Основы философии права

А.Г. ЧЕРНЯВСКИЙ
ОСНОВЫ 
ФИЛОСОФИИ ПРАВА
МОНОГРАФИЯ
Москва
ИНФРА-М
2025

УДК 340.12(075.4)
ББК 67.00
 
Ч-49
Р е ц е н з е н т ы:
Никитин А.Н., доктор юридических наук, доктор исторических 
наук, профессор, профессор кафедры истории государства и права 
Московского университета Министерства внутренних дел Российской Федерации имени В.Я. Кикотя;
Рыльская М.А., доктор юридических наук, профессор, старший научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военно-научной информации, военно-правовых проблем) Военного университета 
имени князя Александра Невского Министерства обороны Российской Федерации
Чернявский А.Г.
Ч-49  
Основы философии права : монография / А.Г. Чернявский. — 
Москва : ИНФРА-М, 2025. — 336 с. — (Научная мысль). — 
DOI 10.12737/2147029.
ISBN 978-5-16-019941-2 (print)
ISBN 978-5-16-112479-6 (online)
В монографии освещено историческое развитие философии права 
в своих наиболее ярких и совершенных направлениях. Проведен сравнительный анализ систем философии, принципиально различных, отрицающих друг друга, с философской системой Г. Когена. Утверждается, что 
до сих пор не решен принципиальный спор об источниках познания (чувственном опыте, разуме интуиции), соответственно, спор мировоззрений 
(материализма, идеализма, мистицизма), что позволяет констатировать 
тот факт, что и в современном состоянии философии существуют новые 
вариации все тех же основных типов философствующей мысли. Данный 
факт, по мнению автора, существенно влияет на развитие правильного направления научного вектора философии права, соответственно, теории государства и права, а самое главное — на то, что философия и теория должны двигаться как минимум в ногу со временем, а не отставать и догонять.
Предназначена для ученых и специалистов, аспирантов и студентов 
юридических вузов, интересующихся философией права.
УДК 340.12(075.4)
ББК 67.00
ISBN 978-5-16-019941-2 (print)
ISBN 978-5-16-112479-6 (online)
© Чернявский А.Г., 2024

Введение
Современный правопорядок представляет собой чрезвычайно 
сложную систему, своеобразный мир явлений, самым непосредственным образом связанный с жизнью людей. Целый ряд специальных наук изучает этот мир, свидетельствуя о богатстве его содержания, сложности и бесконечной разнообразности входящих 
в его состав вопросов. Представители специальных юридических 
наук разрабатывают отдельные части этого огромного организма.
При первом взгляде на правовую жизнь, на отдельные науки, 
изучающие эту жизнь, может сложиться впечатление хаоса, 
но более внимательное наблюдение наводит на мысль, что здесь 
мы имеем дело с область явлений однородных, связанных общими 
началами, представляющих одно гармоничное целое. Отсюда логическая неизбежность такой науки, которая ставила бы себе задачей 
изучение не какой-нибудь одной части явлений правовой жизни, 
а всей совокупности этих явлений в их органическом единстве, 
которая стремилась найти гармонию в кажущемся хаосе, разрозненных специальных наук.
Вообще философия права при более внимательном рассмотрении 
является мощным средством преодоления дробления и специализации научных правовых дисциплин, формирования целостного миропонимания и осознания человечеством основных альтернатив развития общества и путей, ведущих к реализации каждой из них. Вплоть 
до начала XX в., вследствие взаимного отчуждения философии 
и жизни, указывал Аскольдов, в качестве единственной осознаваемой 
большинством людей цели общественного прогресса выступал научно-технический прогресс. Однако последний, по убеждению автора, 
должен рассматриваться не как цель существования человечества, 
а лишь как средство, причем средство по существу безличное, для достижения разных целей. Помочь человечеству это понять и уяснить 
подлинный смысл человеческой истории и призвана философия.
С.Н. Булгаков, формируя свое понимание задач философии, утверждал, что она должна стать лицом к великой социальной борьбе, 
быть ее выразительницей и истолковательницей1. Это означало наполнение и освящение социальной борьбы нравственной идеей, 
идеей реализации абсолютного закона «Добра». Как отмечал 
С.Н. Булгаков, рабочее движение, развернувшееся под флагом марксизма, со временем утратило одухотворяющую его веру в близкий 
и закономерный приход нового, совершенного общественного 
строя, сосредоточившись на теории малых практик. Отсюда выход 
1 
Проблемы идеализма. М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. 
С. 75.
3

