Три повести. Чашка с ангелом. Мой Мурманск. Родная деревня

Вера Красильникова
Три повести
Чашка с ангелом
Мой Мурманск
Родная деревня
Скифия
Санкт-Петербург
2018

ББК 84(2Рос=Рус)
УДК 821.161.1
К78
Вера Красильникова
ТРИ ПОВЕСТИ
Чашка с ангелом. Мой Мурманск. Родная деревня
К78
Красильникова В.М.
Три повести. Чашка с ангелом. Мой Мурманск. 
Родная деревня. — СПб.: Издательско-Торговый Дом 
«Скифия», 2018. — 184 с.
ISBN: 978-5-00025-141-6
ББК 84(2Рос=Рус)
УДК 821.161.1
К78
© Красильникова В.М., 2018
© ООО «Издательско-Торговый Дом «СКИФИЯ», 2018 

История народа — совокупность 
человеческих биографий.
Сергей Довлатов. «Марш одиноких»

П р е д и с л о в и е
А что это я вдруг вздумала писать, да еще в предположении, что 
кто-нибудь будет это все читать? Скорее всего, сама точно не знаю. 
Я осталась самая старшая в некогда большой семье со своей памятью обо всех ушедших и их историями, которые мне в свое время 
были поведаны. А.С. Пушкин писал, что «мы не любопытны». А я 
всегда была любопытна, любила слушать бесконечные рассказы 
моей бабы Анны, которая дожила до 90 лет, потом мамы, которая 
ушла на 89-м году. Любила расспрашивать своих тетушек про любовь. Когда внучки были малы, они часто просили: «Бабушка, расскажи, как ты была маленькая!» И я рассказывала, как я испугалась 
жабы, как ходила с папой в лес за елкой. Недавно пятнадцатилетний 
внук меня удивил, спросив: «А что такое „резной палисад“?»
Я рассказала ему о Вологде, о деревне Вохтоге, откуда родом 
я и все мои предки, о селе Сидорове, где прошло мое счастливое 
детство до 10 лет, откуда наша семья вынуждена была буквально бежать в Мурманск, бросив свой дом. И вдруг я услышала от внука, 
в котором намешана русская, грузинская, украинская кровь, совершенно неожиданные слова: «Бабушка, так ты настоящая русская? 
Прямо русская-русская? Бабушка, а что ты пишешь?» И когда я ответила, что пишу про свое детство, внук сказал: «Пиши, пиши. Я потом обязательно почитаю».
Сейчас такое стремительное время: некогда детям слушать рассказы бабушек. Значит, вся накопленная память семьи просто исчезнет вместе со мной, как будто ничего и не было, и все забудут, 
кто мы и откуда и было ли все это на самом деле. Дети «проходят» 
историю своего народа по непонятным, выхолощенным учебникам, 
а настоящая живая история народа, история семьи, исчезает вместе 
с нами.
5

ПРЕДИС ЛОВИЕ
 
В 2017 году я издала повесть о вологодском детстве «Чашка с ангелом». Книжка неожиданно получила много теплых читательских 
отзывов, особенно от жителей села Сидорово и деревни Вохтоги. 
Просили меня написать продолжение о Мурманске, что я и сделала. В новую книжку «Три повести» вошли три небольшие повести: 
«Чашка с ангелом» (исправленная и дополненная), «Мой Мурманск» 
и «Родная деревня» (исправленная и дополненная).
Спасибо сайту «Сидоровская средняя школа» и его участникам Анастасии Королевой, Наталье Буториной, Светлане Лозиной 
за фотографии нашего родного села. Спасибо Муравиной Тамаре Ивановне за уточнение информации о военных вдовах деревни 
Вох 
тоги. Благодарю Ольгу Соколову за фотографии из домашнего 
архива семьи Мазиных, Анну Корепову за семейные фотографии.
В повести «Мой Мурманск» использованы фотографии, сделанные Зарубиным Г.Г., и из личного архива Тропиной З.И.

