Журнал философских исследований, 2024, № 3

ISSN 2500-0519 
 
ЖУРНАЛ ФИЛОСОФСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ 
Сетевой научный журнал 
Том 10 ■ 
Выпуск 3 
■ 
2024 
 
Выходит 4 раза в год   
 
 
 
 
 
 
      Издается с 2015 года 
 
 
СОДЕРЖАНИЕ 
 
История философии  
 
Лазарев А.И.  
«День всех» в свете теории и философии 
праздника 
 
Мезенцев И.В., Чекрыгин О.В.,  
Надеина Д.А.  
Значение веры и откровения в контексте 
переосмысления оснований классической 
философии и научного познания 
 
Ли Тяньюнь, Кудрин С.К.  
Моральные философии Ф. М. Достоевского 
и А. Д. Градовского: общее и различное 
 
Философия науки и техники  
 
Чальцева Т.А., Станоевич У., 
Березникова Д.А.  
Междисциплинарный подход в осмыслении 
происхождения рака: синергия познания 
 
Онтология и теория познания 
Свидетельство о регистрации средства 
массовой информации  
Эл № ФС77-61322 от 07.04.2015 г. 
 
Издатель:  
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, г. Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96 
Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru 
http://www.infra-m.ru 
 
Главный редактор: 
Климов С.Н. — доктор философских наук, 
заместитель директора академии по учебнометодической работе, Российская открытая 
академия транспорта Московского 
государственного университета путей 
сообщения (РОАТ МИИТ), г. Москва 
 
Ответственный редактор:  
Титова Е.Н. 
E-mail: titova_en@infra-m.ru 
 
© ИНФРА-М, 2024 
 
Присланные рукописи не возвращаются.  
Точка зрения редакции может не совпадать  
с мнением авторов публикуемых материалов.  
Редакция оставляет за собой право самостоятельно 
подбирать к авторским материалам иллюстрации, 
менять заголовки, сокращать тексты и вносить в 
рукописи необходимую стилистическую правку 
без согласования с авторами. Поступившие  
в редакцию материалы будут свидетельствовать о 
согласии авторов принять требования редакции.  
Перепечатка 
материалов 
допускается  
 
Лебедев С.А.  
О современной концепции универсальной 
философии 
 
 
с письменного разрешения редакции.  
При цитировании ссылка на журнал «Журнал 
философских исследований» обязательна.  
Редакция не несет ответственности за содержание 
рекламных материалов.  
 
 
САЙТ: http://naukaru.ru/ 
E-mail: titova_en@infra-m.ru 

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ 
 
Климов С.Н. — доктор философских наук, 
заместитель директора академии по учебнометодической работе, Российская открытая 
академия 
транспорта 
Московского 
государственного 
университета 
путей 
сообщения (РОАТ МИИТ), г. Москва 
Коротких 
В.И. — 
профессор, 
кафедра 
философии 
и 
социальных 
наук, 
Елецкий 
государственный университет им. И.А. Бунина, 
г. Елец 
Колесов М.С. — доктор философских наук, 
Севастопольский государственный университет, 
г. Севастополь 
Ореховская Н.А. — доктор философских наук, 
профессор, 
кафедра 
социологии 
и 
культурологии, Московский государственный 
технический университет имени Н.Э. Баумана,  
г. Москва 
Немировский В.Г. — доктор социологических 
наук, кандидат философских наук, профессор, 
кафедра социологии, Сибирский федеральный 
университет, г. Красноярск 
Бабинов Ю.А. — доктор философских наук, 
профессор Севастопольский государственный 
университет, г. Севастополь 
Лебедев С.А.  — доктор философских наук, 
профессор, 
награжден 
Почетной 
грамотой 
Президента 
РФ 
за 
заслуги 
в 
научнопедагогической 
деятельности, 
Московский 
государственный 
технический 
университет 
имени Н.Э. Баумана, г. Москва 
Майданский А.Д. — доктор философских наук, 
профессор, кафедра философии, Белгородский 
государственный университет, г. Белгород 
Губман Б.Л.  — доктор философских наук, 
заведующий кафедрой философии и теории 
культуры, 
Тверской 
государственный 
университет, г. Твер 
Стамболийски 
И.Н. — 
преподаватель, 
Варненский 
свободный 
университет 
"Черноризец Храбър" 
Кафтан В.В. — доктор философских наук, 
доцент, профессор департамента политологии 
Финансовый университет при Правительстве 
Российской Федерации, г. Москва 
Беляев М.А. – канд. филос. наук, доцент 
кафедры философии и социологии, Университет 
имени О.Е. Кутафина (МГЮА), г. Москва 
 

