История русской литературы второй половины XIX века (1840-1890). Часть 2

В.С. Расторгуева
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА 
(1840—1890)
Учебное пособие
Часть  2 
2-е издание, стереотипное
Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2025
Липецк
ЛГПУ имени П.П. Семенова-Тян-Шанского
2025

УДК 882.09(075.8) 
ББК 83.3(2=411.2)52я73
Р24
Рецензенты: 
Углова Н.В., канд. филол. наук, доцент, ИРО; 
Ситникова Г.В., канд. филол. наук, доцент ФГБОУ ВО «Липецкий 
государственный педагогический университет имени П.П. Семенова-Тян-Шанского»
Р24
Расторгуева В.С.
     История  русской литературы  второй половины XIX века (1840—1890) :
учеб. пособие : в 2 ч. Ч. 2 / В.С. Расторгуева. — 2е изд., стер. — Москва :
ФЛИНТА ; Липецк : ЛГПУ имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, 2025. —
150 с. — I6%1 978-5-9765-5704-8 (ФЛИНТА, общ.) ; 978-5-9765-5707-9 
(ФЛИНТА, ч. 2) ;  978-5-88526-782-3 (ЛГПУ им. П.П. Семенова-ТянШанского, общ.) ; 978-5-88526-784-7 (ЛГПУ им. П.П. Семенова-ТянШанского, ч. 2). — Текст : электронный.
Учебное пособие содержит концептуальное изложение основных 
тенденций и закономерностей литературного процесса второй половины 
XIX столетия в контексте философских, исторических, социальных 
проблем эпохи, определивших развитие национального сознания.
Для студентов, аспирантов, преподавателей и учителей литературы.
УДК 882.(075.8)
ББК  83.3(2=411.2)52я73
© Расторгуева В.С., 2025
© ФГБОУ ВО "Липецкий 
    государственный педагогический    
    университете имени П.п. Семенова    Тян-Шанского", 2025
ISBN 978-5-9765-5704-8 (ФЛИНТА, общ.)
ISBN 978-5-9765-5707-9 (ФЛИНТА, ч. 2)  
ISBN 978-5-88526-782-3 (ЛГПУ им. П.П. Семенова- 
Тян-Шанского, общ.) ; 
ISBN 978-5-88526-784-7 (ЛГПУ им. П.П. Семенова-      
Тян-Шанского, ч. 2)

СОДЕРЖАНИЕ 
Л.Н. Толстой 
Художественные открытия Л.Н. Толстого в прозе 1850-х гг…………….. 4 
Проблема самоопределения личности в романах Л.Н. Толстого 
«Война и мир», «Анна Каренина»………………………………………….. 17 
Философско-религиозная доктрина Л.Н. Толстого и ее отражение 
в позднем творчестве писателя……………………………………………... 42 
М.Е. Салтыков-Щедрин 
Автор и сатирический герой в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина…... 66 
Г.И. Успенский 
Тема «разоренья» в творчестве Г.И. Успенского………………………….. 81 
Н.С. Лесков 
Народное сознание и способы его художественного воплощения 
в произведениях Н.С. Лескова……………………………………………… 90 
А.А. Фет 
Две Вселенные А.А. Фета…………………………………………………… 112 
В.М. Гаршин, В.Г. Короленко 
Трагизм бытия и способы его преодоления в прозе 
В.М. Гаршина и В.Г. Короленко……………………………………………. 119 
А.П. Чехов 
Быт и бытие в прозе А.П. Чехова ………………………………………….. 
Новая драма А.П. Чехова: традиции и новаторство……………………… 
127 
139 
3 

