Русская словесность, 2024, № 3

Предметная область  
«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА»
В очередном выпуске журнала 
•  
публикуются научные статьи, в которых представлены  
результаты новейших исследований в области  
литературоведения, языкознания и методики преподавания 
русского языка и литературы в школе и вузе;
•  
предлагаются материалы к урокам русского языка  
и литературы, соответствующие федеральным рабочим  
программам среднего общего образования:  
«Русский язык (для 5–9 классов образовательных организаций)», 
 
«Литература (для 5–9 классов образовательных организаций)»,  
«Литература (базовый уровень) (для 10–11 классов образовательных организаций)». 
Ориентируясь на обязательную (инвариантную) часть содержания программ, авторы представленных статей разрабатывают темы 
и проблемы конкретных уроков по русскому языку и литературе. 
Эти материалы призваны оказать методическую помощь учителю 
русского языка и литературы не только в создании собственной рабочей программы по учебному предмету, но и в тематическом планировании своей работы, в варьировании и обновлении материалов 
при реализации обязательной части ООП СОО.
Научно-методические разработки специалистов (языковедов, методистов, литературоведов) учитель неизбежно корректирует, дополняет, адаптирует в ходе своей повседневной работы в школе. 
Обмен опытом становится необходимой частью профессионального 
общения. Чтобы это общение стало более активным и конструктивным, редакция журнала предлагает учителям-практикам, накопившим интересный материал, отражающий опыт работы в школе, поделиться им с коллегами из разных регионов России. 
Журнал «Русская словесность» предоставит свои страницы для 
публикации ваших работ. Обратная связь с читателями — залог нашего общего успеха!  

НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ 
Ж УРНА Л
Издательство  
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год
5.8.2. Теория и методика обучения 
и воспитания
3/2024
АКТУАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Большакова А.Ю.
Влияет ли полемика на поэтику? 
Становление поэтики В.П. Астафьева и В.Г. Распутина  
в контексте литературных дискуссий 1960-х — 1970-х годов  . . . . . . .  3
Лазебникова Анна Юрьевна, 
член-корреспондент РАО, 
 
доктор педагогических наук, 
 
зав. лабораторией 
 
социально-гуманитарного 
 
общего образования ИСРО
Сорокин Андрей Александрович, 
кандидат педагогических наук, 
 
начальник департамента методики 
преподавания социальных 
 
и гуманитарных наук, 
 
профессор МГПУ
Стрельчук Елена Николаевна, 
доктор педагогических наук, 
доцент кафедры русского языка 
 
и методики его преподавания, РУДН
Ямбург Евгений Александрович 
(Шоломович), академик РАО, 
доктор педагогических наук, 
директор Центра образования 
 
№ 109 (Москва), 
 
заслуженный учитель РФ, лауреат 
Премии правительства РФ 
в области образования
РУССКИЙ ЯЗЫК. ЛИТЕРАТУРА (5–9 КЛАССЫ)
Сидорова В.А. 
Задания, направленные на формирование 
креативного мышления, на уроках развития речи в 7 классе  . . . . 12
5.9.1. Русская литература 
 
и литературы народов 
 
Российской Федерации
Флоря А.В. 
Высокий стиль стихотворения «Пророк» М.Ю. Лермонтова . . . 16
Рыбникова М.А., Случевская Л.Е. 
Литературные игры <фрагменты>  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22
Романичева Е.С. 
Игра в классику: методический комментарий  
на полях статьи «Литературные игры»  
М.А. Рыбниковой и Л.Е. Случевской  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26
Гаврилина О.В. 
Блокада Ленинграда в женской поэзии 1940-х годов 
(8 класс) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30
Елепова М.Ю.  
Стихотворение А.С. Пушкина «Пророк».  
Опыт лексико-семантического комментария (9 класс) 
. . . . . . . . . 36
ЛИТЕРАТУРА (10–11 КЛАССЫ)
Завгородняя Г.Ю. 
Образы шутов в пьесах А.Н. Островского: 
шекспировская традиция и национальное своеобразие  . . . . . . . 43
Беляева Ирина Анатольевна, 
доктор филологических наук, 
профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, 
ведущий научный сотрудник 
Института мировой литературы 
им. А.М. Горького РАН
Елепова Марина Юрьевна
доктор филологических наук, 
профессор, зав. кафедрой 
 
