Этика Ада в «Божественной Комедии» Данте

В. Н. Назаров 
ЭТИКА АДА  
В «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» 
ДАНТЕ 
Монография
Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2025
2-е издание, стереотипное

УДК 17+821.131.1
ББК 87.7+81.473.1
   Н19
Р е ц е н з е н т ы :
д-р филос. наук, профессор В. В. Варава
(Воронежский государственный университет);
д-р филоc. наук, профессор В. П. Римский
(Белгородский государственный институт искусств и культуры)
Н19 
Назаров В. Н.
Этика Ада в «Божественной Комедии» Данте :
монография / В. Н. Назаров. — 2-е изд., стер. — Москва : 
ФЛИНТА, 2025. — 459 с. — ISBN 978-5-9765-5767-3. — 
Текст : электронный.
Монография посвящена комментированию этических 
коллизий и интерпретированию моральной символики Ада в 
«Божественной Комедии» Данте применительно к современной ситуации порочности и греховности человека.
Книга адресована специалистам в области дантоведения, 
истории культуры, этики, а также всем, кто интересуется творчеством Данте, нравственной философией и историей нравов.
УДК 17+821.131.1        
ББК 87.7+81.473.1
ISBN 978-5-9765-5767-3            
© В. Н. Назаров, 2024  
© Издательство «ФЛИНТА», 2024

Введение  
3
Здесь выбирают мертвецов 
Из знаменитых мудрецов. 
Здесь жалость вовсе не с руки — 
Жалеют только дураки. 
Здесь добрым назовется тот, 
В котлы смолу кто храбро льет… 
Не забывай, что в Дантов ад 
Вошел не только Герострат. 
Нет — Авиценна и Платон 
Дают здесь философский тон… 
Варлам Шаламов 

Введение 
4
ВВЕДЕНИЕ 
Предлагаемая монография задумана как опыт комментирования этических коллизий и интерпретирования моральной символики 
Ада в «Божественной Комедии» Данте. 
Исследование «Божественной Комедии» неизбежно выливается в попытку толкования и комментирования текста поэмы. Задачу и тон такого рода комментирования задал сам Данте. В известном письме к синьору Вероны Кангранде делла Скала он писал: 
«Смысл этого произведения непрост; более того, оно может быть 
названо многосмысленным, то есть имеющим несколько смыслов, 
ибо одно дело — смысл, который несет буква, другое — смысл, который несут вещи, обозначенные буквой. Первый называется буквальным, второй — аллегорическим или моральным… 
И потому надлежит рассмотреть отдельно буквальное значение данного произведения, а потом, тоже отдельно, — его значение 
аллегорическое. Итак, сюжет всего произведения, если исходить 
единственно из буквального значения, — состояние душ после 
смерти как таковое, ибо на основе его и вокруг него развивается 
действие всего произведения. Если же рассматривать произведение 
с точки зрения аллегорического смысла — предметом его является 
человек: то — как в зависимости от себя самого и своих поступков  — он удостаивается справедливой награды или подвергается 
заслуженной каре»1. 
При этом, как подчеркивал Данте, прежде чем толковать 
скрытый «аллегорический смысл», надлежит основательно разобраться в «буквальном смысле» произведения (Пир, II, 1). 
Исходя из этих положений, большинство комментаторов традиционно определяют буквальный смысл «Комедии» в целом как описание загробного странствия и загробных видений (на основе исторических событий, исторических и мифологических имен и лиц), которые 
сопровождают это путешествие. В свою очередь, аллегорический 
1 Данте Алигьери. Письма. XIII // Малые произведения. М.: Наука, 1968. С. 392. 

Введение  
5
смысл принято толковать как историю человеческой души вообще — 
как путь человека, блуждавшего по греховной и темной жизни вначале 
с помощью Разума (Вергилий), а затем Божественной Мудрости (Беатриче), вышедшего на путь истины и очищающегося зрелищем загробных кар и блаженств. Собственно же моральный смысл этих «аллегорических блужданий» состоит в указании для человека пути 
спасения, заключающегося в выходе из «леса» заблуждений, ошибок, 
прегрешений, в преодолении пороков земной жизни и приобщении  
к моральной чистоте и духовному совершенству.  
При этом, как подчеркивает Э. Жильсон, между комментаторами Данте гораздо больше согласия в отношении символики вещей, чем символики персонажей «Комедии». Например, selva 
oscura (сумрачный лес) в начале поэмы означает, несомненно, 
грешную жизнь человека. «Скажем ли мы “грех”, “порок”, “грешная жизнь”, это не имеет особого значения, ибо глубинный смысл 
остается тождественным. С этой точки зрения также не имеет значения, идет ли речь о первородном грехе или грехе актуальном: 
прежде всего потому, что одного не бывает без другого, а также 
потому, что глубинная символика греха опять-таки остается тождественной» 2. 
Мы полностью разделяем данную точку зрения на «глубинную 
символику» «Комедии», в контексте которой различия между понятиями «порок», «грех», «грешная жизнь», «вина» не имеют 
принципиального значения. Тем не менее мы вполне отдаем отчет 
в том, что в средневековой этике понятия греха и порока различались и что Данте хорошо знал это. Так, Пьер Абеляр считал, что 
«порок души — не то же самое, что грех; порок — это то, благодаря чему мы склоняемся к прегрешению» 3. 
Фома Аквинский также исходил из данного различения, полагая, что порок — это «дурной навык», а грех — это «дурной акт». 
2 Жильсон Э. Данте и философия. М.: Институт философии, теологии и истории 
св. Фомы, 2010. С. 347–348.  
3  Абеляр П. Этика, или Познай самого себя // П. Абеляр. Теологические трактаты.  
М.: Прогресс; Гнозис, 1995. С. 248, 249. 

