Валсарб : роман

В а л с а р б

Хелена Побяржина
роман
В а л с а р б
Издательство 
«Альпина нон-фикшн»
Москва, 

УДК 821.161.3-31 
ББК 
84(4Беи=411.2)6-44 
 
П41
Редактор Наталья Нарциссова
Побяржина Х.
П41 
Валсарб : [роман] / Хелена Побяржина. — М. : Альпина нон-фикшн, 
2023. — 284 с.
ISBN 978-5-00139-888-2
Действие романа «Валсарб» разворачивается в небольшом 
белорусском городке. Главная героиня — девочка, постоянно играющая со словами. Она живет в мире, который создал для нее Пан 
Бог Дед. Девочка любознательна и одинока, вероятно, поэтому 
Они и остановили свой выбор на ней. Они — это люди, которые 
прежде жили в Валсарбе, но после смерти остались безымянными, 
без памятников и могил. Они ходят за девочкой по пятам, врываются в ее сны и никуда не исчезают, пока не оказываются услышанными и не возвращают свои имена.
«Валсарб» — это поэтичная история памяти, болезненная, как 
первое столкновение с несправедливостью, пронзительная, как 
предсмертная попытка переосмыслить жизнь.
В  романе фигурируют реальные исторические личности 
и события.
УДК 821.161.3-31
ББК 84(4Беи=411.2)6-44
Все права защищены. Никакая часть этой 
книги не  может быть воспроизведена 
в какой бы то ни было форме и какими бы 
то ни было средствами, включая размещение 
в сети интернет и в корпоративных сетях, 
а также запись в память ЭВМ для частного 
или пуб 
личного использования, без письменного разрешения владельца авторских прав. 
По вопросу организации доступа к электронной библиотеке издательства обращайтесь 
по адресу mylib@alpina.ru
© 
Х. Побяржина, 2023
ISBN 978-5-00139-888-2
© 
ООО «Альпина нон-фикшн», 2023

Существует достаточно света для тех, 
кто хочет видеть,
и достаточно мрака для тех, кто не хочет.
Б П
А мы носились по лужайкам,
когда решались судьбы истории.
Мы не слышали выстрелов.
Вместо истории была гимнастика.
А мы носились по лужайкам,
когда шили нам сапоги.
Короткие ватники
держали нас крепко за спину.
Э Л

В
начале было Небо, и Небо было у Бога, 
и Небо было Бог.
Бог склонился надо мной, и все через него 
начало быть, и без него ничто не начало быть, что 
начало быть. В нем была жизнь, и продолжение 
жизни, и мое начало. Он был жизнь, и я уверовала 
в него. Звали его Пан Бог Дед, и он не был свет, 
и он не был послан, дабы светить и озарять, или 
свидетельствовать о свете, или проповедовать истины, или отпускать грехи, но был послан сотворить меня по своему образу и подобию.
И создал Пан Бог Дед мир под небом своим 
в честь моего рождения и землю со всем сущим, 
и город с огромной горой на земле, и дом в городе 
с огромной горой. Потом создал Он светило великое рядом с собой, я зажмурилась от тепла его 
и удовольствия, и увидел Он, что это хорошо.
И создал Пан Бог Дед на тверди небесной 
звезды, чтобы озарить ими тьму. И рассеялась тьма 
над моей колыбелью, и увидел Он, что это хорошо.
Медленно и неторопливо чередовались дни 
и ночи расплывчатыми картинками, стирая грань 
между явью и сном. На восьмой день Пан Бог Дед 
отнес меня ксендзу, чтобы омыть от первородного 
греха, подарить вход в Царство Божье и дать имя.
 