на первое место насильственной разрушительной составляющей 
социальной борьбы, восприятие ее как столкновения враждебных 
интересов, участие в котором мотивировалось классовым эгоизмом. 
Внести в социальную борьбу высший нравственный смысл, утверждал он, могла только идеалистическая философия. По выражению 
Н.А. Бердяева, последняя была призвана способствовать осмыслению временных социальных проблем с точки зрения вечной этической проблемы1. Учитывая вышесказанное, видится актуальным 
рассмотреть вопрос интегрированности проблем идеализма в отечественную философскую традицию, для чего нужно обозначить эту 
традицию, конкретизировать ее. И не просто так П.И. Новгородцев, 
говоря о возрождении идеалистической философии в России, отмечает, что она является выражением некоторой вечной потребности 
духа, в то же самое время возникает в связи с глубоким процессом 
жизни, с общим процессом нравственного обновления2.
На самом деле, сегодня стоит достаточно актуальный вопрос — 
пробуждение общественного интереса к философии в общем и философии права в частности, ведь это обусловлено потребностью 
этического осмысления актуальных социально-экономических 
и политических проблем и поиску общественного идеала, к которому нужно стремиться.
Для возникновения такой науки, удовлетворяющей основному 
стремлению разума, стремлению к единству, необходимы два 
условия: 1) нужно, чтобы накопился разнохарактерный юридический материал, требующий объединения, т.е. необходимо, чтобы 
развились отдельные специальные юридические науки, и 2) нужна 
основа, на которой можно было бы объединить эти специальные 
науки в одно гармоничное целое.
Само собою разумеется, что каждое из этих условий требует 
для своего появления значительного периода подготовительной работы. И если в настоящее время мы имеем первое из этих условий, 
то относительно второго очень многое еще предстоит сделать. 
Отсюда понятно, что наука философии права появляется сравнительно поздно; отсюда понятно, что из всех юридических наук она 
является наименее разработанной и возбуждающей наибольшее количество спорных вопросов. В результате мы видим, что в то время, 
как между представителями специальных юридических наук достигнуто соглашение по целому ряду основополагающих вопросов, 
не говоря уже о вопросах мелких, в философии права почти все 
главные вопросы являются спорными, или, как сейчас принято говорить, дискуссионными.
1 
Проблемы идеализма. М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. 
С. 118–119.
2 
Там же. С. 33.
4

Глава 1. 
БОРЬБА НАПРАВЛЕНИЙ 
В ФИЛОСОФИИ КОНЦА XIX — 
НАЧАЛА XX ВЕКА И ЕЕ ЗАДАЧИ
При изучении современных работ по философии права всегда 
задаешься вопросом: какой смысл закладывают сегодняшние писатели в те или иные термины, определения? Употребляя устоявшиеся исторически понятия, тот ли вкладывают смысл, который 
был заложен их первоначальными авторами. Конечно, здесь могут 
возразить, что историческое развитие предполагает и изменение 
понятий. На первый взгляд трудно возразить, но если посмотреть 
глубже? Те ли методы, под теми же или некоторым образом измененными понятиями имели в виду отцы-основатели философских 
школ? Прозаичен ли спор о «вещи в себе»? Понимает ли тот, кто 
декларирует методологию науки, в частности юридической, с позиции какого направления философии (системы философии) он 
движется к философии права? Можно возражать, что предшествовавшие учения — не догма, тогда давайте смотреть: какие вопросы 
или проблемы науки вы ставите, пытаясь обосновать то или иное 
направление в философии вообще и философии права в частности?
Мы придерживаемся мнения, что требование философствовать не вопреки научному знанию, а в теснейшем соприкосновении с ним, требование ясного сознания того, чего наука 
не может дать, однако и внимание к тому, что она уже дает, требование утверждать не только идеальные основы знания и мысли, 
но жизни и деятельности, требование творческих преобразований 
всегда несовершенной действительности на основе ее научного 
познания и согласно заложенным в ней идеальным основам — все 
это не стоит в противоречии с лучшими традициями ученого сообщества.
Очень метко высказался Е.Н. Трубецкой в своей статье 
«К характеристике учения Маркса и Энгельса о значении идей 
в истории», правда, по поводу исторического материализма, но нам 
видится, что это положение принципиально в отношении любого 
учения, что главное затруднение, с которым приходится так или 
иначе считаться критике, заключается в неясности основных положений исторического материализма. Чем труднее уловить мысль, 
тем, разумеется, труднее ее критиковать. Оценке всякого учения 
должно предшествовать его выяснение, а между тем всякий критик, 
5

