Даниил Андреев. Вестник другого дня
Покупка
Новинка
Тематика:
Беллетристика и публицистика
Издательство:
Мол.гвардия
Автор:
Романов Борис Николаевич
Год издания: 2021
Кол-во страниц: 536
Возрастное ограничение: 16+
Дополнительно
Вид издания:
Научно-популярная литература
Уровень образования:
Дополнительное образование
ISBN: 978-5-235-04488-3
Артикул: 778627.02.99
Судьба Даниила Леонидовича Андреева (1906—1959) — поэта и мыслителя, сына выдающегося русского писателя Леонида Андреева, вместила все трагические события отечественной истории первой половины XX века. Книга, издающаяся к 115-летию со дня рождения Даниила Андреева, основана на архиве поэта и его вдовы, воспоминаниях друзей и современников, письмах, протоколах допросов и других документальных источниках и воссоздает подробности его биографии, рассказывает об истоках его мироощущения, неотрывного от традиций русской и мировой культуры, о характере его мистических озарений.
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
® Основана в 1890 году Ф. Павленковым и продолжена в 1933 году М. Горьким ВЫПУСК 2097 (1897)
МОСКВА МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 2021
УДК 821.161.0(092) ББК 83.3(2=411.2)6-8 Р 69 Издательство выражает искреннюю благодарность Фонду метаисторических и религиозно-философских исследований «Родон» за содействие в издании книги. На переплете: Д. Л. Андреев. 24 февраля 1959 года. Фотография Б. В. Чукова Фрагменты живописного цикла А. А. Андреевой «Жизнь Пресвятой Богородицы» знак информационной продукции 16+ © Романов Б. Н., 2021 © Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2021 ISBN 978-5-235-04488-3
Часть первая ВОСХОД. 1906—1923 1. Родословная Даниил Андреев так ощущал бессмертие и вечность, или распахнутость времени во все концы, что земную жизнь представлял лишь краткой частью пути. Когда и где этот путь начался? Он вспоминал себя в других мирах, под двумя солнцами, одно из которых, «как ласка матери, сияло голубое», а другое «ярко-оранжевое — ранило и жгло». Он вспоминал о матери и деде у шалаша под пальмами, о купанье в водах Меконга, о Непале, о дороге от Гималая на Индостан, тосковал о любви в утраченной отчизне. Но об этих жизнях-снах, о которых он романтически намекнул в стихах, большего, чем сказано им самим, не узнать. Можно верить в них или не верить. Земная жизнь поэта доступней. Но и в ней пробелы, тайны, загадки. Не только потому, что пропали, сожжены бумаги, что свидетели умерли, не оставив показаний. Нет, все объяснить, все описать в чьей-то жизни — значит воскресить ее. Совершить чудо. Но не человеческое это дело покушаться на чудеса. «Я плохо знаю моих восходящих родных»1 — вот с чего начал автобиографию его отец. И в одном из последних писем давнему другу, Ивану Белоусову, сообщал: «По отцу — я великоросс; по матери и деду — поляк; по бабке и всему ее роду (Кулиш) я — хохол... Далее, по деду с отцовской стороны (орловский предводитель дворянства) — я помещик... по бабке — крепостной беднейший крестьянин...»2 Семейное предание, по которому отец Леонида Николаевича Андреева, Николай Иванович, был сыном орлов1 Андреев Л. Собр. соч.: В 6 т. М., 1990. Т. 1. С. 575. — Здесь и далее примечания автора. 2 Реквием: Сборник памяти Леонида Андреева. М., 1930. С. 76, 77. 5
