Об интегральном измерении украинского кризиса. Иллюзия виртуальности и реальность иллюзий

серия
политическая 
теория

Ольга Байша	
Об интегральном измерении	
украинского кризиса	
Иллюзия виртуальности 	
и реальность иллюзий 
Издательский дом  
Высшей школы экономики 
Москва, 2025
2-е издание, электронное

УДК 321.01+141.78
ББК 66.69(4Укр)
Б12
Проект серийных монографий 
по социально-экономическим 
и гуманитарным наукам
Руководитель проекта Александр Павлов
Р е ц е н з е н т ы : 
Ричард Саква, заслуженный профессор факультета политологии 
и международных отношений Кентского университета 
(Великобритания); 
Марко Бризиарелли, профессор социологии 
Миланского университета 
Бикокко (Италия); 
Джошуа Ривз, профессор Школы коммуникационных исследований 
Государственного университета Орегона (США)
В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.
ISBN 978-5-7598-4052-7
© Байша О. А., 2024
В оформлении обложки использован фрагмент гравюры
Теодора Галле Spiegel der Bedrog. 1610
(https://www.rijksmuseum.nl/en/collection/RP-P-OB-6753)

Оглавление
Введение7
Шизофрения сетевого пространства12
Открытие, закрытие и фиксация дискурса17
Структура книги 21
Глава 1. Во имя неолиберальной утопии 23
Неолиберализм, демократия и национальный  
суверенитет23
Неолиберализм и украинская независимость28
Явление Зеленского: изощренность симулякра 33
Глава 2. Сумеречная зона без правды и лжи 39
Партийная машина глобализма39
Интегральная реальность45
Зеленский — ​Голобородько — ​Зеленский51
Эктоплазма экрана54
Глава 3. Сопротивление бессмысленно 57
«Не випускай землі з рук»57
Похоронить коммунизм65
Морализация политического72
Глава 4. Нашествие варваров75
Война за цивилизацию75
Война за демократию 80
Объединение мира вокруг «правды»82
Финальная битва Добра и Зла 85
Глава 5. Глобальная фиксация дискурса91
Отмененные смыслы Майдана91
Олесь Бузина92
Руслан Коцаба95
Дмитрий Василец97

Отмененные смыслы СВО100
Юрий Ткачев 101
Дмитрий Джангиров103
Смысловые узлы оппозиционного дискурса 106
Глава 6. Интегральная шизофрения 108
Антимышление108
Двойное послание115
Падение воображения120
Заключение 126
Библиография и источники 132

Введение
П
остмодерн — ​понятие сложное. Разные мыслители, пытавшиеся осмыслить эпоху постмодерна, 
акцентировали внимание на разных ее аспектах 
[Павлов, 2023]. В этой книге данное явление рассматривается сквозь призму теорий, фокусирующих внимание 
на социально-философском воображении постмодерна, 
которое начало формироваться в Европе во второй половине ХХ в. как проявление кризиса сознания, связанного 
с переосмыслением Второй мировой войны, Холокоста, 
войн деколонизации, войны во Вьетнаме и прочих проявлений кризиса западной модели современности. В глазах многих европейских интеллектуалов перечисленные 
трагические события ознаменовали собой несостоятельность веры в то, что эта модель несет человечеству процветание и  прогресс. Напротив, все эти рукотворные 
кошмары символизировали крах надежд на всемирное 
торжество гуманизма, воспетого Просвещением.
«Огромное чувство вины, разделяемое как интеллектуалами, так и политиками» [Baudrillard, 1994], привело 
к «широкому неприятию веры в прогресс, научные знания 
и человеческую способность изменить общество к лучшему, улучшить человеческую историю» — ​так суть происходящего сформулировал британский социолог Франк Веб

О б  и н т е г р а л ь н о м  и з м е р е н и и  у к р а и н с к о го  к р и з и с а
стер [Webster, 1995, p. 164]. Как следствие этих трансформаций, по наблюдению французского исследователя Заки 
Лаиди, политика перестала находить свою легитимность 
в видении будущего, а свелась «к управлению обыкновенного настоящего» [Laidi, 1998, p. 7]. Широкое распространение получило иронично-скептическое отношение к наиболее взлелеянным ценностям эпохи Просвещения, которые и определяли идеологию западного модерна.
Все происшедшее в XX столетии требовало переосмысления эволюционистской парадигмы видения будущего, в соответствии с которой западной цивилизации 
было предначертано прокладывать путь к историческому прогрессу для всего человечества, «возглавляя огромную колонну, двигающуюся вперед, и  указывая путь 
другим», как саркастически заметил канадский философ Чарльз Тейлор [Taylor, 1992, p. 424]. Осознание того, 
что идеология западноцентризма потерпела крах, заставило многих западных интеллектуалов заняться пересмотром всех нормативных представлений, что в итоге 
привело к «концу революционных идеологий, колониальных идеологий и христианских идеологий» [Dosse, 
Glassman, 1998, p. 359].
Возникла так называемая идеология неидеологий — ​
то, что собственно и характеризует воображение постмодерна в социально-философском смысле. Все «метанарративы» были поставлены под сомнение; все «большие» теории, претендующие на универсальность, были 
оспорены; любой «тотальности» была объявлена война [Lyotard, 1984]. Оружием этой войны стала широкая 
программа деконструкции устоявшихся значений, воспринимаемых как «здравый смысл», — ​процесс, влекущий за собой разрушение этого самого смысла, который 
начинает восприниматься как «порабощающий» и мешающий представить альтернативные, более справедливые варианты мироустройства.