который попытается выразить мысль Маркса яснее, чем она выражена им самим, рискует тотчас же навлечь на себя упреки в умышленном искажении или непонимании марксизма1.
Что право есть явление чрезвычайно сложное, чрезвычайно многогранное, видится, возражений не будет; и так как при построении 
теорий о нем не всегда последовательно выдерживались исходные 
точки зрения, то среди учений о праве получилось множество самых 
разнообразных и разноречивых теорий.
Историческое движение философии в своих наиболее ярких 
и совершенных направлениях есть ряд систем, принципиально различных, принципиально отрицающих друг друга. Творческая игра 
гения философии в непрестанной борьбе понятий между собою созидает системы, базируя их всякий раз на одном из трех возможных 
источниках познания: на чувственном опыте, разуме интуиции, 
в своих заключениях приводя к мировоззрениям материализма, 
идеализма, мистицизма. Несмотря на героические усилия величайших гениев философии, до сих пор не решен принципиальный 
спор об этих источниках познания и, соответственно, спор мировоззрений, так что и в современном состоянии философии приходится 
констатировать наличие новых вариаций все тех же основных 
типов философствующей мысли. И в самом деле, в современной 
философии рядом с англо-французским позитивизмом, оказавшим, 
несомненно, огромное влияние на науку и все еще имеющим сторонников, можно видеть новую вариацию все того же эмпиризма 
и материализма в философии нео-юмизма (Паульсен, Зиммель) 
и так называемого эмпириокритицизма (Мах и Авенариус). Традиции интуитивизма и мистицизма, с великим блеском выраженные в России Вл. Соловьевым, поддерживали Лосский (в гносеологии), Булгаков, Бердяев и другие, склоняясь главным образом 
к религиозно-философским созерцаниям. Наконец, третий лагерь 
философов, имевший в своих рядах много великих и славных имен, 
поддерживает традиции рационализма и идеализма. Этот лагерь, 
представленный такими именами, как Сократ, Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель, 
Чичерин и др., стоял почти всегда в теснейшем соприкосновении 
с научным знанием своей эпохи и обнаруживал могучее влияние 
на науку и культуру. Решение спора между тремя указанными, 
принципиально различными направлениями философии составляет проблему «критики отвлеченных начал», как это верно понял 
и показал Вл. Соловьев. Однако само решение проблемы будет 
преж 
девременным до тех пор, пока сами начала, вокруг которых 
1 
Трубецкой Е.Н. К характеристике учения Маркса и Энгельса о значении 
идей в истории // Проблемы идеализма. М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. С. 78–99.
6

идет спор, не получают своего окончательного, чистого и совершенного выражения.
Одной из очередных задач современной философии является 
критика отвлеченных начал не в смысле суда над ними, т.е. их 
сравнительной оценки и определения их ценности, а критика этих 
начал в смысле определения логического понятия каждого начала. 
По крайней мере, что касается логического состава понятий того 
философского направления, которое характеризуется гносеологически как рационализм, а как мировоззрение, идеализм, но этот 
состав его спорен. Кант, разделивший своим именем философию 
на докантовскую и послекантовскую, в своей «Критике чистого 
разума» дал такую «критику отвлеченных начал», истинное значение которой не всеми понято и до сих пор. Догматизм или критицизм — таковы эти вечно «новые» категории, расценивающие философские направления с их гносеологической стороны, причем догматизм ведет неизбежно и к дурной метафизике, для критицизма 
же возникает проблема «метафизики, возможной в смысле науки». 
Но великие системы немецкого идеализма, выросшие из Канта, 
не поняли критического момента философии Канта: они двигаются 
в направлении метафизических построений, теряют живую связь 
с наукой, дискредитируют себя в глазах ученого мира и распадаются.
Как реакция метафизическому идеализму выступил англофранцузский позитивизм под гордым знаменем науки, научности, 
позитивности, но, исчерпав свои понятия, оставил после себя немало жалоб и горькое разочарование, так как критика со стороны 
враждебных ему направлений (в России — Чичерин и Соловьев) 
вскрыла его односторонность, его догматизм и элементы той дурной 
метафизики, с которой он боролся, разрушив окончательно легенду 
о его научности и позитивности. Среди сумятицы мнений и учений 
со стороны позитивизма, многочисленно представленного особенно 
в учениях одностороннего историзма и социологизма, с другой 
стороны — метафизического идеализма (Шопенгауэр и Ницше, 
Гартман, Чичерин и др.), и наконец, мистицизма (Вл. Соловьев), 
гений философии в непрестанном искании новых путей зажигает 
на горизонте яркой звездой имя Канта, провозглашая девизом возвращение: «назад к Канту». Возникает многочисленная литература, 
посвященная Канту и его критической философии, так называемое 
неокантианское движение, современная так называемая критическая философия.
Хотя это движение происходит из Германии и явно проявление 
немецкого духа, однако это, очевидно, одно из тех проявлений национального духа, которые стремятся стать всеобщим достоянием 
общеевропейской культуры, так как в рядах этого движения можно 
7

