Политико-философский ежегодник. Выпуск 2

Российская Академия Наук

Институт философии

ПОЛИТИКО-ФИЛОСОФСКИЙ

ЕЖЕГОДНИК

Выпуск 2

Москва

2009

УДК 10+320
ББК 66.01+87.6
П 50

Редколлегия:

И.К. Пантин (ответственный редактор), Б.Г. Капустин, А.А. Кара-Мурза, 

И.И. Мюрберг (ученый секретарь),  В.Г. Федотова, В.Н. Шевченко

Рецензенты

доктор филос. наук Н.С. Автономова
доктор филос. наук Б.И. Пружинин

П 50 
Политико-философский ежегодник. Вып. 2 [Текст] / Рос. 
акад. наук, Ин-т философии ; Отв. ред. И.К. Пантин. – М. : 
ИФРАН, 2009. – 207 с. ; 20 см. – Библиогр. в примеч. – 
500 экз. – ISBN 978-5-9540-0146-4.

Второй выпуск «Политико-философского ежегодника», из
даваемого Отделом социальной и политической философии ИФ 
РАН, открывается рубрикой «Россия сегодня». Статьи этой рубрики знакомят читателя с проблемами и трудностями демократического строительства в России. В рубрике «Интерпретации» 
выделяется статья А.Г.Мысливченко, где автор анализирует опыт 
и противоречия т.н. шведской модели социализма. В этом выпуске 
Ежегодника мы начинаем рубрику «Визитная карточка», где будем 
знакомить читателей с творчеством современных ученых – политологов и обществоведов.

ISBN 978-5-9540-0146-4
© ИФ РАН, 2009

Н.Б. Ильина

Идея демократии в восприятии российского общества

Современная Россия, несмотря на масштабность изменений в 

политической системе и экономических отношениях, до сих пор 
характеризуется многими аналитиками как общество «переходного типа». Эти оценки не в последнюю очередь вызваны «недооформленностью» ее политической системы и, как следствие, периодически возникающей актуализацией проблемы (реальной или 
мнимой) выбора между демократией и авторитаризмом. Начиная с 
1991 г., эта проблема возникала, по меньшей мере, трижды: в 1993, 
1996 и в 2000 гг. (в последний раз в момент избрания В.Путина 
Президентом России).

Особенностью нынешней ситуации является возникновение 

определенной интеллектуальной «моды» на скептицизм в отношении перспектив российской демократии; его демонстрируют как 
«транзитологи», выдвигающие в качестве целей развития демократии достижение неких «универсальных стандартов», так и «традиционалисты», говорящие об отторжении российской «почвой» любых западных моделей развития. Однако российскую и зарубежную 
общественность интересуют не столько академические дискуссии, 
сколько реальные намерения нынешней российской власти, ее конкретные действия и отношение к ним общественного мнения страны. Последнее представляется важным, поскольку, как показывают 
данные социологических опросов последних лет, установки массового сознания, пройдя через фазу резких колебаний, ныне в целом 
стабилизировались и приобрели конфигурацию, практически не 

РОССИЯ СЕГОДНЯ

Идея демократии в восприятии российского общества

зависящую от перипетий политической и экономической конъюнктуры. А главное – общественное мнение начинает приобретать все 
большее значение в формировании как «текущей повестки дня», 
так и «образа будущего». В значительной степени это относится и к 
рассматриваемым в настоящем материале вопросам.

Как известно, российское общество с энтузиазмом восприняло 

приход демократии, свободные выборы, новые возможности для 
личной самореализации. Но демократия, как известно, не только 
статичный набор неких ценностей и институтов, устанавливаемых раз и навсегда, но и процесс развития, демократизации либо, 
наоборот, сужения, угасания и деградации общественной жизни. 
С этой точки зрения определенный интерес представляет вопрос о 
том, как оценивает общественное мнение те преобразования, которые идут в России в течение последних 10–15 лет и которые принято считать демократическими.

Вопреки расхожему мнению о тотальном разочаровании рос
сиян в демократии вообще и особенно в ее «российском» варианте, 
исследования показывают, что отношение населения к этой проблеме является сложным и неоднозначным. Прежде всего, никогда не подвергалась сомнению необходимость самого перехода от 
тоталитарной системы к демократическим формам и принципам 
правления. Так, по данным ВЦИОМ, при всем негативизме в отношении ельцинской эпохи, единственным более или менее значимым достижением последних лет россияне считают «демократию 
и политические свободы».

