Шестоднев Иоанна экзарха Болraрскоro. V Слово
Покупка
Основная коллекция
Тематика:
Российская философия XIX - начала XX вв
Издательство:
Институт философии РАН
Год издания: 1996
Кол-во страниц: 217
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
ВО - Магистратура
ISBN: 5-201-01907-2
Артикул: 612808.01.99
Издание представляет собой публикацию древнерусского текста V Слова Шестоднева, его перевод на современный русский язык, комментарии к переводу и исследование памятника. Шестоднев является одним из основополагающих памятников религиозно- философской культуры Древней Руси. Он заключает в себе богатейшее, еще не осмысленное историками философии содержание. В Шестодневе формулируются основные положения в христианской онтологии, натурфилософии и гносеологии. Будучи энциклопедическим по своему характеру трудом, содержавшим наиболее передовые для той эпохи знания и представления, Шестоднев представлял собой древнейшую в отечественной культуре антологию сведений об античной мысли.
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Российская Академия Наук Институт философии ШЕСТОДНЕВ ИОАННА ЭКЗАРХА БОЛГАРСКОГО vслово Москва 1996
ББК87.3 Ш-52 Ш-52 Ответственный редактор доктор филос. наук В.Ф.Пусторноков Рецензенты: кандидаты филос. наук: М.А.Абрамов, Р.В.Бахтурuна, Л. Н. Смольнuково Шестоднев Иоанна экзарха Болraрскоro. V Слово. - М., 1996. - 216 с. Издание предстаВ1lЯет собой публикаuию древнерусского текста V Слова Шестоднева, его перевод на современный русский язык, комментарии к переводу и исследование памятника. Шестоднев ЯВ1lяется одним из основополагающих памятников религиозно-философской культуры Древней Руси. Он заключает в себе богатейщее, еще не осмысленное историками философии содержание. В Шестодневе формулируются основные положения в христианской онтологии, натурфилософии и гносеологии. Будучи энuиклопеди'/еским по своему характеру трудом, содержавщим наиболее передовые для той эпохи знания и предстаВ1lения. Шестоднев предстаВ1lЯЛ собой древнейщую в отечественной культуре антологию сведений об античной мысли. ISBN 5-201-01907-2 © ИФРАН, 1996
ОТ редактора На титульном листе преД1Jагаемого вниманию читателей сборника обозначены фамилии его рецензентов М.А.Абрамова, Р.В.БахтуриноЙ, Л.Н.СмольниковоЙ, которых авторы включенных в сборник статей и редакторов, естественно, считают не только своими критиками-оппонентами, но и в чем-то даже соавторами и соредакторами. В качестве таковых любые рецензенты выступают, повидимому, также и в других трудах и сборниках. Но, увы, читатели, имея после выхода книги или сборника возможность лично составить себе представление об их научном содержании, остаются в неведении насчет того, как к этим книгам и сборникам отнеслись первые их читатели официальные рецензенты. А жаль. По своей практике могу сказать, что Д1Jя читателя любой книги или сборника интерес могли бы представить не только сами эти книги или сборники, но и те первые отклики на них, которые возникают у их рецензентов в момент, когда авторская работа еше не завершена полностью. Более того, оценки, высказанные первыми оппонентами, могли бы войти в качестве немаловажного KOMl'foHeHTa в тот мыслительный материал, который дает каждый вышедший в свет труд. Насколько правы рецензенты преД1Jагаемого сборника, высоко оценившие в целом его значимость, в первую очередь публикацию текста и перевода на современный русский язык V Слова Шестоднева Иоанна экзарха Болгарского, читатели могут вполне оценить самостоятельно. Но, по-видимому, для них будет весьма небесполезно подумать и о том, что авторам сборника один из официальных рецензентов М.А.Абрамов бросил весьма значительный упрек: он считает сушественным просчетом авторов то, что "они не всегда соблюдают чувство меры, увлекаясь богословскими проблемами, что само по себе интересно, в ушерб собственно философским". Что и говорить: в этом упреке, на наш взгляд, заключена, если хотите, чyrь ли не основная пока, на сегодняшний день, проблема современной отечественной историографии древнерусской философской мысли. Ведь в некоторых сравнительно недавно вышедших трудах по истории философской мысли в древней и средневековой Руси под видом философии выступает на самом деле богословская мысль. Мы не хотим тем самым сказать, что излагать историю философской мысли это хорошо, а заниматься историей богословской мысли плохо. В определенном смысле можно было бы даже yrBep 3
