Русская словесность, 2024, № 2

Предметная область  
«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА»
В очередном выпуске журнала предлагаются материалы 
 
к урокам русского языка и литературы, соответствующие федеральным рабочим программам среднего общего образования: 
•  
«Русский язык (для 5–9 классов образовательных  
организаций)», 
•  
«Литература (для 5–9 классов образовательных  
организаций)», 
•  
«Литература (базовый уровень) (для 10–11 классов 
образовательных организаций)». 
Ориентируясь на обязательную (инвариантную) часть содержания программ, авторы представленных статей разрабатывают темы и проблемы конкретных уроков по русскому 
языку и литературе. Эти материалы призваны оказать методическую помощь учителю русского языка и литературы не 
только в создании собственной рабочей программы по учебному предмету, но и в тематическом планировании своей работы, в варьировании и обновлении материалов при реализации обязательной части ООП СОО.
Научно-методические разработки специалистов (языковедов, методистов, литературоведов) учитель неизбежно корректирует, дополняет, адаптирует в ходе своей повседневной работы в школе. Обмен опытом становится необходимой частью 
профессионального общения. Чтобы это общение стало более 
активным и конструктивным, редакция журнала предлагает 
учителям-практикам, накопившим интересный материал, отражающий опыт работы в школе, поделиться им с коллегами из 
разных регионов России. Журнал «Русская словесность» предоставит свои страницы для публикации ваших работ. Обратная 
связь с читателями — залог нашего общего успеха!  

Издательство  
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ 
Ж УРНА Л
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год
Редакционная коллегия
2/2024
АКТУАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Беляева И.А. 
Существует ли русская классика?  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  3
РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА (5–9 КЛАССЫ)
Романичева Е.С. 
От «эмоций материала» к «эмоциям формы»:  
изучение загадки в 5 классе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15
Андреева О.С. 
Актуальные формы обучения изложению  
на уроках русского языка (5–9 класс) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22
5.8.2. Теория и методика обучения 
 
и воспитания
Ерохина Елена Ленвладовна, 
доктор педагогических наук, 
 
зав. кафедрой риторики 
 
и культуры речи МПГУ
Щербинина Юлия Владимировна, 
доктор педагогических наук, 
 
профессор МПГУ 
Новикова Лариса Ивановна, 
доктор педагогических наук, 
 
зав. кафедрой русского языка 
 
и культуры речи РГУП
Лазебникова Анна Юрьевна, 
член-корреспондент РАО, 
 
доктор педагогических наук, 
 
зав. лабораторией социально- 
гуманитарного общего образования ИСРО
Добротина Ирина Нургаиновна, 
кандидат педагогических наук, 
 
зав. лабораторией филологического 
общего образования ИСРО
Александрова Ольга Макаровна, 
кандидат педагогических наук, 
 
старший научный сотрудник ИСРО
Пустовит М.Ю. 
Методические идеи изучения фразеологизмов 
на уроках русского языка в 6 классе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 31
Девятова Н.М.  
Односоставные предложения и трудности их изучения  
в 8 классе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35
Степанова Н.С. 
Художественная семантика образа птицы  
в прозе Е.И. Носова (8 класс)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42
5.8.7. Методология и технология 
профессионального образования
Владимирова Татьяна Николаевна, 
доктор педагогических наук, 
 
проректор МПГУ
Осипова Ольга Петровна, 
доктор педагогических наук, 
 
зав. кафедрой управления 
образовательными системами МПГУ
Лазуткина Лариса Николаевна, 
доктор педагогических наук, 
 
проректор РГУ им. С.А. Есенина
Пранцова Г.В. 
Баллада «Воздушный корабль»:  
к разгадке шифра поэзии М.Ю. Лермонтова  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49
 ЛИТЕРАТУРА (10–11 КЛАССЫ)
Склизкова Т.А. 
Методические рекомендации по составлению рабочих листов  
к урокам по роману-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир»  . . . . . 56
Мартьянова С.А., Чукарева Д.С. 
Образы пошлости в рассказе А.П. Чехова  
«Учитель словесности»: изучение темы в средней школе . . . . . . 62
5.9.1. Русская литература 
и литературы народов 
Российской Федерации
Корниенко Наталья Васильевна, 
член-корреспондент РАН, 
 
