Политическая история Внутренней Монголии в конце XIX — первой половине ХХ века

П. Н. Дудин
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ  
ВНУТРЕННЕЙ МОНГОЛИИ 
в конце XIX — первой половине ХХ века
Новосибирск 
«Наука» 
2024

УДК 32.001(517.3)
ББК 66.033(5Кит)
        Д812
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор С.Г. Лузянин
доктор исторических наук С.Л. Кузьмин
доктор исторических наук, профессор В.Г. Дацышен 
Научный редактор
доктор исторических наук, академик РАН, профессор Б.В. Базаров
Дудин П.Н. Политическая история Внутренней Монголии в конце XIX — 
первой половине ХХ века. — Новосибирск: Наука, 2024. — 480 с. 
ISBN 978-5-02-041560-7.
В монографии исследуется политическая судьба Внутренней Монголии, дается 
-характеристика процесса становления государственности в контексте геополитических 
сценариев и исторических процессов в конце XIX — первой половине ХХ в., которые 
привели ее к статусу автономного района в составе Китайской Народной Республики. 
Книга адресована ученым-востоковедам, историкам, политологам, социологам, 
студентам вузов, обучающимся по специальности востоковедение, а также всем, кто 
интересуется историей монголоязычных народов Внутренней и Восточной Азии.
	
© Дудин П.Н., 2024
	
© ФГБУ Издательство «Наука», редакцион-но--издательское оформление, 2024
	
© Палей П.Э., оформление, 2024
ISBN 978-5-02-041560-7

ПРЕДИСЛОВИЕ
Автономный район Внутренняя Монголия Китайской Народной Республики (далее — Внутренняя Монголия) занимал и продолжает занимать в китайском государстве и системе международных отношений Восточной Азии важное положение, 
обусловленное историческими, культурными, географическими, 
экономическими и другими стратегическими факторами. Став 
первым среди пяти автономных районов обновленного социалистического Китая, сегодня это третья по размеру административно-территориальная единица (после Синьцзян-Уйгурского и Тибетского автономных районов) с населением свыше 25 млн чел., из 
которых монголы составляют около 6 млн (9-е место среди национальных меньшинств КНР). Экономика региона в течение 
-полутора десятков лет стала самой быстрорастущей по объему 
валового регионального продукта. Своеобразное географическое 
положение и протяженность границ (включая и государственную 
границу КРН) предопределили его влияние как на соседние провинции, так и на Монголию и ряд российских субъектов, это сделало автономный район одним из важных субъектов в геополитических процессах не только в Восточной Азии, но и на всем 
Азиатском континенте, а инициатива руководства КНР «Один 
пояс и один путь» обеспечила новые экономические и политические перспективы для Внутренней Монголии и ее населения. 
Несмотря на обилие в мировом научном поле трудов, посвященных исследованию Внутренней Монголии в самых различных областях, сегодня приходится констатировать, что общественно-политическая сторона жизни автономного района, ее 
развитие в ретроспективе, место региона в структуре Китая как 
в прошлом, так и в настоящем, другие аспекты государственной 
системы и государственности в целом изучены не в полном объе

Предисловие
ме. Остается большое количество «белых пятен», что не позволяет дать объективную оценку современным событиям или построить научный прогноз. Именно это обстоятельство заставляет нас 
еще раз обратить пристальное внимание на историю Внутренней 
Монголии и подойти к этому вопросу с междисциплинарных 
-позиций.
Российская историография также не богата на научный материал, несмотря на то что Внутренняя Монголия играла весьма 
существенную роль в становлении и китайской, и монгольской 
(имеется в виду современная Монголия, Монгол Улс) государственности, равно как и государственности народов на территории Сибири и российского Дальнего Востока в первой половине 
ХХ в. Будучи предметом ожесточенных споров и противостояния 
различных государств, она регулярно появляется в международных договорах, соглашениях, государственных докладах и секретных записках, определяющих региональный порядок и направленных на обеспечение стратегического присутствия этих 
стран в Восточной Азии.
Ввиду географической, исторической и культурной близости 
Маньчжурии, развитие и статус которой также порождали геополитическое противостояние, судьба Внутренней Монголии тесным образом оказалась связана с судьбой маньчжурского региона 
и его населением, связь эта не прекращается и поныне. Схожесть 
статуса Внутренней Монголии в составе империи Цин, Китайской Республики и КНР, формирование идей о собственной политической судьбе, попытки претворения их в жизнь, а также способность к рефлексии и объективному переосмыслению своего 
места в монгольском мире подводят нас к мысли о ее самодостаточности. А знание этих аспектов в научной среде современных 
историков, востоковедов, юристов, политологов и специалистов 
в области международных отношений позволит более эффективно оценивать современную геополитическую ситуацию в Восточной Азии в целом и осуществлять ее прогноз.
Поэтому, не претендуя на всестороннее исследование, мы 
предпримем попытку дать ответы на некоторые из обозначенных 
выше вопросов и рассмотреть историю Внутренней Монголии 
в русле истории ее государственности с опорой на имеющиеся 