Лев Николаевич Толстой (1828—1910)
Художественные открытия Л.Н. Толстого в прозе 1850-х гг. 
Л.Н. Толстой входит в литературу стремительно. Его первые повести и 
рассказы, «Детство» (1852), «Отрочество» (1854), «Юность» (1857), «Севастополь в декабре месяце» и «Севастополь в мае» (1855), «Севастополь в августе» 
(1856), делают писателя знаменитым. Н.Г. Чернышевский, посвятивший ранним произведениям художника целую статью, ставит его в ряд с такими признанными мастерами слова, как А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, И.С. Тургенев. 
Критическая мысль Н.Г. Чернышевского оказалась адекватной творческому мышлению Толстого. Именно Н.Г. Чернышевскому принадлежит открытие Л.Н. Толстого-художника, определение особенностей его письма, которые 
выдержали испытание временем и актуальны до сегодняшнего дня. Не отрывая 
писателя от существующей в литературном процессе XIX века традиции психологического изображения характера, Н.Г. Чернышевский говорит о новаторстве Л.Н. Толстого в этой сфере. 
В отличие от предшественников и современников, по мнению критика, 
Л.Н. Толстой создает и описывает не просто характеры и отношения, а «психологический процесс, его формы, его законы», то, что Н.Г. Чернышевский называет «диалектикой души». Диалектика души – это умение Л.Н. Толстого изобразить «полумечтательные, полурефлекторные сцепления понятий и чувств, которые растут, движутся, изменяются перед нашими глазами»1 Таким образом, 
уже в первых произведениях Л.Н. Толстого обозначен предмет его художественного изображения: душа человека в ее постоянном движении. Человек 
Л.Н. Толстого текуч в каждом мгновении своего существования, люди как реки 
и жизнь – река. До Л.Н. Толстого внутренняя жизнь человека интересовала 
многих художников слова, но никто из них не рассматривал ее так пристально, 
словно под микроскопом, в самых мельчайших проявлениях, как это делал 
Л.Н. Толстой. «Диалектика души», открытая им в прозе 1850-х гг., становится 
определяющей тенденцией всего последующего творчества писателя, своего 
рода его визитной карточкой. 
Наряду с «диалектикой души» Н.Г. Чернышевский называет еще две черты, характерные для ранней прозы Л.Н. Толстого и выделяющие его из круга 
писателей. Это «чистота нравственного чувства» и художественная целостность 
произведения, являющаяся результатом концентрации авторской мысли на 
главной сюжетообразующей идее. Под «чистотой нравственного чувства» Чернышевский понимает непосредственное юношеское восприятие жизни, «не 
восстановленное рефлексией или опытом», а сохраненное во всей своей первозданности. Именно это чувство и создает особую атмосферу произведений 
Л.Н. Толстого 1850-х гг., «трогательную грациозную очаровательность», как 
1 Чернышевский Н.Г. Детство и отрочество. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Военные рассказы графа 
Л.Н. Толстого // Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений: в 5 т. –  М., 1974. – Т. 3. – С. 335. 
4 

называет ее Чернышевский. Говоря о художественном единстве «Детства», 
Н.Г. Чернышевский подчеркивает, что в задачи автора не входило изображение 
всего того, что не имело места в жизни ребенка, а именно: общественные вопросы, политические, исторические. 
Н.Г. Чернышевский наметил пути определения мировоззренческой и художественной позиции писателя. Можно сказать, что уже в своей первой повести 
«Детство», Л.Н. Толстой создает такую концепцию мира и человека, которая затем будет углубляться и дополняться, но не изменится кардинальным образом 
даже тогда, когда в1880-е годы писатель заявит о своем духовном переломе. 
Автобиографическая трилогия Л.Н. Толстого построена на воспоминаниях зрелого человека о трех фазах своего физического и духовного развития. 
Писатель впервые в русской литературе сопоставляет человека не с Историей и 
Цивилизацией, процессами, имеющими свою логику развития и не всегда 
управляемыми людьми (об этом писали современники Л.Н. Толстого: 
А.И. Герцен, И.А. Гончаров, И.С. Тургенев), а с историей его собственного становления. Это создает принципиально иной подход к проблеме человека. 
Насколько его жизнь зависит от собственных усилий, насколько она подчинена 
общественному влиянию, какое место в ней занимает судьба – все эти вопросы 
сцеплены и нерасчленимы в едином потоке жизни, который захватывает человека с первых его шагов в мире. 
«Детство» открывается почти символично. Николенька Иртеньев просыпается в семь часов утра оттого, что его учитель Карл Иванович убил над его 
постелью муху. Эта, казалось бы, ничего не значащая подробность в душе 
мальчика рождает целую гамму чувств и переживаний. Ему кажется, что Карл 
Иванович специально убил муху над его кроваткой, а не над кроватью брата 
Володи, потому что Володя старше.  
История человека начинается буквально с точки, с убитой мухи или, вернее, с того, что осталось от нее на стене, и разворачивается в жизнь спиралеобразно. С каждым новым витком своей биографии человек приобретает новое 
знание о себе и о жизни в целом, или, как говорит Иртеньев, «новый взгляд на 
жизнь». Мысль героя о том, что с ним поступили несправедливо, превращает 
любимого учителя в «противного» человека. Но следующий жест Карла Ивановича (он щекочет Николеньке пятки, чтобы разбудить) тотчас меняет внутреннее состояние мальчика. И он уже думает о том, какой Карл Иванович добрый, 
как он его любит.  
Для ребенка целостность мира еще не диалектична, он существует в его 
восприятии как бесконечная смена состояний, сцепления между которыми ему 
еще не ясны. Обнаруживающееся уже в детстве зияние между светлым и темным в жизни требует своего заполнения. Но детское сознание не в состоянии 
это сделать. Детская душа еще не готова к таким резким перепадам собственного восприятия. Николенька Иртеньев плачет от непонимания самого себя, от 
того, как он мог плохо подумать о хорошем человеке. Это непонимание рождает обман. Чтобы как-то оправдать в глазах Карла Ивановича свои слезы, он 
солжет о том, что ему приснилась смерть матери. Но невинная ложь ребенка 
неожиданно в недалеком будущем материализуется в страшный факт его био5 