было указать ученых всех стран, составлявших семью европейской 
культуры. Впрочем, полная история этого движения даже сегодня 
еще не написана, так как сам процесс его далеко не закончился. Что 
же такое неокантианское движение, в чем его суть и значение?
Неокантианское движение, отметили мы, есть движение, общее 
для всей европейской культуры, подобно тому, как прежде таким 
общеевропейским движением было учение позитивизма. Оно было 
и есть выражение кризиса научно-философского сознания, начавшегося практически с середины XIX столетия. Научно-философское сознание, начиная с этого времени, разрабатывало свои 
понятия под преимущественным влиянием англо-французского 
позитивизма, или делало построения в духе метафизики послекантовского идеализма. И то и другое направление оказалось, 
однако, бессильным удовлетворительно разрешить очередные задачи своего времени. Этими задачами были не столько вопросы 
чистого знания, вопросы чистого естествознания, значение которых 
не всегда ясно для ближайших интересов людей, и к которым поэтому различные круги и группы общества остаются довольно равнодушными, сколько вопросы культуры, вопросы, около которых 
затрагиваются интересы власти, собственности, социального значения, влияния и проч., вопросы, около которых поднимаются все 
страсти человеческой природы, и объективное, научное решение 
которых представляет особые трудности. Научное решение этих вопросов, составляющих пламенеющий пункт европейской культуры, 
является проблемой общественных наук, проблемой социальной 
философии, проблемой науки права и государства. Научное, теоретическое решение этих вопросов необходимо и неизбежно вынуждено встречаться с такими понятиями, как нравственность, 
естественное право, свобода, добро и зло, справедливость, прогресс и проч. Между тем позитивистские учения в социологии 
и истории, праве и политике, признавая познавательную ценность 
только за причинным рассмотрением явлений, принуждены объяснять вышеуказанные категории как странные заблуждения человеческого ума. Но тем самым они отнимают критерий абсолютной 
оценки и объективной критики, приводят к мировоззрению релятивизма или дешевого скептицизма и нравственному безразличию, 
совершенно дезориентируют возможность теоретической критики 
и теоретического обоснования возможных реформ культурного 
порядка. Однако и учения метафизического идеализма, утверждающие в противоположность позитивизму субстанциональность 
добра, свободы, нравственности, естественного права и проч., остаются догматическими в этом утверждении их субстанциональности, 
их бытия, впадая в ошибки старой метафизики, населявшей мир 
опыта своими «сущностями».
8

