Знаки-иероглифы в системе Я.С. Друскина

 
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 
93 
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 
 
2010. Вып. 1 

 
УДК 316.63 
 
А.А. Шадрин 
 
ЗНАКИ-ИЕРОГЛИФЫ В СИСТЕМЕ Я.С. ДРУСКИНА 
 
Рассматриваются возможности категориальной разработки терминов «иероглиф», «высота», «окрестность», 
входивших в число понятий, наиболее интенсивно обсуждавшихся внутри эзотерического содружества «чинарей», – Я.С. Друскина, Л.С. Липавского, Д.И. Хармса, А.И. Введенского и Н.М. Олейникова. 
 
Ключевые слова: существование, обозначение, знак, иероглиф, символическое, высота, фрагментарность, событие, интерпретация. 
 
В трактате Я.С. Друскина «О понимании» (в рукописи название отсутствует) утверждается тождество существования и обозначения. Существующее определяется к существованию возможностью обозначения. Разграничивая понятия способности и возможности, Друскин отказывается от 
употребления первого термина, поскольку существование того, кто обозначает, неотделимо от обозначения и обозначенного. «Мое отношение к чему-либо, характер и способ обозначения – это и есть 
я. Мои обозначения – это обозначение меня самого» [3. С. 834]. Поскольку способности существуют 
только потенциально, эта потенциальность «предполагает существование меня, как субстанции, отдельно от моего отношения к чему-либо» [3. С. 834]. Но существование обозначающего, или высказывающегося, раскрывается как возможность обозначения, то есть целиком определяется через обозначение, или означивание. Определенность существования предъявляет себя в знаке. Само «существование» оказывается знаком, существующим наряду с другими знаками, в том числе и знаком «несуществования». Необозначенное, то, на что нельзя указать, есть несуществующее, но это (как бы) 
несуществующее, тем не менее, обладает некоторой реальностью. Его реальность сохраняет собственную неопределенность, которая также отмечена знаком. Метой «необозначенного» становится 
«неопределенность», и потому «необозначенное» (здесь) существует (может существовать только) 
как обозначенное. Иначе, «необозначенное» всегда уже (как-то) обозначено. 
Поэтому на вопрос «существует ли субстанция обозначенного или чего-либо?» Друскин отвечает: «Мы не можем говорить о субстанции чего-либо, потому что необозначенного не существует, 
если же что-либо существует, то только обозначенное, то есть что-либо это или то» [3. C. 835]. И далее: «Существование – это обозначение, то есть определенное существование, но существующее шире определенного существования, оно шире существования вообще» [3. С. 835]. Определенное существование представляет собой срез (термин Ж. Делеза и Ф. Гваттари) существующего или осуществляющегося – того или иного события или состояния. Срез производится знаком в одно касание, то 
есть мгновенно, но так, что в остатке всегда остается гораздо больший объем событийности, который 
в пределе оказывается бесконечным. Причем речь идет о прикасании к реальности: «Под знаками я 
понимаю не мысли или ощущения, но именно реальность» [3. С. 840]. Это (при)касание именуется 
Друскиным поворотом. Но какая реальность или реальность чего здесь имеется в виду? Единственную реальность, по-видимому, составляют знаки, имеющие отношение к тому, что происходит в это 
мгновение – здесь-и-сейчас. То, что происходит здесь-и-сейчас, есть ближайшее, вблизи чего мое 
существование каким-то образом дает о себе знать. Эта близость традиционно эксплицируется как 
понимание. Поэтому точка здесь-и-сейчас – это поворотная точка понимания, возвращающая мне мое 
собственное, или собственное мое, символически выраженное в каком-либо знаке. 
Проблема заключается в том, что мое существование лишено индивидуального знака, но в то 
же время знак – это единственное, в чем может быть выражено то мое, или собственное (оно же 
«внутреннее»), которое для меня есть, с одной стороны, безусловно, реальное, а с другой – столь же, 
безусловно, воображаемое и/или иллюзорное (триада Ж. Лакана). Возникает зеркальная обратимость 
реального и воображаемого. Реальное обретает действительность в воображении (ровно) в той мере, в 
какой воображаемое действительно становится реальным. Мое существование лишено индивидуального знака, поскольку ни имя собственное, ни имя нарицательное не выражают моей самости (или 
индивидуальности) и изначально мне не принадлежат. Отсюда появляется возможность (или в какихто случаях необходимость) самоименования, реализуемая в псевдонимах (у Д. Хармса их было более 
тридцати) или эзотерических терминах, таких, например, как чинарь. Если (вслед за Друскиным) 
придерживаться тезиса о том, что знаки образуют порядок реального, то плану воображаемого будет 
соответствовать представление о существовании самости, моего «внутреннего», или – в терминоло
PDF created with pdfFactory Pro trial version www.pdffactory.com