графии. Оказывается, все, происходящее в какое-то мгновение, разворачивается 
в жизнь, как из семени рождается будущее дерево. Миг таит огромные перспективы будущего. В ребенке уже, как в зародыше, присутствуют все проблемы 
взрослого человека. 
Жизнь существует не только в своей линейной перспективе, от рождения 
до смерти. Она являет собой такую субстанцию, где в каждой точке содержится 
все целое, в миге – вечность. Это усложняет отношения человека и с ней, и с 
самим собой как частью ее, требует от него особой гибкости, внутренней подвижности, позволяющих ему быть адекватным жизни. Но для достижения такой адекватности человек должен постоянно вести познавательную деятельность. И хотя ребенок еще не способен к аналитическому мышлению, истоки 
этого процесса именно в детстве. 
Автобиографические повести написаны таким образом, что детское сознание и сознание взрослого человека постоянно дополняют друг друга. Детское в человеке – это вовсе не то, что уходит с возрастом, а то, что остается в 
нем навсегда и во многом определяет его дальнейшую жизнь. Например, в главе «Горе» воображение ребенка инстинктивно заслоняет его от ужаса действительности, смерти матери. Ребенок, как и в первой главе, не может выдержать 
борьбы этих двух противоречивых начал. И если в первом случае он плачет, то 
здесь на время теряет «сознание своего существования» и испытывает «какоето высокое, неизъяснимо-приятное и грустное наслаждение». Взрослый Иртеньев комментирует происшедшее с ним маленьким следующим образом. 
«Вспоминая теперь свои впечатления, я нахожу, что только одна эта минута 
самозабвения была настоящим горем. Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к 
ней примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство; то желание показать, 
что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над 
чепцом Мими и лицами присутствующих» (Гл. «Горе»). 
Детское сознание не может постичь всего того, что случилось с ним, его 
матерью. Он специально плачет, чтобы его не приняли за бесчувственного 
мальчика, но при этом заботится о том, как бы не запачкать панталон на коленях. И только, когда он услышит крик девочки, вызванный ужасом оттого, что 
было его матерью, поймет «горькую истину».  
Вхождение в жизнь открывает герою бездну противоречий, которых ребенок не в силах разрешить. Почему он, Николенька, не переживает смерть матери так же горько, как его отец и брат? Почему рядом с горем соседствует и 
чувство самолюбования? Почему после похорон все пошло по-старому? И 
только взрослый Николай Иртеньев может дать ответы на вопросы, поставленные в детстве. «Только люди, способные сильно любить, могут испытывать 
сильные огорчения, но та же потребность любить служит для них противодействием горести и исцеляет их. От этого моральная природа человека еще живучее природы физической. Горе никогда не убивает» 
В этом комментарии взрослого героя заключается основная мысль всего 
творчества Л.Н. Толстого: любовь противостоит смерти. Именно к утвержде6 

