«Ближние люди» первых Романовых

®
Основана в 1890 году
Ф. Павленковым
и продолжена в 1933 году
М. Горьким
ВЫПУСК
21
1
1
(191
1)

МОСКВА
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
2022

УДК 94-058.12(47)“16”
ББК 63.3(2)45-75
          К 59
При оформлении переплета использованы изображение герба 
Российского царства на наградном знаке царя Алексея Михайловича 
(третья четверть XVII века), а также фрагменты картин 
А. М. Васнецова «Красная площадь во второй половине XVII века» 
и С. В. Иванова «Поход москвитян. XVI век».
знак информационной
продукции
16+
© Козляков В. Н., 2022
© Издательство АО «Молодая гвардия»,
     художественное оформление, 2022
ISBN 978-5-235-04510-1 

«Ближние люди», временщики и фавориты
Их имена помнят только историки, о них редко пишут 
в учебниках, чаще всего одной строкой, перечисляя основных «действующих лиц» той или иной эпохи, связанной с именем великого монарха. Хотя еще в начале XIX века сравнение «канцлера» Артамона Матвеева и кардинала 
Ришелье никого не коробило, сейчас оно в лучшем случае 
вызовет вопросы и недоумение, если не насмешки. И совершенно зря! Фаворитизм оказался универсальным свойством абсолютной власти независимо от того, как называется правитель: король, царь или император. 
Но если французские образцы абсолютизма досконально изучены в мировой историографии, то с русской историей дело обстоит иначе. XVIII век скомпрометировал у 
нас понятие фаворитизма, придал ему сибаритские оттенки, увел историю из кабинетов министров в альков императриц. Изучать фаворитов стало равнозначно исторической 
«желтизне»; это дело отдано на откуп литераторам, отвечающим интересам невзыскательной публики. Поэтому, за 
редкими исключениями, биографии людей из монаршего 
окружения не пишутся, так как слишком понятны заранее 
расписанные роли...
При внимательном взгляде на Московское царство 
XVI—XVII веков хорошо видно, что истоки явления фаворитизма более глубокие, чем обычно считается. Рядом с великими князьями и царями всегда находились «ближние 
люди». В разное время ими могли быть бояре и родственники царя, представители самых заметных аристократических родов. Они заседали в Боярской думе и становились 
главными советниками царей или, в их отсутствие, правительниц, какими, например, были Елена Глинская в XVI 
веке и царевна Софья в конце XVII. Но сравнивать фавори5

тизм «московского» и «петербургского» периодов русской 
истории всё же не приходится. Кроме того, почти все «фавориты» XVI—XVII веков плохо кончали, а о фаворитках 
тогда вообще не слышали.
«Ближние люди» — термин, вынесенный в название книги; он имеет вполне определенный исторический 
смысл. Это немногие представители аристократической 
элиты, участвовавшие в управлении государством наряду с 
московскими царями. Они имели право совета царю, доклада и объявления царских указов. Остальные бояре хотя 
и носили почетный чин и вызывались на заседание Боярской думы, но не обладали привилегией отдельно от всех 
говорить с царем. Формула «государские очи видеть» точно отражала желание каждого служилого человека, а лишение этой возможности называлось опалой. Близость к царю — цель любого царедворца, имевшего право участвовать 
в совете — Боярской думе. «Ближние люди», как правило, 
выделялись своим происхождением и положением в Думе; 
они постоянно находились рядом с царем, участвовали в 
обсуждении главных вопросов войны и мира, дипломатии 
и внутреннего управления…
Постепенно в царском окружении появляются царедворцы, становящиеся выше других бояр, первыми среди равных. Старшинство таких людей, входивших в ближний круг, основывалось на царском доверии и даже дружбе. Но самым верным основанием было родство с царем, 
как у двоюродного брата Михаила Романова князя Ивана 
Борисовича Черкасского. Власть одного ближнего человека распространялась значительно дальше царских покоев в 
Кремле; он получал в управление важнейшие приказы — 
своеобразные «министерства» того времени. Через него решались многие тайные дела царства, что, впрочем, создает 
дополнительные трудности историкам, так как никаких записей разговоров царей с «ближними людьми», естественно, не велось. 
Самым доверенным людям царя передавалось право 
предстательства, сравнимое с «печалованием» митрополитов Русской Церкви. Именно через них реализовывались 
общие ожидания справедливости и надежды на достижение правды. Если же первые люди в царском окружении не 
оправдывали ожиданий «мира», давали основание подозревать их в корыстолюбии и нерадении в царских делах, тогда происходил бунт. Как это случилось с классическим московским мятежом, или «гилем», 1648 года, направленным 
6