Перед научной философией стояла, таким образом, труднейшая 
задача: дать такое философское построение, в котором были бы 
устранены недостатки позитивизма и метафизического идеализма 
и тем не менее разрешены очередные задачи времени. Так и понимает свою задачу неокантианское движение. Оно становится 
в оппозицию как позитивизму, так и метафизическому идеализму, 
вскрывая догматический характер того и другого и выставляя требование возвращения к Канту, который в своей борьбе с догматизмом метафизики и эмпиризма указал основы высшей, критической точки зрения. Однако, как мы заметили, девиз возвращения 
к Канту с самого начала силой вещей был поставлен в известные 
условия. Просвещение XVIII в., к которому принадлежал Кант, 
Просвещение конца XIX и начала XX в., разумеется, разнятся 
между собой, и тем более конец XX в. и начало XXI в. Время 
чрезвычайного развития техники, технологий и в то же время 
век революций, в том числе неоколониальных, передвинул интересы культуры, обострил необычайно политико-общественный 
и социальный вопрос и поставил в центре исканий проблему социальной философии и истории, государства и права. В то же 
время при обсуждении этих очередных проблем культуры и послекантовский идеализм, и англо-французский позитивизм нельзя 
было, очевидно, отвергнуть просто как заблуждения, а требовалось 
оценить по достоинству и принять в расчет в их справедливых требованиях.
Таким образом, возвращение к Канту с самого начала определялось не как ссылка на непререкаемый авторитет, а как задача 
преобразования Канта согласно духу новейшего времени. Один 
из видных вождей неокантианского движения, известный гейдельбергский профессор Виндельбанд удачно формулировал задачу 
философии, сказав, что «понять Канта — значит выйти за Канта». 
«Назад к Канту» означало, следовательно, не в точном смысле 
к Канту, а через Канта, т.е. Кант постулировался как школа философского мышления, которая должна дать лишь основы и общее 
направление, т.е. методы, точки зрения, которые и должны быть 
затем приложены к разработке проблем, выдвинутых нашим веком 
и нашим временем.
Итак, возвращение к Канту означало в то же время по своему 
смыслу и выход за Канта. Но стремление выйти за Канта, т.е. 
не только выяснить его критицизм, но и усовершенствовать его, 
сделало спорной сущность критицизма как со стороны главным 
образом его метода, так и со стороны его задач и целей, и естественно, явилось началом разделения неокантианского движения 
на направления и школы. Так, «возвращение к Канту» стало 
проблемой. Неокантианское движение решает эту проблему. Оно 
9

не представляет собой однородного целого, одного лагеря согласованных между собой мыслителей. В среде его борются несколько 
течений, иногда далеко расходящихся между собой.
Все эти течения движутся или от Канта к Фихте, или от Канта 
к Гегелю, или принимают смешанные формы, т.е. движутся от Канта 
к Фихте и Гегелю одновременно, так что современное неокантианское движение совершается главным образом в констелляции 
Канта, Фихте и Гегеля.
Чрезвычайно любопытно и многозначительно, что это расхождение на направления и лагеря происходит в критической философии около понятия вещи в себе, самого глубокомысленного, 
самого сложного, самого трудного и самого запутанного понятия 
критической философии. Сам Кант, построил это понятие с целью 
предостеречь философствующие умы от заблуждений метафизики: 
не тех заблуждений, в которые впадает глупец по недостатку сведений, а от тех заблуждений, в которые впадает разум в силу своего 
устройства. Однако гений философии на великом примере самого 
Канта и всей послекантовской философии пожелал еще раз засвидетельствовать справедливость глубокомысленного Канта. И сам 
Кант, и вся послекантовская философия борется с понятием вещи 
в себе и не может преодолеть его, не впадая при изложении этого 
понятия в те самые «трансцендентальные иллюзии», которые так 
могуче вскрыла «Критика чистого разума» в паралогизмах, антимониях, софизмах. Сам Кант в своей «Критике практического 
разума» дал метафизику, и послекантовская философия в лице 
Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра выстраивает системы 
не критического, а метафизического идеализма. И в современном 
неокантианском движении камнем преткновения явилась все та же 
вещь в себе, в понимании которой резко расходятся представители 
современного критицизма.
Из всех направлений современной критической философии 
обращают на себя внимание особенно два ее течения, выросшие 
до степени школ и довольно многочисленно представленных. Одно 
из них называется в литературе Виндельбандо-Риккертовским. 
К нему в немецкой литературе примыкают Зигварт, Ласк, Христиансен, Мюнстерберг, Макс Вебер и др. В русской литературе 
к этой школе писателей можно причислить, однако не без оговорок, 
П.И. Новгородцева и Б.А Кистяковского.
Сущность этого направления основывается на предположении, 
что Кант превзойден последующим развитием философии. Первоначальные его вожди, Виндельбанд и Риккерт, в своем стремлении 
усовершенствовать критицизм Канта обратили свое внимание 
на Фихте, утверждая (особенно Риккерт и его преданный учению 
Христиансен), что именно Фихте превзошел Канта и делает «шаг 
10