Аналогичную картину дают данные исследований РНИСиНП. 

Для 70% опрошенных последнее десятилетие стало единственным 
в истории России за последние 100 лет периодом, с которым у них 
ассоциируется понятие «гражданских и политических свобод». 
Для сравнения: наличие политических и гражданских свобод в 
дореволюционной России обнаружило лишь 10%, а в Советском 
Союзе во времена Брежнева – 15% опрошенных.

При этом россияне в первую очередь имеют в виду те эле
менты демократии, которых не было раньше и которые действительно получили развитие в современной России. Это, прежде 
всего, выборность органов власти, свобода слова и печати, свобода передвижения, включая свободу выезда за рубеж, свобода 
предпринимательства.

Н.Б. Ильина

Хотя для россиян важность указанных ценностей за послед
ние годы несколько потускнела (практически по всем позициям 
число тех, кто считает данные элементы демократии важными, 
сократилось примерно на 10%), тем не менее все они, за исключением многопартийности, остаются актуальными и необходимыми для большинства россиян. Некоторое же снижение значимости 
указанных ценностей свидетельствует, как это ни парадоксально, 
об укоренении их в массовом сознании: просто они перестают восприниматься как нечто необычное, экстраординарное.

В то же время – об этом свидетельствуют результаты опросов 

практически всех социологических центров – россияне не ставят знака равенства между политическими правами и свободами и демократией как таковой. Более того, значительное их число отказывает имевшим место преобразованиям в праве называться демократическими.

Знаменательно, что пик разочарований пришелся на середину 

90-х гг., когда со всей очевидностью выявились не только истинные намерения отцов реформ, но и их практическая политика. Так, 
по данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), при выборе 
из спектра суждений о месте и роли демократии консенсус (поддержка 60–73% при неприятии 3–9%) был достигнут лишь по трем 
позициям:

нынешний государственный строй не является демокра
тическим;

демократию России еще только предстоит построить;
демократия в России необходима, но находящиеся у власти 

демократы ее компрометируют1.

Эти данные характеризуют ситуацию 1995 г. Однако, как по
казывают данные РНИСиНП, с тех пор ситуация принципиально 
так и не изменилась. По-прежнему сохраняется, с одной стороны, 
установка на необходимость демократии, а с другой – невозможность обнаружить ее в реальной действительности, поскольку, 
по мнению большинства россиян, за последние годы произошла 
«приватизация» демократических институтов власть имущими. 
Соответствующим образом оценивается и роль «простых» граждан в политической жизни страны.

Критический настрой по отношению к российскому вариан
ту демократии связан также с тем, что демократия в понимании 
подавляющего большинства россиян – это такая организация 

Идея демократии в восприятии российского общества

общественной жизни, которая способна обеспечить, во-первых, 
законность и правопорядок; во-вторых, реализацию социальноэкономических прав граждан. В частности, при постановке вопроса о значимости демократических прав и свобод «не вообще», а 
для каждого отдельного человека выявилась следующая иерархия 
значимых ценностей:

равенство всех перед законом;
гарантия безопасности и защиты личности;
право на труд;
право на образование и обучение;
социальная справедливость при распределении материаль
ных и иных благ;

свобода от любых вмешательств в частную жизнь и т.д.
Иначе говоря, наиболее актуальными оказываются ценности, 

которые востребованы в повседневной жизни людей, но оказались 
за последние годы в явном дефиците. Тот факт, что в представлениях россиян о демократии значительное место занимает социальноэкономическая компонента, трактуется некоторыми аналитиками, в частности В.Лапкиным, как укорененная в сознании людей 
«смесь ценностей и установок государственного патернализма и 
так называемой “социалистической демократии”»2. Представляется, что это далеко не так. Вряд ли может быть поставлено под сомнение, что для стабильной демократии необходим определенный 
уровень экономического развития страны и, соответственно, высокий уровень благосостояния граждан. «Патернализм» в данном 
случае не при чем, также как не при чем ностальгия по социалистической «демократии». Действительно, память о социальных гарантиях имеет место, но при этом существовавший при советской 
системе политический строй не рассматривается (как уже отмечалось) нашими согражданами как демократический.

