Небо, Земля и Человек. Герменевтика религиозно-философских текстов Восточной Азии

РОССИЙСКИЙ  ГОСУДАРСТВЕННЫЙ 
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ  УНИВЕРСИТЕТ  им.  А. И. ГЕРЦЕНА
НЕБО, ЗЕМЛЯ И ЧЕЛОВЕК
Герменевтика 
религиозно-философских текстов 
Восточной Азии
Монография
Санкт-Петербург
Издательство РГПУ им. А. И. Герцена
2023

Печатается по решению 
редакционно-издательского совета 
РГПУ им. А. И. Герцена
УДК 538.9
ББК 22.37
 
Л45
Р е ц е н з е н т ы:
А. Г. Сторожук, доктор филологических наук, профессор, СПбГУ;
А. М. Прилуцкий, доктор философских наук, профессор, Институт истории 
и социальных наук РГПУ им. А. И. Герцена
Л45  
  Небо, Земля и Человек. Герменевтика религиозно-философских 
текстов Восточной Азии : монография / П. Д. Ленков, О. А. БончОсмоловская, А. С. Рысаков, В. Ю. Климов ; под науч. ред. 
П. Д. Ленкова. — Санкт-Петербург : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2023. — 332 с.
ISBN 978-5-8064-3271-2
Монография «Небо, Земля и Человек. Герменевтика религиозно-философских 
текстов Восточной Азии» состоит из четырех частей, посвященных проблемам 
герменевтики и экзегетики религиозно-философских текстов четырех восточноазиатских традиций — конфуцианства, религиозного даосизма (школа цюаньчжэнь), чань-буддизма и японского амидаизма (буддийская школа дзёдо-синсю). 
В первой главе рассматривается история конфуцианской экзегетики. Каждая 
из следующих трех глав включает в себя исследование и перевод соответствующего исследуемому религиозно-философскому направлению текста (с комментариями). Все учения, исследованию которых посвящена монография, оказывали огромное влияние на культуру Китая и Японии в течение многих веков и даже 
тысячелетий. Три из них — религиозный даосизм, чань-буддизм, буддизм дзёдосинсю — и сегодня входят в число основных религиозных традиций Китая 
и Японии. Именно поэтому перевод и исследование религиозно-философских 
текстов и анализ ключевых герменевтических проблем не только интересны, 
но и абсолютно необходимы для познания этих традиционных учений.
Исследование будет интересно как специалистам — религиоведам, историкам 
философии, культурологам, синологам, японистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся традиционной культурой Китая и Японии. Кроме того, 
книга может быть использована как хрестоматия, поскольку включает в себя 
переводы оригинальных религиозно-философских текстов.
УДК 538.9
ББК 22.37
В оформлении обложки использована работа Сэнгай Гибона (1750–1837), монаха 
школы дзэн-буддизма Риндзай, знаменитого японского живописца и каллиграфа — 
«Круг, треугольник, квадрат» — символическое изображение триады: Небо, 
Человек, Земля. Из открытых источников.
© РГПУ им. А. И. Герцена, 2023
© П. Д. Ленков (предисл., гл. 2), О. А. Бонч-Осмоловская 
(гл. 1), А. С. Рысаков (гл. 3), В. Ю. Климов (гл. 4), 2023
© С. В. Лебединский, оформление обложки, 2023
ISBN  978-5-8064-3271-2

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  
4
Гл а в а  1
«Канон» и «комментарий» в конфуцианской экзегетической 
мысли ханьского периода  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  13
Гл а в а  2
Некоторые принципы герменевтики позднедаосского синкретического текста (на материале Лун мэнь синь фа, XVII в.)  . . . . .  85
Гл а в а  3
Сто чаньских стихов Хань-шаня: введение, перевод 
и комментарии  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  171
Гл а в а  4
Пятая тетрадь писем Высокомудрого Рэннё: 
исследование и перевод . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  264
Список сокращений  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  309
Список использованной литературы и источников  . . . . . . . . . . . . .  311

