Российская история, 2024, № 6

РОССИЙСКАЯ   АКАДЕМИЯ   НАУК
Российская
   история
В номере:
Россия и Польша
накануне русско-турецкой войны 1768–1774 гг.
Основан
в марте
1957 года
Жандармы в борьбе с холерой в 1830–1831 гг.
У истоков Русского географического общества
Конфликты в революционной Вятке в 1919 г.
Выходит
6 раз
в год
Дипломатическое признание СССР:
приоритеты и итоги
Прения о статусе Академии наук в 1925 г.
Предложения о пересмотре
административно-территориального деления СССР в 1948 г.
Засуха 1951 г. и ревизия региональных комитетов ВКП(б)
Обсуждаем книги
П.В. Лукин. Новгород и Венеция: сравнительноисторические очерки становления республиканского строя
Е.М. Болтунова. Последний польский король: коронация 
Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских 
войнах XVII – начала XIX в.
ноябрь
декабрь
МОСКВА
2024
А.Н. Верещагин. Кассационный Сенат (1866–1917). 
Очерки устройства и деятельности верховного суда 
Российской империи
6

Журнал издается под руководством Отделения историко-филологических наук РАН
Г Л А В Н Ы Й   Р Е Д А К Т О Р
В.Н. Захаров
Р Е Д А К Ц И О Н Н Ы Й   С О В Е Т
В.А. Аракчеев, А.Н. Артизов, Б.В. Базаров, В.П. Булдаков, Р.Г. Гагкуев, А.Е. Иванов, 
С.П. Карпов, В.В. Кондрашин, В.А. Кучкин, А.К. Левыкин, Д. Ливен, Е.А. Мельникова, 
С.В. Мироненко, К.В. Никифоров, Ю.А. Петров, Е.И. Пивовар, Р.Г. Пихоя, Д. Свак, 
А.В. Сиренов, А.К. Сорокин, В.А. Тишков, Е.А. Тюрина, У Эньюань, В.С. Христофоров, 
В.В. Шелохаев, А.В. Юрасов
Р Е Д А К Ц И О Н Н А Я   К О Л Л Е Г И Я
О.Г. Агеева, А.Л. Беглов, О.В. Большакова, О.В. Будницкий, П. Бушкович, 
П.Г. Гайдуков, А.А. Горский, В. Дённингхаус, С.В. Журавлёв, В.В. Зверев, 
Е.Ю. Зубкова, А.А. Иванов, Д.Ю. Козлов, Н.В. Козлова, Б.И. Колоницкий, 
М. Крамер, В.Н. Круглов, Д.В. Лисейцев (зам. главного редактора), П.В. Лукин, 
А.В. Мамонов (зам. главного редактора), Л.В. Мельникова, А.П. Павлов, 
Д.Б. Павлов, Д.А. Редин, К.А. Соловьёв, П.Ю. Уваров, О.В. Хлевнюк
О Т В Е Т С Т В Е Н Н Ы Й   С Е К Р Е Т А Р Ь
М.А. Новикова
А д р е с  р е д а к ц и и
117292, г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19. Тел.: 8-499 723 69 10
Электронная почта: otech_ist@mail.ru; otech_ist1@mail.ru
© Российская академия наук, 2024
© Редколлегия журнала «Российская история» (составитель), 2024

Диалог о книге
П. 
В. Лукин.
Новгород и Венеция: сравнительно- 
исторические очерки 
становления республиканского строя
В 2022 г. увидела свет книга известного учёного, крупного специалиста 
по древнерусской истории доктора исторических наук Павла Владимировича 
Лукина 
1. Этот труд представляет собой опыт компаративного исследования, 
призванного отметить как общие черты, так и сущностные различия между 
двумя лежавшими в противоположных частях Европы средневековыми политическими образованиями –  
Светлейшей Венецией и Господином Великим 
Новгородом. Сходство двух «торговых республик» кажется очевидным (особенно малоподготовленному читателю). Есть, однако, и основания для скепсиса, 
заставляющие специалиста вместо прямых аналогий и параллелей прибегнуть 
к синхростадиальному методу исследования.
Существует ли если не «общий аршин», то, по крайней мере, более или 
менее гибкая рулетка, пригодная для измерения как русских саженей, так и венецианских кавеццо? Спора на эту тему книга Лукина, разумеется, не прекратит, тем более что такой цели перед собой автор и не ставил. Тем не ме 
нее 
его труд способен дать немало аргументов и поводов для размышлений в данном направлении. Вниманию читателей представляются результаты дискуссии 
о книге, в обсуждении которой приняли участие доктора исторических на 
-
ук А. 
Ю. Дворниченко, В. 
Н. Захаров, М. 
М. Кром и кандидат исторических 
наук Т. 
А. Матасова.
Материал подготовлен Д. 
В. Лисейцевым
Виктор Захаров: Взгляд заинтересованного читателя
Viktor Zakharov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, 
Moscow): The view of an interested reader
DOI: 10.31857/S2949124X24060019, EDN: RNFDMW
Монография П. 
В. Лукина представляет собой развёрнутую реализацию компаративистского метода. На протяжении всей книги проводится сравнительно- 
историческое исследование средневековой истории двух значимых городов – 
 