Трудно согласиться также с точкой зрения о низком уровне 

политической культуры россиян, которая якобы не позволяет им 
понять суть демократии. Причем сторонники этой точки зрения 
опять-таки связывают низкий уровень этой культуры с «проклятым» наследием коммунистического прошлого, когда «из сознания 
народа оказалась искорененной сама память о тех зачатках демократических основ функционирования экономики и устройства 
общества, о соответствующих нормах и традициях поведения и 

Н.Б. Ильина

взаимодействия людей, о роли в общественной жизни права, суда, 
частной собственности, представительной власти, свободы слова и т.д., которые постепенно начинали внедряться в социальную 
ткань дореволюционной России»3. Напротив, исследования показывают, что у россиян существует вполне адекватное видение 
нормативной модели демократии и ее основных черт. Так, при ответе на вопрос «Что есть демократия?» большинство опрошенных 
апеллируют в первую очередь именно к тем ценностям, которые, 
по мнению Л.Гордона и Э.Клопова, «выветрились» из сознания 
россиян за 70 лет советской власти (равенство граждан перед законом, свобода печати, независимое судопроизводство и т.д.). Причем образ демократии, понимание того, что есть демократия, а что 
нет, сложились еще в доперестроечные времена, а в период перестройки были одним из важнейших социальных факторов поддержки перемен.

Таким образом, дело не в том, правильно ли россияне понима
ют демократию. Главная проблема заключается в произошедшем 
разрыве между, с одной стороны, возобладавшим на начальном этапе реформ в общественном сознании неким умозрительным идеалом, а с другой – той непривычной для России моделью жизнеустройства, которая была предложена в действительности и которая 
укладывается в формулу: «каждый за себя, и один Бог – за всех».

Иначе говоря, общество разочаровалось не столько в самой де
мократии, сколько в своем политическом выборе, сделанном в начале 90-х гг. Поскольку осуществление социально-политического 
и экономического проекта, на реализацию которого общество 
предоставило карт-бланш Ельцину и его окружению, не оправдало 
ожиданий россиян, негативное отношение к нему было частично 
перенесено и на те демократические процедуры и институты, с 
помощью которых этот проект продвигался и легитимизировался. 
Понимание же того, что не только государство, но и общество в 
лице каждого гражданина несет ответственность за то, что происходило в стране, привело к очевидному моральному дискомфорту, 
который проецируется не только на отношение россиян к ельцинскому режиму, но и на самих себя.

Эффект бумеранга сказался и на отношении россиян к запад
ной модели демократии. Ухудшение дел в России, вызывало все 
большее недовольство и Западом в целом, и той моделью демокра

Идея демократии в восприятии российского общества

тии, которая была предложена в качестве «образца для подражания». Из десятилетия «ельцинской смуты» треть населения страны 
вынесла твердое убеждение, что «индивидуализм, либерализм и 
западная демократия представляют собой ценности, которые нам, 
россиянам, не подходят» и что сильное влияние западных государств препятствует выходу России из кризиса. Более того, почти 
80% уверены, что Россия – особая цивилизация, в ней никогда не 
привьется западный образ жизни.

В целом можно констатировать, что нормативно-вербальное 

понимание россиянами демократии практически, в общем и целом, не отличается от общепринятого в мире. Специфика же российской ситуации заключается в том (на нее указывают социологи, занимающиеся сравнительными исследованиями, в частности 
В.Рукавишников), что, в отличие от интерпретации смысла демократии в западных обществах, где отсутствуют ассоциации демократии 
с порядком или анархией, а также с состоянием экономики страны, 
многие россияне именно на них и акцентируют свое внимание.

Но самое главное отличие в том, что, несмотря на все разго
воры о кризисе демократии на Западе, подавляющее большинство 
его населения не подвергает сомнению ни сам факт ее существования, ни ее необходимость. В России же существование демократии до сих пор для многих не является очевидным, в том числе и 
потому, что ее идеальный образ, сформированный на начальном 
этапе реформ, разошелся с реальной практикой социальных преобразований.

Одним из важных отличий развитых демократий от демокра
тий «развивающихся» являются уровень и характер включенности 
граждан в реальный политический процесс.

В российском обществе, как только схлынула «демократическая 

революция», возобладал устойчивый скептицизм в отношении подавляющего большинства форм и каналов политического участия, за 
исключением участия в выборах. Причем это коснулось как реальной включенности людей в политический процесс, так и вербальной 
оценки населением своих возможностей воздействия на власть. Более того, за последние годы этот скептицизм только усилился.

