«Новая холодная война» в Азии. Глобальное и региональное измерение
Покупка
Новинка
Тематика:
Внешняя политика зарубежных государств
Издательство:
Аспект Пресс
Под ред.:
Стрельцов Дмитрий Викторович
Год издания: 2025
Кол-во страниц: 285
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
ВО - Магистратура
ISBN: 978-5-7567-1343-5
Артикул: 850547.01.99
В монографии выделяются структурные, политические, экономические, военные, идеологические и иные характеристики парадигмы «новой холодной войны», связанной с соперничеством США и Китая на глобальном и региональном уровнях, анализируются специфические черты ее проявления в отдельных странах и регионах современного Востока, включая Восточную, Южную, Юго-Восточную Азию, Ближний и Средний Восток. Авторы попытались обрисовать новые возможности внешнеполитического и экономического маневрирования для отдельных стран Азии в связи с указанным соперничеством, а также формы и методы их использования в практической политике этих стран.
Тематика:
ББК:
УДК:
ОКСО:
- ВО - Магистратура
- 41.04.03: Востоковедение и африканистика
- 41.04.04: Политология
- 41.04.05: Международные отношения
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД России «Новая холодная война» в Азии Глобальное и региональное измерение Под редакцией профессора Д.В. Стрельцова Москва 2025
УДК 327 ББК 66.4 Н72 Р е цен з е н т ы доктор политических наук А.Н. Панов (МГИМО МИД России) доктор исторических наук Е.А. Канаев (НИУ Высшая школа экономики) Н72 «Новая холодная война» в Азии. Глобальное и региональное измерение / Под ред. Д.В. Стрельцова. — М.: Издательство «Аспект Пресс», 2025. — 285 с. ISBN 978-5-7567-1343-5 В монографии выделяются структурные, политические, экономические, военные, идеологические и иные характеристики парадигмы «новой холодной войны», связанной с соперничеством США и Китая на глобальном и региональном уровнях, анализируются специфические черты ее проявления в отдельных странах и регионах современного Востока, включая Восточную, Южную, Юго-Восточную Азию, Ближний и Средний Восток. Авторы попытались обрисовать новые возможности внешнеполитического и экономического маневрирования для отдельных стран Азии в связи с указанным соперничеством, а также формы и методы их использования в практической политике этих стран. УДК 327 ББК 66.4 ISBN 978-5-7567-1343-5 © Коллектив авторов, 2025 © МГИМО МИД России, 2025 © Издательство «Аспект Пресс», 2025 Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте и в интернет-магазине https://aspectpress.ru
Оглавление Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Глава 1. Восточная Азия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22 1.1. Китайско-американское противостояние: причины, позиции сторон, тенденции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22 США: воображаемая борьба за мировую гегемонию . . . . . . . . . . . . . . . 24 КНР: болезни роста . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27 Китайские оценки биполярности и концепта холодной войны. . . . . . . . 30 Текущие тенденции китайско-американского противостояния . . . . . . . 37 Продолжающееся сотрудничество двух стран. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 40 1.2. Япония в «новой холодной войне»: путь к «нормальному государству» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46 Место и роль Японии в международной системе . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47 Причины противостояния и интересы Японии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Внутриполитическое измерение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 59 Выводы: перспективы Японии в «новой холодной войне». . . . . . . . . . . 63 1.3. Япония в контексте китайско-американской конфронтации . . . . . . . . . 67 Япония и США. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 69 Япония и Китай. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 75 Японская стратегия в условиях китайско-американской конфронтации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82 1.4. Корейский полуостров: «новая» или «старая холодная война»?. . . . . 102 КНДР в новых условиях. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 104 Республика Корея в новых условиях . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110 Ядерная проблема Корейского полуострова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115 Проблема объединения Кореи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119 1.5. Монголия как объект соперничества великих держав . . . . . . . . . . . . . 127 Россия–Монголия: формирование стратегического партнерства . . . . 129 Китай в Монголии: политико-экономическая асимметрия . . . . . . . . . . 134 Монголия в орбите интересов США . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139 Глава 2. Южная и Юго-Восточная Азия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145 2.1. Проявления «новой холодной войны» в Южной Азии . . . . . . . . . . . . . 145 Влияние экзогенного фактора на систему международных отношений в Южной Азии в биполярный период . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146 Глобальные перемены в положении основных акторов международных отношений после окончания холодной войны и роль Индии. . . . . . . . 148 Индия между США и Китаем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152 3