 «День всех» в свете теории и философии праздника 
 
"Everyone's Day" in Light of the Theory and Philosophy 
of the Holiday 
 
Лазарев А.И. 
учредитель историко-филологического фонда им. А.А. Хованского 
e-mail: xovansky_fond@inbox.ru 
 
Lazarev A.I. 
Founder of Historical and Philological Foundation named after A.А. Khovansky 
e-mail: xovansky_fond@inbox.ru  
 
Аннотация  
В статье описываются предпосылки для учреждения и история возникновения универсального 
праздника «День всех, или день спасения всех от всех и прежде всего от самих себя» в связи с 
личностью его основателя, выступающего в роли Homo festivus; обозначается его 
символический код; анализируется региональное и глобальное значение праздника, а также 
перспективы его социокультурной адаптации в российском и мировом сообществе.   
Ключевые слова: день всех, теория и философия праздника, формула консента, теория смеха, 
Аркадий Давидович, воронежский концептуализм, Homo festivus.  
  
Abstract 
The article describes the prerequisites for the establishment and the history of the emergence of the 
universal holiday "Everyone's Day, or a Day to save everyone from everybody, and chiefly from 
ourselves" in connection with the personality of its founder, acting here as Homo festivus; its symbolic 
code is designated; the regional and global significance of the holiday is analyzed, as well as the 
prospects for its socio-cultural adaptation in the Russian and world community. 
Key words: "Everyone's Day", theory and philosophy of holiday, formula of consent, theory of laughter, 
Arkady Davidovich, Voronezh conceptualism, Homo festivus.  
 
 
Боги из сострадания к человеческому роду, рожденному для трудов,  
установили, празднества, …  чтобы можно было исправлять недостатки воспитания. 
Платон 
Юмор – это единственное, что гасит ненависть.  
М. Жванецкий 
Et in Arcadia ego 
 
Введение: обзор теорий праздника и его философских аспектов. Чтобы по достоинству 
оценить потенциал и значимость учрежденного в последний год жизни Аркадия Давидовича 
праздника «День всех, или День спасения всех от всех и прежде всего от самих себя», 
необходимо рассматривать предпосылки и мотивы его появления на фоне всеобщей истории 
и теории праздника, его роли и функции в обществе и культуре; в контексте праздниковедения 
– раздела исторической науки, специально посвященного изучению разного рода торжеств. 
При этом нужно уделить особое внимание личности учредителя, поскольку местечкововселенский масштаб его фигуры сам собою удостоверяет и масштаб праздника.  
Всеобщность праздников позволяет считать их постоянным элементом человеческой 
культуры. Исследователи выделяют различные подходы к изучению праздников и их 
концепций: эмпирико-описательный, мифологический, или религиозно-обрядовый, трудовой, 
3 