Так, число тех, кто считает, что эффективных способов влия
ния на власть в России не существует, за последние пять лет увеличилось с 42 до 57%. Единственным инструментом реального по

Н.Б. Ильина

литического участия и защиты своих интересов (помимо участия в 
выборах), значимость которого за последние годы возросла почти 
в три раза, является обращение в суд. Это свидетельствует о наметившемся формировании представлений населения о суде как о 
правозащитной организации, а не только как о карательном органе.

В этой связи трудно не согласиться с мнением А.Мельвиля о 

том, что, по сути дела, «…демократия понимается сегодня населением России не в духе массового политического участия и способности постоянно оказывать воздействие на принятие решений, 
а как способность регулярно избирать руководителей, которые, в 
свою очередь, после этого вовсе не обязаны поддаваться давлению 
своих избирателей»4. Данные социологических исследований иллюстрируют сравнительно высокий уровень электоральной активности населения при крайне низком уровне востребованности тех 
каналов и форм, которые требуют действительно «участия».

Обычно в российской и зарубежной литературе, особенно в 

политической публицистике, низкий уровень включенности граждан в политический процесс объясняется в первую очередь олигархизацией власти, сужением пространства публичной политики и т.д. Отчасти это так и есть. Как справедливо подчеркивает 
Г.Дилигенский, «в современном обществе политика является демократической, если ее творцы и действующие лица руководствуются внутренним психологически укорененным “категорическим императивом”, повелевающим им считаться с жизненными интересами, мнениями, устремлениями рядовых граждан, воспринимать 
эти интересы и мнения как “социальный заказ”, подлежащий выполнению»5. Любому непредвзятому наблюдателю, однако, очевидно, что 
концепция «восприимчивой демократии» не имеет ничего общего 
с посткоммунистической Россией. Не случайно уже к середине 
90-х гг. у большинства россиян (до 80%) выработалось стойкое 
убеждение в том, что российские власти мало интересует мнение 
таких простых людей, как они сами, что людям, правящим страной, безразлична судьба отдельного человека.

Но это лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, 

что восприимчивым к демократическим ценностям и институтам 
должно быть и общество. Здесь не может быть улицы с односторонним движением. Причем это восприимчивость особого рода – 
наличие и всяческое культивирование «демократического мифа», 

Идея демократии в восприятии российского общества

то есть вера в способность решать насущные проблемы как страны, так и каждого отдельного человека исключительно посредством демократических процедур, с одной стороны, а с другой – 
способность формулировать и доносить до власти этот самый 
«социальный заказ», который ей подлежит выполнять. Не секрет, 
что и этого в постперестроечной России до последнего времени не 
наблюдалось. В результате не только власть игнорировала общество, но и общество отвечало власти тем же. После всплеска политической активности в конце 80-х – начале 90-х гг. оно, по сути 
дела, перешло в глухую «самооборону» по отношению к власти.

Говоря о низком уровне востребованности различных форм 

политического участия, следует также иметь в виду, во-первых, 
что в условиях адаптации к новой реальности политическая и 
общественная деятельность перемещается на периферию жизненных 
интересов большинства людей. В сегодняшней России явно доминирует ставка человека на себя самого и на ближний круг (семья, 
товарищи, коллеги по работе). Установки же на взаимную поддержку, солидаризм, готовность к участию в решении общих дел 
не получают пока среди россиян достаточного распространения.

Во-вторых, рационально-активистская модель не получает в 

России широкого распространения в том числе и потому, что, как 
показывает практика, россиянам не свойственна приверженность 
к постоянной систематической деятельности и при каждом удобном случае они готовы делегировать право представления своих 
интересов «наверх». Так, высказывая недовольство «элитизацией» 
политики и, наоборот, соглашаясь с тем, что «все люди должны 
иметь равные возможности влиять на политику властей», большинство граждан тем не менее не спешит этой возможностью воспользоваться, по-прежнему уповая на «мудрых руководителей».

В-третьих, в России, как и в любом обществе, возможности 

демократии не могут быть востребованы всеми слоями и группами населения в равной степени. Проблема России заключается в 
том, что в ней пока не сформировались крупные социальные слои, 
что называется, кровно заинтересованные в демократическом векторе развития России, а главное – способные использовать имеющиеся возможности для самоорганизации, для отстаивания собственных интересов. Речь прежде всего идет о так называемом 
«среднем классе».