Индийско-китайское противостояние в Южной Азии . . . . . . . . . . . . . . 162 Пакистан . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163 Другие страны Южной Азии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 168 2.2. Юго-Восточная Азия в условиях «новой биполярности»: концептуальные оценки и внешнеполитические реакции. . . . . . . . . . . 178 Вызовы и риски роста американо-китайской конфронтации для Юго-Восточной Азии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181 Концептуальные оценки и внешнеполитические реакции: поиск «третьего пространства» в политике и геоэкономической плоскости . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186 Глава 3. Ближний и Средний Восток . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 197 3.1. Не Запад, но Восток: ориентиры внешней политики Ирана в условиях «новой холодной войны» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 197 Иранские теории международных отношений и «новая холодная война». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 198 От неприсоединения к взгляду на Восток. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200 От экспорта революции к исламскому пробуждению. . . . . . . . . . . . . . 205 Ислам как источник ответа на ключевые вопросы и вызовы. . . . . . . . 207 3.2. Политика Турции в контексте трансформации системы международных отношений и «новой биполярности» . . . . . . . . . . . . . 214 Напряженность в отношениях с Западом. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 216 Инициатива «Снова Азия» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219 Евразийский вектор внешней политики Турции . . . . . . . . . . . . . . . . . . 229 3.3. Монархии Персидского залива в условиях «новой биполярности» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 245 ОАЭ и «новая биполярность» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246 Саудовская Аравия в многополярном мире . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 250 Катар и особенности текущего мироустройства . . . . . . . . . . . . . . . . . . 254 3.4. Последствия «новой биполярности» для Израиля . . . . . . . . . . . . . . . . 259 Российско-украинский фактор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 261 Фактор Палестины . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 264 Иранский фактор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 269 Китайский фактор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 271 Индийский фактор. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 274 Сведения об авторах. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 284 4
Введение В последнее время большое внимание привлекает к себе глобальное и региональное соперничество США и Китая. В некоторых работах по теории и практике международных отношений этот феномен получил название «новой холодной войны»1. В настоящей монографии авторы ставят целью провести анализ сложившейся к середине 2020-х годов в Азии международно-политической ситуации и попытаться выяснить, насколько этот термин применим к нынешней ситуации в Азии, а если да, то в чем специфика ее проявления в этом макрорегионе мира. Авторы исходят из следующей трактовки понятия «холодная война». Под этим термином подразумевается миропорядок, в котором государства консолидируются вокруг двух сверхдержав (полюсов) и делятся на два противостоящих друг другу в военном, политическом и экономическом отношениях лагеря — именно поэтому такая система нередко именуется «биполярной». Она характеризуется конфронтационными методами в отношениях между противниками, гонкой вооружений, прокси-войнами, а в некоторых случаях — и реальными военными конфликтами. Это антипод многополярного мирового порядка, в котором несколько крупных держав, обладающих стратегической автономией, могут неоднократно менять и перестраивать свои взаимоотношения в направлении сотрудничества или конфликтности в зависимости от складывающейся ситуации. Классическая холодная война началась печально известной Фултонской речью Черчилля (март 1946 г.) и завершилась распадом Советского Союза в декабре 1991 г. В эти четыре с половиной десятилетия она имела самые разные проявления в разных плоскостях (регионально-страновых, исторических, политических, социологических и культурных). Можно выделить несколько ее признаков. Первый признак заключался в мирном сосуществовании двух противостоящих друг другу блоков государств — социалистического и капиталистического, что, собственно, и дало основания для его характеристики как «биполярного». Принцип «мирного сосуществования» был озвучен еще Г.В. Чичериным в апреле 1922 г. на Генуэзской конференции, однако в качестве одной из базовых опор внешнеполитической доктрины он был провозглашен уже после смерти Сталина в марте 1953 г. Идеи мирного сосуществования 5