нию любви как первоосновы бытия человека будут стремиться все толстовские 
герои. Но в автобиографической трилогии автор ставил перед собой другие задачи, а именно: изобразить сложнейший процесс формирования отношений человека с жизнью, показать его бесконечную текучесть. Герой в каждую минуту 
своего существования не ясен самому себе. 
В любую из эпох становления человека мир открывается ему ровно 
настолько, насколько он может его в себя впустить, и за границей этого остается несоизмеримая по своей величине с доступной человеку часть его. Человек 
может приближаться и удаляться от истины в своем внутреннем движении. Для 
Л.Н. Толстого 1850-х гг. это не становится оценочной характеристикой героя. 
Смысл истории развития человека составляет само движение, даже если оно не 
упорядочено и не имеет своей конечной цели.  
Главная ошибка, трагическая по своей сути, которую может совершить 
человек, заключается в подмене объективного субъективным, в восприятии 
своего как общего. Истина оказывается спрятанной где-то посередине. Она не 
мистична, как для И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского, ибо Л.Н. Толстой никогда не упразднял роли личности в ее не столько познании, сколько в ее созидании. Именно поэтому в качестве формы повествования в трилогии выбраны 
воспоминания взрослого человека о своем развитии. Экскурс в прошлое необходим, чтобы понять настоящее, себя и свою жизнь. Истина выясняется не во 
вне истории развития человека, а рождается из нее, как «несообразность между 
положением человека и его моральной деятельностью» (Гл. «Отрочество»). 
Детство, как утверждает взрослый Иртеньев, – самая счастливая пора в 
жизни человека, потому что «невинная веселость и беспредельная потребность 
любви были единственным побуждением в жизни» (Гл. «Детство»). Классы, 
охота, игры, семья, слуги - все это воспринимается ребенком как бесконечный 
хоровод жизни, вращающийся около него. И даже его минутная нелюбовь к 
Карлу Ивановичу является проявлением детской привычки к любви. Минуты 
отчаяния (например, неудача во время мазурки) быстро сменяются успокоительными мечтами. 
В мире детства все и все уравнены в особом человеческом смысле, даже 
при социальном неравенстве. Наталья Савишна могла ударить барчонка мокрой 
скатертью, а потом вместе с ним раскаиваться в случившемся. 
Со смертью матери начинается новая эпоха в жизни ребенка, эпоха разъединения и разобщения, отрочество. В сознании уже взрослого героя отрочество ассоциируется с пустыней, оно лишено тепла и любви детства. В это время 
мир снова открывается герою с какой-то непривычной стороны. Если раньше 
он ограничивался семейным кругом, то теперь ребенок понимает, что кроме 
мира семьи есть и иной мир. «Мне в первый раз пришла в голову ясная мысль о 
том, что не мы одни ... живем на свете, что не все интересы вертятся около нас, 
а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании». (Гл. «Новый взгляд»). И в этом новом мире жизнь организуется по другим законам. 
Мальчику кажется, что все распадается. Он чувствует отчужденность брата и 
отца, впервые ненавидит. Ненависть рождается к учителю, но не к Карлу Ива7 