игровой, рекреативный, философско-культурный и др. [38]. Но поскольку праздники 
представляют собой чрезвычайно многостороннее явление, существуют сложности с 
определением их общей и всесторонней классификации для всех времен и народов.  
По общественной значимости и масштабности специалисты выделяют три основные 
группы праздников: личностные, инициируемые событием, имеющим значение для отдельной 
личности или семьи; локальные, актуальные для определенной празднующей общности – 
отдельных коллективов, территорий, городов и т.д.; и всеобщие, отвечающие наиболее 
масштабным, имеющим всемирно-историческое значение и относящимся к эпохальным 
событиям [44].  
Считается, что для возникновения массового праздника необходимы три основных 
слагаемых: традиционные основы (т.е. определенное сущностное наполнение); реальное 
событие (религиозное, светское, политическое и т.п.); организационное начало (творческое 
осмысление и создание праздничного пространства) [44]. Если первые два слагаемых – 
традиционные основы и реальное событие – образуют так называемую объективную 
праздничную ситуацию, то субъективное организующее начало заключается в созидательном 
замысле создателя, претворяет праздник в жизнь, реализует его.  Субъективным условием, 
превращающим праздничную ситуацию в праздник, является способность инициаторов 
побудить массы к торжеству. Субъективный творческий фактор выступает ключевым в 
инициации торжеств и моделировании соответствующей им объективной реальности, выделяя 
таким образом роль личности в генезисе праздника, и именно поэтому инициаторы и 
учредители заслуживают отдельного внимания и описания – для правильного осмысления 
праздника.  
Через призму праздника выявляется ряд философско-антропологических проблем 
современной культуры. Как и язык народа, праздник и его формы несут в себе некий 
символический код, который может являться ключом к пониманию не только конкретной 
культуры, но и закономерностей, присущих человеку как её создателю: «В том, что человек 
одновременно и творит себя, и сам же является своим творением, заключена тайна свободы 
личности» [43]. В силу своей уникальности индивиды, руководствуясь «бессмертным 
творческим я», свободным от всяких условностей пространства и времени [18], способны 
преображать праздник на свой лад, что подтверждается чрезвычайным разнообразием форм 
празднования.  
Один из ключевых признаков, характеризующих и раскрывающих философию праздника, 
заключается в его противопоставлении обыденности, в чём проявляется, пожалуй, наиболее общее, 
определяющее развитие в природе и обществе, противоречие – между изменением и сохранением, 
онтологически восходящее к пифагорейской паре основных начал (или координат) «покой – 
движение» [63], упомянутой Аристотелем в своей «Метафизике» [3]. 
Как правило, в основе появления праздника лежит творческий процесс, раскрывающий 
истинную сущность души [54], заключающийся в новаторстве и связанный с конкретным 
текущим моментом, как с новой точкой отсчета, тогда как устойчивость в человеческих душах 
формируется «соотнесенностью» традиций с вечностью [36]. Примечательно при этом, что 
события, представлявшие собой новаторство вначале, со временем тоже становятся традицией, но 
происходит это лишь в том случае, когда они коррелируют с вечностью.  
Философское противоречие содержится, однако, не только во взаимодействии новации и 
традиции, но и в самом развитии, качество которого может иметь два типа – конструктивный 
и деструктивный, каждый и которых зависит от субъективных характеристик организаторов 
событий. Более того, субъективное противоречие содержится не только в конструктивном и 
деструктивном характере воздействия новации на традицию, но и в эмоциональном 
содержании созидательной деятельности [79] – в серьезном или шутливом, соответствующем 
формальной и неформальной сторонам праздника.  
Это противоречие между серьёзностью и смехом выводит праздник за рамки собственно 
философии в область богословия и социологии и выражает два его аспекта: официальный 
(государственный или церковный), характеризующийся строгой ритуальностью, и неформальный 
4 

(площадной или народно-карнавальный), организующим началом которого являются веселье и 
смех [71]. При этом способность понимать и творить смешное представляет собой вполне 
самостоятельное, полноценное качество личности, особое явление жизни и культуры. В этой 
связи уместно вспомнить слова Спинозы: «Смех точно так же, как и шутка, есть чистая радость, 
и, следовательно, если только он не чрезмерен, сам по себе благо» [70].  
Именно в смехе явственно обнаруживается полное единство – животворное слияние 
физиологии и психологии в организме и душе, проявляющееся, по мысли Л.А. Карасева, в двух 
основных типах: «смехе тела» и «смехе ума» [31]. Таким образом, воплощая в себе полноту и 
правоту жизни, смех поддерживает самосознание человека как личности и связывает собой 
телесную и духовную ипостаси людского бытия [82]. В таком понимании эмоциональности 
философия идет рядом с богословием, поскольку подобное единение физиологии и психологии 
в организме и душе происходит и во время молитвы и называется душевным трепетом. При 
этом разница состоит в том, что молитвы по своей сути более чем серьёзны и исключают шутки 
и смех, а общее – в том, что, как и молитвы представляют собой средство исправления и 
улучшения общественных нравов, так и положительный смех играет ту же роль [11].  
Здесь необходимо отметить, что смех не только противопоставляется серьёзности, но и в 
свою очередь содержит противоречие в самом себе, поскольку имеет амбивалентную природу 
– обличительную сатирическую и созидательную комическую [6]. Академик Д.С. Лихачев на 
этот счёт отмечал следующее: «Смех заключает в себе разрушительное и созидательное 
начала одновременно» [45]. Вместе же сатира и юмор, по словам В.Г. Белинского, показывают 
нам жизнь «так, как она есть, чтобы навести нас на ясное созерцание жизни так, как она должна 
быть» [9]. Таким образом, в отличие от деструктивной стороны смеха, заключающейся в 
способности аннигилировать реальность [72], задача созидательной его стороны состоит в 
исправление общества и восстановлении нарушенных контактов между людьми.  
На фоне целого ряда контрадикций, содержащихся в структуре праздника, специалисты 
предлагают рассматривать его и как инструмент для конструктивного преодоления противоречий 
в существующей действительности, и как созидательный способ преображения мира. 
А.В. Бенифанд считал, что праздничный прогресс можно рассматривать вообще как фактор 
исторического прогресса общества [10], а по метафорическому замечанию В.А. Бердских: 
«Праздники, как спицы в Божьем колесе, вращают привычное течение жизни» [12]. 
Постулируя главенство воображения и праздника в историческом развитии человека, 
Х. Кокс отмечал, что в непрерывно изменяющемся мире праздник и творческая фантазия, 
расширяющая способности к инновациям, являются незаменимыми средствами адаптации и 
обновления [39]. В ответ на актуальные общественные запросы праздник помогает создавать новую 
реальность, формирует систему ценностей, чтобы укрепить в общественном сознании согласие на 
желанный порядок. Именно праздники позволяют в ненавязчивой форме вовлечь общество в 
созидательные процессы [75]. 
Принцип контраста между повседневной и праздничной жизнью универсален для всех 
традиционных культур, поэтому праздничная жизнь общества предстает такой всеобщей 
моделью, в которой совмещаются два ключевых аспекта общественной жизни – реальнопрактический и идеально-условный. «Выход» человека за пределы обыденности выступает 
признаком проникновения в особый мир – идеальный, противопоставляемый реальному 
бытию. Отказываясь посредством праздника от действительности и существующих в ней 
отношений, человек как бы творит новый – другой мир. Таким образом, праздник способствует 
конструктивному преодолению противоречий существующей действительности, выступая 
как особый способ преображения мира [17]. Праздник оказывается той сферой «идеальной 
жизни», с помощью которой общество осуществляет компенсацию другой жизни – реальнобудничной. Цель праздника – сообщить будням недостающие им начала фантазии, тайны. При 
этом рационально-мыслительное отношение к тому, что происходит во время праздника, 
привело бы к его уничтожению, рассогласованию его прочной эмоциональной атмосферы. 
Рефлексия в этой ситуации невозможна, считал М.М. Бахтин, поскольку «праздник 
5 

