ къ узаконен!» его или чего-нибудь въ томъ же роде? Усматривая нелепость такого соображения, переходятъ къ утвержден!», что авторъ ужъ черезъ-чуръ увлекательно изобра-зилъ страсть. Но страсть доводить человека до извращеннаго образа дШтай, до безнравственных! поступков!. Какъ же писателю, если онъ выводит! именно ее на сцену, представить ее иначе, чемъ силу, держащую человека въ своей власти? Разве въ противяомъ случае изображена его было бы правдиво? Но если такимъ образомъ и здесь приходится возразителямъ признать полную неосновательность своихъ замечаний, если сверх! того должны они согласиться, что авторъ описаль все муки, все борев!я, соединенный съ нравственно незаконною страстью — то прибегают!, наконецъ, к! сожалйн!», что во всяком! случае нельзя давать эту книгу въ руки молодымъ людямъ, особенно де-вушкамъ. Это сожаление—нелепость... Предположив!, что романъ «Избирательное Средство», какъ часть сочинен!й Гёте, испалъ въ руки этой молодежи—я по крайней мере убежденъ, что при той полноте жизни, которую онъ содержать въ себй, при той поразительной этической нежности, которая даже ничтожнейшее въ немъ взводить на высшую ступень серьезнаго—не иожетъ онъ причинить никакого вреда и вызвать каш бы то ви было порочным мысли и чувства...» Этими словами папгь критикъ коснулся и эстетическаго достоинства романа — достоинства, уже

едино гласно (а вполне справедливо) признающагося вciми, благодя истин но-художественному развит!» характеровъ, равноебраз!» положен^, простота и красой стиля, и т. и.
         Остается сказать еще о заглавии романа, которое, безъ разъясвешя, представляется странвымъ, даже, пожалуй, неионятнымъ. * Избирательное Сродство»— терминъ химичоск!Й, и въ хииш смыслъ его такой: нисколько веществъ, приведев-выгь въ сопри косно ве в! е, соединяются между собой такъ, какъ будто каждое изъ впхъ выбиравтъ, ври чемъ два вещества очень часто борятся за «обладаа!е» каким-либо третьим. Гёте, въ своим естествевно-научныхъ аааяпям, очень интересовался и зтимъ вопросомъ, а почему нрим^нилъ онъ этотъ химичесмй терминъ къ своему роману, на то находимъ ответь въ сяЬдующемъ объяв ле и! и о вы-лод'Ь въ св^тъ этого произведена—объявлены, написаныомь самимъ Гёте: «Поводимому, къ атому странному заслав!» послужили для автора поводом его непрерывный фиэическ!я работы. Онъ вероятно заметим, что въ естественным наукам очень часто приб$гаютъ къ этическимъ сравнешямъ, чтобы ближе придвинуть къ кругу человеческим знаний нЬчто, очень отдаленное отъ него, — и на этонъ основами иахотфлъ и въ случай вравственнаго свойства свести химическое къ его этическому источнику, ймъ бод$е, что природа повсюду одна и та же, и что въ области простора и свободы мысли также неудержимо тянутся одинъ за другимъ сл1ды мрачной страстной необходимости, вполне уничтожить которые можно только высшею силою и, быть можем, уже не въ здешней жизни*. Къ зтимъ словамъ автора можно прибавить замйчайе одного изъ коиентаторовъ, ва-шедшаго въ этомъ роман5 «счастливое примкнете естественно-научнаго закона— къ нужному сродству дтщъ>.
         Считаем не лишннмъ заметить въ заключеше, что первоначально авторъ оза-главилъ этотъ романъ просто «0ттил1я».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.



ГЛАВА I.