В В Е Д Е Н И Е неоднократно озвучивались и в официальных документах партии и правительства, включая Третью Программу КПСС и решения XX съезда КПСС. Непременным условием холодной войны в ее классическом понимании является доминирование в международных отношениях двух устоявшихся полюсов силы, т.е. двух «сверхдержав», которые являются в основном конкурентами, а не партнерами2. Оба таких полюса, каковыми являлись США и СССР, стремятся создать под своим руководством и контролем альянсы (противостоящие друг другу блоки государств), чтобы в ходе мирной стратегической конкуренции одержать победу над противником во всех сферах — в области безопасности, экономики, идеологии и т.д. Например, в евроатлантическом пространстве таковыми были блок НАТО и Организация Варшавского договора. В свою очередь, в Азии подобного блокового противостояния с открытой целью сдерживания друг друга не существовало, однако действовало несколько двусторонних альянсов США с азиатскими партнерами — Республикой Корея, Таиландом, Филиппинами, Японией (пресловутая «система оси и спиц»). Их задача в числе прочего заключалась в том, чтобы удержать партнеров от развития связей с СССР и не допустить их превращения в независимых игроков3. В более широком смысле эти альянсы были призваны продемонстрировать не только военно-политические, но и экономические выгоды от союзных отношений с США и создать тем самым своего рода «витрину» капитализма, которая служила бы своего рода естественной преградой на пути распространения коммунистической идеологии в этом регионе мира. В противостоянии США и их союзникам так или иначе участвовали практически все страны, относимые к разрозненному и аморфному социалистическому блоку, т.е. фактически холодная война с разной степенью интенсивности разворачивалась не только между двумя главными полюсами в лице США и СССР, но и между странами, не всегда полностью контролируемыми этими полюсами. В частности, в этом противостоянии участвовали не только СССР и его союзники в лице стран организации Варшавского договора, Вьетнама, Лаоса и Кубы, но и социалистические страны, которые находились с СССР в сложных и даже конфликтных отношениях, — Китай, Югославия, КНДР, Албания. С учетом размеров и особенно численности населения Китай можно было выделить в качестве отдельного полюса, противостояв6
В В Е Д Е Н И Е шего как США, так и СССР. Китай поддерживал национально-освободительную борьбу против остающихся на политической карте колониальных режимов и одновременно боролся с теми освободившимися странами афро-азиатского мира, которые были наиболее тесно связаны с Западом. Некоторые исследователи высказывают мнение о том, что в период холодной войны сформировался стратегический треугольник США–СССР–Китай, три стороны которого выступали как автономные величины, вступавшие в разные комбинации отношений соперничества и сотрудничества4. Однако Китай мог предложить своим клиентам слишком мало экономической помощи или передовой военной техники, а принимавшиеся им в 1960–1970-е годы усилия создать в развивающемся мире некую третью силу в международной политике, противостоящую обеим сверхдержавам, в целом провалились5. По этой причине, а также в силу формальной приверженности коммунистической идеологии и особенностей политической системы, в которой доминировала Коммунистическая партия, Китай обычно все же не выделяли в качестве «третьего полюса» и чаще всего относили к единому с СССР социалистическому блоку. Второй признак — наличие если не полного равенства, то определенного паритета между двумя антагонистическими блоками, и прежде всего в экономической, технологической и военно-стратегической сферах. Конкурентные отношения проявляли себя в блоковом строительстве и дипломатической стратегии на основе блокового мышления, в гонке вооружений и принятии логики взаимного военного (ядерного) сдерживания как основы гарантий безопасности каждой из сторон. Этот паритет был основан на гарантированном взаимном уничтожении в случае масштабного вооруженного конфликта. Поэтому между двумя державами-лидерами не могло произойти прямого военного столкновения, а вооруженные конфликты принимали форму прокси-войн («войн по доверенности»), которые вели между собой страны, зависимые от покровительства одной из сверхдержав. Третий признак — тотальный характер биполярности. В ее орбиту так или иначе был вовлечен практически весь мир. Помимо стран, напрямую связанных с двумя сверхдержавами союзническими отношениями или отношениями явной иерархии, в мире имелось множество неприсоединившихся государств и теоретически сохранялась возможность выбора «третьего пути», что проявилось, 7
В В Е Д Е Н И Е в частности, в Движении неприсоединения, получившего развитие с Бандунгской конференции 1955 г. Однако в реальности даже неприсоединившиеся государства имели ограниченное пространство для своего политического и экономического выбора и в подавляющем большинстве разделялись на страны капиталистической и социалистической ориентации, ориентировавшиеся соответственно на США или СССР. При этом тотальный характер биполярности проявлялся и в том, что она неизменно присутствовала не только на глобальном, но и на региональном, периферийном уровне. Она способствовала развитию в рамках каждого из лагерей многослойных горизонтальных связей (в политической, военно-стратегической, экономической и даже культурно-цивилизационной сферах), которые часто позволяли проявлять инициативу средним и малым государствам. Более того, картина холодной войны не может быть исчерпывающей без понимания роли в ней периферии, связанной с усилиями малых стран покончить с империализмом великих держав6. Четвертый признак — идеологическое измерение биполярности, которое проявляло себя в доктринальной, мировоззренческой плоскости. Коммунистическая (марксистско-ленинская) и капиталистическая (либеральная) идеологии в своей основе были антагонистичными, борьба между ними носила непримиримый характер и отрицала возможность компромиссов. Идеологическая ангажированность предполагала массовую идейно-политическую мобилизацию в странах, напрямую вовлеченных в биполярность, через создание экзистенционального «образа врага», или «другого». С этих позиций окончание холодной войны ознаменовало собой отход от использования идеологического критерия при анализе международной ситуации (хотя многие характеристики современной международно-политической ситуации часто формулируются в числе прочего и в идеологических терминах). Конечно, указанные выше штрихи к портрету холодной войны могут описать это явление лишь фрагментарно и не дают полной картины мироустройства. Однако, даже если исходить из указанных признаков, закономерно возникает вопрос: в какой степени они применимы к современной ситуации в мире в целом и к Азии в частности? И можно ли в отношении нее использовать термин «холодная война» с учетом обострившейся в 2022–2023 гг. конфронтации между США и другими странами Запада, с одной стороны, 8