против «ближнего человека» боярина Бориса Ивановича 
Морозова.
Негласный порядок обязательного присутствия во 
власти «ближних людей» установился давно, возможно, с 
тиунов, посадников, отдельных членов княжеской дружины в летописное время. Были такие первые советники и во 
времена московских великих князей и царей. Но именно 
с начала династии Романовых эта особенность управления 
стала устойчивой и заметной. 
Можно ли считать это признаком ограничения царской 
власти боярами? Конечно нет, несмотря на слухи о выдаче ограничительной записи царем Михаилом Федоровичем 
при его избрании на трон в 1613 году. Царь Михаил Федорович и его сын царь Алексей Михайлович вступали на 
трон в шестнадцатилетнем возрасте и поэтому нуждались 
в наставниках. Но они самостоятельно выбирали наиболее 
доверенных лиц, иногда даже вопреки воле остальных бояр. Кроме того, взрослея, цари не отказывались от опоры 
на первых советников царства. И ни при каких обстоятельствах «ближние люди» не претендовали хоть на какую-то 
часть царской власти. Всё по-прежнему делалось исключительно «по царскому указу». 
При упоминании «ближних людей» в истории обычно 
приводят какие-то яркие, характерные детали. Например, 
о боярине Морозове говорят прежде всего как о воспитателе царя, а о «западнике» канцлере Матвееве — как об устроителе первых театральных представлений при царском 
дворе. Но этими общими представлениями всё и исчерпывается. Книга должна исправить подобную избирательность восприятия людей, сыгравших выдающуюся роль в 
управлении Московским царством XVII века. В ней впервые сделана попытка представить полные биографии бояр 
князя Ивана Борисовича Черкасского, Бориса Ивановича 
Морозова, Артамона Сергеевича Матвеева, показать пути 
возвышения «ближних людей», раскрыть обстоятельства их 
службы, привести сведения о «домашнем быте». 
Биографический рассказ о многих деятелях истории 
XVII века ограничен состоянием источников. Это касается 
и героев книги. К сожалению, неизвестны точные даты их 
рождения; иногда приходится пропускать целые годы или 
даже важные периоды в их жизни. Неравномерно сохранились в документах свидетельства об участии главных бояр 
в делах царства, поэтому временами в книге говорится об 
общих событиях, участниками и свидетелями которых ста7

новились князь Иван Борисович Черкасский в 1620—1630-е, 
Борис Иванович Морозов в 1640—1650-е и Артамон Сергеевич Матвеев в 1660—1670-е годы. 
Сопоставляя пути на вершину власти трех «ближних 
людей» в окружении царей Михаила Федоровича и Алексея 
Михайловича, можно познакомиться с важнейшей особенностью «самодержавия». Восприятие образа власти во многом зависело от окружения московских царей. Справедливым или несправедливым, правильным или неправильным 
виделось состояние дел в государстве, зависело еще и от бояр, стоявших во главе важнейших приказов, их желания и 
умения ограничить влияние других «сильных людей». При 
этом никакой аристократической фронды не существовало. Двор московских царей в XVII веке был пронизан тысячами нитей родственных связей, в нем всегда была сильна 
память о службах предков, и все эти службы должны были 
содействовать укреплению царства.
После смерти царя Алексея Михайловича в 1676 году 
судьба «ближних людей» стала определяться политической 
борьбой вокруг трона. Попытка оттеснить от власти боярина Артамона Матвеева и заменить его другими «ближними 
людьми» в итоге привела к вовлечению стихии в споры бояр между собой. Оказалось, что у «ближних людей» московских царей была еще одна важная, скрытая до поры роль: 
они могли влиять на относительно мирную смену царей на 
престоле. События Стрелецкого бунта 1682 года привели к 
потрясениям и новой Смуте не только из-за запутанных обстоятельств престолонаследия, но еще из-за невозможности присутствия какого-то одного «ближнего человека» в 
окружении царевичей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича. Тогда произошел настоящий переворот в сознании 
современников, приведший в итоге к завершению истории 
Московского царства. 
Принятие Петром I титула императора и Устав 1722 года «о наследии престола» по одному личному выбору «Правительствующего государя» означали глубокие перемены 
в отношении царя со своим окружением. Идущая из исторической глубины традиция опоры на совет с «ближними 
людьми», право Земли признавать таких царских советников были отменены в ходе петровских преобразований. На 
место первых бояр в царском окружении, «работавших» для 
царя и его будущего наследника, пришли сначала «птенцы 
гнезда Петрова», а потом «екатерининские орлы». По сути, это были временщики и фавориты, полностью завися8