новичу, который с детства как бы вписан в круг семьи, а к другому, St.-Jerome. 
Николенька думает, что он специально унижает его. Подробно описывается 
один день из жизни героя, дающий представление о том состоянии “затмения” 
(так его называет уже взрослый Иртеньев), какое испытывал Николенька в период своего отрочества. «Из любопытства, из бессознательной потребности деятельности» мальчик совершает ряд нехороших поступков. Вспоминая об этом 
дне, Иртеньев понимает «возможность самого ужасного преступления, без цели, без желания вредить, – но так» «Так» – это значит, не задумываясь, не размышляя над тем, что с тобой происходит, идя на поводу странных, темных 
движений души. Это отдаляет героя от других, замыкает внутри себя. Он ощущает себя уродливым и нелюбимым, что порождает, с одной стороны, мнительность, с другой – мечтательность, уводящую в мир иллюзий.  
Уединение отрочества способствует моделированию субъективных представлений о жизни, опасных в силу их односторонности. Но только в том случае, если человек надолго остается во власти своих умозаключений. По сути 
это путь к подпольному сознанию. «Отвлеченные мысли образуются вследствие способности человека уловить сознанием в известный момент состояние 
души и перенести его в воспоминание. Склонность моя к отвлеченным размышлениям до такой степени развила во мне сознание, что, часто начиная думать о самой простой вещи, я впадал в безысходный круг анализа своих мыслей, я не думал уже о вопросе, занимавшем меня, а думал о том, о чем думал» 
(Гл. «Отрочество»). 
Пора отрочества лишена движения. Герой как бы стоит на месте, ибо вся 
его внутренняя жизнь превратилась в бесконечную рефлексию. Сознание Николеньки направлено не на освоение действительности, а на анализ своих состояний, которые имели место быть. По сути, герой перестает жить настоящим, 
он погружается в вымышленный мир. Но жизнь не позволяет Николеньке замкнуться, она предлагает ему новые пути познания ее. И один из них это диалог, то есть выход из своего замкнутого мирка, приобщение к другой точке зрения, сопоставление себя с другим «я». Первый опыт таких отношений с миром 
– дружба с Дмитрием Нехлюдовым. Рефлексия отроческого мышления преодолевается естественной силой жизни, заключенной в каждом человеке, устремляющей его к соединению с другими людьми. Общение с Нехлюдовым дает герою возможность реализовать себя в слове, преодолеть свою замкнутость.
Дружба с Нехлюдовым открывает мальчику еще один «новый взгляд на 
жизнь, ее цели и отношения». Из бесед «с чудесным Митей» Николенька вывел, 
«что назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и что усовершенствование это легко, возможно и вечно» (Гл. «Что я считаю началом юности»). Но эти открытия ума ничего не давали сердцу, ибо 
жизнь героя шла «все тем же мелочным, запутанным и праздным порядком». 
Однако общение с Нехлюдовым подтолкнуло Николеньку к изменению своей 
позиции. 
Пора юности начинается с того момента, когда Николенька вдруг понял, 
что его мысль и его жизнь не сопрягаются, а существуют параллельно. Юность 
ознаменовывается желанием героя действовать, «прилагать мысли к жизни», но 
8 

приобретенная в отрочестве склонность к отвлеченному мышлению мешает реализации задуманного. Николеньке трудно преодолеть себя прежнего, хотя он 
теперь многое по-новому понимает. 
Как всегда, герою сложно высказать в слове то, что живет внутри его. 
«Какое-то новое для меня, чрезвычайно сильное и приятное чувство проникло 
мне в душу…, хотя я не могу передать так, как оно сказывалось во мне»  
(Гл. «Весна»). Это трудно передаваемое чувство, рожденное в Николеньке с 
наступившей весной, ассоциируется у него с «красотой, счастьем, добродетелью». То, что казалось невозможным в отрочестве, теперь видится абсолютно 
достижимым. «... я мог бы и могу быть хорош и счастлив в будущем». (Гл. 
«Весна»). Это чувство окрыляет героя. Ему хочется наверстать то, что было 
упущено в отрочестве. Теперь эта пора жизни не только пустыня, затмение, но 
еще и сон, так как в это время он «проспал» жизнь, ее красоту, счастье.  
Желание быть, то есть жить счастливо вместе с расцветающим миром, заставляет Николеньку помогать слуге выставлять окна, готовиться к исповеди, 
ехать самому в монастырь, чтобы исповедаться в одном забытом грехе. Но все 
эти прекрасные порывы души, направленные на восстановление оборванных 
связей с миром, вновь оказываются парализованными эгоизмом, они становятся 
предметом самолюбования и потому быстро исчезают. Уже возвращаясь из монастыря, Николенька воображает, какое хорошее впечатление он произвел на 
духовника. «... я думал о том, как теперь духовник ... думает, что такой прекрасной души молодого человека, как я, он никогда не встречал, что даже и не 
бывает подобных». (Гл. «Вторая исповедь»).  
Правда, самолюбование удерживается недолго. Оно разрушается при взаимодействии с действительностью. Герою нечем заплатить за извозчика, и пока 
он вымаливает деньги у слуг, все прекрасное и возвышенное заменяется серым 
и будничным. И перед причастием Николенька, как он сам признается, «пропасть нагрешил». 
Невозможность сопрягать мысли и жизнь Николенька еще не раз испытает в юности. Но юность открывает ему еще и неизвестное состояние свободы, 
ставит перед ним такие задачи, решить которые можно, только прилагая максимум духовных усилий. Например, Николенька никак не может уловить себя. 
«Бывало, утром занимаешься в классной комнате и знаешь, что необходимо работать, потому что завтра экзамен.., но вдруг пахнет из окна каким-нибудь весенним духом – руки сами собою опускают книгу, ноги сами собою начинают 
двигаться и ходить взад и вперед, а в голове как будто естественно и с такою 
быстротою начинают пробегать разные пестрые, веселые мечты, что только 
успеваешь замечать блеск их» (Гл. «Как я готовлюсь к экзамену»). 
Свобода юности – это ощущение себя “большим”, то есть тем, кому можно жить взрослой жизнью: делать визиты, курить табак, пить шампанское, сорить деньгами. Все это опьяняет, отдаляет от задуманного соединить «мысли и 
жизнь». Примером такого отдаления является разделение Николенькой людей 
на comme jl faut и на comme jl faut pas. Первых герой уважал и считал достойными себя, вторых ненавидел, всех остальных презирал. 
9 