Когда повзрослеет в столице, 
Посмотрит на жизнь за границей,
Тогда он оценит Николу, где кончил
Начальную школу.
Николай Рубцов. «Родная деревня»
Чашка с ангелом
Р о д и т е л и
О Т Е Ц
Красильников Михаил Михайлович, мой отец, родился в 1917 
году в деревне Вохтоге в 80 км от Вологды в довольно зажиточной 
крестьянской семье, но ко времени коллективизации и раскулачивания в 1929 году он остался круглым сиротой. Старшие братья Николай и Вениамин к этому времени уехали из родительского дома, 
жили самостоятельной жизнью. Приехали дядья, раскатали дом на 
бревна и увезли. Мишу 12 лет и сестру Веру 10 лет разобрали по 
разным семьям. Горек был сиротский хлеб. Года через два отец сбежал от своих благодетелей. Беспризорничал, где-то работал, потом 
окончил кооперативное училище в Грязовце.
В 1938 году был призван в армию. Служил во флоте на Дальнем 
Востоке, в Советской Гавани, бухта Постовая. Там у него был друг 
Иван Акимов. Отец вспоминал, что во время службы единственным развлечение было кино. Фильмы «Абрек Заур», «Избушка на 
Байкале», а однажды завезли фильм «Волга-Волга» и показывали 
его целый месяц каждый день. Потом отец всю жизнь помнил все 
7

Р ОДИТЕ ЛИ
ЧА ШКА С А НГЕ ЛОМ
диалоги и монологи из этого фильма. Еще отец часто вспоминал 
стишок из газеты «Безбожник»: «В пост великий братья тощи — от 
капусты проку нет. Стал Фома похож на мощи, а Ерема на скелет…», 
длинный, длинный, дальше не помню.
А тут наступил 1941 год, грянула Великая Отечественная война, 
и вернулся отец из армии только в октябре 1945 года. Отслужил в армии 7 лет. Вспоминать о войне отец не любил. Только как-то рассказал, что их эшелон шел с Дальнего Востока на запад через всю 
страну несколько месяцев, эшелон несколько раз бомбили. Папа 
вспоминал, как истекающие кровью, зажатые в искореженных вагонах, но живые солдаты просили их пристрелить. Немногие моряки 
и солдаты доехали до фронта. Только после перестройки мы кое-что 
узнали: оказывается, его, как грамотного солдата, направили в училище контрразведки в Пятигорске, там он потом служил в частях 
СМЕРШ — смерть шпионам, пока допрашиваемый не выпрыгнул из 
окна и скрылся. Отца разжаловали в рядовые, и он закончил вой 
ну 
сержантом на передовой в Кенигсберге, был контужен, лежал в госпитале.
И вот отец свободен. Родных нет, дома нет, езжай куда хочешь. 
И надо же так случиться, что эшелон, в котором отец возвращался 
с войны, проходил через узловую станцию Вохтога. Станцию назвали так же, как находящуюся в 4 км от нее большую старинную 
деревню Вохтогу, вероятно потому, что большинство строителей и 
работников железной дороги пришли из этой деревни. Поезд остановился на 2 минуты. И в последний момент отец спрыгнул со ступеньки вагона. Так он определил свою судьбу. Шел он по тропинке 
вдоль речки Вохтожки, мимо деревни Дресвище, через поле, наконец и родная Вохтога. Подошел отец к месту, где стоял родительский дом, только две старые липы остались от их усадьбы. Прошло 
уже 16 лет, как его мальчишкой увезли отсюда. Вдруг его кто-то 
окликнул. Это были соседи Хмыловы. Их дом стоял неподалеку, на 
берегу реки, напротив церкви, рядом с начальной школой. Бабка 
Евленья приняла его как родного. С ее сыном Иваном отец учился 
в начальной школе, и Ванька еще в первом классе на переменке бегал домой сосать материнскую грудь. Наверное, благодаря этому 
Иван вырос мощным русским богатырем, всю жизнь проработал 
8

