Бесконечное пространство: гео- и социографические образы власти в России

Российская Академия наук
Институт философии
Ñ. À. ÊÎÐÎËÅÂ
Á
Á
Á
Á
ÁЕСК
ЕСК
ЕСК
ЕСК
ЕСКÎНЕЧН
НЕЧН
НЕЧН
НЕЧН
НЕЧНÎЕ
Е
Е
Е
Е
ПР
ПР
ПР
ПР
ПРÎСТРАНСТВ
СТРАНСТВ
СТРАНСТВ
СТРАНСТВ
СТРАНСТВÎ
Гео- и социографические образы власти
в России
Москва
1997
1

 ББК 66.01
К 68
В авторской редакции
Рецензенты:
доктор ист. наук Е.Я.Виттенберг
доктор филос. наук Л.И.Новикова
доктор филос. наук А.С.Панарин
К 68
КОРОЛЕВ С.А. Бесконечное пространство:
гео- и социографические образы власти в России.
– М., 1997. – 234 с.
Книга посвящена анализу того, как складывалось
и функционировало в России пространство власти, т.е.
географическое пространство, организованное, структурированное, стратифицированное определенной исторически сложившейся совокупностью властных технологий.
Значительное внимание уделяется соотношению власти,
политики и геополитики. Автор рассматривает  макротехнологии, определяющие специфику и облик российского
пространства власти.
ISBN 5-201-01943-9
©С.А.Королев, 1997
©ИФРАН, 1997
2

Оглавление
Глава I. Власть: позиция видения .................................. 5
1. Власть как пространство власти ................................. 5
Понимание пространства............................................ 5
Измерения пространства: гео-графия и социография .... 11
2. Власть как технология власти .................................. 15
“Бессознательное власти”......................................... 15
Типы технологической организации ........................... 19
3. Организация пространства ...................................... 23
Эпидемия чумы. Контроль локального пространства .... 23
Паноптикон: конструктивный образ
дисциплинарной власти ............................................. 24
Глава II. Пространство власти в России/СССР/России .... 32
1. Колонизация как способ
 стратификации пространства .................................. 32
Своеобразие российской колонизации ......................... 32
От океана до океана: пространство власти
в России, Америке и Австралии .................................. 40
“Высыхающее пятно”: феномен деколонизации .......... 48
2. Метаморфозы техноструктуры................................. 52
Орда как “внешний центр” ........................................ 52
Организация пространства и самосохранение власти ... 59
“Москва — Третий Рим”: диффузия
символического насилия ............................................. 66
Раздвоение технологической машины ......................... 72
3. Феномен “реконкисты” властного пространства .... 76
4. Глобальные катастрофы
 в российском пространстве власти .......................... 84
3

Глава III. Технология власти в геополитическом
                   контексте ................................................. 101
1. Понимание геополитики ....................................... 101
2. Российская геополитика,
 технологическая интерпретация ............................ 106
Геотехнологическая карта: зазоры между линиями .. 106
Москва — Петербург: центр геополитический
и центр технологический ......................................... 110
Феномен технологической недостаточности:
Алеутские острова, Камчатка, Курилы................... 114
К западу от Смоленска: феномен
технологической избыточности .............................. 125
3. Геополитическая утопия
 как жанр исторического действия ......................... 126
Геополитическая утопия
от Александра Великого до Сталина........................ 128
Утопия становится реальностью ............................ 138
Геотехнологическая утопия, советский вариант ..... 141
Технологическая статика как idée fixe  власти ........ 147
Глава IV. Макротехнологии в российском
                 пространстве власти.................................... 159
1. Технологии локализации........................................ 160
Крепостное право: вопль отчаяния власти? ............. 160
Паспортная система и прописка:
институт и технология .......................................... 175
2. Машина депортации .............................................. 181
3. Лишение избирательных прав:
 технологии исключения в России/СССР/России . 188
4. Изоляция как способ наказания.
 Специфика российской тюрьмы ........................... 197
5. Стратегия унификации. Трансформация русского
 произвола (Иван Грозный, Павел I, Сталин) ......... 212
6. Стигматизация. Доносительство как машина
 контроля ................................................................ 217
4