      Эдуардъ—такъ называешь ми богатаго барона въ лучшей пор! мужества— Эдуардъ провелъ въ своемъ саду лучике часы апрАльскаго вечера, прищепы вал св!эае ростки къ молодымъ деревьямъ. Онъ только что окончилъ работу, сложилъ инструменты въ футляръ и съудовольств1емъсмотр!лъ на сд!ланное. Въ это время подо-шелъ садоввикъ и остановился полюбоваться тртдолюбивымъ учаспемъ господина.
      — Be внд!лъ ли ты моей жены? спросилъ Эдуардъ, собираясь итти дальше.
      — Тамъ, на новыхъ работать, отв!чалъ садоввикъ.—Сегодня кончаютъ дерновую хижину, которую она построила на скал! противъ заика. Все удалось какъ нельзя лучше: непременно вашей милости понравится. Видъ чудесный: внизу деревня, немного правде церковь, такъ что смотришь чуть не чрезъ самый шпицъ; прямо насуиротивъ заиокъ и сады.
      — Да, правда, зам!тилъ Эдуардъ:—за нисколько шаговъ отсюда я в ид to, какъ тамъ работать люди.
      — А дальше направо, продолжать садовникъ—разстилается долина, и взоръ теряется за рощами въ ясной дали. Всходъ на скалу выведенъ чудо какъ хорошо. О, баронеса мастерица! Подъ ея командой работать весело.
      — Поди, попроси ее подождатв меня. Скажи, что я приду полюбоваться новыми создаю емъ.
      Садоввикъ поспешно удалился, а Эдуардъ пошелъ за нимъ. Сходя съ тер-расъ, оиъ осмотр!лъ мимоходонъ теплицы в парники, потомъ спустился еще ниже и перешелъ по мостику черезъ воду до того м!ста, гд! дорога къ хижин! расходилась на двое. Одна тропинка вела на скалу черезъ кладбище довольно прямо; онъ оставилъ ее и пошелъ л!в!е по другой, зн!йкою пробиравшейся сквозь красивый кустарникъ. Тамъ, гд! тропинки опять сходятся, прис!.ть онъ отдохнуть на кстати поставленной скамь! и пошелъ потомъ уже надлежащимъ путемъ, по узкому всходу, поднимаясь по разнымъ л!стницамъ и уступамъ, то круче, то отложе, все выше и выше, до дерновой хижины.
      Въ дверяхъ встретила Шарлотта своего супруга и усадила его такъ, что онъ однимъ взглядомъ иогъ окинуть, сквозь окна и дверь, различный картины окрестности, какъ будто оправленной въ рамки. Онъ любовался видами в радовался весн!, которая все это скоро обогатить еще бол!е роскошною жизнью.
      — Зам!чу только одно, прибавилъ онъ въ заключен1е:—хижина кажется мн! сдишкомъ т!сна.

— Для насъ двоихъ, надеюсь, довольно просторна, возразила Шарлотта.
      — Конечно, отвечать Эдуардъ:—найдется иФсто и для третьяго.
      — Право? Я думаю, даже и для четвертая. Ну, а для общества побольше цы устроимъ друия мбета.
      — Такъ какъ мы теперь одни, на досугЬ, въ спокойномъ и ясномъ расположении дута, то признаюсь теб$, что вотъ уже нисколько времени у меня есть кое что на сердца, чтб я и долженъ, и хоткп бы теб$ передать, да все какъ то не говорится.
      — Я и сама замбтма въ тебЬ что-то такое, отвечала Шарлотта.
      — Даже признаюсь теб£, нродолжзлъ Эдуардъ:—ее.те бы завтра не почтовый день, если бы не приходилось поневоле решиться сегодня, я, можетъ быть, промолчалъ бы еще дольше.
      — Что же такое? спросила Шарлотта съ сердечнымъ учасиеиъ, помогая ему высказаться.
      — Д’бло касается нашего друга, капитана, отвфчалъ Эдуардъ.—Ты знаешь, въ какомъ онъ печальномъ положены, и вовсе безвинно, подобно многимъ другими Какъ больно должно быть человеку, съ его познаниями, съ его талантомъ и уменьемъ, оставаться безъ всякаго д$ла, и... не стану дольше таять моего жела-Hia: инЬ хотелось бы пригласить его на время къ намъ.
      — Это надо обсудить хорошенько, и со шкп сторонъ, отвечала Шарлотта.
      — Я охотно скажу, что объ этоиъ думаю, возразилъ Эдуардъ,—Въ посл-Ьд-яемъ письмЬ его видна тихая, но глубокая тоска; не то, чтобы онъ терп^лъ въ чеиъ-нибудь недостатокъ—онъ слишкомъ хорошо умЪетъ ограничивать свои жела-вгн, а о необходимомъ я позаботился, и ему не тяжело принять отъ меня что нибудь: мы столько одолжали друтъ друга, что и счетъ потеряна,; не знаемъ, кто кому дояжевъ. Но онъ безъ д^ла, и вотъ что собственно его мучптъ. Ему знакомо только одно удовольств1е, можно сказать, у него только одна страсть—ежемитутно обращать свое многостороннее образование на пользу другимъ. И ему свдЬть, сложа руки, или продолжать учиться и все дальше и дальше развивать свое уменье, когда не къ чему приложить и того, ч$мъ онъ владйетъ уже въ совершенств^—это мучительное положите, душа моя, и одиночество удвоиваетъ и утроиваетъ для него еще эту пытку,
      — А я думала, что ему сделаны кой-какая предложения, сказала Шарлотта.— Я сама писала о пеиъ н^которымъ изъ моихъ друзей, и, сколько мн$ известно, письма мои оказались не безъ дШтв!я.
      — Это такъ, отвйчалъ Эдуардъ,—да именно эти-то предложен1я и причиною для него новыхъ неприятностей, иоваго мучительнато состояшя. Услов1Я не по немъ: отъ него требуютъ бездействия, требуютъ, чтобы онъ пожертвовалъ собою, своимъ временемь, своимъ образомъ мыслей, своими привычками — требуютъ отъ него невозиожнаго. ЧЪмъ больше я объ этомъ думаю, ч!иъ жив4е это чувствую, гёиъ сильнее желаю видеть его у насъ.
      — Съ твоей сторовы прекрасно и благородно, что ты съ такимъ учасзчеиъ думаешь о положены друга. Но позволь мне попросить тебя не забывать себя и насъ.
      — Я все это обдумалъ, отвАчаль Эдуардъ.—Мы не иожемъ ожидать отъ его присутствия ничего, кроме выгодъ и удовольствия. Объ издержкахъ нечего и говорить: он$ во всякомъ случай будутъ для меня незначительны, если онъ переодеть сюда; особенно если обдумать, что онъ нисколько не будетъ насъ стеснять, Онъ кожетъ жить въ правомъ фдигелА; остальное устроится само собою. Какую важную ока-жекъ мы ему этимъ услугу и сколько удовольств!я, сколько пользы доставить намъ