щие от щедрот своего царствующего покровителя. Иногда 
они заранее собирались в «партии» вокруг того или иного 
претендента на престол. Но это уже история другого, «осьмнадцатого века», когда времена прежних царей уходили в 
небытие. 
Московское царство не стоит идеализировать, и оспаривать состоявшиеся исторические перемены не приходится. Вряд ли уместны и какие-то современные аналогии 
с «царем и боярами». И всё же след, оставленный «ближними людьми» в истории первых московских царей, очень 
глубок, и без его изучения общая картина истории России 
оказывается неполной.  
* * *
Известные и малоизвестные «ближние люди» были 
практически у каждого московского великого князя, начиная с Ивана III, правившего в 1462—1505 годах и создавшего Русское государство на рубеже XV—XVI веков. Можно 
вспомнить зятя Ивана III тверского князя Василия Даниловича Холмского, князей Патрикеевых и Ряполовских, 
чьи имена открывали первые известные списки членов Боярской думы. В широком смысле ближний круг — все бояре 
и окольничие, входившие в Думу в конце XV века, а их насчитывалось 10—15 человек. Но в узком смысле речь должна идти действительно о самых приближенных людях, к 
кому великие князья чаще всего обращались за советом и 
кому поручали наиболее сложные дела, требовавшие безусловной преданности и «короткой» памяти — умения хранить дворцовые тайны. В ревниво следящей за местническим возвышением родов служилой среде такое выделение 
одних или приближение других не могло оставаться незамеченным. Устранение от рассмотрения дел остальных советников вызывало обиду на великого князя. Хорошо известны слова Никиты Ивановича Берсеня Беклемишева, 
жаловавшегося Максиму Греку на великого князя Василия III (1505—1533), что тот «запершыся сам третей у постели всякие дела делает»1. В словах Берсеня Беклемишева, оправдавшего свое прозвище колючего «крыжовника», 
конечно, нет никакого оппозиционного значения, любой 
служилый человек мечтал оказаться в числе советников великого князя. Но неосторожная критика великого князя за 
перемену «старых обычаев» стала одним из оснований для 
смертного приговора Берсеню в 1520-х годах.
9

Великие князья были связаны неписаным общественным договором со своим окружением, но не настолько, 
чтобы обращаться за советом исключительно к боярам. Постепенно в Боярской думе появляется новый чин думных 
дворян — сначала как прецедент, необходимый для того, 
чтобы княжеские любимцы имели основания для постоянного присутствия в Москве и участия в заседаниях Думы. 
Точное определение значения думного дворянства можно видеть в упоминаниях в источниках об Иване Юрьевиче Шигоне Поджогине. Про этого «ближнего человека» великого князя Василия III говорили, что он сын боярский 
(действительно происходивший из старомосковского рода Зайцевых), «который у государя в думе живет»2. Фаворит великого князя участвовал во всех важнейших делах, 
особенно заметна его роль советника в дипломатических 
переговорах со Священной Римской империей, Литвой и 
Крымом. Но был он известен и другими делами. Процитируем выдающегося историка и исследователя Боярской думы Александра Александровича Зимина: «В конце 1525 г. 
именно Шигона добился согласия от Соломонии Сабуровой на пострижение ее в монахини, не брезгая такими 
средствами, как избиение бичом. В лице Шигоны Малюта 
Скуратов имел своего... предшественника при дворе Василия III... Так же, как Малюта, Шигона на ратном поприще 
не отличался. То ли общее возмущение эпизодом с Соломонией, то ли чрезмерное властолюбие Шигоны привело к 
тому, что вскоре после 1525/26 г. его постигла опала, и он 
исчез со страниц источников»3. Впрочем, место фаворита 
пустовало недолго, в последние годы в окружении великого князя Василия III выдвинулся боярин Михаил Юрьевич 
Захарьин — один из предков Романовых.
Единственным в своем роде случаем фавора у правительницы Елены Глинской была история боярина и конюшего князя Ивана Федоровича Овчины Оболенского. Во 
времена Василия III он не был особенно заметен на службе и получил свой боярский чин только после начала правления Ивана IV (1533—1584) и «регентства» его матери великой княгини Елены Глинской в 1533—1538 годах. Всё 
встанет на свои места, если вспомнить, что родная сестра 
фаворита, вдова дворецкого Василия III Аграфена Челяднина, была мамкой Ивана IV. Давая предсмертные распоряжения, великий князь Василий III завещал ей «ни пяди» 
не отступать от своего наследника. И вполне естественно, что родственники верховых боярынь из женского дво10