доктор филологических наук, 
 
зав. отделом новейшей 
 
русской литературы и литературы 
 
русского зарубежья ИМЛИ 
 
Лепахин Валерий Владимирович,
доктор филологических наук, 
профессор Сегедского университета 
(Венгрия)

Ковалева Т.В. 
«Двойное бытие» в лирике Ф.И. Тютчева:  
урок литературы в 10 классе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71
Дрейфельд О.В. 
«Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет…»  
О творческих заданиях по литературе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  78
РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ
Магомедова Дина Махмудовна, 
доктор филологических наук, 
 
ведущий научный сотрудник ИМЛИ, 
профессор РГГУ
Сурат Ирина Захаровна, 
доктор филологических наук, 
 
ведущий научный сотрудник ИМЛИ
Урюпин Игорь Сергеевич, 
доктор филологических наук, 
 
заместитель директора 
Института филологии МПГУ 
Щербакова Марина Ивановна, 
доктор филологических наук, 
 
зав. отделом русской классической 
литературы ИМЛИ
Готовимся к экзаменам
Кудекина Е.А. 
Особенности подготовки обучающихся  
к сдаче устного собеседования в 9 классе  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86
Гаврилина О.В. 
Литература для подростков как материал для аргументации  
в итоговом сочинении  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91 
Внимание!
5.9.3. Теория литературы, 
текстология
Тюпа Валерий Игоревич, 
доктор филологических наук, 
 
профессор РГГУ
Клинг Олег Алексеевич, 
доктор филологических наук, 
 
профессор, зав. кафедрой теории 
 
литературы МГУ
Пешков Игорь Валентинович, 
доктор филологических наук 
Научным статьям журналов Издательства «Школьная Пресса» присваивается DOI!
Уважаемые авторы и подписчики журналов Издательства «Школьная Пресса»!
В сентябре 2020 г. наше Издательство присоединилось к международной системе журналах.
DOI — это идентификатор научной публикации. Наличие у ваших материалов 
DOI упростит их поиск в мире научной информации и позволит размещать дополнительные материалы. 
Коды DOI можно присваивать не только новым, но и архивным публикациям.
По всем вопросам присвоения DOI Вашей статье обращайтесь в редакцию 
журнала.
Надеемся, что наше новое предложение будет вам интересно, а взаимодействие с издательством приятно и удобно. 
5.9.5. Русский язык. 
 
Языки народов России
Баранов Анатолий Николаевич, 
доктор филологических наук, 
 
ведущий научный сотрудник ИРЯ 
 
им. В.В. Виноградова
Галинская Елена Аркадьевна, 
доктор филологических наук, 
 
профессор МГУ
Григорьев Андрей Владимирович, 
доктор филологических наук, 
 
профессор МПГУ
Редколлегия журнала может не разделять точку зрения авторов публикаций.  
Ответственность за содержание статей несут авторы публикаций.
Редакция: Г.И. Романова, 
И.И. Матвеева
Переводчик Н.М. Носов
Корректор Н.С. Гриднева
Компьютерная верстка 
Н.В. Запорожец
Адрес  издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail:   russkaya_slovesnost@mail.ru
Журнал зарегистрирован МПТР России, 
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 от 04.09.08 г.
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 6,0
Изд. № 3859.  Заказ
Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК)  
Министерства образования и науки РФ   
в перечне ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,   
в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций  
на соискание ученой степени доктора и кандидата наук.
Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары,  пр. И. Яковлева, д. 13
©  
ООО «Школьная Пресса», 2024
©  
«Русская словесность», 2024
Журнал зарегистрирован в базе данных Российского индекса  
научного цитирования. 
Издание охраняется Гражданским кодексом РФ (часть 4).
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале, как на бумажном носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования, 
записи в память ЭВМ, и размещение в Интернете без письменного согласия правообладателя запрещается.

