Три слова о войне : сборник

серия
славянская карта
Три слова о войне
Роман Всеволодов. Немецкая девушка
Евгений Лукин. Танки на Москву
Момо Капор. Смерть? Это не больно! 
	
	
	
	
Санкт-Петербург
2010

УДК 821.163.41
ББК 84
Издание выпущено при поддержке
Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой  
информации Санкт-Петербурга
Т67
Серия «Славянская карта»
Три слова о войне
Три слова о войне. Р. Всеволодов, Е. Лукин, Момо Капор — СПб.: 
ИТД «Скифия», 2010. — 272 с. (Серия «Славянская карта»).
Сборник повестей и рассказов о трех войнах.
Повесть «Немецкая девушка» показывает тихий ужас опустошенных территорий. Состояние войны не только снаружи, но и в душе каждого человека. Маленькие рассказы, из которых состоит произведение, 
написаны современным языком, позволяющим почувствовать реальный 
запах войны.
Повесть «Танки на Москву» отображает чеченскую кампанию без 
громких слов и морализаторства. Столкновение со смертью — как проверка человечности... 
Сборник рассказов выдающегося сербского писателя Мамо Капора — о боевых действиях в Боснии и Герцеговине. Автор, не расставляя 
акцентов, просто фиксирует события и истории; получается пронзительная картина жизни современного человека в абсурдной нелогичной 
атмосфере войны. 
Книга адресована широкому кругу читателей.
ISBN 978-5-903463-34-3
УДК 821.163.41
ББК 84
© Роман Всеволодов, 2009
© Евгений Лукин, 2009
© Момо Капор, 2007
© Василий Соколов, перевод, 2010
© ИТД «Скифия», 2010
 

ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Сборник повестей и рассказов о войне... Казалось бы, 
этот жанр ушел в прошлое. Эпическое и героическое прошлое, победы дедов в войнах, которые известны по советским фильмам...
Война. Она захватывающе смотрится с телеэкранов, когда ты в уютном кресле, а в телевизоре — супергерои занимаются суперподвигами...
Когда я задумывал этот сборник, мне хотелось подобрать 
такие произведения, в которых обычный человек, наш современник, «парень с нашего двора», оказывается в ситуации, 
когда все моральные и нравственные ценности перевернуты, 
льется настоящая, а не клюквенная кровь, когда люди — хорошие, близкие, важные — умирают «взаправду». Где проверяется истинность человека.
Потому что война — это страшно, потому что война – это 
смерть, потому что война — это ситуация, когда маски сброшены и каждый показывает свое настоящее лицо. 
Авторы книги пишут о войне на современном языке, и 
вдумчивый читатель, как мне кажется, сможет увидеть, что 
смерть — это больно, что, по большому счету, главное в человеке — насколько он Человек.
Книга задумана как своеобразная трилогия о трех войнах. От войны к войне: сквозь Вторую мировую войну, 
сквозь кровавую первую чеченскую кампанию, сквозь братоубийственную югославскую резню проходят люди, неся в 
себе то светлое и темное, что с особенной резкостью проявляет это страшное время. Три слова о войне, три взгляда на 
войну, три войны ХХ века...  
Игорь Знаешев 
редактор издательства «Скифия»
P.S. Когда готовилась эта книга, стало известно, что 3 марта 2010 года на 73-м году жизни в Военно-Медицинкой академии в Белграде умер один из ее авторов, Момо Капор. 
На следующий день на белградской площади Республики на большом табло бежали бесконечное строки соболезнований:
3

«Он был великим писателем и еще более великим человеком. Это большая потеря для всех нас. Пусть земля будет 
ему пухом».
«Думаю, никто не мог написать для меня лучшей книги ...».
«На могу поверить. Целые поколения выросли на его книгах и картинах. Мне неизмеримо жаль».
«Ему удалось то, что редко кому удается — он долго жил, 
жил хорошо и дышал полной грудью, а потом сумел обеспечить себе место в вечности своими великолепными произведениями».
«Момо Капор воплощал дух времени, которое теперь исчезает, времени, когда книги обладали большим влиянием и 
много значили, а слово писателя пользовалось уважением и 
любовью».
«От имени русских читателей Момо Капора выражаю 
искренние соболезнования его семье. Он оставил след в душе 
каждого, кто хоть раз держал в руках его книгу».
Соболезнований было много. Ушел из жизни великий 
человек, великий писатель. Писатель, который очень радовался, что в России его читают, а, главное — понимают. Человек, который написал о себе в автобиографической повести «Хроника потерянного города» так:
Однажды мне понадобилось написать автобиографию. 
 