ждать, что исследовать отечественную, древнюю и средневековую, не очень, правда, богатую, но все-таки достаточно развитую и самобытную богословскую мысль во многих случаях даже интереснее, чем изучать параллельную ей, но гораздо более слаборазвитую и очень долго не отделявшуюся от религии собственно философскую мысль. Плохо то, что некоторые пишущие по отечественной древней и средневековой мысли авторы никак не хотят осознать необходимости найти и четко обозначить разграничительные линии между философией и богословской мыслью, имея ввиду, что история философии и история богословия это два разных предмета исследования и две разные дисциплины. И в этом смысле к упреку рецензента авторам нашего сборника в нежелательности увлечения историкобогословскими проблемами в ущерб историко-филосОФским можно и нужно прислушаться. Проблема, однако, заключается в том, что применительно к восточнохристианскому региону вообше, к истории древней и средневековой русской философской мысли действительно плодотворные занятия последней практически невозможны, если проигнорировать реально существовавшую в эту эпоху весьма специфическую связь меЖдУ историей философской и историей богословской мысли. В этой связи мне вспоминается один эпизод. Когда в начале 6О-х гг. академик М.Н.Тихомиров J1редставил в редколлегию готовящегося тогда 1 тома "Истории философии в СССР" главу, посвященную древнерусской философской мысли, она поначалу была встречена на редколлегии с довольно резким неприятием "ведуших" членов редколлегии. М.Т.Иовчук, помнится, правда, в отсутствие М.Н.Тихомирова, сказал, что его глава никуда не годится, потому что в ней описана история богословия, а не история философии. И поводов для такого высказывания было больше, чем достаточно. Ведь М.Н.Тихомиров прямо утверждал, что "с точки зрения древнерусских, византийских и болгарских авторов, под правильной философией прежде всего понималось богословие". Поскольку было признано, что представленная М.Н.Тихомировым глава "нефилософична", начался поиск путей ее "философизации" и соответственно "дебогословизации". Вот тогда-то и возникла идея включить в эту главу раздел о "Философских пере водных сочинениях на Руси", что и было сделано (не без активного, признаемся, участия начинавшего тогда автора этих строк), с помощью материалов, заимствованных из работ покойного к тому времени М.В.Соколова. В итоге в главе М.Н.Тихомирова появился раздел, в котором в сокрашенном виде представлены, в частности, результаты 4
исследований М.В.Соколова трудов Иоанна Дамаскина и Шестоднева Иоанна экзарха Болгарского. (Заметим, между прочим, что М.Н.Тихомиров страшно возмутился этой "доработкой", которой подверглась его глава, в частности, он протестовал против включения в нее как раз тех материалов "из Соколова", которые по недоразумению, случайному стечению обстоятельств, попали в дальнейшем в его посмертно изданную книгу). Но как бы то ни было, именно в связи с главой М.Н.Тихомирова (и включенными в нее материалами М.В.Соколова) для 1 тома "Истории философии в СССР" впервые в советской историографии древнерусской философской мысли в острой форме была поставлена проблема разграничения истории философии и истории богословия, и в том числе применительно к Шестодневу Иоанна экзарха Болгарского. Хотя с тех пор много воды утекло, проблема разграничения истории философии и истории богословия в средневековой Руси осталась, и поэтому нам хотелось бы рекомендовать читателям и особенно начинающим авторам, пробуюшим свое перо на истории древней и средневековой русской мысли, повнимательнее при смотреться как к публикуемому в настояшем сборнике тексту V Слова Шестоднева Иоанна экзарха Болгарского, так