Философские и правовые основания современной цивилизации

Министерство науки и высшего образования  
Российской Федерации 
Новосибирский государственный университет  
экономики и управления «НИНХ» 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
ФИЛОСОФСКИЕ И ПРАВОВЫЕ 
ОСНОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ 
ЦИВИЛИЗАЦИИ 
 
Монография 
 
Под общей редакцией О. А. Донских 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Новосибирск 
2021 
 

ББК 87 
Ф56 
Р е ц е н з е н т ы: 
В. С. Диев — д-р филос. наук, профессор,  
директор Института философии и права НГУ; 
М. В. Ромм — д-р филос. наук, профессор,  
зав. кафедрой философии НГТУ 
 
А в т о р ы: 
д-р филос. наук, проф. О. А. Донских (§ 1.1); д-р филос. наук, проф.  
О. В. Зиневич (§ 1.1); д-р филос. наук, проф. Б. О. Майер (§ 1.1);  
д-р филос. наук, проф. В. В. Чешев (§ 1.2); д-р филос. наук, проф.  
В. И. Разумов (§ 1.3); д-р юрид. наук, доцент Д. А. Савченко (§ 2.1); 
канд. юрид. наук А. А. Макарцев (§ 2.2); канд. юрид. наук Э. С. Юсубов 
(§ 2.2); канд. юрид. наук, доцент О. Н. Шерстобоев (§ 2.3); д-р филос. 
наук, доцент Э. М. Думнова (§ 3.1); д-р филос. наук, доцент  
Р. А. Заякина (§ 3.2); д-р филос. наук, доцент Е. А. Ерохина (§ 3.3); 
канд. филос. наук, доцент Н. П. Суханова (§ 3.4) 
 
 
Ф56 Философские и правовые основания современной цивилизации : монография / О. А. Донских, Б. О. Майер, В. В. Чешев 
[и др.] ; под общ. ред. О. А. Донских ; Новосиб. гос. ун-т экономики и управления. — Новосибирск : НГУЭУ, 2021. — 196 с. 
ISBN 978-5-7014-1003-7 
Исследование посвящено осмыслению как общих проблем, связанных с кризисной ситуацией новой социальной реальности, так и двух 
важнейших ее аспектов — трансформации правовой системы и проблем 
идентичности. Этим задачам отвечают три раздела монографии: в первом 
анализируются общефилософские вопросы современного общества, во 
втором — особенности изменений правовых институтов, в третьем — 
способы разрешения проблемы идентичности. 
Книга обращена к тем, кого волнуют проблемы современной цивилизации и кто пытается понять важнейшие тенденции общественного 
развития. 
ISBN 978-5-7014-1003-7 
ББК 87 
 
© Новосибирский государственный университет  
экономики и управления «НИНХ», 2021 

ВВЕДЕНИЕ 
Если пользоваться терминами Клода Леви-Стросса, различавшего холодные и горячие общества, то мы живем уже 
не просто в горячем, но в плазменно-горячем обществе, когда разного рода изменения в технологиях обусловливают 
разнонаправленные социальные перемены, к которым общество не успевает приспособиться. Это относится даже к 
наиболее консервативным общественным институтам, таким как семья, образование, церковь. Радикально меняются 
ценностные установки и образцы поведения, которые традиционно обеспечивают преемственность поколений. Общество рассыпается на все более случайные и неустойчивые 
группы, почему Зигмунт Бауман и охарактеризовал эту ситуацию как «текучую современность». Это новое, причем все 
более и более новое, общество, которое не имеет ни настоящих центров, ни периферии. Человек должен неоднократно 
в течение жизни переопределять свою идентичность, приучаясь существовать в постоянно меняющихся условиях. 
Существование в этой новой социальной реальности требует осознания, поскольку если раньше можно было опираться на традицию, то сейчас это исключено. 
Данная работа посвящена осмыслению как общих проблем, связанных с этой новой ситуацией, которую без всяких натяжек можно определить как кризисную, так и двух 
важнейших ее аспектов — трансформации правовой системы и проблем идентичности. Этим задачам отвечают три 
раздела монографии: в первом анализируются общефилософские вопросы современного общества, во втором — особенности изменений правовых институтов, в третьем — 
способы разрешения проблемы идентичности. 
Настоящая монография обращена к тем, кого волнуют 
проблемы современной цивилизации и кто пытается понять 
важнейшие тенденции общественного развития. 
 