Я написал:
«Моя покойная бабушка Йована, урожденная Петкович, 
из села Брани Дол над Моском, рано овдовела. У нее было четыре сына.
Старший сын уехал в Америку. Каким-то образом добрался до рудника Гер в Индиане, куда устроился рудокопом.
В 1920 году он погиб на двадцать четвертом году жизни, 
когда в шахте на его голову рухнула гнилая балка.
В родное село моего отца Мириловичи (почтовое отделение Билеча) прислали американские накопления моего дяди и 
страховку горнорудной компании.
Прислали и его карманные часы марки «Омега», парадный черный костюм, пять пар воротничков, пару красно-белых туфель с дырочками, гамаши и перламутровые пуговицы 
для сорочки. Прислали еще и фотографию моего дяди: высокий лоб, светлые подбритые усики, невыразимая тоска во 
взгляде, пиджак с узкими лацканами, тугой воротничок и гал4

стук-бабочка – все в тонах бледной сепии.
Бабушка разделила имущество между тремя оставшимися сыновьями.
Дочери в расчет не шли. Их у нее было, кстати, три.
Один сын построил новый дом и новый пруд в селе Мириловичи и жил здесь до самой смерти. Во время засух только в 
нашем пруде бывала вода, и все приходили сюда за ней.
Второй сын навсегда уехал на север, в Бачку, на самую 
венгерскую границу; купил имение и стал самым уважаемым 
человеком в тех краях.
Третий, мой покойный отец Гойко, которого бабушка, как 
самого младшего, больше всех любила и единственного отправила в школу, на деньги из Гера, штат Индиана, продолжил 
образование, стал господином, женился на девушке из старинной сараевской семьи Велимировичей, и таким образом я 
появился на свет в 1937 году в городе Сараево, где научился 
отличать Вивальди от Боккерини, скотч от бурбона, Брака от Пикассо (период кубизма), Dom Perignon от LaurentPerrier, то есть самым важным в мире вещам!
Ели бы гнилая балка на руднике Гер, штат Индиана, незадолго до моего рождения не упала на голову несчастного дяди, 
я, наверное, никогда бы не стал писателем. В лучшем случае 
из меня вышел бы пастух, ночной сторож или министр культуры».
5

Роман Всеволодов
Немецкая девушка

Р о м а н  В с е в о л о д о в
ГЛАВА ПЕРВАЯ 
ЧАСЫ
Гюнтер искал часы. Их нужно было найти, пока 
Вольфганг не умер, а счет шел на минуты. 
— Подарок… жены… Гелли. Они там, на опушке, где 
снаряд… где меня… Не хочу, чтоб они там…
Найти воронку от снаряда было нетрудно. Вокруг 
лежали поваленные взрывом деревья. Да и часы — не 
иголка. Гюнтер подумал, какая она — Гелли, которая 
сегодня станет вдовой. Наверное, красивая. Здесь, на 
войне, невозможно представить, что женщины могут 
быть некрасивыми. Хорошо, что она далеко, и не видит эти часы, над которыми склонился Гюнтер. Их ведь 
надо снять с руки, валяющейся на земле, — ее оторвало 
взрывом. 
Гюнтер открыл крышку часов. Они все еще идут. 
Нужно скорее отнести их умирающему Вольфгангу, — 
это все, о чем он просит, о чем беспокоится, — чтобы не 
пропал любимый подарок. Иногда человеку так мало 
надо перед смертью.
8

Н е м е ц к а я  д е в у ш к а
ГЛАВА ВТОРАЯ 
ЦЕРКОВНЫЕ СТЕНЫ
Я очень хочу, чтобы Эльза выздоровела за эти два 
дня. Послезавтра у нее день рожденья. Грустно, если 
в свой день рожденья не можешь встать с постели. Я 
хотела пойти в церковь, помолиться за здоровье моей 
сестры, которой через день исполнится восемь лет. Попросить Бога, чтобы Он понял — дети не должны умирать. Если что и должно уцелеть в этом мире после 
войны, то только ни в чем неповинные дети. Но я не 
могу пойти в церковь, потому что ее разбомбили. Трудно жить в мире, который не защищают даже церковные 
стены.
9

Р о м а н  В с е в о л о д о в
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 
ПЛОХАЯ ИСТОРИЯ
— Я у Ганса талончик на шнапс поменял, и под его 
именем в бордель прошел. Свои талончики истратил 
давно. Видели бы вы Ганса, он к женщинам на пушечный выстрел подойти боится. А я не знал, что уже заразу подцепил. Ну, и наградил им девицу от чужого 
имени. Она — к начальству. Идут разбираться с Гансом, в учетной карточке имя-то — его. Ганс стоит ни 
жив, ни мертв, признаться боится. Он с девушкой ни 
разу не был, хорошо хоть если раз в жизни видел, а тут 
— ловелас, уже и подцепить, и заразить успел. Как товарищ он хороший, меня не выдал. Но ему лечиться надо. 
 
А он — здоров. И он так перепугался, что все откроется, 
и его еще хуже накажут за обман начальства, что меня 
спрашивал — как этим делом заразиться. 
— Йозеф…Йозеф! — Гюнтер повысил голос. — Все, 
он уже не слышит. Конец. 
Все. Зачем ты это ему рассказывал? 
— Потому что ясно ведь было, что мы ничего не 
успеем, правда? И все, что можно было сделать — это 
чтоб он улыбнулся. Он мой друг. 
— А эта история…Ты все выдумал. Я бывал, знаю. 
Там и солдатскую книжку спрашивают, и врач перед 
началом осматривает. 
— Я просто хотел, чтоб мой друг улыбнулся. Чтоб 
ему было не так страшно умирать.
— Но он не улыбнулся. Он даже тебя не слышал. 
— Значит, я рассказал плохую историю, — вздохнул 
Йозеф, — нужно было что-нибудь другое.
10