7

Хелена Побяржина
А потом вернулся домой и сообщил нашим 
родственникам:
— Всё. Теперь я ее усыновлю.
Складываю домик из красного кирпича. Старый 
польский домик из старого красного кирпича. Чердачное окошко высоко, там, где солнце. Сто тысяч миллионов ступенек до входной двери. На самом деле, наверное, десять, наверное, пятнадцать. 
Но когда тебе пять, их сто тысяч миллионов, и спорить с этим бессмысленно. Вдоль ступенек — топинамбур и рудбекия. Такие высокие, что заканчиваются аккурат на уровне входной двери, к которой 
ведут сто тысяч миллионов ступенек. Клубни топинамбура Баба пыталась готовить в печке, а рудбекия растет просто для красоты. Она изо всех 
сил тянется вверх желтыми, взлохмаченными головками, но не может удержать себя на высоте 
собственного роста и еще до конца августа рухнет, согнувшись в три погибели, прямо на дорогу. 
Дорога эта и не дорога вовсе, а довольно крутая 
горка, ведущая с проезжей части вниз к нашему 
саду. По этой горке, минуя дом из красного кирпича, то  и  дело снуют люди с  ведрами, вверхвниз, вверх-вниз, вниз — пустое ведро, вверх — 
полное ведро. Вдоль дома тоже регулярно ходят 
люди. Все потому, что рядом с нашим садом находится колонка. Неизменно синяя колонка с порыжелыми и серебристыми лишаями напоказ, линяющая клочьями краски. Единственная колонка 
на всю округу.
8

Ва лсарб
Сил приложить нужно немало для того, чтобы 
она прыснула со смеху и расхохоталась. Пссссс! — 
старается сдержаться колонка всякий раз, когда 
на нее нажимают, точно дамочка преклонного возраста, которой рассказали сальную шутку, пытающаяся сохранить лицо и вести себя пристойно, — 
сссссс- 
ахххх-ха-ха-ха!!! — вода ударяется о жесть 
ведра, льется ровным потоком вниз, любопытные 
брызги бросаются сломя голову через край, остаются коричневыми слезами на песке.
Забавы ради воду проливать никто не станет. В доме из красного кирпича живет Дед, которого все уважают и боятся. Не потому, что это 
какой-то очень страшный дед, это обычный дед, 
только как будто всегда чем-то недовольный и угрюмый. А уважение и страх — слова- 
синонимы, 
когда имеешь дело с человеком, на чьей территории кому-то взбрело в голову установить колонку 
для всей округи.
В саду стоит хатка. Маленькая бледно- 
салатовая 
времянка. Она выглядит немного беспомощной 
в окружении шумных яблонь, немного сонной, оттого что в ней нет окон. Ее глаза закрыты сожалением и скорбью по чему-то давно минувшему. 
В стеклышке двери отражается хлопчатобумажная 
сетчатая занавеска, за дверью всякий раз обнаруживается уйма занимательных вещей. «Времянка 
называется хаткой, потому что раньше заменяла нам дом, была нашей маленькой хатой», — 
поясняет Баба. У меня не хватает воображения. 
9

Хелена Побяржина
Не может семейным домом служить лачуга, в которой не  развернуться. Сейчас, действительно, 
сюда можно втиснуть довольно много ненужной 
мебели и всяких любопытных предметов, которые мама называет хлам, но жить вчетвером тут, 
пожалуй, неудобно. Две продавленные софы смотрят друг на дружку, соревнуясь в количестве пятен 
на обивке, и для прохода остается ровно три моих 
шага. Это в ширину. А длина времянки не составит и половины моей детской. Как бы то ни было, 
хатка весьма успешно притворяется, что у  нее 
интересная жизнь. Это царство испорченных будильников, допотопных телевизоров с навсегда 
севшими кинескопами, мутных стаканов и пыльных керосиновых ламп, ваз с потертой позолотой 
и одиноких тарелок из разбитых сервизов. В самых 
неожиданных местах можно наткнуться на капустниц, потерявших пыльцу и уснувших навеки под 
целлофановыми крыльями. Из бесчисленных ящиков и коробок изливается море чужих воспоминаний, извергается лавина невысказанных эмоций. 
Каждый предмет здесь имеет историю, каждый 
из взрослых помнит ее немного по-своему. Невозможно выбросить стул с отломанной ножкой, ибо 
на этом стуле сидел еще твой папа, когда был таким же маленьким, как ты сейчас, может, мы его 
еще починим, отремонтируем, да, этот утюг тоже 
пригодится, это еще моей мамочки Казимиры 
утюг, не поднимай, не поднимай, надорвешься.
На столике лежат тетради, старательно исписанные чернилами, их фиолетовые глянцевые 
10