литературы  Северного (Арктического) 
федерального  университета 
 
им. М.В. Ломоносова 
 
 Лепахин Валерий Владимирович,
доктор филологических наук, 
профессор Сегедского университета 
(Венгрия)
Лобин Александр Михайлович,
доктор филологических наук, 
профессор Ульяновского 
государственного педагогического 
университета имени И.Н. Ульянова 
Смирнова Альфия Исламовна, 
доктор филологических наук, 
профессор МГПУ

5.9.3. Теория литературы
Романова Г.И. 
Словесный образ и смысл  
(Теория Раскольникова в «Преступлении и наказании» 
Ф.М. Достоевского)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51
Дубинина Т.Г. 
«Отцы и дети»: тема семьи и конфликт сословий 
Методические материалы к итоговому сочинению  . . . . . . . . . . . . . . . 56
Кузуб Ю.В., Васильев С.А. 
Изучение творчества В.В. Маяковского в школе  
(11 класс)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60
Матвеева И.И., Крылова С.В. 
Проблема положительного героя в современной литературе  
(11 класс)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 68
Клинг Олег Алексеевич, 
доктор филологических наук, 
 
профессор, зав. кафедрой теории 
литературы МГУ им. М.В. Ломоносова
Кондаков Борис Вадимович, 
доктор филологических наук, 
Директор Центра Восточноазиатских 
исследований; профессор кафедры 
русской литературы Пермского 
государственного национального 
исследовательского университета
Мартьянова Светлана Алексеевна, 
кандидат филологических наук, 
 
зав. кафедрой русской и зарубежной 
филологии Владимирского 
государственного университета 
 
им. А.Г. и Н.Г. Столетовых 
Романова Галина Ивановна, 
доктор филологических наук, 
профессор МГПУ
Тернова Т.А., Фролова А.В. 
Литературная игра в системе  
профориентационных мероприятий вуза.  
Игра-викторина по творчеству М.И. Цветаевой  . . . . . . . . . . . . . . . . . 76
5.9.5. Русский язык. 
 
Языки народов России
РУССКАЯ СЛОВЕСНОСТЬ ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ
ЛИТЕРАТУРНАЯ ИГРА-ВИКТОРИНА
Творчество М.И. Цветаевой.  
Задания (Тернова Т.А., Фролова А.В.)   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82
КАК СТАТЬ ПОЭТОМ 
«Поэзия и тишину дает, и ответы»:  
интервью с Анной Ревякиной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89
 Ответственность за содержание статей несут авторы публикаций.
Алексеев Александр Валерьевич, 
доктор филологических наук, 
профессор МГПУ
Баранов Анатолий Николаевич, 
доктор филологических наук, 
 
ведущий научный сотрудник ИРЯ 
 
им. В.В. Виноградова
Крысин Леонид Петрович, 
доктор филологических наук, 
профессор, главный научный сотрудник,
заведующий отделом 
современного русского языка 
ИРЯ им. В.В. Виноградова РАН
Микулацо Ирена Карловна, 
зав. кафедрой иностраннх языков 
Гуманитарного факультета 
Университета Пулы им. Юрая Добрилы, 
 
Председатель Хорватской ассоциации 
преподавателей русского языка 
 
и литературы  (Хорватия)
Редакция: Г.И. Романова, И.И. Матвеева
Переводчик Н.М. Носов
Корректор Н.С. Гриднева
Компьютерная верстка Н.В. Запорожец
Адрес издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 261-46-51
E-mail:  info@schoolpress.ru
Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК)  
Министерства образования и науки РФ   
в перечне ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,   
в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций  
на соискание ученой степени доктора и кандидата наук.
Журнал зарегистрирован МПТР России, 
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 от 04.09.08 г.
Журнал зарегистрирован в базе данных Российского индекса  
научного цитирования. 
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 6,0
Изд. № 3877.  Заказ
Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары,  пр. И. Яковлева, д. 13
Издание охраняется Гражданским кодексом РФ (часть 4).
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале,  
как на бумажном носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования,  
записи в память ЭВМ, и размещение в Интернете без письменного согласия 
правообладателя запрещается. 
©  
ООО «Школьная Пресса», 2024
©  
«Русская словесность», 2024