В В Е Д Е Н И Е Китаем, Россией и иными странами условного Анти-Запада, — с другой? И если аналогия здесь уместна, каковы сходные черты и различия между классической холодной войной послевоенного периода и «новой холодной войной», если мы согласимся с правомерностью использования этого термина? Холодная война оставила глубокий след, который ощутим и сегодня: с одной стороны, это сохраняющиеся на складах огромные арсеналы вооружений, с другой — страх и недоверие между государствами, которые воспроизводят ее матрицу на психологическом уровне. Как отмечал гонконгский исследователь К. Тан, холодная война «продолжает ограничивать наше мышление и поведение, загоняя нас в то, что внешне кажется повторяющимся циклом разделения, бинаризма, поляризации, конкуренции, оценки по критерию “свой-чужой”, страха, конфликтов, насилия и травм»7. Как своего рода наследие холодной войны можно оценить и сохраняющуюся и даже усиливающуюся значимость военной силы как фактора влияния в международных отношениях, в полной мере проявлявшего себя в биполярную эпоху. На Западе пришло понимание того, что либеральная демократия не оказалась, как предсказывал Фрэнсис Фукуяма, победоносной, а сопровождавший ее западный триумфализм был ошибочным. Новое дыхание получили реалисты копенгагенской школы теории международных отношений, склонные интерпретировать все угрозы через призму военной безопасности и предписывать военные решения для противодействия им. Нельзя не согласиться с российским исследователем Т.А. Шаклеиной, которая отмечала, что, хотя американские политологи в течение почти тридцати лет отказывались рассуждать в категориях реализма, реальные процессы мирового развития «невозможно было объяснять и прогнозировать, опираясь только на либеральные теории и идеи»8. Речь идет не только о сохраняющихся в политике и на ментальном уровне рудиментах холодной войны. Если говорить о сходстве двух парадигм, в глаза бросаются те сформировавшиеся уже в постбиполярный период структурные, политические, военные, идеологические и иные характеристики современного миропорядка, которые дают основания говорить о его феноменальном сходстве с периодом классической холодной войны и даже о формировании парадигмы «новой холодной войны». Прежде всего, даже в условиях формирующейся многополярности обращает на себя внимание наличие в современном мире явно 9
В В Е Д Е Н И Е выделяющихся по своему экономическому могуществу и военной мощи двух государств в лице США и Китая, находящихся в конфронтационных отношениях. На глобальном уровне многие политологи соглашаются с тем, что именно эти две страны являются теми самыми полюсами, которые формируют мировую биполярность9. Такая ситуация возникла в результате происшедшего в последние три десятилетия экономического и военного подъема Китая, который в полной мере использовал выгоды глобализации и практически догнал США по совокупной экономической мощи. Является ли их нынешняя ситуация в мире признаком «новой биполярности» — вопрос дискуссионный, так как «классическая биполярность» предполагает, как было указано выше, и наличие противостоящих друг другу военно-политических и экономических блоков, возглавленных двумя полюсами. Как минимум, в отношении Китая этот признак не соблюдается, так как он никаких блоков не возглавляет и создать не пытается. Вместе с тем не вызывает сомнений появление на политической карте мира двух групп государств, консолидированных по признаку безусловного принятия/непринятия политического лидерства США, которые можно условно назвать странами «коллективного Запада» и «коллективного Анти-Запада». К первой группе относятся, помимо самих США, еще Великобритания, Канада, страны Европейского союза, Австралия и Новая Зеландия, а также основные союзники США в Восточной Азии (Япония и Республика Корея); ко второй — Китай, Россия, Иран, КНДР, а также некоторые страны афро-азиатского мира (например, Венесуэла и Эритрея). При этом значительная часть государств мира не могут «безусловно» быть отнесены ни к Западу, ни к Анти-Западу: они не занимают по отношению к обоим лагерям открыто антагонистической позиции. Эти страны часто обозначают условным термином «Глобальный Юг», имея в виду их принадлежность к числу стран, имеющих исторический опыт нахождения в положении колоний или зависимых государств. Характерно, что основными странами–участницами коллективного Анти-Запада выступают как раз те государства, которые противостояли Западу в период холодной войны, — Россия (преемник СССР) и Китай, а наиболее заметными лидерами Глобального Юга являются страны, занимавшие нейтральную или близкую к нейтральной позицию до распада биполярного мира (Индия, 10