ГЛАВА I
ВЛАСТЬ: ПОЗИЦИЯ ВИДЕНИЯ
Эта книга представляет собой попытку проанализировать и осмыслить то, как складывалось и функционировало
(функционирует) в России пространство власти.
Поэтому прежде всего следовало бы определить, что
автор понимает под пространством вообще и пространством
власти в частности, тем более, что употребление этих понятий (в особенности первого), как, впрочем, и большинства
философских понятий, весьма многообразно.
1. Власть как пространство власти
Понимание пространства
Примем за точку отсчета то, что Ф.Ницше говорил о пространстве внешнем и пространстве внутреннем; внешнее
пространство составляют социальные и политические структуры, климат, семья и т.п.; внутренне пространство — это
некоторая сфера духовной жизни человека (язык, сознание,
болезнь и т.д)1.
В контексте размышлений Ницше пространство власти — это, естественно, нечто, относящееся к пространству внешнему. Ведь внешнее пространство — это прежде
всего чувственно воспринимаемая реальность, некие ландшафты, некие территории, имеющие реальную протяженность, и вообще все и всяческие формы “бытия” земной поверхности (суша, мировой океан, лед, горные хребты и т.д. и т.п.).
Однако внешнее пространство не сводится к чувственно воспринимаемой географической, физической и прочей
грубо материальной реальности. Подобное понимание пространства — а именно презумпция того, что пространство
не сводится к чувственно воспринимаемому пространству,
5

к пространству географическому, физическому и т.п., — лежит в рамках определенной философской традиции.
В частности, еще М.Хайдеггер искал ответ на вопрос:
«Можно ли все-таки расценивать физически-технически выброшенное пространство, каким бы последующим определениям
оно ни подвергалось, как единственное истинное пространство?
Неужели в сравнении с ним все иначе устроенные пространства,
художественное пространство, пространство повседневного
поведения и общения — это лишь субъективно обусловленные
частичные и видоизмененные формы единого объективного космического пространства?»2.
Иными словами, может ли то, что здесь названо физически-техническим пространством, считаться тем пространством, к которому должна быть заранее привязана всякая
характеристика пространственного?
Для обнаружения того, что Хайдеггер называет собственным существом пространства, немецкий философ призывает прислушаться к языку, проанализировать этимологию самого этого слова. В слове “пространство” как бы заключено понятие “простор”. А это, полагает Хайдеггер,
значит нечто просторное, свободное от преград:
«Простор несет с собой свободу, открытость для человеческого поселения и обитания»3.
С этим трудно не согласиться: действительно, абстрактный простор, вообще-простор, простор, не превращенный
пока в нечто иное в процессе технологической стратификации, — открыт и содержит в себе неограниченный потенциал свободы. И чем ближе это пространство к природному
“физическому” состоянию, тем более у нас оснований говорить об открытости и свободе. Но как проявляет себя пространство, являющееся потенциальным пространством свободы, в условиях преобразования его властью? Каковы пределы тех усилий, которые необходимы власти, чтобы
подчинить, стратифицировать это пространство? Означает
ли имманентная устремленность пространства в бесконечность, к безграничному простору, что чем больше потенци6

ал свободы, заложенный в пространстве, тем выше та мера
насилия и несвободы, которую использует власть, преобразовывая это пространство? И что пространство, устремленное в бесконечность свободы, неизбежно порождает пространство власти, воспроизводящее самое себя и мыслящее
себя в категориях бесконечности и вечности своего существования?
История России предоставляет нам немало возможностей поразмышлять над этими и аналогичными вопросами.
Однако, как мне кажется, в любом случае едва ли возможно
отрицать то, что пространство может быть открыто не только для явления бога (Хайдеггер), но и для амбиций власти,
для безграничного насилия, террора, который также может
не иметь преград.
Впрочем, Хайдеггер пишет:
«Простор, продуманный до его собственного существа, есть
высвобождение мест, где судьбы поселяющегося тут человека
повертываются или к целительности родины, или к гибельной
безродности, или уже к равнодушию перед лицом обеих»4.
Будем исходить из того, что существует пространство
физическое (географическое, космическое и т.п.), пространство — используем термин Хайдеггера — повседневного общения (возможно, имеет смысл говорить о пространстве
гражданского общества) и в то же время пространство принуждения, несвободы, пространство власти.
Иными словами, под пространством власти я понимаю
географическое и социальное пространство, организованное, структурированное, стратифицированное определенной исторически сложившейся совокупностью властных
технологий.
Подобное разграничение, предполагающее, в частности, различение территории и пространства, или, другими
словами, физически-технической (используем термин Хайдеггера) данности и пространства как сферы разного рода
“социальных” взаимоотношений и положено в основу анализа российского пространства власти как специфическо7