Актуальный вопрос
А.Ю. Большакова
Влияет ли полемика на поэтику?  
Становление поэтики В.П. Астафьева и В.Г. Распутина  
в контексте литературных дискуссий 1960-х – 1970-х годов
Аннотация. В статье впервые рассматривается взаимовлияние литературных дискуссий и художественного становления классиков русской литературы В.П. Астафьева и В.Г. Распутина. Актуальность 
работы заключается в выработке методологических подходов для сопряжения истории и поэтики 
в литературном анализе. В задачи автора входило рассмотрение новаторства писателей в контексте 
обсуждения проблем литературного направления, художественного метода и образной системы, 
языка. Сделан вывод о продуктивности взаимодействия дискуссионности и художественной эволюции, проходившей в атмосфере противоборства идей и концепций. 
Ключевые слова: деревенская проза, поэтика, литературные дискуссии, В.П. Астафьев, В.Г. Распутин.
Для цитирования: Большакова А.Ю. Влияет ли полемика на поэтику? (Становление поэтики В.П. Астафьева и В.Г. Распутина в контексте литературных дискуссий 1960-х — 1970-х годов) // Русская словесность. 2024. № 3. С. 3–11.
Научная статья 
УДК: 821.161.1 
DOI: 10.47639/0868-9539_ 2024_3_3
З
авершение канонического периода 
деревенской прозы вызвало потребность ее осмысления, подведения некоторых итогов, что вызвало в 1979–1980 годах 
дискуссию «Большаки и проселки» в 
«Литературной газете». Эта дискуссия во 
многом стала продолжением предыдущей, 
состоявшейся еще в начале формирования 
литературного направления в 1967 году в 
той же газете, когда само название его 
было еще размыто, а такое произведение, 
как «Последний поклон» В. Астафьева, 
соотнесено с лирической прозой. Понятия «деревенская» и «лирическая» проза 
были для критиков едиными. Застрельщиком дискуссии стал В. Камянов со статьей «Не добротой единой», который, как 
затем в своем негативном отклике на 
«Пастуха и пастушку» Астафьева, выразил полное непонимание и неприятие 
новой поэтики русской литературы, обвинив ее… в отсутствии новизны. «С самого 
начала авторы вполне откровенно уходят 
от поисков неповторимого как в судьбе 
героев, так и в них самих, — упорствовал 
критик, сваливая в кучу литературных 
отбросов писателей лирической и деревенской прозы. — Авторов привлекает 
именно “повторимое”, распространенные, 
отчетливые стереотипы жизни. Скажем… демобилизованный солдат приезжает к совсем “остаревшей” бабушке, 
единственной своей родне (В. Астафьев 
“Последний поклон”) <…> События здесь 
© Большакова А.Ю., 2024.