Актуальный вопрос
И.А. Беляева
Существует ли русская классика? 
Аннотация. В статье речь идет о содержании понятия «русская классика», формулируется проблема 
единства классического корпуса текстов, с учетом влияния на этот процесс литературных институций 
и читательской рецепции. Предлагается, вслед за Ю.М. Лотманом, смотреть на русскую классику исторически как на отдельный период, который соответствует XIX веку, когда сформировались основные 
национальные сюжеты, генетически обусловленные «ближневосточными» корнями и новыми западноевропейскими влияниями, что определило в дальнейшем характер всей русской литературы.
Ключевые слова: русская классика, русская литература классического периода, рецепция, Пушкин, 
Тургенев, Гончаров, Л. Толстой.
Для цитирования: Беляева И.А. Существует ли русская классика? // Русская словесность. 2024, № 2. 
С. 3–14.
Научная статья 
УДК: 82-1-/9
DOI: 10.47639/0868-9539_2024_2_3
Ирина Анатольевна Беляева, МГУ имени М.В. Ломоносова, ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, Москва, 
Россия
не может не возникнуть естественное сомнение, которое связано с определением 
самого корпуса таких классических для 
русской литературы текстов: стоит ли в него включать писателей ХХ века или ограничиться только веком XIX, кто из писатеXIX, кто из писате, кто из писателей XIX века безоговорочно соответствует 
статусу классика, да и в принципе — насколько этот список монолитен.
Если подойти к вопросу предельно 
щепетильно и признать, что «классическому» статусу соответствуют писатели, 
«творчество которых стало достоянием не 
только национальной, но и всемирной 
литературы» [Гаспаров, 2002, с. 363], 
то даже Пушкин может оказаться фигурой небезупречной. Не случайно высоко ценивший его творчество Тургенев не 
осмеливался однозначно именовать Пушкина «национально-всемирным поэтом» 
В
опрос, вынесенный в название статьи, 
может отчасти показаться провокационным. На него сразу хочется ответить 
утвердительно, отбросив все сомнения: 
русская классика существует, и читатель 
легко припомнит имена писателей, которые традиционно признаются «лучшими, 
образцовыми» [Гаспаров, 2002, с. 362], по 
крайней мере в рамках национальной 
литературы. Правда, список этих писателей может быть разным, но он обязательно будет включать Пушкина, Достоевского, Л. 
Толстого. Для читателя интуитивно 
понятно, что в данном случае он имеет 
дело, по словам В.Е. 
Хализева, с сочинениями, которые представляют «верх верха 
литературы» [Хализев, 2004, с. 143], входят в национальный канон.
Но одновременно с уверенным положительным ответом на вопрос у читателя 
© Беляева И.А., 2024.