Введение 
6
При этом «порочный акт, то есть грех, хуже порочного навыка, то 
есть порока» (S. th. II—I, 71, 4). 
Однако в контексте исследования этической проблематики  
и символики Ада эти различия не играют существенной роли. Образы грешников, их вина и мучения затмевают этические дистинкции 
их порочности или греховности. В дантовском Аду карают одновременно и за «дурной навык», и за «дурной акт». Это подтверждает анализ контекста понятий, которыми пользуется в своей 
поэме Данте. 
В «Божественной Комедии» мы встречаем четыре вида близких по значению терминов, характеризующих вину грешников: 
1) peccato (грех); 2) colpa (вина, проступок, грех); 3) vizio (порок,
недостаток); 4) cattivo (порок). Характерно, что Данте употребляет
их в произвольно смысловом контексте. Так он пишет о «пороке
сладострастия» — vizio di lussuria (V, 55), примерно в том же контексте о «вине, грехе чревоугодия» — colpa de la gola (VI, 53)
и «контрастных грехах» (скупость — расточительство) — colpa
contraria (VII, 45). В отношении неисчислимой толпы ничтожных
душ он использует словосочетание cattiva setta — «порочное, дурное сборище» (III, 62).
Но чаще всего Данте употребляет термин peccato (собственно, грех), учитывая его глубокие христианские (и латинские) корни. 
Словосочетания peccato mortale — «смертный грех»; cadere in 
peccato — «впасть в грех, согрешить»; dormire nel peccato — «погрязнуть в грехе» стали для Данте своего рода классическими терминами «Ада». 
Аллегорический метод интерпретации предполагает некий 
«глобальный» уровень толкования моральной символики. Как замечает Борис Зайцев, переведший «Ад» ритмической прозой, 
можно допустить, что в некоем «высшем понимании Данте» 
в «Комедии» дан символ жизни всего человечества, его блужданий 
в потемках идолопоклонства, суеверий и грехов, долгого и трудного пути к христианству. Причем Божественная помощь проявлялась сначала в меньших откровениях (Будды, греческой фило

Введение  
7
софии), а затем в величайшем облике самого Христа, подобно 
Божественной Мудрости (Беатриче) поэмы, выведшего путника 
к спасению 4. 
Соглашаясь с этим предположением, мы считаем, что современное исследование аллегорического смысла «Комедии» должно 
стать не просто толкованием традиционных образов «Ада», рискующим выродиться в повторение и «открытие» известных мест, 
но и интегрированием герменевтического опыта прочтения этической темы «Ада» на основе актуальных идей современности. В качестве такой идеи мы избираем тему дантовского «Ада» как пророческой аллегории будущей глобальной цивилизации пороков  
и предвестие эпохи «после порока», знаменующей собой превращение основной массы человечества в цивилизацию «ничтожных 
душ», недостойных Ада. Назовем такого рода метод толкования  
и комментирования транссимволическим. 
Главным транссимволом такого рода интерпретации «Ада» является образ «Великого критского старца» (Gran veglio di Creta),  
в котором закодирована история моральной деградации человечества и заложено пророческое видение о превращении человеческого общества в глобальную цивилизацию пороков. 
Особое значение для понимания соотношения буквального 
(исторического) и аллегорического (морального) методов комментирования «Божественой Комедии» имеет статья немецкого философа Ф. В. Й. Шеллинга «О Данте в философском отношении» 5.  
В своем анализе Шеллинг пользуется такими понятиями, как «символическая мифология», «мифологическая достоверность», «символически-объективное оформление». Шеллинг приходит к выводу, что 
«Комедия» Данте есть некое «посредствующее звено между аллегорией и символически-объективным оформлением» 6.  
4 См.: Зайцев Б. К. Данте и его поэма // Б. К. Зайцев. Собрание сочинений: В 11 т. 
М.: Рус. книга, 2000. Т. 8 (доп.). С. 489. 
5 См.: Шеллинг Ф. В. Й. О Данте в философском отношении // Ф. В. Й. Шеллинг. 
Философия искусства. СПб.: Алетейя, 1996. 
6 Там же. С. 448. 