и к комментариям, посвященным этому сочинению. Читатель, по-видимому, заметит, что исследовательские статьи и комментарии написаны в принципе в одном ключе, и я бы сказал, исключительно уважительно, порой даже несколько некритично по отношению к Шестодневу Иоанна экзарха. Но известные разночтения между соавторами исследуемого ими сочинения, а также в интерпретации проблемы соотношения богословского и философского (и соответственно христианского и античного) в этих статьях и комментариях просматриваются. В статье "Христианские и античные традиции в Шестодневе" ярко показывается, каким образом в этом сочинении переплетаются христианские и античные мотивы, как этот христианский в своей основе труд вбирает в себя обширный натурфилософский материал, заимствованный из античных авторов, особенно из Аристотеля. Что касается философии в Шестодневе, то это, как отмечается в статье, "философская сторона памятника", играющая в нем "дополнительную по отношению к богословскому содержанию роль". В статье "Культурно-историческое и религиозное значение Шестоднева" большое внимание акцентируется на догматикобогословской форме Шестоднева Иоанна экзарха и фактически доказывается, что по содержанию это сочинение вышло за рамки соб 5
ственно богословия, став даже своеобразной антологией античной философии. Тем самым авторы как бы подчеркивают особую значимость небогословских частей Шестоднева. Такая точка зрения имеет право на существование, поскольку на самом деле форма и содержание того или иного сочинения нередко не совпадают. Однако весьма проблематичен вопрос о том, в какой степени именно в Шестодневе Иоанна экзарха содержание не совпадает с его формой. Нужно ответить на вопрос как о том, есть ли в Шестодневе Иоанна не только богословская, но и философская проблематика, так и о том, каков статус наличествующих там философских идей, был ли Иоанн не только богословом, но одновременно и философом, решавшим соответствующие собственно философские проблемы, причем именно философскими, а не богословскими методами, или он был богословом, привлекающим философскую проблематику лишь для того, чтобы обличить античных философов с христианской, причем сугубо богословской точки зрения. Если в таком ключе оценить Шестоднев, то прийдется усомниться в том, что этот труд представлял собой антологию античной философии. Главная цель Иоанна это не информация об античности, а обличение "эллинских мудрецов", при некоторой снисходительности к близким к христианству мыслителям, особенно Платону, которые якобы лишь попусту беседовали, много и зря рассуждали о природе, друг другу противоречили, но не нашли единственного способа, чтобы уразуметь Бога как творца вселенной, не сумели понять, что вначале Бог сотворил небо и землю. Космогонические теории античных мыслителей, по Иоанну, есть не что иное как басни. Конечно, поскольку в Шестодневе упоминаются Фалес, Демокрит, Платон, Аристотель, другие античные мыслители, сообщались попутно, хотя бы отрывочные сведения о том, какие мысли эти "внешние философы" высказывали (они, мол, рассуждали о видимой природе и вещественных началах, видели причину всех вешей в стихиях мира, утверждали, что природу видимых вещей составляют атомы и неделимые тела и т.д.), эта информация помимо от воли составителя Шестоднева могла способствовать распространению представлений о том, кто такие философы и чем они занимались, каким именно было субъективное отношение Иоанна к античной философии и их идеям: а оно было по преимуществу обличительным с христианской, главным образом, богословской точки зрения. Богословом Иоанн был не только по форме, но и по содержанию. Собственно же философия в его мировоззрении занимала маргинальное место. 6