Русская словесность   ·  3/2024
не так важны, как человеческие чувства 
и состояния, причем состояния не более 
“индивидуальные” и “личностные”, чем 
старинная песня про степь, ямщика и 
разлуку…». Героям «не грозят превратности развития. Сегодняшняя чистота и 
высокая поэзия их душ — одновременно чистота вчерашняя и завтрашняя. 
Она устойчива и бессрочна, как символ» 
[Камянов, 1967, с. 4]. (Здесь и далее курсив в цитатах мой. — А.Б.).
Следует, однако, отметить две прозвучавшие в дискуссии идеи, особенно важные с точки зрения формирования поэтики таких художников, как Астафьев и 
Распутин.  Во-первых, это выдвижение на 
первый план вместо внешне-событийной 
стороны — переживания, состояния души. Во-вторых, преображение образа в 
символ как воплощение «высокой поэзии 
их (героев и автора. — А.Б.) душ» — момент, обозначенный Камяновым, но со 
знаком минус. Другие участники дискуссии развили тему, высказав альтернативные соображения. Так, Л. Крячко обратила внимание на сочетание «образа» 
и «переживания», хотя и не увидела в 
этом принципиальной новизны. В споре 
с Камяновым она утверждала отказ от 
«суровой альтернативы: мысль или переживание. Это же очевидно, что в лирической прозе художественный образ — 
переживание — это и есть сама мысль (об 
этом даже напоминать как-то неловко)» 
[Крячко, 1967, с. 2]. Теперь мы понимаем, 
что речь должна была идти о предпосылках к формированию нового качества 
образа: переживаемого образа-символа, 
который затем в полной мере раскроется 
в поэтике Астафьева и Распутина. К пониманию символа приближает замечание 
Крячко, к сожалению, проходное и не получившее развития: «Художник стремится 
к постижению мира целиком, не разрушая 
его связей даже в самой малой его капле» 
[Крячко, 1967, с. 2].
 Другая идея заключалась в том, что в 
литературе переживания (лирической ли, 
деревенской прозе) на первый план выходит образ автора. К сожалению, несмотря 
на существование к тому моменту теории 
автора академика В.В. 
Виноградова, опубликованной в разных его трудах начиная 
с 1920-х годов, никто не упоминал об образе 
автора в его диалектических отношениях с 
героем. В лучшем случае критики ограничивались постулатами о приоритете «личности автора» [Крячко, 1967, с. 2]. Хотя будущий известный философ, литературовед 
и прозаик В.К. 
Кантор, тогда еще студент 
филологического факультета, в реплике 
на дискуссию противопоставил требованию 
«героя активного, “обладающего зрелым 
гражданским сознанием”, “духовно значительного”», — «зрелое гражданское сознание самого писателя» [Слово читателям, 
1967, с. 4]. Несмотря на это, именно тогда, 
еще в самом начале становления деревенской прозы как литературного направления, в рамках нормативной эстетики 
соцреализма сформировалось предвзятое 
требование, оставшееся неизменным на 
протяжении десятилетий. В духе рапповской критики было выдвинуто требование 
«активного героя», по сути, перечеркивающее суть образной системы деревенщиков. 
Попытки противодействовать этому требованию не увенчались успехом еще и потому, что сделаны были журналистом, студентом и в качестве реплики читателя. Все 
это свидетельствовало о крайнем невнимании советских критиков к особенностям 
поэтики, ее уникальности и сложности: ко 
всему новаторскому в образной системе, 
что нуждалось в должном прочтении и 
осмыслении.  Поэтика ведущих мастеров 
слова формировалась в сопротивлении таким подходам и нормативам, что во многом 
обусловило ее уникальность. 
В дискуссии 1979 года «Большаки и 
проселки» внешней побудительной причиной стало усиление внимания партии 
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
5
к Нечерноземью (впрочем, не принесшее 
желаемых результатов), а также выход 
книги Л.И. 
Брежнева «Целина». Однако 
ход полемики показал отсутствие единства 
в так называемом патриотическом лагере: 
непонимание прозы деревенщиков современниками, сведение ее к пресловутому 