Предисловие
архивные данные, научные труды и источники. Одновременно 
с этим, учитывая огромный фактический материал, находящийся 
в Китае, Японии, России и других государствах, до сих пор не 
введенный в научный оборот, мы оставляем место для других 
-исследований в данном направлении, которые позволят более 
-детально и предметно достроить картину в отношении как самой 
Внутренней Монголии, так и Северо-Восточного Китая и сопредельных государств.
В настоящей работе исследовано развитие государственности 
Внутренней Монголии в противоречивый и малоизученный период истории Восточной Азии. В современной научной литературе, имеющейся в публичном доступе, о событиях, происходивших в империи Цин и Китайской Республике, Внутренняя 
Монголия затрагивается поверхностно, и хотя сложный и интересный путь развития этой части монгольских земель находит 
свое отражение в научных статьях и монографиях отечественных 
и зарубежных ученых, их явно недостаточно. Сложившаяся научная традиция предполагает рассмотрение монгольской государственности в стро-го очерченном пространстве и государст-венных 
границах, тогда как мы в своей работе анализировали государственные институты Внутренней Монголии в их тесной взаимосвязи с другими монгольскими государственными образованиями, 
а также государственностью империи Цин и Китайской Республики. Это вызвано тем, что разносторонний, многовекторный 
процесс политической трансформации и огосударствления не избежал внешнего влияния. Помимо этого, нами предложен подход 
к рассмотрению процесса становления государственности Внутренней Монголии как составляющей развития государственности не только китайского, но и всех монголоязычных народов 
Восточной Азии.
Учитывая, что многие источники, в том числе архивные, освещающие рассматриваемые нами события, незаслуженно выпали из исследовательского поля, введение их в оборот дало новые 
сведения об истории Внутренней Монголии. Особую роль здесь 
сыграли средства массовой информации Европы, Северной Америки, Азии и Австралии — именно с их помощью удалось реконструировать ряд процессов и событий, определяющих развитие 

Предисловие
монгольской государственности, а также установить между ними 
причинно-следственную связь.
Дополнения и структурирования потребовали знания о китайской колонизации монгольских земель и ее механизмах, что позволило прийти к выводу о существенном влиянии этого -процесса  
на формирование монгольской государственности, включая движение за независимость, трансформацию статусов монгольских 
территорий, консолидацию монгольских земель и наступившие 
-политические последствия. В результате было сформировано 
-собственное понимание колонизационных процессов в их связке  
с присутствием в регионе российских и японских интересов, и  
как следствие, — конкуренции моделей политий, находящихся  
под влиянием этих держав. Также осуществлен анализ трансформации государственных институтов Внутренней Монголии  
и их включения в государственный механизм Китайской Республики посредством создания особых районов /провинций. Это, в свою 
очередь, позволило выявить легальный способ соблюдения интересов монгольских элит при встраивании хошунов и сеймов Внутренней Монголии в государственную систему Китая.
Выявленные нами конкуренция сфер влияния и механизмы его 
обеспечения потребовали переосмысления роли и значения российской дипломатии в вопросах трансформации статусов монгольских земель после Синьхайской революции, учитывая, что 
японская сторона также активно использовала официальные и неофициальные каналы, включая и общественную дипло-матию.
Доступ к новым материалам позволил предложить новую 
трактовку причин провала движения за независимость Внутренней Монголии после Синьхайской революции. Было установлено, что эти причины не ограничивались лишь тесной интеграцией с китайской государственностью и военным давлением нового 
республиканского руководства, а сводились к соглашательской 
позиции части монгольских князей, не желавших терять свои 
привилегии в случае создания единого монгольского государства 
под властью Богдо-гэгэна.
Исследование национальной политики Маньчжоу-Го и ее последствий для развития монгольской государственности способствовало введению в научный оборот новых данных об авто