ского помещика Карпова и крепостной красавицы Глафиры Иосифовны, документами не подтверждается, но и не опровергается. Были слухи и о том, что предводитель орловского дворянства сошелся с таборной певицей. Правда это или нет — кто знает? Но встречавшийся с Леонидом Андреевым в октябре 1918-го Рерих увидел в нем «лик индусского мудреца, хранящего тайны»1. И во внешности Даниила и его старшего брата было нечто индусское, заметное даже на некоторых фотографиях. Знавшие Даниила в юности в эти слухи верили, называли его индийским принцем и не удивлялись поэтической любви к Индии. В незаконченной повести Вадима Андреева «Молодость Леонида Андреева» предание рассказано по-другому. Прабабушку он называет Дарьей. Дарья была дочерью крепостного Карповых — Степана Бушова, за черноту прозванного цыганом. После смерти отца Дарью взяли в помещичий дом. Овдовевший Андрей Карпов в нее влюбился. Когда у них родился ребенок, «он отправил Дашеньку в Красные горы, выдав замуж за своего же дворового, дал приданое — 1000 рублей и отпустил на волю. Сына, крещенного Николаем и по имени отца получившего фамилию — Андреев, — он отобрал у матери и оставил при себе: “Не годится Карпову, и незаконнорожденному, быть простым мужиком. Дам образование, пусть выйдет в люди”». Известно, что одна из ветвей рода Карповых восходит к Рюриковичам. А орловские Карповы были в родстве с Нилусами, Тургеневыми, Шеншиными. «Род Карповых был не из древних — первый Карпов, о котором можно сказать что-либо с уверенностью, был послом царя Алексея Михайловича при Богдане Хмельницком. Большинство Карповых жили из поколения в поколение в своих поместьях... Карповы усердно занимались хозяйством, скопидомами не были, но собственность свою не разбазаривали — у Андрея Карпова в сороковых годах прошлого века было больше шестисот душ крепостных и тысячи четыре десятин: леса, заливные луга, отличный конский завод...» — повествует Вадим Андреев. Бабушка Даниила Андреева по отцу, Анастасия Николаевна, была из орловского рода дворян Пацковских, польского происхождения, но давно обрусевших. Род матери Даниила Андреева — Велигорских — с Украины. Это одна из ветвей тоже польского дворянского рода, 1 Андреев Л. S.O.S. М.; СПб., 1994. С. 393. 6
к которому принадлежали и известные графы Вельгорские, или Виельгорские1. Первый известный представитель рода Велигорских, поручик Григорий Никитич, во времена Екатерины II жил в Черниговской губернии. О Михаиле Михайловиче Велигорском (или Корде-Виельгорском) известно немного. По семейному преданию (вряд ли достоверному), его отец за участие в Польском восстании 1863 года лишился имений и графского титула, после чего в надежде вернуть семейное состояние он перешел в православие. Но надежды, если и были, остались надеждами. Образование он получил совсем не графское, как и другой дед Даниила, начав карьеру со звания «землемера и таксатора». С 1879 года служил в Киевской удельной конторе. Командированный затем на должность помощника окружного надзирателя, жил в местечке Голованевске Балтского уезда Подольской губернии. Там 4 февраля 1881 года и родилась его младшая дочь Александра. Всего детей у него было пятеро. Позже, с 1883 по 1894 год, Михаил Михайлович служил в Трубчевске, а жену с детьми, которым пришла пора учиться, устроил в Орле (в Трубчевске гимназия открылась только в 1914 году). Жилось им трудно — отец семейства все время находился в «крайне стеснительных обстоятельствах». Затем его перевели в Севск — городок той же Орловской губернии. Там в 1898 году он вышел в отставку, дослужившись до надворного советника. Умер в Киеве, в год рождения внука Даниила. Бабушка Даниила Андреева, которую он очень любил, Евфросинья Варфоломеевна (Бусенька), была дочерью Варфоломея Григорьевича Шевченко, троюродного брата, свояка и побратима украинского классика. О Варфоломее Григорьевиче известно, что в 1864 году он побывал под следствием за связи с польскими