в в е д е н и е
Часто именно это ставят в упрек мыслителям, пытавшимся осмыслить новую эпоху. Им вменяют в вину 
то, что в поиске исторической альтернативы западному модерну вместе с его программой они выплеснули 
и ребенка, т.е. здравый смысл. В этом упреке, несомненно, есть большая доля истины, о чем пойдет речь далее. Однако для того, чтобы разговор о постмодерне как 
о «структуре чувств» [Williams, 1977, p. 128] не был одномерным, следует исходить из  знаменитого замечания Фредрика Джеймисона о том, что постмодерн — ​это 
не стиль, а культурная логика конкретной исторической 
эпохи [Jameson, 1992].
Как отмечают многие исследователи, помимо всего прочего, эпоха постмодерна характеризуется потерей 
смысла, целей и общих значений для Запада — ​«слабого и напуганного общества, которое не сумело соответствовать своим собственным провозглашенным принципам», как сформулировал это британский исследователь 
Филипп Хаммонд [Hammond, 2007, p. 58]. Тревога, неуверенность и страх — ​вот те культурные доминанты, которые при таком ракурсе осмысления проблемы характеризуют мироощущение постмодерна. Как сформулировал это французский историк Жан Делюмо,
массовые убийства двадцатого века, начиная с  1914  г. 
до геноцида в Камбодже, включая различные холокосты 
и бомбовое истребление Вьетнама, угрозу ядерной войны, постоянно растущее применение пыток, увеличение 
количества ГУЛАГов, исчезновение ощущения безопасности, стремительное и все более тревожное развитие 
технологий; опасности, связанные с  нескрываемо интенсивной эксплуатацией природных ресурсов, различными генетическими манипуляциями и неконтролируемым информационным взрывом: вот так много факторов, которые, собранные вместе, создают атмосферу 
тревоги в нашей цивилизации [Delumeau, 1990, p. 96–97].

О б  и н т е г р а л ь н о м  и з м е р е н и и  у к р а и н с к о го  к р и з и с а
«Как перспектива разочарования, постмодернизм точно описывает неопределенность, релятивизм и отсутствие веры в себя, которые характеризуют сегодняшнее 
общество, однако не способен это преодолеть», — ​отметил Хаммонд, анализируя связку между социально-политическими трансформациями второй половины ХХ в. 
и социально-политическими теориями, пытающимися 
эти трансформации осмыслить [Hammond, 2007, p. 8].
Это важная мысль. «Структура чувств» постмодерна 
возникает как осознание несостоятельности западноцентричных идеологий, обещающих процветание и  прогресс всему человечеству. Однако, справедливо критикуя 
эти идеологии и высмеивая тупик, в который они завели, многие мыслители постмодерна оказались заложниками собственной программы, отрицающей любой метанарратив. Как следствие, никакой внятной альтернативы метаидеологии западного модерна, логическим 
следствием развития которого стали ужасы колонизации, деградация и войны, постмодернисты предложить 
не  могли. Деконструкция гегемонистских идеологий 
вкупе с насмешливо-скептическим отношением к ним 
вряд ли сама по себе могла послужить альтернативной 
программой построения лучшего будущего.
Да и возможность существования такой единой для 
всех программы теоретики постмодерна тоже отрицали. 
В представлении постструктуралистов, например, любое 
единство формы и значения представлялось (и представляется) как ситуативное и временное; связи между означающим (формой) и означаемым (содержанием) постоянно разрываются только для того, чтобы вновь возникнуть в новых, непредсказуемых комбинациях [Derrida, 
1994]. Следовательно, в соответствии с этой парадигмой, 
никакой смысл не может быть абсолютно одинаковым 
в разных социокультурных обстоятельствах; более того, 
даже при одних и тех же обстоятельствах никакой смысл