Русская словесность   ·  2/2024
[Тургенев, 1986, с. 349] и решительно 
не соглашался с Достоевским, считавшим 
гений Пушкина «всемирным» и «всечеловеческим». Сейчас уже можно сказать, 
что время показало правоту Тургенева и 
что Пушкин занимает центральное положение именно в русском каноне, но в 
мировой практике об открытиях русской 
культуры более свидетельствуют Ф.М. 
Достоевский, Л.Н. 
Толстой и А.П. 
Чехов.
Закономерным может быть и другой 
вопрос — о самом механизме «попадания» 
того или иного писателя в первый ряд 
литераторов. Как известно, не всегда любимые читателями авторы закреплялись в 
истории культуры на вершинной позиции, 
о чем свидетельствует, например, литературная судьба Ф.В. 
Булгарина. Были в 
научной практике попытки объяснения 
центрального статуса Пушкина в русской 
литературе удачным совмещением старых 
и новых моделей общения поэта с его читателем [Рейтблат, 2001, с. 51–69]. В обоих случаях речь шла о непростой судьбе 
писательских репутаций. От репутации 
действительно зависит многое.
Социологи литературы предостерегают от построения незыблемых иерархий, 
поскольку механизм появления в культуре классических, или образцовых текстов сложен и, как правило, неоднороден. 
Определенную лепту в выработку «ценности произведения» вносит институализация искусства. Тут огромное значение 
имеет литературное дело, вкусы критики, 
вхождение того или иного сочинения в 
школьный (гимназический) канон, университетская практика, а в настоящее 
время и разные медиаресурсы.
«Производителем ценности книги или 
картины, — утверждал известный французский философ и социолог Пьер Бурдье, — является не автор, а поле производства, которое, в качестве универсума 
веры, производит ценность произведения 
искусства как фетиша, продуцируя веру 
в творческую силу автора» [Бурдье, 2020]. 
Сошлемся на еще одно известное суждение П. Бурдье о том, что «произведение 
искусства существует как символический 
объект, представляющий ценность, только когда оно распознано и признано, т. е. 
социально институировано как произведение искусства читателями или зрителями, обладающими диспозицией и эстетической компетентностью, необходимой 
для того, чтобы распознать и признать 
его в этом качестве» [Бурдье, 2020]. Критики, ученые, «целый ансамбль агентов и 
институтов», таким образом, участвуют «в 
производстве ценности произведения посредством производства веры в ценность 
искусства вообще и веры в отличительную ценность того или иного шедевра» 
[Бурдье, 2020]. При такой постановке вопроса умаляется содержание самого произведения, собственно его аксиологический план, который как будто до момента 
«распознавания» не существует, с чем, 
конечно, нельзя согласиться, но списывать со счетов институциональные вещи 
ни в коем случае нельзя. Вот если на 
минуту представить себе, что, например, 
Пушкин будет исключен из школьной 
программы и перестанет продуцироваться «вера» в его «ценность» и «творческую 
силу», долго ли его сочинения будут восприниматься в сознании современного 
читателя как явления классического порядка? Полагаем, что Пушкин едва ли 
потеряет свои лидирующие позиции в 
пространстве русской культуры даже при 
таком радикальном варианте, но механизмы забвения, если так можно сказать, 
будут запущены.
При институциональном подходе становится очевидно, что классические, образцовые для культуры явления всегда 
относительны, и станут ли они «шедеврами», зависит от многих факторов, в 
том числе внешних. Немалую роль в 
данном деле играет «признание» чита Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
5
тельской аудитории, обратной стороной 
которого, по мысли П. Бурдье, оказывается то, что «культурные продукты» по 
мере получения признания «теряют свою 
отличительную редкость» и «“дешевеют”»: 
«канонизация неизбежно приводит к банализациии» [Бурдье, 2020]. П. Бурдье 
небеспочвенно отмечает, что классика 
зачастую чревата архаикой. «Ранее доминантная продукция, — пишет ученый, — 
может быть вытеснена в область “старья”», или же она приобретает «статус 
классики» [Бурдье, 2020], что как бы отчасти уравнивает эти состояния. И здесь 
мы имеем дело уже с ситуацией не столько проблемы центра («верха литературы») 
или периферии литературного ряда, а 
с явлением другого плана, когда статус «классического» текста оказывается 
снижен, а само понятие «классики» — 
