История русского литературного языка: Языковое существование России X-XXI веков

ИСТОРИЯ РУССКОГО 
ЛИТЕРАТУРНОГО 
ЯЗЫКА:
ЯЗЫКОВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ 
РОССИИ X—XXI ВЕКОВ

Н.В. ХАЛИНА

Москва
ИНФРА-М
2025

МОНОГРАФИЯ

УДК 811.161.1(075.4)
ББК 81.2
 
Х17

Халина Н.В.
Х17  
История русского литературного языка: Языковое существование России X—XXI веков : монография / Н.В. Халина. — Москва : 
ИНФРА-М, 2025. — 362 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/2074254.

ISBN 978-5-16-018878-2 (print)
ISBN 978-5-16-111736-1 (online)
В монографии изложена концепция истории русского литературного 
языка, основой которой является теория языкового существования, в качестве исходного момента полагающая язык одной из форм проявления человеческой жизни. Построение концепции осуществляется при посредстве 
исторического и герменевтического методов, позволяющих определить 
и истолковать аспекты жизнедеятельности общности, регламентированные семиотической системой «русский язык».
Для студентов магистратуры, аспирантов, специалистов в области теории языкового существования и функциональной истории русского языка.

УДК 811.161.1(075.4)
ББК 81.2

Р е ц е н з е н т ы:
Демешкина Т.А., доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка Национального исследовательского 
Томского государственного университета;
Комарова З.И., доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры иностранных языков Уральского федерального университета имени первого Президента России Б.Н. Ельцина

ISBN 978-5-16-018878-2 (print)
ISBN 978-5-16-111736-1 (online)
© Халина Н.В., 2024

Предисловие

Одной из форм бытия человека, считают японскик ученые, является его языковое существование. Языковая форма — это форма 
проявления жизни, в которой раскрывается идея о сущности 
бытия — «стремление познать природу неизвестного существующего» [Розанов, 1996].
«Термин “языковое существование” подразумевает прежде всего 
жизнь человека в одном из ее социальных проявлений — в языке. 
При этом язык как проявление этой жизни составляет одно из необходимых условий существования человека. Таким образом, “языковое существование” понимается как бытие человека, проявляющееся в его действиях, связанных с речевым общением, действиях, 
означивающих полноценность человеческой жизни и противопоставляющих человека как существо социальное животному миру. 
В этом термине исходным является не понятие языка, что было бы 
естественным для европейской лингвистики, а идея жизни человека…» [Неверов, 1982, с. 8].
В истории развития русской культуры коммуникации жизнь 
человека в обществе регламентировалась стратегиями, формировавшимися в книжном языке. Введение в жизнедеятельность 
восточных славян в качестве организующей историю процесса 
коммуникации знаковой системы «церковнославянский язык» повлекло за собой переход восточных славян в своей жизнедеятельности от «культуры слуха» к «культуре зрения». Х.М. Мак-Люэн 
рассматривает культуру слуха и культуру зрения в связи с типами 
коммуникационных технологий, которые определяют принципы 
периодизации истории и составляют основу разрабатываемой теоретиком коммуникационных технологий концептуальной модели 
исторической динамики общества [McLuhan, 1964].
Определенный тип коммуникационных технологий задает и создает определенный мир — «галактику», которая имеет свой ареал 
и четко фиксированные границы. Исторически первой, как считает 
Х.М. Мак-Люэн, является культура слуха (аудиокультура), характеризующая сенсорный баланс племенного человека: включенность 
во взаиморезонирующую речь членов общины поддерживается мифологическим синкретизмом сознания и растворенностью индивида 
в родовом коллективе. На смену аудиоорганичному единству приходит механически фрагментированное псевдоединство видеокультуры, первотолчком появления которой стало формирование фонетического алфавита. Письменный текст выступает в качестве основы 
рефлексии над языком — позволяет «увидеть» язык, ранее осознаваемый (точнее, ощущаемый) в процессе речевого резонирования.