 
3 

Глава 1.  
СОВРЕМЕННОЕ ОБЩЕСТВО:  
ПЕРЕХОД К НОВОМУ КАЧЕСТВУ 
§ 1.1. Ценностный оксюморон  
глобализированной цивилизации 
Освальд Шпенглер рассматривает цивилизацию как последний этап развития культуры, когда установившиеся 
формы костенеют и становятся препятствием для дальнейшего развития. Но, согласно Шпенглеру, это происходит в 
рамках отдельной культуры, и в конечном итоге она растворяется в других культурах, проходящих период творческого становления. Каждая культура заканчивает своей собственной цивилизацией. «Цивилизация — неизбежная судьба культуры. Здесь достигнут тот самый пик, с высоты которого становится возможным решение последних и труднейших вопросов исторической морфологии. Цивилизации 
суть самые крайние и самые искусственные состояния, на 
которые способен более высокий тип людей. Они — завершение; они следуют за становлением как ставшее, за жизнью как смерть, за развитием как оцепенение, за деревней и 
душевным детством, засвидетельствованным дорикой и готикой как умственная старость и каменный, окаменяющий 
мировой город» [138, с. 163–164]. В современных условиях 
процесс глобализации формирует мировой город не в рамках отдельной культуры, а в пределах всей ойкумены, и в 
результате весь человеческий мир оказывается представленным как англосаксонский центр и многоязычная периферия. То есть возникла и в ходе глобализации расширяет 
свое влияние цивилизация, являющаяся завершением одной культуры, но представляющая себя в качестве завершения человеческой культуры вообще. Это влияние, создавая 
мировой город, проявляет себя в том, что оно неизбежно 
превращает народ в массу, знаменуя (как об этом говорил 
Шпенглер сто лет назад) «…по сравнению с окончательно 
4 

завершенной культурой и провинцией некую исключительно новую, позднюю и бесперспективную, но вместе с тем и 
неизбежную форму человеческой экзистенции» [138, с. 166]. 
Иными словами, глобализация заставляет поставить вопрос 
о радикальном изменении тех форм развития человечества, 
которые были известны по крайней мере со времен неолитической революции. Совершенно не случайно возникают 
идеи о том, что мы живем в посткультурную эпоху, что само 
существование человека переходит на трансчеловеческий 
уровень, когда идеал человека оказывается за пределами 
собственно человеческого. Это означает, в частности, что 
происходит радикальное изменение ценностных ориентаций. Таким образом, вопрос, который обсуждается в настоящей главе — это вопрос о том, как возможно и возможно 
ли вообще преодоление данной цивилизации и переход к 
культурному развитию в «посткультурных» условиях. 
Вообще, любой разговор о культуре в целом возможен 
лишь как разговор о ценностях, поскольку, как это было 
установлено и развито неокантианцами баденской школы, 
«…культура есть совокупность благ, и только как таковая 
она и может быть понята. В культурных благах как бы осела, 
выкристаллизовалась множественность ценностей. Историческое развитие и есть процесс такой кристаллизации» [92, 
с. 27]. Глобализация унифицирует человечество на основе 
практики и идеологии экономизма, когда во главу угла ставятся ценности материальной сферы. Постколониальная 
эпоха переписала европеизированную карту мира, но осознавшие себя народы начали с разной степенью азарта вовлекаться в экономические, а с ними и политические отношения, выстроенные после Второй мировой войны теми же 
европейскими идеологами благодаря таким инструментам 
глобализации, как ООН, ВТО, МВФ. 
Результатом явилось общество потребления, культура 
которого выстраивается на вполне определенном наборе 
ценностей. «В наши дни общество потребления распространено повсеместно, и можно подумать, будто оно существовало всегда. <…> Результатом стал один из величай5 