центров обширных территорий, расположенных в различных регионах Европы: 
Новгорода Великого и Венеции. Сравнивать, конечно, можно «всё со всем», 
но в данном случае выбор объектов сравнения оправдан хотя бы потому, что 
оба города демонстрируют вариант политического развития, отклоняющийся 
от основного тренда, характерного для большинства стран эпохи Средневековья с их феодальной монархией, иерархией, сеньорами и вассалами, герцогами, князьями и рыцарями. Вместе с тем и Новгород, и Венеция могут быть 
1 Лукин П. 
В. Новгород и Венеция: сравнительно- 
исторические очерки становления республиканского строя. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт- 
Петербурге, 2022. 302 с.
3

отнесены при всём их своеобразии к весьма типичному явлению средневековой истории Европы. Без труда найдутся немало примеров, которые можно 
рассматривать как феномен политического бытия в форме республики на фоне 
доминирования монархического начала в большинстве окружающих и дальних 
стран. Более того, если на Руси XII–XV вв. Новгород и Псков по политическому устройству представляли собой нечто нетипичное, чтобы не сказать 
уникальное, то Венеция в Италии того же периода исключительной не была. 
В Средневековье на севере и северо- 
востоке Италии, а также в Тоскане существовало немало городов, вместе с прилегающей территорией представлявших 
собой небольшие государства с республиканским правлением 
2. Наиболее известные из них –  
Падуя, Феррара, Милан, Верона, Пиза, Лукка, наконец – 
 
Сиена, знаменитая соперница Флоренции. Ныне существующая республика 
Сан- 
Марино –  
в известной степени реликт той политической ситуации и давно минувшей эпохи. Нельзя не упомянуть и Геную –  
соперницу Венеции. 
Северо- 
итальянские республики создали своё объединение, Ломбардскую лигу, 
в составе которой отстаивали общие интересы перед лицом притязаний императора Германской империи. При наличии соответствующего материала можно провести компаративистские исследования, сопоставляя Новгород и Псков 
с любой из вышеназванных республик.
Правда, автор монографии считает, что Венеция, политическая структура 
которой стала результатом длительной трансформации византийского «дуката», существенно отличалась от других итальянских коммун, возникших в ходе 
борьбы против феодальных сеньоров. Посему именно Венеция типологически 
наиболее близка Новгороду (с. 13). По этому поводу всё же следует уточнить, 
что Венеция, как и другие итальянские республики, связана с античной традицией: город на островах лагуны был основан выходцами из древней Аквилеи, 
одного из крупнейших городов Римской империи, разрушенной варварами 
в VI в. 
3 Кроме того, разве изгнание князя Всеволода Мстиславича в 1136 г. из 
Новгорода нельзя трактовать как стремление освободиться от доминирующей 
власти Рюриковичей в лице представителя её старшей линии? А венецианцы, 
в отличие от Новгорода, не восставали против феодальных сеньоров. И в этом 
смысле история Новгорода сопоставима с другими республиками Северной 
Италии, Ломбардской лигой и т. 
д.
Впрочем, эти уточнения ни в коей мере не ставят под сомнение корректность и продуктивность избранных автором для сравнения городов. Дело 
не только в сходстве Новгорода и Венеции как метрополий, имеющих обширную периферию. Не менее (если не более) важно, что в обоих государствах 
(назовём их так) налицо тенденция к установлению олигархии на фоне борьбы 
или противодействия со стороны большей части городских жителей. Это и стало, на мой взгляд, генеральной линией книги.
Жанр «Диалога о книге» отнюдь не предполагает рецензии. Скорее он нацелен на обмен мнениями, которые возникают при прочтении работы. Становится всё более прочным убеждение, что слова и термины, в том числе политические, меняют свой смысл и суть, особенно те, что существуют в течение 
веков. При этом особое значение имеет интерпретация имеющегося исторического материала, в том числе понимание терминов исходя прежде всего из 
2 История Средних веков. Т. 1 / Под ред. С. 
П. Карпова. М., 2010. С. 441.
3 Там же. С. 478.
4