Языковое существование человека, руководствующегося в своей 
жизни при переносе на «полотно» своего сознания элементов мироздания правилами означивания, предписанными знаковой системой, отличается своим сенсорным и ментальным балансом, типом 
резонансного взаимодействия с окружающей средой и членами 
общины, что требует своего особого изучения. История русского 
литературного языка в аспекте теории языкового существования 
ориентирована не столько на хронологию развертывания литературного дискурса России, сколько на аспекты жизнедеятельности 
общности, использующей в качестве основной системы означивания семиотическую систему «русский язык», обеспечивающую 
сенсорный баланс коммуникативной общности РУСКАЯ ЗѢМЛЯ 
и включающую в себя семотекстуальные стратегии воспроизведения сенсорного баланса «церковнославянский язык» и «древнерусский язык». К этим аспектам относятся: коммуникативная 
компетенция языковой общности «русский народ», введение иноязычных семантических и знаковых ресурсов в систему русского литературного языка, языковое обеспечение целостности символической системы «русский народ», поддержание в рабочем состоянии 
семиотических подсистем (функциональных стилей) русского 
литературного языка, нормативация взаиморезонирующей речи 
(аудиокультуры), нормализация литературного языка (видеокультуры), художественно-публицистическая деятельность русско-российской языковой общности, объективная деятельность русской 
языковой общины в Новое время; история материи, конституция 
истины и теория отображения в языковом существовании РУСКАЯ 
ЗѢМЛЯ. Наиболее приемлемой методической базой истории русского литературного языка в аспекте теории языкового существания являются герменевтический и исторический методы.
Одним из характерных достижений современного исторического 
метода, по утверждению британского профессора Джона Тоша, является способность находить новое применение источникам. Если 
историка волнует нечто большее, чем сиюминутные заботы тех, кто 
создал интересующие его источники, он должен научиться проводить их всесторонний анализ, выявлять их косвенное значение, замечает профессор [Тош, 2000].
Взгляд на историю русского литературного языка с точки зрения 
исторического метода полагает ее преимущественно рассматривать 
как историю идей. Главной целью специалистов по истории идей 
становится выявление «родословной» важнейших концепций, каковыми для социальной памяти носителей и пользователей русского 
литературного языка являются русский национальный язык (общенациональный язык), стилистическая дифференциация языкового массива, языкотворческая деятельность личности и связанные 

с ней процессы нормализации, отправление социальных функций 
языковой общностью и связанные с этим процессы нормативации, 
способы сохранения идентичности и осмысления прожитой жизни.
Дж. Тош считает, что слово «история» в обиходной речи имеет 
два значения: первое значение — это сами события прошлого; 
второе — отображение событий в работах историков. Что же касается предлагаемого в данном исследовании подхода к русскому 
литературному языку, то историю предлагается рассматривать как 
отображение событий в текстах (словесных произведениях) русской культуры разной стилистической и жанровой разновидности. 
В таком случае словесному произведению «присваивается» статус 
источника, или «следа», «тропы» (path), дающего начало множеству «потоков» знания.
Основополагающим принципом при создании данной работы 
была ориентация на изучение истории русского литературного 
языка как истории фиксации индивидуального (авторского) осознания синхронных событий, множество которых (языковых 
фиксаций — «источников») становится множеством смысловых 
сегментов, из которых складывается коллективная память, позволяющая выработать чувство идентичности и оценить направление 
своего развития. Таким образом, исследование русского литературного языка определяется как исследование историческое. В рамках 
собственно исторического исследования Дж. Тош выделяет два 
подхода: источниковедческий и проблемный. Первый подход закрепляет за историком право избрания одного или группы источников, 
связанных с общей сферой его интересов, и извлечения из отобранного всего ценного, что позволяет содержанию источника, в свою 
очередь, определять характер исследования. Второй подход — проблемный — полагает в качестве отправного момента формулирование конкретной темы исследования, обычно на основе изучения 
вторичных источников, а затем анализ относящихся к ней первоисточников. Причем информация, которую источники содержат 
по другим вопросам, игнорируется, а исследователь продвигается 
в заданном направлении, пока не оказывается в состоянии прийти 
к определенному выводу.
Наиболее продуктивным при историческом исследовании русского литературного языка представляется проблемный подход, 
избирающий в качестве приоритетного тематическое (или топическое) дифференцирование/разбиение материала. Существуют, 
по мнению Дж. Тоша, темы, по которым имеется более чем достаточно материалов первичных источников, и темы, по которым либо 
уцелело мало материалов, либо то, что интересует в настоящее 
время людей, не представляло интереса для людей исследуемой 
эпохи и, соответственно, не получило отражения в документах.