освобождает от всякой утилитарности и практицизма; это временный выход в утопический 
мир» [7]. 
Называя праздник «первичной формой человеческой культуры» и отмечая его 
«существенное и глубокое смысловое миросозерцательное содержание», Бахтин провозглашает 
связанность праздника не столько с противопоставлением трудовой деятельности, а скорее с 
жизненным идеалом. Реализация идеальных представлений в данном случае распространяется 
на строго ограниченный временной и пространственный промежуток. Временное отрицание 
различных ограничений, позволяющее переступить границы и нормы, помогает легче 
переносить суровую реальность повседневной жизни: «Во время праздника можно жить только 
по его законам, то есть по законам праздничной свободы» [7]. 
При этом праздничные ритуалы воспроизводят не повседневное, а мифологическое время. 
Таким образом, праздник связан с остановкой повседневного исторического времени и событий 
и включенностью во время и события мифологические. В такой концепции праздник становится 
своеобразным «проводником» между миром человеческого и миром мистического [33].  
В мировоззрениях древних народов праздник заключался в стремлении к реализации мифа 
об идеальной райской жизни. Однако остатки мифологических представлений сохранялись и на 
поздних этапах истории, при этом с течением времени отраженные в празднике 
привлекательные и яркие фрагменты мифа обретали иной смысл, трансформировались 
функционально [44]. Потеряв впоследствии свою сакральную форму, многие элементы 
праздничного поведения модифицировались в психотерапевтическую функцию, служащую для 
освобождения общества от накапливаемой агрессивной энергии, которая в самой жизни может 
оказаться разрушительной, угрожать нестабильностью, напряженностью, конфликтами между 
различными социальными группами. 
Рассуждая в книге «Человек играющий» о функциях праздника и анализируя игровой 
характер культуры, И. Хейзинга провозглашает универсальность феномена игры и её 
непреходящее значение в человеческой цивилизации [76]. В контексте игровой концепции он 
настаивает на компенсаторном значении праздника, поскольку, выступая контрастом по 
отношению к обыденности, тот является наслаждением и радостью жизни: «Чем более резким 
был контраст с убогостью повседневной жизни, – пишет Хейзинга в другом труде, – тем более 
необходим был праздник, следовательно, сильнее должны быть средства, способные – через 
пьянящее ощущение красоты, через удовольствие – смягчить гнет реальности, без чего жизнь 
казалась бы нестерпимо тусклой» [77].  Это мнение разделяет и И.А. Фролова, замечая, что 
«высокий досуг», или праздник как деятельность и как состояние, заключает в себе самом 
наслаждение, счастье и радость жизни, и в этом качестве оказывается тончайшим, 
изощреннейшим, эксплуатирующим самые сокровенные потребности человека инструментом 
реализации необходимости в её самой строгой общественной форме – в форме Закона» [39].   
По словам С. Солдаткина, «праздник не есть нечто механическое, инстинктивное: это не 
буйство влечений, не то, что может быть сделано кем-то за нас, праздник творится нами 
самими, в нашей душе» [69]. А.И. Мазаев сравнивает праздник с искусством, подчеркивая 
лишь разницу, что «искусство не претендует на то, чтобы его произведения принимались за 
реальность», тогда как праздник и есть сама реальность, уподобившая себя искусству и 
живущая по законам свободы и идеального мира. Момент искусства здесь заключается в том, 
что люди, попадая в новые социальные отношения, сохраняют старые, как бы преодолевая их 
в неконфликтной игровой форме [50]. По мнению Л.Н. Лазаревой, игра, позволяющая 
человеку выйти из неизбежной бытийности в близкую ей, но все же другую реальность, 
выступает одной из основных форм разрешения проблем в пространстве идеально-духовного: 
«Бог даровал людям праздник как радостное напоминание о рае, поэтому входить в праздник 
надо, как в рай, не отягощенным бытом, будничными заботами, тоской, а с чистой душой и 
добрыми помыслами» [43]. Встреча праздника очень важна в его общей структуре – как 
вхождение в игровую стихию. Именно здесь идет поиск путей и способов нестандартных 
решений, результаты которых потом претворяются в реальность, гармонизируя её. 
6 