По нашему мнению, ответить на вопрос о том, каким философом был Иоанн экзарх, можно, лишь решая одновременно вопрос о сути его богословской позиции. В связи с этим нам хотелось бы обратить внимание читателя на статью "Шестоднев Иоанна и предшествуюшая богословская традиция", в которой дан, как нам представляется, солидный историко-философский анализ именно богословской проблематики. Здесь подробно рассматриваются как антифилософские, так и профилософские тенденции в различных богословских школах, и тем самым неодинаковое соотношение богословия и философии у предшественников Иоанна экзарха Болгарского. На наш взгляд, такой подход является весьма плодотворным, когда решается вопрос о том, к какой традиции как в сфере богословия, так и в сфере философии относится Шестоднев болгарского мыслителя. А теперь предоставляем читателям возможность самим решать, насколько прав официальный рецензент сборника, упрекнувший его авторов в том, что в нем есть увлечения богословскими проблемами в ушерб собственно философским. По нашему мнению, в сборнике, несмотря на некоторые перегибы, в целом предложен перспективный путь: только разобравшись в богословской проблематике, выявив разграничительные линии между богословием и философией в восточном христианстве вообше, в древнерусском христианстве в частности, можно надеяться на адекватный результат в изучении древнерусской философской мысли. А поскольку авторы и комментаторы предлагаемого сборника "Шестоднев Иоанна экзарха Болгарского. Христианская и античная традиция в памятнике", на наш взгляд, во многих случаях весьма преуспели в решении этих задач, мы с удовольствием рекомендуем их работу читателю, еше не искушенному в этой сфере, но проявляюшему к ней интерес. В. Ф. Пустарнаков 7
В. В. Мuльков Шестоднев Иоанна экзарха Болгарскоrо общеславянскнй памятник боrословско-философской мысли 06 авторе Шестоднева и его эпохе Появление Шестоднева относится к периоду культурного подъема Первого Болгарского царства (864 или 865 - 27.05.927), который совпадает с наибольшим могуществом Болгарии в годы правления Симеона, распадающиеся на два периода княжеский (893-919) и царский (919-927). Симеон был достойным наследником своего отца Бориса, княжение которого (852-889) ознаменовано введением христианства (864 или 865) и заложением основ христианской славя ноязычной культуры. Правитель Болгарии покровительствовал изгнанным в 885 г. из Моравии ученикам Кирилла и Мефодия Клименту, Науму и другим, составившим костяк так называемой Преславской школы книжников и религиозных деятелей 1. И культурные начинания, и религиозное строительство в Болгарии проходили, с одной стороны, под знаком преемственности христианства у Византии, а с другой в жестком противостоянии ей, выражавшемся в стремлении утвердить церковную и идеологическую независимость от Константинополя 2 • Ради достижения независимости в религиозных вопросах болгары, по примеру моравов, вдохновленных Кириллом и Мефодием, использовали противоречия между Римом и Константинополем). Но если болгарский князь Борис лишь только ставил вопрос о независимости от патриарха и смог добиться не более как учреждения архиепископства (870), его преемник Симеон завершил начатое отцом дело. Нанеся ряд крупных поражений Византии, он утвердил болгарскую автокефалию с собственным патриархом во главе (913) и самовольно присвоил себе царский титул (объявил себя "цесарем и самодержцем всех болгар")4. Время правления Симеона, особенно мирный его период (т.е. период отсутствия войны с Византией с 893 по 913 гг.), вошел в историю болrарской культуры как ее "золотой век". В юности будущий 8
болгарский царь находился при византийском дворе, где получил лучшее по тем временам образование в Магнаурской школе, изучая философию, риторику и все предметы тривиума, преподававшиеся в этой школе. Прилежанием и любовью к науке он заслужил высокую оценку современников, за что в Византии был назван "полугреком", а у себя на родине "книголюбцем". Симеон может быть сопоставлен с лучшими представителями Византийской образованности IX-X вв.: с крупнейшим представителем византийского просвешения богословом и философом Фотием (патриарх с 858 г.), с заслужившим прозвише философа Львом VI (886-912), Константином Багрянородным (913-959). Будучи великолепно образованным, правитель Болгарии принимал самое непосредственное участие в культурных начинаниях у себя на