плачу по уходящей старой деревне. 
В открывшей дискуссию статье А. 
Проханова «Метафора современности» прозвучал вызов деревенщикам, которые, несмотря на все их художественные достижения, 
должны (по мысли автора) повернуться к 
техногенной современности: прежде всего 
откликнуться «взрывом художественного 
таланта» на «феномен целины» [Проханов, 1979, с. 4]. На самом деле такой 
«взрыв», позиционировавшийся как ответ 
на жгучую современность, уже произошел 
в 1950–1960-е годы в нормативной системе соцреализма, хотя и весьма бездарно: 
очевидно, из-за несоответствия художественной задачи ложной идее освоения 
мало пригодных к земледелию нерусских 
земель в ущерб русским плодородным 
угодьям. 
Еще в 1967 году Астафьев обратил внимание на ущербность «подъема целины» 
в произведениях советских писателей, 
высказав свое суждение о «метафоре современности»: «…Современный писатель 
обязан проникнуть в глубь явления, зайти 
на него со всех сторон и семь раз отмерить, 
а потом уж отрезать. Всегда ли так у нас 
получается? Нет, не всегда, и далеко не 
всегда. Достаточно напомнить поток романов, повестей и рассказов о подъеме целины, где молодые герои только то и делают, что тушат горящие хлеба да замерзают 
в безлюдной степи. А их, между прочим, 
туда посылали не тушить и замерзать, а 
работать, поднимать целину, растить и 
убирать хлеб. Ей-богу, из всего огромного потока “целинной литературы” сейчас 
помню один-единственный рассказ Сергея 
Никитина “Бессонница”. Остальное забылось, улетучилось из памяти, как легкая 
пороша» [Астафьев, 1998, т. 12, с. 252]. 
Очевидно, Астафьев в очерке «О любимом 
жанре» имел в виду рассказ С.К. 
Никитина «В бессонную ночь» (1959), который 
открывался словами одного из героевкомсомольцев, где сквозь уничижительноёрническую завесу проступала правда об 
абсурдности целинной затеи: «Разве это 
местность! Во все стороны ни одного деревца, а! Избы из глины, а топят их — 
смех один! – коровьим дерьмом! И тоже 
непонятно, на какой точке земли мы находимся. Слева — Россия, а подался чуть 
вправо, за овражек, глядишь — там уже 
Казахстан» [Никитин, 1959, c. 77]. 
Означал ли в дискуссии 1979 года призыв реанимировать целинную тему возврат к прежним литературным моделям 
или их посильную ревизию ради «шедевра», история умалчивает. Важно, однако, 
что, по мысли автора «Метафоры современности», должна была меняться вся поэтика деревенщиков, которым указывалось 
на необходимость замены земледельческих идеалов на индустриальные. О том, 
что это означало конец деревенской прозы 
как таковой, критик не задумывался, выдвигая ряд идейно-художественных требований: «Надо иметь художественные средства, язык. Новую лексику. Невозможно в 
изящных, выработанных в недрах славянофильской полемики терминах выразить 
народную цель так, как она является в 
конце двадцатого века, на пороге двадцать 
первого. Либо ломается и комкается сама 
эта изящная фразеология, либо ускользает реальная сущность задачи, подменяясь тенью, реминисценцией. Язык, коим 
пользуется сегодня “деревенская проза”, 
рождался веками в дворянской усадьбе и 
крестьянской избе и казался универсальным для изображения природы, деревни, 
коня, семейного застолья, охоты, внутренней музыки тогдашних отношений. Этот 
язык начинает крошиться и рушиться при 
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Русская словесность   ·  3/2024
встрече с железными, легированными понятиями современной технизированной 
деревни с ее бесконечными планерками, 
мелиорацией, тракторами “К-700”, сенажом, комплексами, диспетчерской связью, 
с “невкусными” многоэтажками, сельхозавиацией в небе» [Проханов, 1979, c. 4]1.
МИФОТВОРЧЕСТВО КРИТИКОВ  
И ТРЕБОВАНИЕ НОВОГО ГЕРОЯ 
Многие участники дискуссии так или 
иначе поддержали линию, заданную полемическим вызовом Проханова. В выступлении В. Бондаренко с красноречивым 
названием «В новую деревню — на телеге?» [Бондаренко, 1979, с. 4] и ряде других 