По большому счёту, смысл праздничных ритуалов как раз и заключается в том, чтобы 
овладеть созидательной энергией; как говорил О. Шпенглер заглушить что-то, внушающее 
опасение и страх [81], не дать космосу разрушиться и вернуться в состояние хаоса; и чем 
напряженнее и драматичнее оказывается будничная жизнь человека, тем большая возникает 
потребность в празднике [17]. Таким образом, действия в празднике могут объясняться 
потребностью в эмоциональной разрядке человека, особенностями его психики, при этом 
праздник выступает как легитимированное время для разрушения социальных запретов и 
норм [19]. Зигмунд Фрейд на этот счёт замечал следующее: «При всех отречениях и 
ограничениях, налагаемых на «Я», периодический прорыв запрещений является правилом, как 
на это указывает установление праздников, которые по сути своей – не что иное, как 
предложенные законом эксцессы. Это чувство освобождения придаёт им характер веселья» [74]. 
Праздник помогает переступить границы обыденности, а инструментом для выхода за 
принятые нормы часто служит обряд переодевания, или ряжения. Традиционно масочнокарнавальные элементы праздничных событий имеют свой глубокий и исходно сакральный 
смысл.  «Фокус» тут в том, что переодевание дает возможность представиться в ином облике 
и как бы перевоплотиться в «божественного предка». Потому что в обыденности человек 
носит так называемую «маску обязательного», а в празднике он её сбрасывает, как бы 
обновляя свою природу [24].  
В праздниках карнавального типа находят отражение универсальные культурные 
архетипы («смыслообразы», запечатлевшие общие базисные структуры человеческого 
существования») и этнические («константы национальной духовности, выражающие и 
закрепляющие основополагающие свойства этноса как культурной целостности»). Эти 
этнокультурные архетипы, определяющие самобытность и преемственность в развитии 
карнавальных традиций отдельных народов, способствуют включению прошлого опыта в 
новое социокультурное пространство. К универсальным архетипам можно отнести такие, как 
хаос и творение, брачный союз мужского и женского начал [17]. 
Являясь результатом осмысления человечеством самого себя в рамках реального бытия, 
праздник служит своеобразным «зеркалом» эпохи, отражающим систему эстетических и 
этических, религиозных и нравственных, исторически накопленных традиций общества [16]. 
Таким образом, по мнению исследователей, праздник выступает важным фактором 
аккультурации, посредством которого человек принимает известный набор общественных норм 
и ценностей, существующих в той или иной социокультурной среде [19].  Д.Ю. Сарайкина в 
статье «Когнитивный аспект политического праздника» так определяет его задачу: «объяснять 
картину настоящего, легитимировать её в дискурсе памяти» [65]. В свою очередь, О.В. Ромах в 
статье «Изучение праздника как социально-философской проблемы» отмечает, что «без 
праздников человек не был бы историческим существом» [62]. 
В современной праздничной культуре наблюдаются тенденции (к частичной унификации 
и интеграции, к «стиранию» границ между праздничными культурами и созданию 
наднациональных и надконфессиональных праздников), обусловленные разными причинами: 
виртуальной и психологической открытостью границ между государствами, взаимовлиянию 
культур разных народов, тенденции к созданию единой мировой моды на образ жизни, 
одежду, еду, искусство и др. В условиях прогрессирующей глобализации особенно 
актуализируется 
значение 
консервативной 
функции 
праздника, 
а 
традиционные 
общечеловеческие основы выступают как интегративное средство, рафинирующее лучшие 
цивилизационные достоинства и способствующее выработке общих идеалов и ценностей [16]. 
Каждая эпоха, каждое общество создают свою систему ценностей, которая реализуется в 
конкретных празднествах, поэтому существует такое афористическое высказывание: каково 
общество – таков и праздник, каков праздник – таково и общество. При этом праздник не 
только отражает общество, но и дает понять, что нужно поправить, то есть служит и 
«зеркалом», и «творческим инструментом преобразования», позволяющими увидеть себя и 
создать свой лучший портрет. Впоследствии на основе конкурса по признакам 
7 