ПРЕДИСЛОВИЕ
Идея данной книги родилась в процессе проведения конференций 
«Небо, Земля и Человек: символы и практики в религиях и культурах Восточной Азии», организованных кафедрой истории религий 
и теологии РГПУ им. А. И. Герцена и кафедрой теории и истории 
культуры СПбГИК (конференции проводились в 2015, 2017, 2019 
и 2021 гг.). Все авторы данного издания принимали участие в этих 
конференциях, которые планировались как научные мероприятия 
и дискуссионные площадки, посвященные проблемам изучения 
религий и культур Восточной Азии. Центральная идея заключалась 
в том, чтобы сделать акценты на религиоведческих, антропологических и культурологических подходах к изучению как письменных 
памятников Востока, так и живых социокультурных практик. Многие из докладчиков, принимавших участие в этих мероприятиях, 
занимались и продолжают заниматься исследованием авторитетных 
письменных текстов восточноазиатских традиций — конфуцианства, 
даосизма, китайского и японского буддизма. Исследователи этих 
сочинений выступают и в роли переводчиков, и в роли толкователей 
текстов. Проблема истолкования — ключевая в ходе изучения 
письменного наследия традиционных идеологий.
Все учения, исследованию которых посвящена монография, оказывали огромное влияние на культуру Китая и Японии в течение 
многих веков и даже тысячелетий. Три из них — религиозный даосизм, чань-буддизм, японский амидаизм — и сегодня входят в число 
основных религиозных традиций Китая и Японии. Именно поэтому 
перевод и исследование религиозно-философских текстов и анализ 
ключевых герменевтических проблем не только интересны, но и абсолютно необходимы для познания этих традиционных учений.
Что же такое герменевтика и почему она так необходима? Начнем 
с определений. Герменевтика (др.-греч. ἑρμηνευτёική «искусство толкования», от термина ἑρμηνεύω («толкую, толковать»)) в широком 
4

смысле — это «искусство толкования, теория интерпретации и понимания текстов» [Герменевтика]. Герменевтикой может быть названо искусство истолкования инокультурных и иноязычных текстов, 
текстов «чужой» традиции. Но герменевтикой может быть названо 
и искусство интерпретации текстов «своей» традиции, например истолкование конфуцианского текста конфуцианским ученым, или буддийского — буддийским монахом-философом, или христианского — 
христианским богословом. Однако чаще в этом случае используется 
термин «экзегетика». Оба термина — и герменевтика, и экзегетика — 
имеют греческое происхождение, оба связаны с античной, и в особенности с христианской, культурой. Экзегетика (др.-греч. ἐξηγητικά, 
от ἐξήγησις, «истолкование, изложение») — в узком смысле раздел 
богословия, в котором истолковываются библейские тексты, в широком смысле — искусство истолкования текстов, преимущественно 
древних, первоначальный смысл которых затемнен вследствие их 
давности и/или недостаточной сохранности источников и/или своеобразного эзотерического языка. Таким образом, термин «экзегетика», взятый в широком смысле, близок по смыслу к термину «герменевтика». В настоящее время экзегетикой принято называть все 
«внутренние» (эмические/emic в терминологии Кеннета Пайка1), 
традиционные истолкования, в противоположность «внешним» (этическим /etic)2. В таком случае можно говорить об исламской экзегетике, конфуцианской экзегетике и т. д. В данной работе мы используем термин «экзегетика» именно в этом смысле — как указывающий 
на традиционное (внутреннее, эмическое) искусство истолкования, 
а термин «герменевтика» — как обозначающий теории интерпретации текстов вообще и искусство истолкования инокультурных текстов 
в частности.
Почему необходима герменевтика? Потому что, читая текст, мы 
стремимся его понять. Для того чтобы понять текст, нам недостаточно 
1 См.: [Pike, 1967]. Здесь и далее вся литература, на которую даются ссылки в Предисловии, содержится в Списке литературы ко второй главе монографии.
2 Термин «этический» в данном случае не имеет отношения к этике; термины emic 
и etic, предложенные К. Пайком, происходят от слов phonemic (фонемный, имеющий 
отношение к фонемам, фонологии) и phonetic (фонетический, имеющий отношение 
к звукам речи, к фонетике). Однако впоследствии их употребление вышло далеко за пределы лингвистики.
5