ЧА ШКА С А НГЕ ЛОМ
Р ОДИТЕ ЛИ
в колхозе-совхозе кузнецом, имел 5 детей и жену Антонину, дочку 
Василия Калинина, о котором речь впереди.
В семи километрах от деревни находился районный центр, большое село Сидорово. Там отец и устроился работать по специальности в Райфо (районный финансовый отдел). Каждый день пешком 
поле-лес-поле туда и обратно. Этим же путем ходила и одна интересная девица, которая тоже работала в Райфо, Катя Молина — моя 
будущая мама.
М АТ Ь
Мама моя Екатерина Ивановна родилась, как и отец, в деревне 
Вохтоге, но значительно позже, в 1925 году. Разница в возрасте у них 
почти 9 лет. Мама совсем не помнила папину семью, так как ей было 
всего 4 года, когда его увезли из деревни. У мамы, в отличие от папы, 
было чудесное детство. Она была первенцем молодых родителей, 
отцу было 23 года, а матери — 22. Между ней и следующей сестрой 
Зиной — 9 лет. Три рожденные между ними девочки умерли от детских болезней. Маму баловали: никогда не наказывали, наряжали.
С В Я Щ Е Н Н И К  В И К Т О Р  Ш Е Р Г И Н 
У мамы в детстве была задушевная подружка — дочь священника отца Виктора Шергина — Лиля. В 1937 году церковь 
закрыли, а отца Виктора арестовали и увезли. Лилю с матерью 
приютила в своем домике Екатерина Алексеевна Калинина — моя 
будущая няня. Зимой случилось несчастье: Лилина мама полоскала белье, упала в реку, простудилась и умерла. За Лилей приехали ее старшие сестры и увезли с собой. А церковь Казанской 
Божией Матери была разорена. Там сначала показывали фильмы, 
но люди боялись ходить. Уже после войны там хранили и перебирали зерно, а потом была устроена кузница, пока крыша не 
протекла и купол не рухнул. Некоторые иконы крестьяне унесли 
по домам. Несколько из них сохранила моя няня Катя. Помню 
одну из них — самую большую: в середине большая Богородица, 
а по краям много маленьких картинок. Как я сейчас понимаю, это 
было «Житие Богородицы». Сохранили также купель, где тайно 
крестили новорожденных.
9

Р ОДИТЕ ЛИ
ЧА ШКА С А НГЕ ЛОМ
К АТ И Н А  Ш К О Л А
Катя окончила начальную школу в деревне, и надо было учиться 
дальше в средней школе за 7 километров от дома в селе Сидорово, 
а ей всего-то было 10 лет. Родители жалели Катю и «снимали» ей жилье рядом со школой, то есть она ходила ночевать в чужую семью. 
Мама всегда вспоминала, как она тосковала по дому, плакала. Но 
отец ей говорил: «Учись, Катя. Я потом тебя в Ленинград в институт 
отвезу». Вскоре детей приняли в пионеры. Крестики носить было 
нельзя. Мать зашивала Кате крестик в шов школьного платья. В Сидорове в это время тоже разрушили церковь, сделали там Дом культуры. Иконостас был огромный, в несколько ярусов — все иконы 
выбросили. Мама в конце жизни рассказывала, как школьники боялись ходить в школьную уборную. Школа была деревянная двухэтажная. Водопровода и канализации, конечно, не было. Снаружи 
сверху вниз вдоль здания был пристроен короб, по которому падали нечистоты из уборной второго этажа в выгребную яму. Каков же 
был ужас, когда дети увидели, что короб для нечистот был сколочен 
из деревянных икон ликами внутрь.
Из деревни в школу дети ходили гурьбой, так как идти надо было 
полем, потом угрюмым еловым лесом, потом опять полем, затем через все село, опять поле, а там, на пригорке, школа. Расстояние километров 7–8. Самое тяжелое было в осеннюю распутицу по вязкой 
глине и утром и вечером в темноте, да еще частенько и под дождем. 
Зимой, если не было вьюги, было легко бежать по протоптанной дорожке. Мальчишки иногда забегали вперед и устраивали девчонкам 
засаду, пугали. Наградой им был оглушительный визг. Когда мама 
была уже старенькая, она дожила почти до 89 лет, мы с ней вели 
разговоры. Я ее спрашивала про первую любовь. Она оживлялась 
и вспоминала, что в нее был влюблен мальчик Пашка Малов, брат 
ее подружки Капы.
Он, несмотря на насмешки приятелей, встречал ее, носил ее 
книжки. Пашка пропал без вести на войне. Помолчав, мама говорила: «Это, наверное, и была настоящая любовь, когда в нас все трепетало и нам друг от друга ничего не было надо, кроме как идти 
рядом». «А папа?!» — обижалась я за папу. «Папа — совсем другое», — отвечала мама.
10