непосредственной функциональной эффективности происходит выбор лучшего из вариантов 
и его инкорпорирование в социальную практику [22].  
Исторический контекст появления праздника «День всех». Внешними предпосылками 
для формирования идеи праздника «День спасения всех от всех и прежде всего от самих себя» 
стали общественные настроения, сопутствующие ожиданиям народами Земли очередного 
Конца света, который в этот раз сначала приурочивали к рубежу тысячелетий, а затем – в 
связи с пресловутым сообщением календаря индейцев майя – к дате 20.12.2012, когда якобы 
должен 
был 
случиться 
глобальный 
катаклизм 
или 
произойти 
фундаментальная 
трансформация мира [57]. Именно на волне этих событий, по существу создавших 
праздничную ситуацию, и были опубликованы два издания книги Давидовича «Конец света 
закончится хорошо», содержащие оптимистичную авторскую интенцию и выражающие его 
упование на новую эпоху уже в афористическом названии [23].  
По замыслу создателя праздник одновременно отмечал конец Старого света и начало 
Нового, поэтому такое событие необходимо было творчески обыграть и обозначить. 
В качестве авторского Прогласа к началу Нового света выступил новый сборник, а содержащиеся 
в нём афоризмы должны были стать своего рода сценарными установками или поведенческими 
паттернами как для свидетелей Давидовича, так и для грядущих поколений новой формации.  
 И уже впоследствии, когда на Каннском фестивале вышла комедия Жако Ван Дормаля 
«Новейший завет», а затем в виртуальных СМИ распространились сообщения о якобы 
заявлении Папы Франциска, что Библия устарела и требуется «новейшее писание» [55], 
Давидович в ответ этой утке предложил свою первую книгу из цикла декалингв 
«JE SUIS DAVIDOWITZ», переведенную к тому времени под эгидой Фонда Хованского на 
самые распространенные языки мира и ставшую таким образом доступной буквально 
половине населения Земного шара. В соответствии с библейским нарративом изначально были 
запланированы переводы на 72 языка – по количеству наречий, возникших после неудачной 
попытки сотворения Вавилонского столпа, без которого, по ироничному замечанию 
Давидовича, небо точно рухнуло бы. В создании «новейшего писания» афорист видел главное 
средство спасения мира посредством иронии. При этом идея составления самих декалингв 
была вдохновлена десятью струнами на псалтыри царя Давида, только у Давидовича вместо 
струн были самые распространенные языки планеты, а содержание афоризмов представляло 
собой, по сути, творческую аранжировку высказываний вечной вселенской премудрости с 
афористическими комментариями [29].   
Другими предпосылками для учреждения праздника стали осложнения международных 
отношений и эскалация милитаризма во второй половине 10-х годов нового миллениума, на 
фоне растущей угрозы начала апокалиптической Третьей мировой войны. Тревога о судьбе 
мира не давала покоя писателю, что нашло выражение во множестве миротворческих 
афоризмов и иронизмов, где отчетливо проявился творческий замысел его последних лет, 
главным образом направленный на спасение человечества от кровопролитного и 
разрушительного безумия: «Всё можно решить мирным путем, – в отчаянии перед злым роком 
горько иронизировал афорист, – но только после войны».  
Разумеется, свой отпечаток на идею учреждения торжества консента наложила и известная 
геокультурная среда, ставшая с пеленок родной для афориста. В России високосный год 
обычно воспринимается крайне настороженно, поскольку в этот период отмечается 
увеличения числа несчастных случаев, смертей и т.п. У восточных славян на 29 февраля 
приходился Касьянов день, о смысле и содержании которого существуют народнохристианские легенды, синкретические по своей сути. По одной из них Святой Касьян предал 
Бога, перейдя на сторону Сатаны, за что было приказано три года бить его молотком по лбу, а 
на четвертый отпускать на землю. По другому поверью, Касьян служил у ворот ада и покидал 
свой пост 29 февраля. В это время он приносил на Землю беды и несчастья, и тогда весь земной 
шар был охвачен тревогой на один день больше. Чтобы развеять языческие суеверия и дать 
людям возможность передохнŷть, Давидович решил объявить Вселенский праздник, 
представив событие как освобождение Касьяна от кармического долга. Чаще отмечать этот 
8 