Быть человеком comme jl faut означало в понимании Николеньки внешнее 
совершенство, а именно: убранство комнаты, почерк, экипаж, и главное – «отношение сапогов к панталонам». Стремление быть comme jl faut на какое-то 
время заслоняет все другие желания Николеньки. С наступлением весны он 
мечтал, что будет «хорошим и счастливым», хотел написать правила жизни, летом все счастье для него – стать человеком comme jl faut. 
Внешнее совершенство comme jl faut, по мнению Иртеньева, обеспечивает ему необходимое положение в обществе, независимое, избавляющее его от 
каких-либо духовных и физических усилий. Быть comme jl faut значит исполнить «свое назначение» и стать «выше большей части людей». 
Желание быть выше людей вступает в конфликт с естественным чувством 
человека быть вместе с людьми, подтачивает органические связи с миром. 
Очень часто в последней повести трилогии результатом достижения положения 
comme jl faut становится «грусть души». Природой в человеке заложено совсем 
другое понимание высоты человека. Не случайно рядом с главой «Comme jl 
faut» стоит глава «Юность». 
В период юности герой осознает не только сложность соединения воображаемого и действительного миров, но и понимает себя как принадлежащего 
одновременно двум стихиям жизни, общественной и природной, между которыми также невозможно достичь гармонии, как между мыслями о жизни и самой жизнью. В обществе Николенька стремится к внешнему совершенству, а 
наедине с миром природы ощущает себя «ничтожным червяком, уже оскверненным всеми мелкими, бедными, людскими страстями», и тем не менее чувствует в себе “необъятную могучую силу воображения и любви”, роднящую его 
со всем, что вне его существует. « Мне казалось…, что как будто природа, и 
луна, и я, мы были одно и то же». (Гл. «Юность»). 
«Юность» заканчивается так же знаково, как начиналась вся трилогия. 
Провал Николеньки на экзамене – это не только подтверждение незнания им 
интегралов и дифференциалов, это провал впервые сознательно избранной 
жизненной позиции: быть человеком comme jl faut, быть выше всех. Выделывание себя под comme jl faut противоречит естественной силе жизни, заключенной в любом человеке, является насилием над своей личностью. 
Уже с первого своего появления в университете Николенька почувствовал, как его «личность исчезает в толпе молодых, веселых лиц» (Гл. «Университет»), хотя все эти лица соединены некоей связью, которая почему-то не коснулась его. Герой переживает противоречивое состояние. С одной стороны, он 
хотел бы быть вместе со всеми, но с другой, он делает все, что отделяло бы его 
от остальных. «... Как только я чувствовал, что товарищ начинал быть ко мне 
расположен, я тотчас же давал ему понять, что я обедаю у князя Ивана Ивановича и что у меня есть дрожки. Все это я говорил только для того, чтобы показать себя с более выгодной стороны, чтобы товарищ полюбил меня еще больше.., но почти всякий раз, напротив, вследствие сообщенного известия о моем 
родстве с князем Иваном Ивановичем и дрожках, к удивлению моему товарищ 
вдруг становился со мной горд и холоден». (Гл. «Университет»). Желание быть 
 
10