синонимично литературе устаревшей и 
малоинтересной современному читателю, 
которому хочется новизны. Поэтому, полагаем, вопрос о существовании русской 
классики у среднестатистического нашего современника может вызвать именно 
такие ассоциации — с текстами, которые 
он «проходил» в школе, но сейчас едва ли 
станет читать, потому что они для него 
«стары», или непонятны, что подчас одно 
и то же. Есть опасения, что Пушкин (и 
не только он) может оказаться именно в 
таком контексте понимания. Например, 
знаменитая ситуация с отказом Татьяны 
Лариной от адюльтера в финале «Евгения Онегина», которая вызывала споры в 
русской критике и культуре XIX века (от 
Белинского до Достоевского) некоторыми 
читателями сейчас трактуется как архаическая, непродуктивная, ничего не предлагающая современному, искушенному 
в гендерных и феминистских вопросах 
обществу. И это тоже серьезная проблема, когда мы говорим о русской классике 
и ее репутации у нынешнего школьника 
или студента. Кстати, тут немалую роль 
играет с определенной периодичностью 
возникающая мода, в том числе на архаику или на перепрочтение тех «старых», 
условно говоря, текстов, к которым все 
привыкли. Такая мода очень помогает 
актуализации классики.
Говоря об иерархиях в литературе, мы 
должны также понимать, что история литературы — явление живое. Она все время 
пополняется «забытыми именами», расширяется и уточняется. Как справедливо 
отмечал Ю.М. 
Лотман, «любой период литературы <…> не является чем-то самим 
себе равным, а постоянно меняется, поскольку находится в сложных диалогических отношениях с культурным движением последующих эпох. И подобно тому, как 
нельзя одну реку перейти дважды, нельзя 
один раз и навсегда изучить историю литературы: река меняется» [Лотман, 1994, 
c. 393]. В свое время Н.И. 
Либан, много 
сделавший для научной популяризации 
Н.С. Лескова, признавался, что «вывел 
<его> в люди» в своих специальных семинарах, которыми руководил в течение сорока лет на филологическом факультете в 
МГУ имени М.В. 
Ломоносова. И добавлял: 
«В том, что Лескова теперь рассматривают 
как классика, есть и моя заслуга. Я его из 
“второстепенного ряда” в первый ряд поставил» [Либан, 2010, с. 554]. Здесь важна 
даже не собственно писательская фигура 
Лескова и проблема включения его имени 
в систему иерархии русской литературы, 
сколько сама подвижность этой системы. 
И все же, даже несмотря на относительность центральных и периферийных рядов литературы, в культурной традиции 
сложилось определенное понимание того, какими качествами должен обладать 
текст, который при любых трансформациях будет ассоциироваться с русской классикой, что напрямую связано с системой 
ценностей самой литературы, которая, в 
свою очередь, обусловлена особенностями 
ее развития.
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Русская словесность   ·  2/2024
В истории каждой литературы, помимо 
социальных и институциональных причин, особую роль играют генетические 
факторы. Важен тот путь, который проходит литература — в нашем случае русская литература — с момента ее становления до оригинальных форм. В.Я. Линков в свое время очень точно определил, 
например, «свой путь» русского реализма, 
подчеркнув укорененность вершинных 
его явлений в духовной, а не в научной 
проблематике, в отличие, например, от 
французского реализма1 [Линков, 2012]. 
Собственно, мировая востребованность, 
а значит и классическая природа сочинений Достоевского и Л. Толстого в этой 
связи обусловлена, по мысли исследователя, вниманием к духовным началам в 
их романной картине мира. Добавим от 
себя, что открытие этой особенности текстов Достоевского и Л. Толстого, конечно, 
зависит от критиков, исследователей, а 
трансляция и популяризация подобных 
открытий — от учителей и просветителей, 
т. е. без институциональных моментов 
обойтись невозможно, но именно в тексте, 
в его качестве заключаются основания 
для любых институциональных построений. А это значит, что входящие в золотой 
канон русской культуры литературные 
сочинения в большинстве своем обладают 
такими отличительными свойствами, но 
вырабатываются они общим движением 
всей русской литературы.
Особенность русской литературы такова, что она прошла, как и русский реализм, «свой путь»: изначально развивалась в «ближневосточном» русле [см.: Аверинцев, 1996] как часть Slavia Orthodoxa, 