Введение 
8
Остановимся на некоторых принципиальных суждениях Шеллинга, проливающих свет на возможности современного комментирования «Божественной Комедии». 
Особую заслугу Данте Шеллинг усматривает в органическом 
соединении исторического и аллегорического методов. Перед Данте, считает Шеллинг, лежал материал истории современной и древней. Он не мог переработать его в чистый эпос в силу особенностей 
своей эпохи и своей творческой индивидуальности. Но он также не 
мог изложить этот материал и в дидактической поэме, так как это 
ограничивало бы его замысел. Чтобы связать этот материал и привести его к единому целому, был необходим совершенно свободный, индивидуальный подход. Представить идеи философии и теологии символически было невозможно, так как недоставало готовой 
символической мифологии. Таким образом, нужно было достичь совершенно своеобразного смешения аллегорического и исторического 7. 
«Произведение Данте, — приходит к выводу Шеллинг, — 
не аллегорично в том смысле, чтобы образы его лишь обозначали 
нечто другое, не будучи независимыми от этого значения и по себе 
сущими. С другой стороны, ни один из этих образов не представляет собой чего-либо независимого от своего значения, так чтобы он  
в то же время оказался самой идеей и представлял бы нечто большее, чем ее аллегории. Таким образом, его произведение есть совершенно своеобычное посредствующее звено между аллегорией 
и символически-объективным оформлением» 8. При этом Данте, 
по словам Шеллинга, «следует своему намерению быть аллегорическим, не переставая быть историческим и поэтическим».  
Благодаря удивительному сплаву исторического и аллегорического герои «Комедии» Данте приобретают, согласно Шеллингу, 
особую причастность к бытию. Не только исторически реальные 
события, которые Данте черпает из современности, подобно истории Уголино, но и поэтические фантазии, такие как, например, 
7 См.: Там же.  
8 Там же.  

Введение  
9
смерть Улисса и его спутников, имеют в контексте его произведения истинно мифологическую достоверность. 
Тем самым Шеллинг как бы уравнивает реальность исторического и мифологического, рассматривая синкретичные аллегории, 
подобные символу «Великого критского старца», как пророческие 
образы, обладающие своеобразной «мифологической достоверностью». Развивая эту мысль Шеллинга, немецкий историк Ф. Вегеле 
пишет: «Данте всюду и везде относится к мифологии как к чему-то 
реальному, живому и пользуется ею с тою же свободою, с которой 
пользуется другими историческими фактами и личностями» 9. 
В нашем понимании смысл этой «достоверности» — в возможности многозначной моральной интерпретации мифологических символов в соответствии с реальными нравами той или 
иной эпохи. 
Своеобразные «правила интерпретации» символического 
и исторического смыслов «Божественой Комедии» удачно формулирует Э. Жильсон. По его мнению, вместо того чтобы использовать метод «холодных аллегорий» и «персонифицированных 
абстракций», таких как Сладострастие, Чревоугодие, Гордость, 
Данте представляет нам «воплощенные символы», или «репрезентативные персонажи»: Франческа и Паоло, Чакко, Фарината. 
Двойственная природа этих персонажей неизбежно порождает 
«оптическую иллюзию», которой следует остерегаться всем интерпретаторам. Каждый из этих персонажей есть некая историческая реальность, призванная выполнять определенную репрезентативную функцию, соответствующую своему историческому 
положению. Это не позволяет ему символически выражать что 
угодно посредством чего угодно. Однако характер и мера историчности персонажа во многом определяются его символическим 
предназначением. Отсюда рождается первое правило интерпретации: «Любой персонаж “Божественной Комедии” сохраняет от своей 
9 Вегеле Ф. Данте Алигьери: Его жизнь, сочинения и политическая теория / Пер. 
с  нем. А. Н. Веселовского.  Изд. 2-е. М.: Кн. дом «ЛИБРОКОМ», 2012. С. 356. 

Введение 
10
исторической реальности лишь то, чего требует его репрезентативная функция, назначенная ему Данте» 10. 
Следовательно, чтобы правильно понять поэму, нужно помнить, что Вергилий, Беатриче, Аристотель, Фома Аквинский живут 
в  ней собственной жизнью, которая оправдывает их присутствие 
в  поэтическом мире Данте, и никакой другой. И хотя эти персонажи остаются связанными с исторической реальностью, имя которой 
они носят, они удерживают от этой реальности лишь то, что они 
сами обозначают. Это составляет второе правило интерпретации: 
«Историческая реальность персонажей Данте имеет право влиять 
на их интерпретацию лишь в той мере, в какой она необходима для 
их репрезентативной функции, которую им назначил сам Данте 
и ради которой он их выбрал» 11. 
Учитывая все эти особенности интерпретации и толкования 
различных смыслов «Комедии», мы и попытаемся далее дать аналитический комментарий к «этике Ада» Данте. 
10 Жильсон Э. Данте и философия… С. 319. 
11 Там же.