знать правила грамматики и словарные значения слов языка, на котором написан этот текст. Необходимо очень хорошо представлять 
себе сферу референции3 языкового выражения. Позволю себе привести такой пример из личного опыта. Когда-то в юности, когда я учился в университете и брался за любую переводческую работу, дабы 
получить языковую практику, мне нужно было перевести с китайского языка на русский инструкцию по применению некоего технического устройства бытового назначения. Тогда эти устройства еще 
только выходили на российский рынок (сейчас, к слову сказать, они 
уже ушли в прошлое), и я не только не имел такого гаджета, но и никогда не видел и даже не слышал о нем. В этом и состояла особенная 
трудность, с которой я столкнулся в процессе перевода: грамматика 
в современном китайском языке несложная, лексику можно найти 
в словаре, но я не понимал самого важного — «как это работает».
Когда мы переводим и пытаемся понять традиционные тексты — 
а это единый процесс, ведь без понимания перевод невозможен, — 
одной из главных трудностей, помимо самого иностранного языка 
(зачастую уже архаического), незнакомой лексики, нагруженности 
всевозможными отсылками и скрытыми цитированиями, будет именно эта: мы не знаем, «как это работало». Решается ли эта проблема 
и если решается, то как?
Если, возвращаясь к приведенному выше примеру, речь идет 
о каком-то техническом устройстве, то его можно найти или — в случае изучения древней культуры — реконструировать4. Если речь 
идет о какой-то практике, то ее тоже следует искать пусть в какой-то 
современной, но желательно максимально приближенной к изучаемому объекту версии. Именно в этом случае текстологическая герменевтика и антропологические (культурологические, религиовед3 «Референция — представление, согласно которому значением или компонентом 
значения языкового выражения является тот предмет (или положение дел), на который 
это выражение указывает» [Блинов, 2006, с. 565].
4 В качестве примера приведу современное исследование Хо Пэн Йоука, в котором 
он рассматривает астрологические методы, в сунском Китае XI в. входившие в программу экзаменов дворцового Астрономического бюро (сань ши, «три [астрологических] 
формы/модели», у Хо — «три космических диска»). В своей работе он обращается в том 
числе к современным китайским астрологическим практикам и реконструирует упомянутые «космические диски» (устройства для астрологических вычислений [Ho Peng 
Yoke, 2003].
6

ческие) полевые исследования будут взаимодополняющими. Если 
изучаемый текст принадлежит живой традиции, пусть даже время 
создания текста удалено от дня сегодняшнего на века, можно посмотреть, как в настоящее время осуществляются те практики и функционируют те институты, о которых идет речь в старинных текстах5.
Однако такой практикой может быть само мышление. Именно 
с такой ситуацией мы встречаемся в философских и религиознофилософских текстах. В этом случае нам опять же недостаточно 
знать правила грамматики и словарные значения слов языка, на котором написан текст, также нам недостаточно знать социокультурные 
реалии того общества и времени, в котором жил автор, и те соматические практики, которыми автор владел. Помимо всего вышеперечисленного, что, вне всякого сомнения, необходимо для понимания 
текста, нам также нужно каким-то образом понять «ментальную 
практику», иными словами, сам способ мышления автора текста. 
Постольку, поскольку речь идет о религиозно-философском тексте, 
способ мышления автора некоторым образом связан с религиозной 
доктриной того учения (религии, направления, школы и т. п.), к которой сам автор себя относит. Кроме того, в каждой религиознофилософской традиции есть свои парадигмы мышления, т. е. образцы, которым следуют мыслители (учителя, наставники и т. п.) 
5 Если говорить об отечественном востоковедении в целом, то, например, в буддологии с самого начала ее возникновения была установка на изучение и письменных 
памятников, и процесса функционирования живой буддийской традиции. Тут можно 
вспомнить имена китаеведа и тибетолога В. П. Васильева (1818–1900), его ученика — 
индолога И. П. Минаева (1840–1890), учеников Минаева — индологов С. Ф. Ольденбурга (1863–1934) и Ф. И. Щербатского (1866–1942), и учеников Щербатского — О. О. Розенберга, Е. Е. Обермиллера, А. И. Вострикова, Б. Б. Барадийна. Щербатской считал, 
что изучение индобуддийской традиции является основой для понимания исторически 
более поздних форм буддизма, он принимал участие в подготовке экспедиций Г. Ц. Цыбикова и Б. Б. Барадийна, совершивших путешествия в Тибет и Монголию. Одним из 
первых буддологов, проводивших научно-полевые исследования буддизма в регионах 
его традиционного распространения, был монголовед и тибетолог А. М. Позднеев (1851–
1920). Среди китаеведов первой половины XX в., сочетавших изучение текстов и обращение к живой традиции, следует назвать В. М. Алексеева (1881–1951), который 
немало лет провел в Китае, прославился, в частности, собиранием и исследованием 
китайских лубков няньхуа и был учителем многих выдающихся китаеведов, из числа 
которых полевыми исследованиями в Китае и Монголии, прежде всего в сфере фольклористики и народной культуры и религии, особенно известен Б. Л. Рифтин (1932–2012). 
Автор данного текста также, по мере возможностей, обращается к живой традиции.
7