ших парадоксов современной истории: экономическая система, призванная дать людям бесконечно широкий выбор, 
сделала человечество почти однородным» [121, c. 273]. Тем 
самым вопрос можно переформулировать так: возможно 
ли дальнейшее развитие на основе ценностей общества 
потребления? 
Прежде чем говорить о перспективах, необходимо подвести некоторые итоги и уточнить, на базе каких ценностей 
общество пришло к современному уровню благосостояния в 
рамках существующей цивилизации. Важнейшим фактором, 
определившим этот уровень, является, безусловно, капитализм. Именно он определил перестройку экономической 
жизни, повлиявшей на социальные и политические отношения. Но при этом нужно уточнить, что именно понимается 
под капитализмом. Хайек писал в 1945 году, что «…в наши 
дни такие термины, как “либерализм” и “демократия”, “капитализм” и “социализм”, не символизируют больше никаких связных систем идей. Они стали обозначать конгломераты совершенно разнородных принципов и фактов, которые исторический случай связал с этими словами, но которые имеют между собой мало общего помимо того, что их 
защищали в разное время одни и те же люди или вообще 
что они просто проповедовались под одинаковым названием» [126]. Тем не менее Хайек сравнивает два принципиально разных подхода к организации экономической жизни, 
когда один строится на планировании сверху, другой, который он называет конкурентным капитализмом, — на деятельности индивидуальных предпринимателей. Причем 
«любой работоспособный индивидуалистический порядок 
должен быть построен таким образом, чтобы не только относительное вознаграждение, ожидаемое индивидом от того или иного употребления своих способностей и ресурсов, 
соответствовало относительной полезности результатов 
его усилий для других людей, но и чтобы это вознаграждение соответствовало объективным результатам его усилий, 
а не их субъективным достоинствам. Эффективный конкурентный рынок удовлетворяет обоим данным услови6 

ям. <…> Мы должны прямо признать, что сохранение индивидуальной свободы несовместимо с полным удовлетворением наших стремлений к распределительной справедливости» [126]. Итак, объективность рынка, возникающая в ситуации эффективной конкуренции, с точки зрения Хайека, 
прямо противоречит распространенной идее распределительной справедливости, которую лелеют любые социалистические движения и которая лежит в основе того, что 
называется «социальным государством».  
Именно в этом пункте стоит проанализировать понятия 
капитализма и рыночной экономики в том ключе, который 
использует Фернан Бродель. Он разделяет два вида обмена: 
«первый — приземленный, подчиненный конкурентной 
борьбе, поскольку гласный, второй — высшего порядка, 
крайне сложный, стремящийся к господству. Ими управляют совершенно разные механизмы и разные люди, и лишь 
ко второму, но не к первому, относится сфера капитализма» 
[15, c. 66–67]. Представляется, что можно различить в первом виде обмена два различных по масштабу процесса. Это 
низовой обмен — рутинный рыночный обмен, который 
обеспечивает повседневную жизнь общества. С подобной 
картинки начинается «Конек-Горбунок» П. П. Ершова: «Братья сеяли пшеницу и возили в град-столицу <…> Там пшеницу продавали, деньги счетом принимали». Здесь мы имеем дело с обменом, который надстраивается над ойкосом 
или, шире, над системой натурального хозяйства (построенного на обмене деятельностью, которая носит внутренний принципиально нерыночный характер и не может быть 
выражена в деньгах). Этот обмен осуществляется на локальном уровне. Но на местных ярмарках начинают появляться и купцы иного уровня, которые занимаются международным обменом в соответствующих масштабах, водят 
караваны, пересекающие Аравийский полуостров с грузами 
благовоний, ценных тканей металлов, вина и др., или торговцы Ганзейского союза. Обменом такого рода охватываются огромные пространства, но, что принципиально, он, 
так же, как и локальный, ориентирован на потребителя. 
7 

И только над этим обменом появляется тот, о котором 
Бродель говорит как о противорынке, построенном на основе индивидуальных контрактов и опрокидывающем правила рынка традиционного. Именно здесь формируются условия для перехода к обмену, ориентированному лишь на 
прибыль, тогда как ориентация на потребителя оказывается не целью, а только средством. В рамках этого обмена 
начинается торговля деньгами, ведутся кредитные операции, и облигации становятся не просто вспомогательным 
средством для торговых операций, но и напрямую входят в 
рыночные отношения, т. е. начинают продаваться и покупаться наряду с другими товарами, что происходит, например, в итальянских городах, начиная с XIV века. Но исторически только в середине XIX века финансовый капитализм 
обеспечивает себе прочные позиции на вершине пирамиды 
обменов, «…когда банк подчинит себе всю промышленность 
и торговлю, и когда экономика в целом обретет силу достаточную, чтобы надежно поддерживать эту конструкцию» 
[15, c. 66]. Именно этот тип обмена более или менее однозначно можно называть капиталистическим в современном 
значении этого слова.  
Важно то, что при таком устройстве общества стиль 
мышления и, главное, те ценности, на которые этот стиль 
мышления опирается, обратным ходом проникают на нижележащие уровни обмена и соответствующие им человеческие отношения. 
Понятие капитализма в современном значении утвердилось в европейской культуре в начале прошлого века с 
выходом в свет работ Вернера Зомбарта. Он заговорил об 
«экономическом человеке», который следует в своей жизни 
ценностям, отличным от ценностей людей предшествующих эпох. Необходимо посмотреть, «…Каков идеал, каковы 
центральные жизненные ценности, на которые современный экономический человек ориентируется. И тут мы немедленно же натыкаемся на странный сдвиг в отношении 
человека к личным ценностям в более узком смысле, сдвиг, 
который, представляется мне, приобрел решающее значе8 