но и позже сохранила отношение к слову 
как к сакральному знаку, причем помнила об этом даже когда секуляризировалась и адаптировалась к другой литературной модели, связанной с традицией 
греко-римской античности. Наибольшее 
скрещение эти две линии получили именно в XIX веке, что и сформировало осоXIX веке, что и сформировало осо веке, что и сформировало особый — классический — статус данного 
историко-литературного периода в русской культуре. Не случайно читатель, 
по верному наблюдению Ю.М. Лотмана, 
именно XIX век интуитивно выделяет как 
нечто значимое, единое — как образец 
всей русской литературы. «Нельзя не заметить, — отмечал исследователь в одной 
из своих последних работ, — что русская 
литература между Пушкиным и Чеховым 
представляет собой <…> бесспорно единое историческое явление» [Лотман, 1994, 
c. 380]. Ю.М. Лотман сосредоточивает свое 
внимание на историзме, говорит о классическом периоде в развитии русской литературы как о важнейшем ее историческом этапе. При таком подходе к классическому статусу литературного явления 
читатель ограничивается исключительно 
XIX веком, отсюда следует, что вершин веком, отсюда следует, что вершинные сочинения ХХ века не следует рассматривать в рамках русской классики. 
С точки зрения общего развития русской 
литературы, в том числе и современной, 
ее достижений и мирового значения это 
несправедливо, с исторической — вполне 
закономерно.
Классический период в развитии русской литературы был временем, когда 
литература свободно сочетала в себе разные дискурсы — художественный, религиозный, философский, социологический, 
психологический, научный и др., литература оказывалась для читателя всем — и 
художеством, и проповедью, и наукой. 
Но самое главное — в этот период сложились основные типы и герои, сюжетные модели, система мотивов, которые 
сформировались под влиянием мирово1 В целом нельзя отрицать связь русского реализма 
XIX века с проблемами научной эпистемологии, но 
и абсолютизировать этот аспект, как предлагается в 
недавней коллективной монографии, посвященной 
русскому реализму [Русский реализм XIX века…, 
2020, с. 221–257], едва ли стоит.
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
7
го искусства, но с сохранением своих 
оригинальных свойств. Именно они — 
эти сюжеты-мотивы-герои и выражаемые 
ими смыслы — и стали определяющими 
для последующих эпох развития русской 
культуры. 
Будучи 
многогранной, 
литература 
XIX века никогда не забывала своих «ближневосточных» корней и как бы предполагала презумпцию духовной задачи, даже 
если у самого писателя было непростое 
отношение к вопросам веры и религиозности. Как отмечал в этой связи В.Я. 
Линков 
по поводу разницы между Бальзаком, с 
одной стороны, и Достоевским и Л. 
Толстым — с другой, «автор “Человеческой 
комедии”, как известно, был католиком, 
но все же его, в отличие от Толстого и Достоевского, никто не назовет религиозным 
писателем. В мире, созданном Бальзаком, 
есть место религии, но сам мир в целом не 
является воплощением замысла Божьего. 
У Достоевского и Толстого мир, который 
они воссоздают в своих произведениях, 
имеет Божественный смысл, который пронизывает и создает его целостность» [Линков, 2012, с. 17]. Собственно этот момент и 
составляет особую краску русской литературы в общей палитре мировой культуры, 
как бы предопределяет ее «классичность», 
или «образцовость».
Классический этап русской литературы, или XIX век, входит в мировую кульXIX век, входит в мировую куль век, входит в мировую культуру в том числе и потому, что именно как 
«бесспорное единство» он «воспринимается <…> нерусским, европейским читателем» [Лотман, 1994, c. 380]. «…Культура 
и литература между Пушкиным и Чеховым, — утверждает Ю.М. 
Лотман, — является не только художественной вершиной, 
не только периодом, когда русская литература становится мировой литературой, 
но и явлением органического единства» 
[Лотман, 1994, c. 380]. Ученый признает, 
что, несмотря на «смену эволюционных 
моментов» и на «полемику, раздирающую 
современников русской культуры XIX в.», 
т. е. на подвижность самой системы, о чем 
мы размышляли выше, в ней существует 
«то единое, что позволяет нам выделить 
этот период как совершенно уникальное 
и целостное явление в истории как русской, так и мировой культуры» [Лотман, 
1994, c. 380. Выделено нами. — И. 