контекста и содержания самих источников, а вовсе не под влиянием «определённой внеисточниковой концепции». Приверженность этому принципу автор 
заявляет в одной из своих фундаментальных работ 
4, неуклонно следует ему 
и в рассматриваемой книге.
В связи с этим нельзя не обратить внимания на термин «республика». 
Средневековый Новгород, имея в виду его политический строй, обычно именуют республикой, хотя в реальной истории он такого названия не имел. Это 
наименование вполне применимо по отношению к Новгороду и к той же Венеции, но важно учитывать его значение применительно к рассматриваемой 
эпохе. Современный смысл понятия «республика» сформировался, когда серия 
революций раннего Нового времени вела к сокрушению наследственных монархий, и на смену им приходила власть, избираемая и сменяющаяся в результате выборов. Проще говоря, в нынешнем понимании «республика» –  
это 
«не монархия».
В эпоху Средневековья, как показано в книге Лукина, это понятие имело 
несколько иной и по-своему глубокий смысл, ближе к значению самих латинских слов, из которых оно сложилось: res publica, т. 
е. общее дело, а точнее дело 
публичное или дело народное. В синонимичном ряду здесь оказываются слова, 
производные от латинского слова common, что как раз и означает «общий». 
Отсюда набравшие силу в Средневековье термины «коммуна» (городская), 
а также Commonwealth. Следовательно, в семантическом смысле Новгород Великий, признаваемый республикой, может считаться и коммуной. В Британии 
слово commonwealth в значении «общее благо» возникло в XV в. и по смыслу 
совпало с res publica. Наконец, хорошо известно понятие «Республика», а именно Recz Pospolita в названии Польско- 
Литовского государства в 1569–1795 гг. 
Но в Польше оно обнаруживается ещё во времена Высокого Средневековья, 
а именно в сочинении хрониста XIII в. Винцентия Кадлубека 
5.
Если в современном понимании «республика» означает политическое 
устройство с выборной властью, исключающее наличие  
какого-либо монархического института, то в Средние века, судя по всему, наличие или отсутствие 
монархической власти не являлось главным критерием. В те времена понятия 
«республика» и аналогичные по смыслу термины означали в первую очередь 
единство полноправных жителей, автономно или независимо обеспечивающих 
(защищающих) общие интересы. И уже в зависимости от этого ими создавались соответствующие органы власти, могли в той или иной форме использоваться монархические институты, также призванные служить «общему делу». 
В соответствии с этим в республиках развивалась идеология, нацеленная не 
столько на обоснование политического строя (он подразумевался вполне естественным), сколько на обеспечение идеи независимости, самостоятельности, 
самобытности. Важно было бороться не только с притязаниями соседних феодальных сеньоров, но и с самой идеей универсализма, характерной для Высокого Средневековья, нашедшей на Западе выражение в стремлении построить 
всеобъемлющую империю (в те времена это прежде всего Священная Римская 
империя германской нации), или с идеей верховенства папской власти над 
всеми светскими правителями.
4 Лукин П. 
В. Новгородское вече. М., 2018. С. 9–10.
5 Mistrz Wincenty (tzw. Kadłubek). Kronika Polska. Przeloźyła i opracowała Brygida Kürbis. 
Wrozław; Warzsawa; Kraków, 1972. S. LXI, 175.
5