его присутств!е! Mai уже давно хотелось иметь верный п.иаъ моего поместья: онъ займется зтимъ д4лоиъ. Ты собираешься сама заведовать имев1емъ, когда кончатся сроки теперешними арендаторам!., а такое npejnpiarie нелегко, и сколько предварительны» свЪд-Ьей ноже» намъ доставить канитанъ! Я очень чувствую, какъ нуженъ для меня такой человеки. Крестьяне знаютъ дело, но обратиться къ ни»—онн говорить безъ толку а лукавить. Господа ученые изъ города и ака-деюй отчетливы и толковиты, да недостач» имъ непосредствен наго ноннмашя дела. Отъ друга я могу ожидать и того, и другого. Кроме того, тутъ представляются еще сотни други» отношений; они касаются тебя, и я думаю о нихъ съ удовольствие», предвидя много хврошато. Благодарю тебя, что ты выслушала меня терпеливо. Теперь скажи и ты свое HHtaie, свободно и поподробнее. Говори все, я прерывать не буду.
       — Изволь, отвечала Шарлотта: — и начну съ общаго зам4чав1я. Мужчины думаютъ больше о частности», о настоящей минуте: оии правы, потому что птъ призвание—делать дело; а женщины, напротивъ того, обращаю» больше ввимашя на связь целой жизни, и тоже не безъ основами: ихъ участь, участь ихъ семейства зависитъ отъ этой связи, и ея-то сохраиенге и требуется отъ женщины. Позволь же ине бросить взглядъ на нашу настоящую и прошедшую жизнь, и ты самъ сознаешься, что пригласить капитана—не вполне соответствуем нашимъ намере-тямъ, нашимъ цланамъ, нашему домашнему быту. Отрадно вспомнить мне о нашихъ арежиихъ отношешягь! Смолоду любили мы другъ друга всемъ сердцемъ: насъ разлучили: тебя жевилъ отецъ твой, изъ ненасытной жажды любостяжашя, на богатой женщине, гораздо старше тебя; я, безъ блестящи» надеждъ въ будущсмъ, должна была отдать руку человеку достаточному, нелюбимому, ио уважаемому. По* томъ мы снова сделались свободны: ты раньше, наслйдовавъ отъ своей старушки богатое именье; я позже, въ то самое время, когда ты возвратился изъ путешествия. Мы встретились. Мы наслаждались воспоминаниями, мы любили и», и никто не могъ намъ помешать жить вместе. Ты нетерпеливо дотЬлъ жениться; я согласилась не вдругъ: мы почти одни» л!», и, следовательно, я, какъ женщина, постарела больше тебя. Наконецъ, я не захотела дольше отказывать тебе въ тоиъ, чтб ты иочиталъ, повили нои у, единственными твоими счастие мъ. Ты хотели отдохнуть близь меня отъ всехъ тревоги, испытаняыхъ тобою при дворе, въ арм1к, во время путешествй—хотели опомниться, насладиться жизнью, но насладиться ею наедине со мной. Единственную дочь мою отдала я въ паисшнъ, где она, конечно, получи» образование, какого не получила бы въ деревне; и не только ее, я отдала туда и племянницу мою, Оттв.пю, изъ которой поди моимъ руководствами лучше всего вышла бы добрая хозяйка. Все это сделано по твоему внушен;», единственно затоми, чтобы мы могли пожить для самихъ себя я на свободе насладиться счастьемъ, котораго’желали такъ страстно и достигли такъ поздно. Такъ зажили мы здесь въ деревне. Я взяла на себя домашшя распоряжения, ты — все прочее, чтб касается до управления внешними и общими. Я устроила все такъ, чтобы предупреждать твои желавгя, жить для одного тебя. Дай же сроку испытать, насколько удовлетвори» насъ такая жизнь вдвоемъ.
       — Такъ какъ связь, по твоииъ словами, ваша истинная стнх1я, возразили Эдуардъ,—-то, конечно, отъ васи или не следуетъ выслушивать подъ рядъ целыя речи, или ужъ решиться не возражать; и что касается до прошедшаго, ты действительно права. Планъ, набросанный нами для здешней жизни, хорошъ. Но неужели не строить по немъ дальше, не развивать начат arc? Неужели я въ саду, а ты въ парке, мы трудимся для пустынниковъ?