Б.]. То 
есть мировое признание русской литературы XIX века — важный критерий ее 
классического статуса.
Интересно и важно, что Ю.М. 
Лотман 
фактически предлагает говорить не столько о «русской классике» как о корпусе разрозненных во времени текстов, сколько 
об отдельном этапе — «русской литературе классического периода», или литературе XIX века. Причем этот период не 
замыкается на узком круге избранных, 
вершинных книг, но включает в себя все 
тексты, классические и неклассические, 
которые относятся к обозначенному хронологическому отрезку. Таким образом, весь 
литературный материал выстраивается 
как значимый, хотя и неоднородный, с 
учетом подвижности литературных рядов 
и наличия «органического» своеобразного ядра текстов, определяемого читателем подчас интуитивно и встроенного в 
мировую культуру. В такое ядро входят 
наиболее значимые сочинения, которые, 
вопреки пониманию П. 
Бурдье, не могут 
устареть (перейти в разряд «старья») и 
актуальны вне времени, во многом в силу 
своей «органичности» для породившей ее 
культуры. Само ядро текстов может незначительно меняться. Примером может 
служить случай с Лесковым. Но в основе 
все-таки оказываются тексты, без которых культура более позднего времени не 
может обойтись — иначе она перестанет 
быть собой. Осмелимся предположить, что 
это уже внутрикультурные процессы, в 
которых внешние, социальные и институциональные факторы не играют существенной роли, поскольку институциям 
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Русская словесность   ·  2/2024
сложно поддерживать актуальность давно 
созданного текста, если бы в нем самом 
не содержалось предрасположенности к 
тому, чтобы не терять эту актуальность. 
Однако можно согласиться с П. 
Бурдье и 
его сторонниками в том, что поддержание подобного статуса русской классики, 
или точнее, «литературы классического 
периода» зависит от культурной традиции, научной, читательской и школьной 
практики. И в этом смысле сохранение 
классики как феномена русской культуры 
должно подпитываться теми, кто будет ее 
интерпретировать, учить понимать, ведь 
филология и есть «служба понимания» 
[Аверинцев, 1969, c. 101]. А если это так, 
то здесь перед нами встает вопрос о современном читателе и о том, какие он 
испытывает трудности в деле понимания 
классики.
Отношение 
к 
русской 
литературе 
XIX века, т. е. к «классическому периоду 
русской литературы», согласно Ю.М. Лотману, сейчас неоднозначное. Есть читатели, для которых она представляет непреходящую ценность, причем зачастую 
ценность классических текстов находится 
в поле стереотипного (воспитанного школой) восприятия. Но есть немало читателей, для которых интереснее современный 
литературный процесс, поскольку именно 
он — явление живое и настоящее, тогда 
как классическая литература — явление 
прошлого, постепенно и стремительно становящееся позапрошлым (тут очевидно 
реализовывается логика П. 
Бурдье). В этой 
связи одной из насущнейших задач филологии — одной из институциональных задач — является определение затрудняющих восприятие аспектов и выявление 
новых стратегий прочтения, которые бы 
актуализировали смыслы «старых» и, казалось бы, привычных литературных сочинений классического периода.
В контексте обозначенной проблемы 
особую сложность представляют не столько традиционно «непростые» Достоевский 
или Л. Толстой, требующие, ввиду своей 
публицистичности, от читателя особой 
отзывчивости, сколько, казалось бы, более «понятные», или спокойные в плане 
постановки коренных, конечных вопросов Пушкин, Гончаров или Тургенев. Заметим, что, за исключением Тургенева, 
признанного еще при жизни в западноевропейском литературном сообществе, 
первые два так и остаются большей частью знаковыми фигурами внутри русской культуры. Интерес к Достоевскому 
и Л. Толстому не ослабевает, ибо он в немалой степени подпитывается мировым 
признанием, тогда как Пушкин, Гончаров и Тургенев либо не завоевывали его, 
либо, к сожалению, к настоящему моменту утратили.
Основные трудности в деле понимания 
и в практике изучения русской классики 
на настоящем этапе можно, конечно, объяснить кризисом литературоцентризма, 
который затронул и Россию. Это, нужно 
сказать, особенно болезненно для нее, поскольку русская культура всегда была 
литературоцентричной, она так преимущественно формировалась, в отличие от 