статей прозвучали упреки деревенщикам 
в ретроспективном взгляде, диктующем 
упаднические настроения вместо исторического оптимизма. Но если В. 
Гусев (во 
второй за Прохановым статье) относил 
эти упреки главным образом к писателямэпигонам, то некоторые участники вслед 
за Прохановым утверждали, «что даже в 
лучших произведениях авторов, поэтизирующих с горьким чувством расставания 
патриархальный уклад деревенской жизни, много искусственного…» [Коваленко, 
1979, c. 4]. Однако в плане поэтики в своих 
требованиях критика такого рода ограничивалась все тем же требованием нового положительного героя взамен Ивана 
Африкановича и Виктора Потылицына, 
Катерины Петровны и др. По сути, то 
были попытки заставить деревенщиков 
идти по искусственному пути в канун разрушившей страну перестройки, побуждая 
их запечатлеть несуществующую «эпоху 
громадных социальных сдвигов в жизни 
села» [Коваленко, 1979, c. 4]. Тем не менее 
проза В. 
Астафьева избежала упреков в 
воспевании патриархальщины2. 
В противовес требованиям «осовременить» деревенскую прозу за счет насыщения ее художественного мира приметами 
НТР и модернизации языка, должного 
их фиксировать, а также конструирования новой модели «прогрессивного» героя, 
В. 
Крупин утверждал свое видение поэтики деревенской прозы и запечатленной 
ею современности, идя от внешнего к сущностному:  «За последнее время ничего 
более современного, на мой взгляд, чем 
повесть Распутина “Прощание с Матерой” <…> чем роман Белова “Кануны”, 
чем повествование в рассказах Астафьева “Царь-рыба”, не вышло. А ведь, кажется, нет в них ни сенажа, ни комплексов, 
но, по сути, именно эти книги заставляют 
читателя думать о современности, об ответственности за прошлое перед будущим. 
И языка им хватило — прежнего, вечного, 
русского» [Крупин, 1979, c. 4].
С другой стороны, в попытке защитить 
Проханова от критики, Бондаренко ратовал за «новую» деревенскую прозу, закономерно отражающую «новую» социоисторическую реальность, на взгляд критика, 
весьма прогрессивную. «В предполагаемой 
новой “деревенской прозе”, как и в “производственной”, будут жить живой жизнью не абстрактные “функциональные” 
построения “на тему”, а книги о той же целине, Нечерноземье, БАМе и т. д.» [Бондаренко, 1979, c. 4]. Оставляя втуне сии преc. 4]. Оставляя втуне сии пре. 4]. Оставляя втуне сии прекраснодушные мечтания о мифах целины, 
БАМа и прочих начинаний, отмечу одно: 
критик шел по хоженому тематическому 
пути, сводя деревенскую прозу лишь к 
прозе о деревне, тем самым безмерно ее 
сужая. Закономерно, что в 2016 году тот 
1 
 Хотя в дальнейшем ходе дискуссии мнения разделились и большинство поддержало деревенскую прозу, 
позиция Проханова также в большей или меньшей степени получила поддержку в выступлениях 
В. 
Гусева, В. 
Коваленко, А. 
Устинова, В. 
Бондаренко 
Развернутую и язвительную отповедь, как и следовало ожидать, дал один из писателей-деревенщиков. 
См.: [Можаев, 1998, с. 427–438].  
2 
 «В повествовании В. 
Астафьева «Царь-рыба» <…> 
сильно заострена мысль об ограниченности патриархальной жизни» [Коваленко, 1979, c. 4].  
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
7
и избранные ими художественные средства. Задача идти от художественных 
реалий, в первую очередь от образа и образной системы, к комплексу авторских 
идей, ими утверждаемых, подменялась 
«альтернативными» 
информационноконцептуальными построениями критика, 
вольно манипулирующего цифрами, фактами и суждениями без какой-либо опоры 
на собственно литературный анализ.   
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ  
ЗАБЛУЖДЕНИЯ 
же Бондаренко отречется от деревенщиков, оставив их в позиции ретроградов и 
плакальщиков по деревенской утопии. 
Симптоматично и то, что вновь и вновь 
в итоговой для того периода дискуссии 
выдвигалось требование нового, активного 
героя, который соответствовал бы новой реальности в новой литературе о деревне. На 