повстанцами. Позже опубликовал воспоминания о великом брате, которого правнук в «Розе Мира» поместил в Синклит Мира. Евфросинья Варфоломеевна, как и ее отец, родилась в селе Кириловка Киевской губернии в 1847 году. Училась в киевском пансионе Соар. Тарас Григорьевич в письмах ее отцу не забывал племянницу, называя то Присей, то 1 В разные времена и у разных ветвей рода фамилия писалась по-разному, но ветвь черниговских Корде-Велигорских со времен Екатерины II носила фамилию в современном написании, так она значится и в метрическом свидетельстве А. М. Велигорской (Русский архив в Лидсе (Leeds Russian Archive) (Великобритания). МS. 606/G. 8.i. — Далее РАЛ). 7
Рузей — на польский лад, от Розалии. И она его помнила, до старости берегла в сундуке коралловые бусы и голубую корсетку, им подаренные, хранила «Робинзона Крузо» на французском языке с дарственной дядюшкиной надписью. В старости Бусенька производила впечатление женщины властной и гордой, даже чопорной, «с манерами старинной помещицы»1. «Она гордилась тем, что она родная племянница Тараса Шевченко, гордилась родом Велигорских, никогда никому не позволяя ни малейшей фамильярности»2, — вспоминал Вадим Андреев. 2. Родители В повести «Детство» Вадим Андреев пишет о Евфросинье Варфоломеевне: «В свое время она была против замужества моей матери, считая, что Шурочка должна сделать блестящую, соответствующую ее положению партию, что брак с молодым, никому не известным писателем без роду и племени — мезальянс, что отец с его бурным и тяжелым характером сделает несчастной мою мать»3. По всеобщему мнению, брак Леонида Андреева и Александры Велигорской оказался на редкость счастливым. Но, видимо, материнское сердце предчувствовало трагическую краткость этого счастья. Познакомились они в 1896 году, на даче в Царицыне. Шурочка Велигорская была пятнадцатилетней гимназисткой. Леонид Андреев писал друзьям: «Летом был на уроке в Царицыно... и жил у Вильегорских, чудеснейших людей, у которых я теперь так же хорошо себя чувствую, как в Орле, у вас. Целыми днями торчу там»4. С семейством Велигорских, недавних орловцев, его познакомил, очевидно, Павел Михайлович Велигорский. А может быть, его приятель, доктор Филипп Александрович Добров, муж старшей сестры Велигорской — Елизаветы Михайловны. Семья Добровых, с младенчества родная семья Даниила, была дорога и его отцу. Еще до женитьбы в одном из писем он признавался: семья Добровых «страшно много 1 Алексеевский А. П. «Герцог Лоренцо» (из воспоминаний журналиста). Цит. по: Кен Л., Рогов Л. Жизнь Леонида Андреева, рассказанная им самим и его современниками. СПб., 2010. С. 386. 2 Андреев В. Детство. М., 1966. С. 98. 3 Там же. 4 Фатов Н. Н. Молодые годы Леонида Андреева. М., 1924. С. 115. 8
сделала для меня в нравственном отношении и до сих пор служит сильной и даже единственной поддержкой во всех горестях жизни. Короче сказать, не будь на свете этих Добровых, я или был бы на Хитровке, или на том свете...»1. Ухаживал Андреев за Александрой Михайловной долго, отношения их развивались непросто. В первое свое царицынское лето он восхищается Шурочкой и — «неожиданный роман» — увлекается Елизаветой Михайловной. Последняя несчастная любовь еще не изжита, но в горячечном исповедальном дневнике мелькают записи и о Е. М., и о Шурочке. В следующее лето он признается, что «увлечение Е. М. миновало совершенно и бесследно», но зато «в мыслях и в сердце занимает много места Шурочка»2. В 1898 году, летом, Андреев опять в Царицыне, с Добровыми. Счастливое лето кончилось быстро. «Вот уже более года как я... ни с кем почти из своих знакомых не виделся (исключая