других европейских культур, чем во многом обязана своим «ближневосточным» истокам. Но дело не только в этом. Есть и 
частные усложняющие восприятие факторы.
Отдельный труд при чтении текстов 
XIX века составляет необходимость об века составляет необходимость обращаться к реальному комментарию, поскольку жизнь стремительно меняется. 
Так, в «нанковом кафтане», часто встречающемся, например, в текстах Тургенева 
или Толстого, современный читатель с 
трудом увидит сделанную из грубого хлопка вещь. Не так просто ему разобраться и 
в «верстах» и «саженях», которыми измерялись в России в позапрошлом веке расстояния. Подобных примеров можно было 
бы привести очень много. Детали повсед Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Актуальный вопрос
9
невной жизни, географические названия, 
исторические события — все это, и не только это, требует сейчас пояснения, а значит 
и дополнительной работы от читателя. Но 
с подобными вещами еще можно было бы 
смириться. В конце концов, школьника и 
студента в какой-то момент может увлечь 
то, как в онегинскую или постонегинскую 
эпоху были устроены дороги, балы, дуэли 
и обеды.
Гораздо сложнее обойтись современному читателю без острой сюжетики. Кстати, те сочинения, где она появляется, в 
том числе в виде детективного элемента, 
например, у Достоевского, значительно 
быстрее доходят до современного адресата. А вот событийность пушкинского «Евгения Онегина» молодому читателю может показаться сомнительной, поскольку 
происшествий там действительно мало, 
роман можно пересказать в нескольких 
предложениях. Сюжет внешне прост и не 
насыщен событиями. И читателю нужно 
приложить немало усилий, чтобы разглядеть главное, увидеть, что называется, 
между строк, подобно тому, как это делал 
Онегин в восьмой главе романа: «Он меж 
печатными строками / Читал духовными 
глазами / Другие строки» [Пушкин, 1978, 
c. 158].
Поэтика 
Пушкина 
подразумевает 
значимое умолчание, которое становится подчас смыслообразующим: в том же 
«Евгении Онегине», когда читатель с трудом вдруг осознает, что главная встреча 
в романе, встреча Онегина и Татьяны, 
почему-то никак не описана, а замещена 
знаменитыми отточиями, ему довольно 
трудно понять, как можно было «пропустить» главное событие, вообще ничего 
не сказать о нем в и без того «бессобытийном» романе. Но художественный эффект 
от этого пропуска оказывается колоссальным. Подобных моментов у Пушкина немало — что стоит «пропущенное» путешествие Онегина, которое поэт планировал 
сделать восьмой главой, но оно стало 
приложением к роману, а на самом деле 
его важнейшей частью. Это невысказанное, неописанное событие, нюансы встречи Онегина и Татьяны, самой главной и 
важной для героев, которая изменит все 
их существо к лучшему, читатель должен 
«дочитывать», или «дописывать» сам. И 
это невероятно сложно. Он вынужден 
неоднократно возвращаться к реакции 
Онегина — к его нелепому вопросу о том, 
«которая Татьяна», что он задает Ленскому на обратной дороге, будто он не знал, 
кто есть кто из трех женщин в семействе Лариных. Читатель задумывается 
и соединяет начало и конец — первую и 
последнюю встречу Онегина и Татьяны и 
выстраивает невольно тот не нашедший 
событийного выражения «возможный сюжет» романа, о котором писал С.Г. Бочаров [Бочаров, 1999, c. 17–45]. Как только 
читатель задумывается о причинах и 
об эффекте подобной «бессобытийности» 
(а «бессобытийность» лишь иллюзия, на 
самом деле события происходят грандиозные), то он вынужден постоянно разгадывать этот пушкинский quest. Но совреquest. Но совре. Но современный читатель не привык, или отвык 
от подобной деликатной подачи материала и постановки проблемы, поэтому ему 
нужно совершить определенную работу 
и над собой.
Пушкинское умение не сказать напрямую главное очень ценили его немногие 
почитатели в Европе, во Франции. Тургенев вспоминал, что П. Мериме восхищало 
в русском поэте то, что в некоторых его 
текстах — а речь шла конкретно о стихотворении «Анчар» — отсутствовали «всякие толкования и моральные выводы». 
«Всякий новейший поэт, — вспоминал 
Тургенев слова Мериме, — не удержался 
бы тут от комментариев» [Тургенев, 1986, 
c. 345].
Интересу к классическим текстам немало препятствуют стереотипы восприятия, 
 Любое распространение материалов журнала, в т. ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.