родине. По его инициативе осушествлялось огромное количество перевоДов с греческого. Был составлен Изборник Симеона протограф всемирно известного ныне Изборника Святослава 1073 года, о чем свидетельствует авторское посвяшение, сохранившееся в некоторых поздних списках этой рукописи. Он же являлся инициатором, если не заказчиком осушествленного Иоанном экзархом труда по написанию Шестоднева. Указание на это содержится в Прологе к Шестодневу (1а) и в конце 1 Слова, в части, при надлежашей перу Иоанна экзарха (137а). Кроме того, VI Слово показывает хорошее знание автором дворца Симеона и проходивших в нем церемоний. В Шестодневе есть и другие при меты быта и духовной обстановки в Болгарии времен Симеона. Красной нитью, например, через Шестоднев проходит обличение дуалистических еретических взглядов. Пристрастное внимание к этой теме было вызвано распространением дуалистического богомильского учения, зарождение которого относится как раз к эпохе Симеона. Не случайно об авторе Шестоднева как об уважаемом и достойном своем современнике говорит обличитель богомильства Козьма Пресвитер в своей "Беседе на новоявившуюся ересь богомильскую". Косвенное указание на время появления Шестоднева заключает в себе упоминание Иоанном Кирилла и Мефодия как ближайших своих предшественников в деле просвешении славян. Все это в сумме указывает на вторую половину IX начало Х века как на время, когда был создан выдаюшийся памятник раннеболгарской письменности. Кроме того, что Иоанн был современником Симеона, мы практически не имеем других сведений о жизни выдаюшеrocя систематизатора христианского учения, яркого писателя и оригинального 9
мыслителя. Предполагают, что Иоанн находился в окружении Симеона, вместе с которым болгарский князь Борис послал даровитых болгарских мальчиков для обучения в Константинополь, точнее в Константинопольский Студитский монастырь. Магнаурская школа была элитарной, но судя по широте кругозора, который характеризует составителя Шестоднева, автор его получил всестороннюю подготовку, не уступающую уровню образованности выпускников Магнаурской школь{ Так или иначе в лице Иоанна славянская культура получила достойного продолжателя дела солунских братьев, смысл и высокое назначение которого состояло в приобщении славяноязычного мира к христианству и одновременно гарантировало сохранение чести, достоинства и самостоятельности народа, познавшего это учение. По возвращении на родину он находился в кругах близких Симеону, занимая значительные церковные посты, на что указывают его титулы "пресвитер" и "экзарх"6. О творчестве Иоанна мы знаем больше, чем о его биографии. Известно, например, что кроме составления Шестоднева ему принадлежат также переводы с греческого текстов Иоанна Дамаскина, а точнее сочинения "Небеса", являвшегося частью капитального труда под названием "Источник знания", куда наряду с богословскими входили и философские главы "Диалектики". Не случайно в рукописной традиции тексты Дамаскина иногда помещают вместе с Иоанновым Шестодневом 7 • Причиной могла служить как принадлежность обоих текстов одному автору-переводчику, так и философскомировоззренческая близость их, поскольку Дамаскин являлся продолжателем каппадокийской традиции, к которой склонялся И ИоаннИ. Учитывая эти немногие сведения об Иоанне экзархе, можно предположить, что основу его творчества составляла переводческая деятельность: с одной стороны, обращение к текстам Дамаскина, с другой компиляция перевоДов из Василия Великого, Севериана Габальского и Феодорита Кирского. Исследователи не без основания считают, что творчество Иоанна экзарха непосредственным образом было связано с Преславским культурным центром, а книжники Преслава находились в рамках кирилло-мефодиевской традиции, отличаюшейся некоторым своеобразием и независимостью от религиозных центров на Западе и Востоке. Видимо, вместе с этой традицией тексты преславцев, ВКJ1Ючая и произведения Иоанна, попали на Русь, сознательно избравшую именно эту традицию в отстаивании uерковной и политической независимости от Византии. 10