Всесторонний анализ текстов первой тематической группы, 
выделение их косвенного значения проводится на основе двух методов: метода латентной реконструкции и метода регрессивного. 
Метод латентной реконструкции направлен на вычленение сведений, которые во многих источниках фиксируются почти механически, они не имеют прямого отношения к цели исследования. Эти 
сведения содержатся практически во всех источниках, поскольку 
люди неосознанно переносят на бумагу данные о своих взглядах, 
представлениях и образе жизни. Как считает Дж. Тош, такой метод 
(подход) позволяет выявить сведения, о которых никто не подозревал. В этом случае словесное произведение становится «тропой» 
в пространство/среду существования социума и обнаруживает семантические координаты, в пределах которых оформлялась коллективная (социальная) память и коммуницировала языковая 
общность, осознавая свою идентичность.
Регрессивный метод (метод косвенного использования источника), разработанный М. Блоком, позволяет реконструировать 
более ранний исторический период по более позднему, это метод 
так называемого чтения истории в обратном порядке [Bloch, 1966]. 
В некоторой степени, считает Дж. Тош, этот метод противоречит 
общепринятым правилам работы с первоисточниками, однако 
при разумном применении и с учетом изменений, происходящих 
в жизни общества, он дает хорошие результаты.
Первый метод наиболее приемлем в политической истории, 
второй — при изучении морфологических структур общества и их 
эволюции. В области социальной истории и культуры отмечается тенденция находить новое применение источникам, поскольку сложно 
найти непосредственно относящиеся к делу документальные материалы. Важными становятся случайные детали, изучение показаний, 
по образному выражению М. Блока, невольных очевидцев, потому 
что происходит изучение духовного мира. Источники, по утверждению Э. Томпсона, должны подвергаться настоящему допросу 
умами, искушенными в науке внимательного недоверия [Thompson, 
1978]. Цель историка, в таком случае полагает выдающийся историк 
Дж. Янг, состоит в том, чтобы «вчитываться» в период до тех пор, 
пока он не услышит, как жившие тогда люди начинают говорить.
Источники, представляющие социальную историю и историю 
культуры, относятся к текстам второй тематической группы: для их 
исследования применимы метод «перекрестного допроса» и метод 
«концентрированного изучения источника» с применением всех 
имеющихся методов — текстуального анализа привлечения других 
источников, оценок современников, что позволяет понять и проинтерпретировать произведение, не упуская конкретный интеллектуальный и социальный контекст его создания.

Поскольку в предлагаемой вниманию работе предпринимается 
историческое исследование русского литературного языка, текстовый массив которого включает в себя словесные произведения 
и первой, и второй тематических групп, то целесообразным признается при анализе источников применять все методы изучения 
источника, разработанные британскими историками. Ричард Кобб, 
создатель современной французской истории в Англии, писал: 
«Наиболее талантливые исследователи демонстрируют готовность 
прислушиваться к словам документа, идти вслед за каждой его 
фразой, даже неразборчивой, — с тем, чтобы услышать, что именно 
было сказано, с каким ударением и каким тоном» [Cobb, 1974, 
с. 14]. Таким образом, главная цель предлагаемой работы — обучить 
чтению текста, созданного и записанного с помощью системы русского литературного языка современного носителя русской мыслительной культуры, личностное становление которого происходит 
в обществе информационных потоков, обществе массмедийной 
культуры и гипертекстовой реальности. Адекватное толкование 
словесных произведений, выполненных с помощью кириллических 
знаков (знаков кириллической письменности) в их церковнославянской, древнерусской и собственно русской (современный русский язык) модификациях, предполагает соблюдение требований, 
предъявляемых к историческому исследованию Дж. Тошем: а) конкретные процедуры анализа варьируются в зависимости от характера источника; б) методы (опытный исследователь применяет их 
почти неосознанно) должны быть выражены в терминах понятных 
и непосвященному; в) сформулированная методика исторического 
исследования должна мало чем отличаться от простого здравого 
смысла, который используется более систематически и с большей 
долей скептицизма, нежели это происходит в повседневной жизни; 
г) четкое понимание исторического контекста; д) высокий уровень 
специальных знаний.
Исторический метод — историческое исследование источника — 
уместно сочетать при изучении словесного произведения русского 
литературного языка с герменевтическим методом, точнее, экзегезой 
источника. Экзегеза в сфере филологической определяется как толкование литературных текстов (главным образом античных); в области религиозной — объяснение и толкование библейских текстов. 
Поль Рикер трактует экзегезу в качестве дисциплины, цель которой 
состоит в том, чтобы понять текст, понять его, исходя из его интенции, понять на основании того, что он хотел бы сказать. Таким 
образом, экзегеза источника, «работа по его интерпретации, обнаруживает глубокий замысел, — так считает П. Рикер, — преодолеть 
культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя 
от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один с ним уровень. 