На Руси сложилась несколько иная ситуация. Земли Северо- 
Восточной 
и Северо- 
Западной Руси (включая Новгород) находились в зависимости от 
Орды. Соперничая за ярлык ханов на великое княжение, к доминированию 
здесь стремились князья тверские и московские. В конце XIV в. это право 
необратимо утвердилось за Москвой, которая смогла продолжить усилия по 
объединению русских земель. Гегемонистские устремления на востоке Европы 
демонстрировало и Великое княжество Литовское в период своего расцвета. 
Всё это было важной предпосылкой к отстаиванию Новгородом самостоятельности, в том числе средствами идеологии и символики.
Итак, республики в эпоху Высокого Средневековья представляли собой 
политические структуры, противостоящие стремлению к универсализму и общему единению, исходящему от разных влиятельных сил.
Сопоставляя тренды политического развития на протяжении веков, Лукин 
пришёл к выводу, что олигархату в Венеции удалось установить свою власть 
в полной мере, в отличие от Новгорода, где вече даже в XV в. могло блокировать решения «господы». Если это в самом деле так, то что было причиной 
подобного различия? Определённого ответа на этот вопрос в книге нет. Однако вопрос этот важен, тем более что подобная тенденция характерна практически для всех республик Северной и Средней Италии, где олигархи повсеместно взяли верх, а в ряде случаев отдельные аристократические фамилии 
сумели установить и монархическую власть. Следовательно, речь идёт о некоторых существенных различиях в политической ситуации в Северной Италии 
и на северо- 
западе Руси. Можно предположить, что в Италии гораздо большее влия 
ние оказывали традиции публичного права, сохранявшиеся на руинах 
древнеримской цивилизации. Опираясь на них, аристократы и олигархи могли 
конструировать политические институты, позволявшие им концентрировать 
власть в своих руках. Или можно объяснить это бóльшими материальными 
возможностями местной элиты в связи с тем, что столицы местных республик 
были крупными центрами торговли и производства, на процветании которых 
базировалось могущество олигархических кланов? В любом случае этот вопрос 
следует оставить дальнейшему вниманию специалистов.
На первый взгляд складывается впечатление, что в духе компаративистского подхода автор одинаковое внимание уделяет двум объектам сравнения: 
Новгороду и Венеции. Но в результате более внимательного знакомства с книгой возникает убеждение, что он стремится сказать прежде всего о Новгороде. 
Книга и её метод –  
это способ провести и аргументировать ряд собственных мыслей, важных для автора и интересных для историографии Новгорода. 
В этом ряду стоит целое исследование об идеологемах и символах новгородской независимости: повести о Гостомысле, иконе Знамения, образе святой 
Софии. Рассматриваемые параллельно вопросы о «троянском» происхождении 
Венеции и её покровителе святом Марке призваны оттенить и более ярко дать 
образы и символы Новгородской республики, подчеркнуть их своеобразие, 
с одной стороны, и проявление их общеевропейской сути –  
с другой. Что 
же касается своеобразия, интересно, что новгородцы в своей исторической 
памяти обращались не только к преданию о Гостомысле, но и подчёркивали 
значение легенды о так называемом призвании варягов, которая и возникла 
на севере Руси. Получается, что венецианцы в их приверженности к «троянской легенде» полностью исключали  
какое-либо монархическое начало в своей политической жизни; новгородцы же, напротив, считали, что их свободы 
6

и вольности дарованы князьями. В этой связи следовало, наверное, упомянуть 
и о «грамотах Ярослава», которые также имели символическое значение в новгородской традиции. Так или иначе они имелись в виду в договорах Новгорода 
с князьями в последующие века. Это важно понимать, поскольку в отличие 
от Венеции, исключившей после освобождения от Византии всякое монархическое начало, Новгород Великий существовал на территории, где действовала власть клана Рюриковичей. И как во времена доминирования Киева, 
так и в период Великого княжества Владимирского (а затем и Московского) 
Новгородская респуб 
лика должна была в любом случае выстраивать отношения с князьями и иметь для этого нужные исторические и идеологические 
аргументы.
Конечно, говоря о символике Новгорода, Лукин не мог обойти вопрос 
о святой Софии. Он достаточно цельно и последовательно раскрыл процесс 
становления этого образа как крайне значимого для понимания новгородцами 
их самобытности и идентичности. Можно было бы обратить внимание, что, 
обращаясь к образу святой Софии как к своему символу, новгородцы заявляли и о приверженности к общерусской христианской традиции, ведь главный храм Киева также посвящён святой Софии, что в свою очередь ведёт нас 
к Софийскому собору Константинополя. Это не могли не учитывать и в Москве 
6. Во время присоединения Новгорода к единому Российскому государству 
в Мос 
ковском Кремле возвели Успенский собор, на восточном фасаде которого над апсидами на одной из трёх фресок, видимо, середины XVI в. изображена 
святая София в образе огнезрачного ангела, как это было принято в Новгороде 
Великом.
Наконец, в рассуждениях автора о своеобразии и самобытности Новгорода не может не привлечь внимания крайне интересная идея, практически не 
согласующаяся с главными трендами отечественной историографии Новгорода 
последних десятилетий. Это вывод о том, что во время решающего противостояния с Москвой в конце XV в. в массе своей новгородцы стояли за сохранение 
независимости республики (с. 177–178). Ныне, как и прежде, широко распространено мнение, отразившееся не только в научной, но и в популярной, 
а также учебной литературе, что симпатии простых новгородцев находились на 
стороне Москвы, и они, если и оказывались в вой 
ске, действовали без всякого энтузиазма. В соответствии с этой версией, определённо антимосковскую 
позицию занимало новгородское боярство, заинтересованное в сохранении 
доми 
нирующего положения и ради этого готовое пойти на союз с Литвой. Эта 
концепция последовательно и с должной аргументацией проводится в трудах 
В. 
Л. Янина, признанного классика отечественного «новгородоведения». В монографии, изданной в начале нынешнего столетия и суммирующей исследования учёного, говорится о нежелании простых новгородцев, которые не имели 
прямого отношения к военному делу («и родився на лошадях не бывал»), сражаться против великого князя, что непосредственно подтверждается данными 
летописи. Это и стало одной из основных причин разгрома новгородцев в решающей битве на Шелони в 1471 г.7 Точно также, буквально накануне падения независимости Новгорода в 1477 г., при попытке консолидации боярских 
6 Подобедова О. 
И. Система настенных росписей Успенского собора в свете некоторых идей 
русской государственности конца XV века // Уникальному памятнику русской культуры Успенскому собору Московского Кремля –  
500 лет. М., 1979. С. 56.
7 Янин В. 
Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М., 2013. С. 343.
7