Предисловие
номиях и государствоподобных образованиях, претендующих на 
самостоятельный статус в 1930–1940-е годы, благодаря чему удалось сформировать понимание японской политики по созданию 
Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания в этой 
части Восточной Азии.
Наконец, изучение государствоподобных образований на 
-территории Внутренней Монголии после окончания Второй мировой войны и их политической судьбы позволило выявить закономерности успеха Коммунистической партии Китая в деле 
-объединения этой части монгольских земель, приведшего к созданию автономного района Внутренняя Монголия.
Следует оговорить, что некоторые конструкции, термины  
и позиции, используемые нами исходя из междисциплинарно- 
го характера исследования, могут вызывать вопросы и наре-- 
кания у представителей различных гуманитарных наук, однако  
в сложившихся условиях подобный подход оказался необходимым.
Во-первых, мы не изучали непосредственно военные действия, операции, сражения, когда речь идет о периодах военных 
действий на территории бывшей империи Цин — японско-китайского конфликта 1931–1945 гг., Второй мировой или граждан-- 
ской войны 1947–1949 гг. в регионе, — они служат только фоном 
и упоминаются тогда, когда это необходимо для общей характеристики ситуации. А поскольку научная литература по этому 
-поводу изобилует фактологией и имеется в свободном доступе, 
о подобных обстоятельствах мы упоминаем лишь отсылкой к 
ним, предоставляя читателю возможность ознакомиться с материалами самостоятельно.
Во-вторых, перевод англоязычных текстов осуществлен нами, 
имена, названия географических объектов даны в авторском переводе и интерпретации. Перевод с восточных языков, включая 
имена и названия городов, областей, провинций, сеймов, хошунов, иных населенных пунктов, органов власти и управления, является авторским, осуществленным с участием профессиональных переводчиков. Поскольку речь идет о людях и территориях, 
равно относимых к монголо-сфере и собственно Китаю, то возникает проблема двойных имен и названий. Часть имен, например 

Предисловие
Дэмчиг Донров / Дэмчигдонров, Алтан-Очир, Мэрсэ / Мэрсээ 
и другие, используются в общепринятом произношении и написании. Монгольские имена употребляются в тексте с учетом системы пиньинь, что позво-ляет транслитированное имя Юньдуаньвангчхукэ преобразовать в монголизированное Юньдуань 
Ванчук или Юнь Ван, Токхэ-тоху — в Тогтох и т.д. Однако подобное «упрощение» в основном касается имен тех государственныхдеятелей и участников событий, которые известны 
специалистам-ученым: князь Юнь, Содномравдан, Шагдуржав 
и др. В остальном написание имен ориентировано на китайскую 
традицию употребления, поэтому наиболее важные или знаковые 
персоны мы дополнительно снабжаем китайским вариантом имени, дающимся в скобках: Нямасор (кит. имя — Ни Гуаньчжоу); 
или наоборот, общеупотребительное и более известное китайское имя сопровождается монгольским аналогом: Бай Юньти 
(монг. имя — Цэрэн Донров). В ряде случаев, когда в научной 
литературе имеется англоязычный аналог, мы склонны придерживаться точного перевода, соотносимого со звучанием и написанием, даже если при этом имеются расхождения с общеупотребимым: имя Shagdurjab, созвучно переводящееся как Шагдуржаб, 
согласно монгольской традиции уместно произносить и употреблять как Шагдуржав; Darijaya — Даричжая, используем как 
Дали Чжая; Jodbajab — Джодбажаб, используем как Жодовжав 
и т.д.
В-третьих, для удобства восприятия и унификации текста  
в большинстве случаев, там, где это допустимо, мы используем 
привычные названия вместо официальных: не Урга, а Улан- 
Батор, не Бэйпин, а Пекин, не Синьцзин, а Чанчунь и т.д. К этому 
добавляется проблема использования топонимов, пере-имено-вания части географических объектов (городов, поселков, уездов 
и др.), в связи с чем сведения источников (например, -газетных 
статей) могут не всегда точно соотноситься с совре-менными объектами. Возможно воспроизведение их названий с ошибками 
(англ. Pailingmiao вместо Bailingmiao, поскольку европейцы, 
американцы и австралийцы того времени были слабо знакомы 
или совсем не знакомы с публикуемыми именами собственными). Некоторые применялись ранее, но в настоящее время вышли