го типа “социального” пространства, создающего и воспроизводящего многочисленные ряды географических, “социальных”, идеографических и иных образов власти.
Кроме того, необходимо дифференцировать географическое пространство (то есть прежде всего территорию со всеми
присущими ей физико-географическими атрибутами), пространство власти (определенным образом стратифицированное реальное географическое пространство) и технологическую
структуру (систему отношений власти и прежде всего властных технологий, стратифицирующую географическое и “социальное” пространство). (О технологиях власти более подробно будет сказано в следующем разделе книги.)
Еще раз отмечу: когда в книге речь идет о пространстве,
имеется в виду не территория как некая чисто географическая реальность и даже не совокупность разного рода физических поверхностей Земли, а именно пространство как синтетическое философское понятие; в этом смысле пространство власти охватывает, поглощает и территорию в
общеупотребительном смысле слова (т.е. поверхность суши),
и мировой океан, и то, что “простирается” под землей (метро, шахты, подземные заводы, уходя дальше в толщу истории, — “глубины сибирских руд”, поглотившие декабристов и т.д.). Скажем, московское метро с самого начала было
не только видом общественного транспорта, но и символом
могущества определенного типа власти, как и система противоатомных туннелей, которая строилась на Кубе в 90-е
годы и была предназначена не для выполнения своего функционального назначения (едва ли Кастро в те годы ожидал
ядерного удара со стороны США), а для консолидации власти, воспроизведения в разных формах техноструктур, позволяющих контролировать население страны.
Равным образом пространством власти является пространство над-земное; существует масса примеров того, как
власть пыталась сделать и делала “небо” своей территорией, от трагически закончившегося запуска стратостата в дни
XVII съезда партии до разработки межконтинентальных бал8

листических ракет, покорения космоса и драматического
эпизода с южнокорейским самолетом, оказавшимся 1 сентября 1983 года в воздушном пространстве СССР.
Разумеется, и мировой океан структурируется как пространство власти. Причем с появлением подводных лодок и
особенно атомных подводных лодок пространством власти
становится и скрытая от нас часть мирового океана. Вспоминая известный всем с детства роман Жюля Верна “20 тысяч лье под водой”, капитана Немо и его “Наутилус”, можно сказать, что эта вещь написана о бегстве из пространства
власти в стихию, к моменту написания романа еще не стратифицированную при помощи технологий власти (эта мысль
достаточно определенно высказана главным героем), а также
о том, что власть подчиняет себе и контролирует все жизненное пространство людей, и выход из-под действия технологий
власти означает одновременно выход за рамки этого традиционного жизненного пространства, прежде всего пространстватерритории в какое-то иное измерение, где человек существовать не может — и поэтому капитан Немо обречен.
Иными словами, с того момента, когда подводное пространство становится средой, где человек в состоянии подолгу находиться и выживать, оно ставится под контроль
технологий власти; и наоборот — подводное пространство
становится сферой, где человек может существовать и выживать, только тогда, когда оно, это пространство, становится объектом экспансии власти и присущих ей технологий. Реально это происходит с началом первой мировой войны; процесс обретает новое качество в годы “холодной
войны” в связи с соперничеством ядерных держав: с точки
зрения скрытности и мобильности подлодка как носитель
ядерного оружия не имеет себе равных. И только это жесткое соперничество приводит к тому, что экипажи подлодок
находятся под водой в течении нескольких месяцев.
Все эти сегменты пространства власти входят в него как
бы на равных основаниях, поскольку пронизаны однотипными технологиями властвования.
9

Власть стремится подчинить себе, стратифицировать
все природные и географические среды и стихии, еще не подчиненные ей; она стремится полностью контролировать все
жизненное пространство людей. Приращение пространства
власти за счет нетрадиционных (для обитания человека) регионов земного шара (скажем, Антарктиды) и сред обитания (мировой океан, воздушное и космическое пространство, подземные сооружения) не только имеет прямые и очевидные цели экспансии власти именно в этих сферах и
средах (вроде размещения в космосе и мировом океане новых видов оружия) или связано с амбициями власти, символическими структурами, но и создает условия для формирования новых и совершенствования старых идеологий и технологий власти в пределах географического
пространства.
Однако власть способна не только структурировать и
переструктурировать пространство, превращать девственную территорию в пространство власти, но и обращать это
последнее в мертвое пространство. Мертвое пространство —
это то, что осталось после катастроф в Карачае (завод
“Маяк”) и Чернобыле, то, что ушло под воду после сооружения мощных ГЭС на равнинных реках России. Еще более
типичная картина — омертвение географического пространства, сопротивляющегося насилию власти.
Власть получает пространство нетронутым (как писал
Чехов о сибирской тайге: “все это принадлежит только Богу”),
присваивает его, стратифицирует и оставляет — мертвым.
Широко известно, что во время вьетнамской войны
авиация США распыляла над территорией страны ядохимикаты, дефолианты, диоксины и т.д., чтобы подорвать продовольственные ресурсы скрывавшихся в сельской местности партизан и, уничтожив листву, сделать джунгли прозрачными. Это программа осуществлялась около десяти лет и
привела к тяжким генетическим нарушениям и болезням
детей в пораженных районах, проявляющимся и спустя два
десятилетия после окончания войны.
10