данной традиции. Но выдающийся мыслитель привносит и что-то 
свое личное, поэтому мы должны попытаться увидеть в исследуемом тексте и общее (свойственное всей традиции), и уникальное 
(авторское), характерное для способа мышления данного автора. 
Помимо этого, всякий автор также может быть рассмотрен как 
представитель своего общества/народа и, как высокопарно это 
не прозвучит, человечества. Таким образом, мы можем обнаружить 
в мышлении автора, — зафиксированном в письменном тексте, 
перефразируя классиков, «застывшем в слове»6, — несколько пластов: авторский, традиционный («школьный»), общеязыковой (национальный), общечеловеческий. Причем именно наличие двух 
последних позволяет нам как акторам человеческого мышления 
и носителям определенного языка (или переводчикам с этого языка) пробиться к тому традиционному и авторскому, что нашло отражение в изучаемом тексте.
Относительно двух последних пластов — традиционного и авторского — отметим, что встречаются особенные случаи. Так, даосская школа Цюаньчжэнь, текстам которой посвящена вторая глава 
настоящей монографии, отличалась установкой на синкретизм/синтез, объединение принципов и практик даосизма, буддизма и конфуцианства. Соответственно, наставники этой школы стремились 
опереться на парадигмы мышления, свойственные всем трем традициям. Х.-Г. Гадамер, основатель философской герменевтики как 
одного из направлений западной философии XX в., говорил: «…задача герменевтики с незапамятных времен — добиваться согласия, 
восстанавливать его. История герменевтики это подтверждает. Можно вспомнить об августине — ему необходимо было соединить Ветхий завет и Евангелие» [Гадамер, 1991, с. 72]. Китайские мыслители 
школы Цюаньчжэнь ставили перед собой сопоставимую цель, но не 
только в диахронном, но и в синхронном измерении. Позднедаосский 
6 «Архитектура — застывшая музыка», выражение Гете из беседы с Эккерманом 
(23 марта 1829 г.), являющееся парафразой изречения греческого поэта Симонида 
Кеосского (556–469 гг. до н. э.): «Живопись — немая музыка, а поэзия — говорящая 
живопись». В другом месте, в «Изречениях в прозе» Гете говорит: «Архитектура — 
онемевшая музыка». Тот же афоризм встречается у Шеллинга в «Лекциях по философии 
искусства» (1842): «Архитектура — застывшая музыка». И, наконец, сходное выражение 
встречаем у Гегеля: «Мироздание — застывшая мысль».
8