взгляд В. 
Бондаренко, речь шла о «выборе 
характера героя этой новой литературы. Созидательный или же резонерский тип героя 
будет главенствовать в прозе о современном 
селе (как, впрочем, и о городе) — вот в чем 
суть дискуссии… И, на мой взгляд, именно 
такой герой начинает главенствовать в литературе о новом селе. Со всеми взлетами 
и провалами, неизбежными при любом созидании» [Бондаренко, 1979, c. 4].
РЕАЛИЗМ ПОЭТИКИ  
И СТРАТЕГИЯ ПОДАВЛЕНИЯ 
Удивительно, но реальное развитие деревенской прозы в 1980 — 1990-х годах пошло иным путем. Не мифическое новое село, которого уже почти и не существовало, 
за исключением колхозов-миллионеров, 
но умирающая, исчезающая деревня, из 
которой пропали все жители, и больной, 
проблемный город, в котором человек одинок, — вот объекты изображения у «нового» Астафьева в произведениях 1980-х годов «Людочка», «Печальный детектив»; 
или у «нового» (в отличие от молодого публициста, воспевавшего «костровые новых 
городов» в 1960-е годы, и от художника, 
обратившегося к традиционной деревне в 
1970-е годы) Распутина в рассказах «В ту 
же землю», «Изба», «На родине», повестях 
«Пожар», «Дочь Ивана, мать Ивана». 
С 1970-х годов, начало которых было 
ознаменовано не только борьбой А. Яковлева против «антиисторизма» деревенщиков, но и статьей Е. 
Стариковой «Социологический аспект деревенской прозы» 
(1972), возникает давление на их поэтику 
Важное место в полемике занимают 
не утихающие до сих пор попытки иных 
критиков оспорить термин «деревенская 
проза» как чрезмерно «узкий», «локализующий» рассматриваемое направление в 
неких рамках. Нередко эти попытки были 
вызваны желанием критиков реализовать 
в литературной практике идеологическую 
установку компартии на «стирание граней 
между городом и деревней», «заменить» 
патриархальные образы крестьянских стариков и старух на положительного героя 
соцреалистического типа (пролетаризированного колхозника, сельского рабочего 
и т.п.). Так, Е. 
Старикова, выдвигая гипотетическую модель колхозного рабочего, 
воссоздание которой, по ее мнению, входит 
в основные литературные задачи («Где 
он в литературе, этот молодой механизатор широкого профиля, умеющий работать 
на всех сложных современных машинах, 
которыми оснащена сегодня деревня?..»), 
подчеркивает условность термина «деревенская проза» именно с такой точки зрения и, по сути, выхолащивает взаимосвязь 
направления с «длинной линией» Деревни 
как архетипа, которая в такой интерпретации обретает чисто декоративные черты 
сельского «антуража» (?!): «Но, может быть, 
здесь-то и приходится вспомнить об условности самого термина “деревенская проза”? Может быть, современный сельский 
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Русская словесность   ·  3/2024
“деревенщики” и консервативная идеология 1970-х годов» (2015), где поэтика русских классиков, в том числе В. Астафьева 
и В. Распутина, замещались внелитературными фактами и факторами. 
ЗА ПРЕДЕЛЫ ЛИТЕРАТУРНОСТИ 
Утрата литературоцентричности в культуре проявилась в снижении оценочных 
позиций и критериев, что привело к имиджмейкерству, исказившему подлинный облик 
русской классики. Интерпретации творчества Астафьева в этом плане — типичный пример. «Сегодня <…> специ 
алисты 
все чаще говорят и пишут о вытеснении 
профессиональной художествен 
ной критики арт-пиаром разной дискурсивной принадлежности», — отмечают исследователи 
динамики медиапрезентации деревенской 
прозы, говоря о неослабевающем интересе 
к этому феномену: «О деревенской прозе 
продолжают не просто писать, но спо 
рить, 
причем весьма горячо, спорить так, словно 
это самое современное, актуаль 
ное, более 
того — злободневное событие» [Галимова, 
Цветова, 2017, с. 651–652]. Отход от литературных оценочных принципов зафиксирован по нескольким направлениям, что 
дает частичное представление о том, как 
собственно поэтика (т. 
 