опять-таки той особы, с которой в то или иное время я спрягаю любовь). С переезда же в Москву из Царицыно (sic!) я перестал спрягать и любовь и два уже с лишним месяца провожу время дома, или в суде, или в трактире. Пишу отчеты и рассказы»3, — пишет он орловским друзьям. Работа, трактиры, метанья. Лето кончилось разрывом. В письме в Нижний ее брату Петру Михайловичу Андреев доверительно делился переживаниями: «Не знаю, что думает и чувствует Алек<сандра> Михайловна. Я же думаю и чувствую, что, отдавши сердце, не легко взять его обратно... Как-никак, а больно»4. В начале следующего года он лег в клинику: лечиться от «нейрастении». Александра Михайловна навещала его тайком от матери. Они помирились. В рассказе «Жили-были» Леонид Андреев описал эти посещения: «К нему приходила высокая девушка со скромно опущенными глазами и легкими, уверенными движениями. Стройная и изящная в своем черном платье, она быстро проходила коридор, садилась у изголовья больного... и просиживала от двух ровно до четырех». Она уже знала о нем почти все. Он давал ей прочесть страницы дневника, взвинченно-откровенного. 1 Письмо В. С. Миролюбову // Литературный архив. М., 1960. Т. 5. С. 80. 2 Андреев Л. Н. Дневник: 1897—1901 гг. М., 2009. С. 82. 3 Фатов Н. Н. Молодые годы Леонида Андреева. М., 1924. С. 164. 4 Баранов В. Время — мысль — образ: Статьи о советской литературе. Горький, 1973. С. 140. 9
Жених, неустроенный, неуравновешенный, страдал припадками меланхолии, депрессиями, кончавшимися запоями. Недовольство Евфросиньи Варфоломеевны понятно. Она немало узнала о будущем зяте за пять лет знакомства. Леонид Андреев делал успехи: в 1901 году вышла в горьковском «Знании» его первая книжка рассказов, о которой заговорили, — но это ее не поколебало. Венчание состоялось в половине шестого 10 февраля 1902 года в церкви Николая Явленного на Арбате. Заснеженная Москва неспокойна. «Анархия в самом воздухе... страшное возбуждение»1. В ночь на 31 января у Андреева полиция провела обыск: искали письма Горького, на письма Пешкова внимания не обратили, но взяли с обысканного подписку о невыезде. Горькому он писал: «Плохая, друже, свадьба. Вчера пропал без вести мой брат (художник); вероятно, сидит в Бутырках. Маминька моя воет. ...Центр города занят войсками и казаками; улицы оцеплены... Встретил я несколько черных и длинных, как гроба, карет под сильным конвоем казаков — и заплакал. Тошно. А отложить свадьбу нельзя. Съехались со всех концов родственники, старики и старухи...»2 Поручитель при женихе поручик Воронежского пехотного полка Михаил Александрович Добров. Невысокий, уже полнеющий, как все Добровы. В год рождения Даниила за устройство под Тамбовом тайной лаборатории, изготавливавшей бомбы, он был арестован и сослан в Иркутскую губернию. Может быть, слухи о его революционных занятиях и вызвали воспоминания Андрея Белого: «...дом угловой, двухэтажный, кирпичный: здесь жил доктор Добров; тут сиживал я с Леонидом Андреевым, с Борисом Зайцевым; даже не знали, что можем на воздух взлететь: бомбы делали — под полом...»3 Речь идет о доме на углу Арбата и Спасо-Песковского переулка, позже надстроенном еще двумя этажами. Андрей Белый, как всегда, попал в самую точку. Другой дом, в котором Даниил Андреев прожил большую часть жизни, не уцелел, революционные взрывы разметали его обитателей и посетителей, отправившихся в эмиграцию, в тюрьмы, лагеря, ссылки, в преждевременные могилы. 1 Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка //Литературное наследство. М., 1965. Т. 72. С. 139. 2 Там же. С. 140, 141. 3 Белый А. Начало века. М., 1990. С. 120. 10