— Конечно, отвечала Шарлотта,—конечно; только какъ бы не ввести чего инбудь чу ж даго, враждебнаго. Вспомни, что во всемъ, даже и въ томъ, что касается беседы, на разсчитывали некоторым! образомъ на жизнь только вдвоемъ. Во-пер-выхъ, ты хотелъ прочесть мне въ хронологическом! порядка твои путевыя записки, привести при этомъ случай въ порядокъ разныя бумаги, состояния въ связи съ дневникомъ, и составить при моей помощи изъ этихъ неоцененных!, но беспорядочны хъ тетрадей и листовъ, нечто целое и прекрасное. Я обещала помогать тебе переписывать, и мы задумали-было такъ спокойно, такъ мило, такъ приятно н удобно объехать въ воспоминанш св^тъ, котораго намъ не суждено было увидать вместе. Даже и начало этому уже сделано. А во вечерамъ ты опять принялся-было за свою флейту и акомпанируешь мне на фортепьяно. Въ гостяхъ и разъ-■Ьдасъ по соседству недостатка н1.тъ. Я по крайней мере изъ всего этого создала себе въ воображевш первое истинно отрадное л!то въ жизни.
      — Да, отвечали Эдуардъ, потирая себе лобъ,—если бы только при всехъ твоихъ добрить и умныхъ разсужден!яхъ не ворочалась у меня въ голове мысль, что присутств!е капитана не только ничего не испортить, но, напротивъ того, еще оживить и ускорить- Часть путешествия совершили ведь мы съ нимъ внФстФ; овъ тоже заметили многое, и смотрйлъ другими глазами; мы могли бы этимъ воспользоваться и изъ общихъ заметокъ составить хорошее целое.
      — Такъ признаюсь тебе откровенно, возразила Шарлотта съ нетерпФшемъ,— что всему этому противоречить во ине какой-то внутреншй голосъ. Я не предчувствую ничего хорошаго.
      — Ну, конечно, такимъ образомъ съ вами, женщинами, не сладить, ека-залъ Эдуардъ:—во-первыхъ, вы такъ умны, что хоть не спорь, такъ любезны, что охотно сдаешься, такъ чувствительны, что боишься огорчить васъ, и, наконецъ, такъ полны предчувств1я, что становится страшно.
      — Я не суеверна, возразила Шарлотта, — и не придаю важности этимъ темнымъ ощущешямъ—будь они действительно такъ темны. Но большею частью это—безсознательный воспомииайя о счастливыхъ и несчастных! последств1яхъ наших! или чужихъ прошедшихъ постуиковъ. НФтъ ничего важнее въ каясдомъ положении вмешательства третьято. Я знаю друзей, родныхъ, любовниковъ, супругов!, отяошешя которыхь совершенно были изменены случайным! илв преднамеренным! сближеиемъ съ третьимъ лидоиъ.
      — Это можетъ случиться только съ людьми, живущими ощупью, воэразилъ Эдуардъ,—а не съ теми, въ которыхь опытность пробудила более ясное самосознаие      — Сознаше, друтъ кой, отвечала Шарлотта—плохое, часто опасное оруж!е для того, кто думаетъ имъ защищаться; и изъ всего этого можно сделать по-крайвей-мере тотъ выводъ, что мы никакъ не должны торопиться. Подари мне еще несколько двей, не решай еще ничего!
      — Но ведь такнмъ образок! все равно н черезъ несколько дней решиться, все будетъ значить поступить опрометчиво, заметил! Эдуардъ.—Доводы за и иротивъ мы взаимно сообщили другъ другу; остается решиться, и, право, я думаю, всего лучше предоставить это жребпо.
      — Знаю, отвечала Шарлотта:—въ сомнительных! случаяхъ ты любишь держать парно иди советоваться съ игральными костями; во въ такомъ важномъ дФлФ я сочла бы это за беззакоше.
      — Однако, что же мае написать капитану? спросилъ Эдуардъ;—откладывать я не могу.
Напиши ему спокойное и разсудителъное письмо, сказала Шарлотта.