е. система художественных средств) остается за пределами 
нынешней критики, в частности, и в дискуссиях вокруг деревенской прозы в новом 
литературном столетии. Это бездоказательная абстрактность, беспредметный разговор 
«вообще» (даже без имен ведущих деревенщиков и именований их основных произведений), вымывание типологии героя в 
соотношении с национальным характером. 
Наконец, игнорируется «великолепное языковое чутье деревенщиков, позво 
лившее им 
во всей полноте явить богатства русского 
языка — и литературного, и народного. 
Игнорируется и то, что это проза широкого стилистического диапа 
зона и богатого 
механизатор настолько мало отличается 
от своего городского собрата, что для воплощения данного человеческого типа не 
так уж важен сугубо сельский “антураж”?» 
[Старикова, 1972, c. 18]. 
Оставив без ответа эти (теперь уже явно 
устарелые) вопросы, отмечу, что именно 
термин «деревенская проза» представляет 
собой наиболее явный, первый показатель 
включенности рассматриваемой литературной общности в «длинную линию» архетипа Деревня — на правах итогового по 
отношению к ней феномена. Проявлявшееся ранее на уровне названий произведений отдельных авторов (ср. омонимичный 
ряд названия «Деревня» в произведениях 
Пушкина, Карамзина, Григоровича, Тургенева, Бунина и др.), во второй половине 
ХХ века это именование определило суть 
нового литературного направления, выведя на первый план Деревню как национальный архетип и основу для формирования целой литературной общности. 
Однако в 70-е годы речь об этом не шла 
и идти не могла. И основное заблуждение 
литературных «социологов» исходило из 
профанной предпосылки, сводившей все 
многообразие деревенской прозы к тематическому признаку: литературе О деревне. Так из поля зрения деревенщиков 
выхолащивались остальные сферы их прошлого и настоящего (город, война, заграница и т. п.), собственно, и составляющие 
требуемое критиками многообразие отражаемой действительности. 
Деревенской прозе все более агрессивно стали навязываться идеологические 
требования, не совместимые с ее сутью 
как литературного направления. С тех 
пор социологический аспект как антагонистичный его поэтике и всему строю художественного мышления начинает в критике подменять собственно литературный 
анализ произведений деревенщиков, что в 
новом веке скажется крайне тенденциозной книгой А.И. 
Разуваловой «Писатели Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
9
жанрового регистра: от лирических произведений В. 
Со 
лоухина и бухтин В. 
Белова 
до социально-философских повестей В. 
Распутина и социально-психологических полотен Ф. 
Абрамова» [Галимова, Цветова, 2017, 
с. 657–658] и до смелых и оригинальных модификаций 
Астафьевым 
старинных 
жанров. 
А также создание Астафьевым своеобычных 
повестей/повествований, книг-сборников в 
духе средневековой жанровой традиции. 
Но даже изменение направленности (от 
отрицательной к позитивной) в дискуссиях последнего десятилетия3 не означало 
разворот к художественным достижениям 
деревенщиков, но — переход к обсуждению 
социально-экономических проблем нынешнего села, что при всей актуальности уводит 
от собственно литературных проблем. 
ПОЛЕМИКА И СТАНОВЛЕНИЕ 
ХУДОЖНИКА 
ся не во внешне эффектных поступках, а 
в умении достойно делать свою работу) и 
сюжета (описывая подвиг солдата без прикрас). Затем поэтика всемерно усложняется: формируется стиль символического 
реализма с элементами модернизма, происходят дерзкие опыты с модификацией 
типологии героя и «забытых» жанровых образцов, необычными именованиями произведений, что вызывает нередко неприятие 
и реакцию отторжения со стороны даже 
поддерживавших писателя критиков. Наиболее яркий пример тому — современная 
пастораль «Пастух и пастушка», где в необычной для того периода художественной 
форме4, посредством сгущенного символического письма, через столкновение любовной идиллии и жестокого реализма, был 
представлен образ войны и ее воздействие 
на душу человеческую. 
Думается, на обновление художественных средств в изображении войны и измененного ею мира у Астафьева повлияла и 
публикация в 1950–1960-х годах переводов 
на русский язык западной прозы ХХ века, 
получившей массовую популярность у советских читателей и писателей. Так создавался литературный контекст, альтернативный нормативной эстетике соцреализма и вводивший советские реалии в более 
широкий, общечеловеческий план. Осмыслению войны как общечеловеческого зла 
у таких писателей, как Астафьев, способствовало и отторжение феномена мировой 
войны в романах Ремарка, Хемингуэя, 
Бёлля, ставших культовыми в послевоенной России. Свое воздействие, очевидно, 
оказало и появление в западной литературе ХХ века расперсонифицированного образа метафизического Зла, у которого нет 
четкого имени и носителя, как к примеру, 
в романе Кафки «Процесс»5. Сходный обДля того, чтобы проследить становление 
поэтики будущих классиков в обстановке 
бурных общественных дебатов, полемических выступлений, задававших тон коллективных умонастроений, обратимся к 
наиболее полемичному примеру — идейнохудожественной 
эволюции 
Астафьева. 
Опережая свое время, Астафьев еще в 
1951 году в первом рассказе «Гражданский 
человек» вступает в полемику по поводу лакировочной концепции войны и героизма в 
соцреалистической литературе той поры. 
Побуждением к творчеству становится несогласие с официальной фальшью и стремление сказать свою правду о войне: задача, 
которую выполнял этот писатель до конца 
жизни.  В первых прозаических образцах 
Астафьев еще решал эту задачу традиционно на уровне типологии героя (выводя на 
первый план образ крестьянина-солдата 
Мотю Савинцева, чей героизм заключал3 К примеру, дискуссия «“Деревенщики” сегодня. 
 
За и против» на страницах «Российского писателя» 
в 2016 году.
4 
Первый вариант повести написан в 1967 году, впервые она опубликована в 1971 году.
5 
 Переводы прозы Ф. Кафки были изданы в СССР в 
1964 году.
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.