праздник человечество пока не в силах, считал афорист, поскольку неспособно ежегодно 
производить достаточное количество филантропии. По его замыслу, одно только ожидание 29 
февраля как праздничной даты способно вытеснить негативные суеверия в отношении 
високосного года и понемногу накопить позитивные. 
Весь этот разноплановый синхронический контекст послужил общим фоном, на котором 
проявилась и сложилась объективная праздничная ситуация, где в качестве субъективного 
организационного начала реализовался творческий гений афориста.  
Определение понятия «День всех» и его значимость.  Ключевым побудительным мотивом 
к учреждению нового торжества стало осознание того факта, что в мире нет абсолютно 
универсального праздника, который могли бы разом отметить все люди без исключения. Ведь 
даже, казалось бы, такой всеобщий сабантуй, как Новый год, народы отмечают в разные дни, и 
даже в День влюбленных обмениваются поздравлениями только те, кто любит друг друга, а те, 
кто не любит, остаются не у дел (к тому же свои Дни влюбленных, кроме европейцев, есть и у 
китайцев, вьетнамцев и др.). Разумеется, не могут относиться к всеобщим и религиозные 
праздники такие, как Рождество, Пасха, Курбан-байрам, День Будды и т.п.   
Пожалуй, ближе всего с универсальным статусом соотносятся такие международные 
праздники ООН, как День прав человека (10 декабря) или День солидарности (20 декабря), 
проходящие, между тем, практически незаметно для всех без исключения народов. Чтобы 
отстроить имидж своего торжества [20], Давидович так иронизировал по поводу первого: 
«Право на обед включает в себя и обязанность быть съеденным», одним только афоризмом 
устраняя этот день из состязания в претензиях на универсальность. А вот День солидарности 
как одной из основополагающих (эгалитарных) ценностей, в который народы должны 
отмечать «единство в разнообразии» [51], мог бы составить достойную конкуренцию Дню 
спасения всех от всех, и прежде всего от самих себя, даже несмотря на то что сама по себе 
солидарность имеет лишь относительную ценность, а не абсолютную, поскольку она может 
быть направлена как на благотворительность, так и применяться в деструктивных по своему 
проявлению действах.  
Главное различие здесь заключается в том, что День солидарности только констатирует 
объединенное разнообразие, т.е. выражает статику пространственно-временного и социальнокультурного среза, тогда как День всех – это день динамики, выраженной в конструктивном 
взаимодействии. По существу, День солидарности выражает ключевой коммуникационный 
концепт мультикультурализма и толерантности, поскольку сама по себе толерантность как 
терпение (в этимологическом смысле) не содержит в себе и не обозначает созидательной 
активности во взаимодействии между элементами мультикультурной системы. Давидович 
считал, что мультикультурная идеология оказалась нежизнеспособной именно потому, что 
сублимационная толерантность как коммуникативная практика показала свою несостоятельность 
именно в связи с неудовлетворительным качеством взаимодействия между элементами 
мультикультурной системы [13]. Поэтому и было принято решение учредить праздник посттолерантности, заключающийся в конструктивном взаимодействии, поскольку это торжество не 
о том, чтобы, подавляя эмоции, через силу терпеть друг друга в промежутках между неизбежными 
взрывами ксенофобии и мизантропии, а о том, чтобы популяризовать в массах консентный тип 
мышления для его применения в повседневной практике, в межкультурной, международной и 
внутрисоциальной коммуникации, или, говоря языком TED-конференций – for spreading the space 
of consent.  
В реальном материалистическом мире, где в социальной практике действует 
«марксистский диалектический закон» о «единстве и борьбе противоположностей» как 
идеология, соотносимая с естественным отбором (коль скоро «бытие определяет сознание»), 
такая практика трудно вообразима и представляется едва ли возможной, тогда как в 
праздничный день, отменяющий действие «материалистических законов» и создающий 
особую атмосферу, вступает в силу «праздничный диалектический закон», реализующий 
единство не в конфликтной и деструктивной, а в консентной и конструктивной форме. 
9 