И таким образом включить смысл этого текста в нынешнее понимание, каким владеет читатель» [Рикер, 1995, с. 4].
Основной задачей рассмотрения истории русского литературного языка с позиций теории языкового существования становится 
изучение по письменным (книжным) источникам особенностей 
взаимодействия семантического континуума, ментальных (интеллектуальных) схем существования в пространстве, наборов лексико-семантических континуумов славянского (русского) языков 
и кириллической (глаголической) графической системы.
Специфика «русского» языкового существования (языкового существования РУСКОЙ ЗѢМЛИ) видится в том, что баланс лингвистических потенций тех, кто проживает на руской зѣмле, подобно 
механизму лингвистического равновесия, согласно концепции 
М.М. Маковского, «вращается вокруг трех основных параметров: 
среды (окружения), где происходит реакция (вариационная — константная), фазы развертывания элемента или ряда (рекурсивная — 
нерекурсивная) и валентности» [Маковский, 1980, с. 36]. Причем 
в те или иные исторические моменты развития языка существования жителя РУСКАЯ ЗѢМЛИ в качестве организующего может 
выступать каждый из трех параметров — либо текст, базовой составляющей которого является кириллическая графика (церковнославянский текст — ЦСТ); либо личность руской зѣмли (ЛРЗ), 
либо кириллическая графическая система (КГС).
Формирование нового взгляда на историю русского литературного языка с позиций теории языкового существования предполагает сосредоточение внимания исследователя на системной 
организации текста, в котором зафиксированы особенности коммуникации «между социумом и индивидом, социумом и Богом, 
социумом и судьбой и т.д.; во всех этих случаях важно, как осмысливаются соответствующие события, какое значение им приписывается в системе общественного сознания» [Успенский, 2002, с. 12]. 
Все перечисленные разновидности коммуникации образуют в совокупности исторический процесс, который, в свою очередь, в текстах представлен семиотически отмеченными событиями, заставляющими увидеть историю, выстроить предшествующие события 
в исторический ряд [Успенский, 2002, с. 19].
Однако история — это не только создание исторических рядов, 
на основе исходного исторического опыта и определенного семантического кода, но и реализация для преодоления проблемных ситуаций явных возможностей и скрытых ресурсов семиотической 
системы, обслуживающей жизнедеятельность лингвоэтнической 
общности. В таком случае история русского литературного языка — 
это не только хронологическое описание множества текстуальных 
практик, демонстрирующих комбинаторные способности носителя 

языка и пластичность системы означивания, но и классификация 
перцептивных и когнитивных задач, а также типов алгоритмов планирования, актуальных для того или иного периода развития лингвоэтнической общности и государственной системы.
Изучение истории русского литературного языка с позиций 
теории языкового существования предполагает исследование 
стратегий, которые житель РУСКОЙ ЗѢМЛИ использует при построении коммуникации с иными социальными и виртуальными 
структурами для созидания собственного MIРA или МИРА посредством слова (логоса), знака (кириллической логограммы) и образа 
(славянского эйдоса).

Глава 1

ЯЗЫКОВОЕ БЫТИЕ И ЗАДАЧИ ИСТОРИИ 

РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Прояснение сущности и специфики предмета истории русского 

литературного языка, считает А.И. Горшков [Горшков, 1984], требует учета немаловажного обстоятельства: эта дисциплина оформилась и развивалась преимущественно в практике вузовского 
преподавания, которая требовала четкой соотнесенности истории 
русского литературного языка и исторической грамматики.

Б.И. Ларин отмечает, что расщепление истории русского языка 

на две самостоятельные дисциплины (историческая грамматика 
и история русского литературного языка) было обусловлено педагогической деятельностью академика В.В. Виноградова и профессора Г.О. Винокура, занимавшихся вопросами языка письменных 
памятников и отдельных писателей [Ларин, 1975].

Как указывал В.В. Виноградов, критикуя программу по истории 

русского литературного языка, что история русского литературного 
языка понималась как совокупность характеристик индивидуальных особенностей языка крупнейших произведений древнерусской литературы и наиболее известных писателей Нового времени. 
Таким образом, в центре внимания оказывались варианты текстуальной практики писателей и структура генотекста, понимаемого 
Ю. Кристевой в качестве глубинного основания языка, процесса, 
артикулирующего эфимерные и неозначивающие структуры. Подобные структуры дают начало инстинктуальным диадам, обусловливают матрицы высказывания, предшествуют дискурсивным 
«жанрам», психическим структурам или различным типам организации участников речевого события [Kristeva, 1969]. Причем рассмотрение коммуникационного процесса истории осуществляется 
исключительно через призму речевого события, смоделированного 
в соответствии со стандартами литературного языка — общего 
языка письменности того или иного народа, а иногда нескольких 
народов — языка «официально-деловых документов, школьного 
обучения, письменно-бытового общения, науки, публицистики, 
художественной литературы, всех проявлений культуры, выражающихся в словесной форме, чаще письменной, но иногда и устной» 
[Виноградов, 1978, с. 289].

История русского литературного языка входит в группу наук со
циологических (в соответствии с классификацией О. Конта), или 
наук о культуре (в соответствии с классификацией Г. Риккерта). 
О. Конт расположил науки (теоретические) в одну линию, по мере