ние для всего остального строения жизни. Я разумею тот 
факт, что живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов, и место его заняли две абстракции: нажива и дело. 
Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи, — мерой всех 
вещей. Стремление хозяйствующих субъектов, напротив, 
направлено на возможно более высокую наживу и возможно 
большее процветание дела: две вещи, которые, как мы сейчас увидим, стоят в теснейшей неразрывной связи между 
собой. И отношение их друг к другу заключается в том, что 
предприниматели хотят стремиться к процветанию дела и 
должны осуществлять наживу (даже если они и не поставили ее сознательно своей целью)» [37, c. 216–217]. Зомбарт 
фиксирует в качестве главного изменения в ценностной 
картине мира поворот к отношениям, которые могут быть 
объективированы (т. е., в понимании Хайека, представлены 
как объективный результат экономически ориентированных усилий) и, соответственно, рассмотрены отдельно от 
человека. Такой поворот позволяет представить картину 
жизни количественно, что и выражается в первую очередь 
денежными единицами разного рода. 
Ценности капиталистического общества, понимаемого 
таким образом, складывались — и это принципиальный 
момент — за пределами собственно экономических отношений. Макс Вебер полагал, что они сформировались в протестантских общинах XVI века и постепенно распространялись вместе с новыми способами ведения хозяйственной 
деятельности. И первым шагом здесь было формирование 
индивидуалистического мировоззрения, которое радикально противоречило мировоззрению предшествующих эпох. 
«За утверждение своей избранности перед Богом воздавались награды в виде гарантии спасения во всех пуританских 
деноминациях; за утверждение своей избранности перед 
людьми — награда в виде социального самоутверждения 
внутри пуританских сект. Оба принципа дополняли друг 
друга, действуя в одном и том же направлении: они способ9 

ствовали освобождению «духа» современного капитализма, 
его специфического этоса, т. е. этоса современной буржуазии. Образование аскетических общин и сект с их радикальным отказом от патриархальных пут, с их толкованием заповеди повиноваться более Богу, чем людям, явилось одной 
из важнейших предпосылок современного «индивидуализма» [20, c. 290]. Индивидуализм, во-первых, меняет осознание человеком своего места в обществе (что, может быть, 
наиболее резко выражено Буньяном в его «протестантской 
библии» «Путешествии пилигрима», где герой из города 
Разрушения (sic!) убегает от своей семьи в Небесную страну). Индивидуальная ответственность за свое спасение подразумевает наличие свободы выбора. Во-вторых, традиционная организация совместной жизни меняется на рационально обусловленную. Это становится предпосылкой капитализма как рациональной организации свободного труда, что и является, согласно Веберу, главной чертой европейского капитализма. Подобное основание общественной 
жизни резко облегчает возможность заключения индивидуальных контрактов, а именно это Бродель считает важнейшим условием появления капитализма современного типа. 
Соответственно, 
если 
брать 
критерии 
Вебера, 
то 
1) предприятие как таковое отделяется от домашнего хозяйства и 2) оно базируется на рациональной бухгалтерской 
отчетности [19, c. 51], а Бродель добавляет переход к индивидуальным контрактам. 
Причем парадоксальным образом такое формирование 
рациональных капиталистических отношений совершенно 
не случайно не просто связано с разрушением традиции (и 
здесь стоит обратить внимание на город Разрушения Буньяна, хотя у него это и идет в другом смысле), но с «созидательным разрушением» как ключевым признаком капитализма, по Шумпетеру. «Открытие новых рынков, внутренних и внешних, и развитие экономической организации от 
ремесленной мастерской и фабрики до таких концернов, как 
USSteel, иллюстрируют… процесс экономической мутации…, 
который непрерывно революционизирует экономическую 
10