наставник Ван Чан-юэ понимал свою задачу в качестве интерпретатора традиции в том, чтобы показать слушателям/читателям, что 
учения Лао-цзы, Шакьямуни и Конфуция — это не три отдельных 
традиции, но три варианта изложения, или три языка одной традиции. 
Отметим, что задолго до него в Китае появился слоган «три учения 
едины» (сань цзяо хэ и ਃᢎว৻). Ван Чан-юэ настаивает на том, 
что мыслители всех трех учений говорили по-разному, но «об одном 
и том же», например, в четвертой главе Лун мэнь синь фа он говорит: 
«Поэтому совершенномудрые и мудрецы, сяни-бессмертные и будды 
советовали живым существам не привязываться к внешнему, не прилипать и не привязываться ни к чему и ни к кому, не желать страстно и не влюбляться ни в кого. Конфуций, Шакьямуни, Лао-цзы — все 
они желали послужить миру, и не были скованы привязанностями» 
[ЛМСФ, 4, с. 343]. В седьмой главе он говорит так: «Друзья! Совершенномудрые, мудрецы, бессмертные-сяни и будды достигли Дао 
и вознеслись на небеса уже давно. Если [вы] хотите узреть сердцесознание совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд, 
сначала [следует] понять высший принцип совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд. Если сможете понять высший 
принцип совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд, 
то постигните метод совершенномудрых, мудрецов, бессмертныхсяней и будд. Если сможете постичь метод совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд, то будете следовать деяниям 
совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд. Если 
сможете следовать деяниям совершенномудрых, мудрецов, бессмертных-сяней и будд, то сами станете совершенномудрыми, мудрецами, бессмертными-сянями и буддами» [ЛМСФ, 7, с. 365]7.
Но и в тех случаях, когда синкретизм/синтез открыто не декларируется, он может некоторым образом присутствовать. Например, 
в стихах чаньского поэта Хань-шаня (см. третью главу) мы встречаем 
и буддийские, и даосские понятия, наименования, образы и мотивы. 
Так, в 96-м стихотворении8 Хань-шаня читаем:
7 Продолжение этого рассуждения можно прочитать ниже, ибо перевод всей седьмой 
главы включен в данную монографию.
8 Китайский текст см. на с. 239.
9

Как кто-то красный махагон
Зовет сандалом белым,
Так и идущих по Пути
Полным-полно без меры.
Но единицы лишь нирваны достигают,
А остальные золото на сено променяют.
Бранятся пусть, но из песчинок кучи
Невежества твердыню лишь получим.
 
 
     Пер. А. С. Рысакова
В китайском тексте здесь встречается термин нивань ⊹Ќ, который 
может быть не только одним из вариантов передачи санскритского 
термина нирвана9, но также может подразумевать даосские антропологические представления, ведь в даосизме нивань или нивань гун 
(⊹Ќᅿ «дворец Нивань», или «дворец Глиняного шарика») — это 
топос соматографии, расположенный в голове человека, это место 
соотносится с верхнем киноварным полем (шан дань тянь ϞЍ⬄) 
и имеет огромное значение в даосских психосоматических практиках. 
Кроме того, на даосские практики указывает еще ряд слов в этом 
стихотворении: не только Дао-путь 䘧, но и, возможно, слово «песчинка», «песок» (ша ⷖ), которое в алхимических текстах обычно 
указывает на киноварь (даньша Ѝⷖ, «киноварный порошок», или 
линша 䴜ⷖ, «чудесный порошок»).
Даосские мотивы встречаются и в других стихах Хань-шаня, например в 44-м:
Один я спал средь скал нагроможденья,
Без остановки плыли облака весь день.
Хоть в доме и темно без просветленья,
Но в сердце шум мирской затих совсем.
Во сне гулял я в «золотых чертогах»,
Душа вернулась по мосту назад.
Ушло все то, что мучило жестоко,
И меж деревьев тыкву ясно видит взгляд.
 
 
     Пер. А. С. Рысакова10
9 Отметим, что гораздо чаще в буддийских текстах встречаются другие варианты 
транслитерации этого термина: нихуань ᵆᵳ и непань ᶔ᭯.
10 Обзор даосских образов этого произведения см. в комментариях переводчика 
в третьей главе данного издания.
10