— Это все равно, что ничего, отвечали Эдуардъ       — А все-таки въ анымъ случаяхъ, возразила Шарлотта — необходимо и лучше написать ничего, нежели ничего ве писать



ГЛАВА II.

       Эдуардъ сидели одинъ въ своей комнате. Перечень событий его жизни устами Шарлотты, набросанная ею картина ши взаимнаго положена и целей приятно затронули его пылкое сердце. Съ нею и близь нея онъ былъ такъ счастливь, что-составили мысленно плаиъ дружескаго, проникнутая сочувств!емв, но с покой ваго и ни на что не намекающая письма. Но когда онъ с4лъ за етолъ и еще разъ прочитали письмо друга, ему живо представилось опять печальное положен!е этого достойнаго человека: въ немъ снова пробудились все терзавппя его эти дни чувства,, и ему показалось невозможно оставить друга на жертву такой тягостной доле.
       Отказывать себе въ чемъ-нибудь Эдуардъ не привыкъ. Единственное, избалованное дитя богатыми родителей, умевшихи уговорить его на странный, но чрезвычайно выгодный бракъ съ женщиною гораздо старше его лотами—онъ былъ ле-Л'Ьемъ и женою, платившею ему за ласки безграничною щедростью; потомъ, после скорой ея смерти, независимый путешественники, пользуясь полною свободой, властный во всякой перемене, съ требовавыми большими и многообразными, но не безраз-еудными, готовый на доброе дело, мужественный, где надо даже отважный—как! я препятств1я могъ онъ встречать для своими желанй?
       До сими поръ все шло по его мысляиъ; даже Шарлотта принадлежала ему, завоеванная упорными, даже романическими постоянствомъ. И вотъ въ первый разъ испы-тываетъ онъ противорИе, въ первый разъ встрГчаетъ пренятствге, именно въ то время, когда мочети призвать друга своей молодости, пополнить, такъ сказать, все свое существование. Онъ досадовали, онъ былъ не въ дум!, нисколько разъ бралъ перо и клали его назздъ, не зная на что решиться, чтО писать. Противоречить жене онъ не мотель, а писать согласно ея желанно не моги; безпокойвый, онъ долженъ былъ написать спокойное письмо—-дело совершенно для него невозможное. Естественно, онъ искали отсрочки. Въ немногими словами попросили онъ у друга извинешя, что не писали эти дни, что сегодня пншети необстоятельно, и обещали вскоре написать письмо подельнее и утешительнее.
       На другой день во время прогулки къ тому же месту Шарлотта воспользовалась случаемъ возобновить вчерапгsiй разтоворъ, можетъ статься, въ томъ убеждении, что самое верное средство притупить какое-нибудь намерение—толковать о-немъ какъ можно почаще.
       Эдуардъ былъ ради возобновлен!» разговора. Въ тоне его речей было отъ природы что-то приятнее и ласкающее; правда, будучи воспршичивъ, онъ легко вспыхивали; стремительность же.ташй делала его иногда навязчивыми, н упорстве его могло вывести язи терпении но, высказываясь, они до такой степени умели щадить другими, что при всей его навязчивости его нельзя было не находить любезными.
       Такъ и въ это утро онъ сначала привели Шарлотту въ самое веселое рас-положев!е духа, потомъ игривыми оборотами разговора уничтожили въ ней возможность серьезными возражешй и заставили ее наконецъ воскликнуть:
       — Ты верно мочешь, чтобы, отказывая мужу, я уступила любовнику. По крайней Mipi ты увидишь, другъ мой, продолжала она,—что я неравнодушна къ