Преобразовательная культурная трансформация в ходе праздника осуществляется с 
помощью остроумных шуток и смеха, без насильственных назиданий, а сатира, ирония и 
комизм выступают её основными инструментами. В понимании создателя смех представляет 
собой преобразующий и разряжающий фактор, и в этом как раз и заключается смысл 
комичности в праздничной ситуации, когда гомофоб может поздравить гомофила, каннибал – 
вегана, еврей – араба, хохол – москаля, коррупционер – прокурора, зек – вертухая, волк – 
ягненка, лев – теленка и т.п. В реальном политическом мире такие модели, увы, не видятся 
возможными, даже табуированы в произношении, тогда как в атмосфере праздничного смеха, 
способствующего разрядке остроактуальных межкультурных социальных противоречий, 
появляется призрачный шанс на избежание кровавых конфликтов. При этом потенциальная 
энергия объективных противоречий не сублимируется, а разрешается в конструктивной форме 
и способствует созидательному взаимодействию.    
В ритме современной жизни люди, охваченные бытовыми страстями, все больше 
ожесточаются. Сравнивая социальный статус, профессиональную нишу и вероисповедание, 
люди позволяют себе судить друг о друге, используя категории: «нормальный» / 
«ненормальный», «свой» / «чужой». Чтобы избавиться от черно-белых тонов в изображении 
жизни, Давидович призывал в этот день считать «нормальными» и потому «своими» всех, хотя 
бы ненадолго: «Это День всех, когда каждый человек имеет право снять с себя все маски и 
побыть самим собой», подчеркивая снова и снова, что задача праздника заключается не 
столько в констатации толерантного единства во множестве, сколько в реализации идеи о 
созидательном взаимодействии в его конструктивном качестве.  
Идея праздника изначально призывает к пониманию простой истины: как бы люди ни 
отличались друг от друга менталитетом, национальностью, культурными ценностями, все они 
имеют «единый паспорт», в котором у всех совпадает графы: «планета рождения» – Земля и 
«биологический вид» – человек разумный [34].  В этот день каждый может ощутить и осознать, 
что все люди схожи по своей природе и обладают общими желаниями и пороками, ведь 
несмотря на то что людей уже 7,5 млрд, все основные человеческие страсти можно 
пересчитать по пальцам на руках или с помощью пирамиды Маслоу. Как говорится в одной из 
стратагем Священной китайской Книги Перемен 易經 («И цзин»), ориентированной на 
поистине благородную личность: размышляя над тем, что объединяет и разъединяет людей, 
можно постичь сущность истинного величия [32]. 
Персона создателя праздника: пророк или Homo festivus? Ключевой фигурой и в 
качестве организационного начала универсального праздника выступает его учредитель – 
гениальный афорист [56], писатель-сатирик Аркадий Давидович (урожденный Адольф 
Фрейдберг), истинный масштаб фигуры которого можно оценить по достоинству 
исключительно на общеисторическом фоне, в контексте основополагающей для европейской 
культуры иудейско-христианской традиции, насквозь пронизанной мессианской идеей. 
По существу, уже только в этом сочетании натального имени и творческого псевдонима 
писателя заключается главная интрига и трагедия личности, поскольку Адольфу Фрейдбергу 
время от времени (в тех или иных учреждениях – в больнице, милиции, у избирательной урны 
и т.п.) приходилось так или иначе официально являть себя вполне обычным гражданином, 
которому Аркадий Давидович служил из ряда вон выдающимся творческим референтом, 
существующим в преображенном авторским креативом мире и соединившим в себе 
значительную часть всей известной к новейшему времени человеческой премудрости. При 
этом псевдоним афориста выполнял функции и карнавальной маски, и защитной эгиды, 
поскольку в современном мире Давидович – едва ли не единственное имя, способное вселить 
надежду отчаявшимся.  
В этом творческом псевдониме по существу соединился панъевропейский бинарный 
культурный код, ведь если материнская фамилия писателя апеллирует к библейской традиции, 
то имя имеет классический античный источник, связанный с идиллическими представлениями 
о мирном крае с нетронутой природой – стране Аркадии [30]. Характерно, что с этими 
мифологическими сюжетами связана и концепция благородного дикаря – героя, ведущего 
10