группировок в их антимосковской борьбе вновь «въсташа чернь на бояр, а бояри на чернь», что находит подтверждение в летописях Архангелогородской 
и Псковской 
8. Но и Лукин приводит весомые аргументы в обоснование своей 
версии, ссылаясь на летописные данные. Оставляя их разбор специалистам, 
отмечу, что в любом случае вопрос о роли широких слоёв населения Новгорода 
в противостоянии с Москвой заслуживает внимания и требует дальнейшего, 
более детального рассмотрения.
Есть ещё одно соображение, которое часто возникает при чтении работ 
по истории Новгорода, да и Венеции тоже. Хорошо известно, что могущество 
той и другой республики определялось их ролью в торговом мире Средневековья. Венецианцы играли ведущую роль в средиземноморской торговле. Новгород Великий активно взаимодействовал с немецкой Ганзой, доминировавшей 
в торговле на Балтике –  
«Средиземном море Северной Европы». Очевидно, это 
стало одним из важнейших факторов, сподвигнувших автора книги сопоставить именно Венецию и Новгород. Но если мы говорим о торговле как основе 
могущества обеих республик, то где же её роль в перипетиях их политической 
истории? Какое место в политической системе и политической жизни принадлежало субъектам торговой деятельности –  
купцам?
В книге Лукина речь идёт в основном о вече, аренго, посадниках, боярах, 
аристократах, дожах. Конечно, это отнюдь не упрёк автору, предмет и задачи 
его исследования очерчены и ясны. Но всё же нельзя не сказать, что во многих книгах и статьях о средневековых республиках, могущество коих зиждилось на торговле, мало говорится о том, как эта торгово- 
экономическая мощь 
воплощалась в политическом строе. О новгородском купечестве мы чаще узнаём из былины о Садко и одноимённой оперы Н. 
А. Римского- 
Корсакова. 
Если купцы оставались своего рода агентами бояр и аристократов, то всё 
же  
какой-то вес в республиканском строе они могли иметь? Или не могли? 
И каким образом правящие олигархи в Венеции и бояре в Новгороде коммутировали («капитализировали»?) торговое процветание республик в собственную власть? Об этом в своё время писал М. 
Н. Покровский в связи с теорией 
«торгового капитализма» 
9. Но в дальнейшем данный вопрос не нашёл в историографии подробного освещения (при всей высокой оценке работ А. 
Л. Хорошкевич, Н. 
А. Казаковой, М. 
Б. Бессудновой и других авторов) 
10. Намного 
понятней в этом плане ситуация, возникшая в раннее Новое время, когда 
представители торгового капитала заняли прочные позиции в политической 
системе ряда государств Европы, например, Республики Соединённых Провинций (Нидерландов) или Англии. Ведь Иван Грозный знал, что в Англии, 
«мимо» королевы Елизаветы «люди владеют, и не токмо люди, но мужики 
торговые» 
11. А какова же была роль «мужиков торговых» в политической жизни Новгорода Великого?
8 Там же. С. 346–347.
9 Покровский М. 
Н. Русская история с древнейших времён. Т. 1. Л., 1924. С. 113, 117, 124, 133.
10 Казакова Н. 
А. Русско- 
ливонские и русско- 
ганзейские отношения. Конец XIV –  
начало XV в. 
Л., 1975; Хорошкевич А. 
Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–
XV веках. М., 1963; Бессуднова М. 
Б. Россия и Ливония в конце XV века. Истоки конфликта. М., 2015.
11 Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 142.
8

Андрей Дворниченко: Олигархическая демократия 
или демократическая олигархия?
Andrey Dvornichenko (Saint Petersburg State University, Russia): 
Oligarchic democracy or democratic oligarchy?
DOI: 10.31857/S2949124X24060022, EDN: RNBSYP
Попытку П. 
В. Лукина путём сложных сравнительно- 
исторических штудий 
вырвать из тьмы забвения и неизвестности крупицы знаний о Средневековье 
можно только приветствовать. Впрочем, конкретная значимость этих крупиц 
для меня остаётся под вопросом. На сравнение Новгорода с Венецией историка, судя по его репликам, вдохновил труд А. 
А. Вовина, сравнивавшего Псков 
с городами Ломбардской лиги (с критикой этой концепции мне уже приходилось выступать). У Лукина, помимо Венеции, фигурирует ещё и Дубровник, 
проходящий, впрочем, «по касательной», фантомно.
Способ работы автора, однако, вызывает у меня ряд вопросов, которые 
я назвал бы не методологическими, а методически- 
историографическими. 
Убеждён, что изучение истории может быть только историографическим. Это 
не означает, конечно, что пишущий ту или иную работу должен знать всю 
историографию, но по каждой теме есть свои историографические тренды 
и бренды, без которых картина получится деформированной. Лукин, на мой 
взгляд, произвольно выбирает себе историографических противников и пытается навязать им спор. В их числе –  
А. 
В. Петров, Л. Штайндорф, М. 
А. Несин, А. 
В. Валеров и др. При этом автор не вспомнил об «отполированной 
временем» нашей с И. 
Я. Фрояновым книге 
12, где впервые поставлены многие 
вопросы, получившие развитие в последующей литературе 
13. Не обойдена тема 
вниманием и в зарубежной историографии, где особо хотелось бы отметить 
замечательный труд Т. Скотта 
14.
Складывается впечатление, будто автор забыл о том, что в мировой истории с её красочным разнообразием всегда различали и будут различать городскую общину и городскую коммуну. Запад знал и общину, и коммуну, 
а Россия –  
только общину 
15. Некое подобие коммунального устройства на12 Фроянов И. 
Я., Дворниченко А. 
Ю. Города- 
государства Древней Руси. Л., 1988.
13 Фроянов И. 
Я. Мятежный Новгород. Очерки истории, государственности, социальной и политической борьбы конца IX –  
начала XII столетия. СПб., 1992; Петров А. 
В. От язычества к святой 
Руси. Новгородские усобицы. К изучению древнерусского вечевого уклада. СПб., 2003; Дворниченко А. 
Ю. Города- 
государства Древней Руси: старые истины, «новые подходы» и некоторые перспективы изучения // Палеоросия. Древняя Русь во времени, в личностях, в идеях. Вып. 2(10). Материалы научной конференции «Властные, социальные и религиозные институты Древней Руси: 
история взаимовлияния и взаимодействия», Санкт- 
Петербург, 21–22 и 25–26 июня 2018 года. 
СПб., 2018. С. 6–23.
14 Epstein S. 
R. The rise and fall of Italian city-states // A сomparative study of thirty city- 
state 
cultures: an investigation. (Det Kongelige Danske Videnskabernes Selskab, Historisk- 
filosofiske Skrifter, 21). 
Copenhagen, 2000. P. 277–294; A comparative study of six city-state cultures: An investigation conducted 
by the Copenhagen polis centre. (Det Kongelige Danske Videnskabernes Selskab, Historisk- 
filosofiske 
Skrifter, 27). Copenhagen, 2002; Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 990–
1992 гг. М., 2009; Scott T. The city-state in Europe, 1000–1600. Hinterland–Territory–Region. N.Y., 
2014.
15 Дворниченко А. 
Ю. Городская община средневековой Руси (к постановке проблемы) // 
Историческая этнография. Проблемы археологии и этнографии. Межвузовский сборник. Вып. III. 
Л., 1985. С. 117–124.
9