Портрет

 Борис неменский

ПОРТРЕТ

Москва
2022

Б. м. неменский. Портрет
Альбом. С иллюстрациями. М.: ВГИК, 2022. — 80 С.

ISBN 978-5-87149-258-1

Борис Михайлович Неменский — народный художник, академик Российской академии художеств и 
Российской академии образования, профессор ВГИКа им. С.А. Герасимова — один из самых значительных 
мастеров современного изобразительного искусства. 
В альбоме представлены работы Бориса Неменского разных лет — результат творческих поисков и 
размышлений о мире и человеке. Эти размышления во многом определили нравственный настрой героев 
полотен как в многофигурных композициях, так и в обширной галерее портретов современников — близких 
людей, друзей, учеников. 
Настоящее издание будет интересно как студентам художественных вузов, так и широкому кругу читателей.

УДК 75«Неменский»

ББК 85.14
        Н501

УДК 75«Неменский»

ББК 85.14
        Н501

Н501

© Неменский Б.М., 2022
© Всероссийский государственный институт  
кинематографии имени С.А. Герасимова, 2022
ISBN 978-5-87149-258-1

Борис Михайлович 
Неменский

Народный 
художник, 
академик 
Российской академии художеств 
и Российской академии 
образования, профессор ВГИКа 
им. С.А. Герасимова Борис Михайлович 
Неменский — один из 
самых 
значительных 
мастеров 
современного 
изобразительного 
искусства. Свой творческий путь 
он начал как художник студии  
М.Б. Грекова, пройдя фронтовыми 
дорогами от Великих Лук в 1942 
году до Берлина 1945 года. Время 
Великой Отечественной войны 
стало отправной точкой для 
формирования основ творчества 
мастера, его размышлений о 
мире и человеке. Эти размышления 
во многом определили характер 
нравственного настроя героев полотен художника как в многофигурных 
композициях, так и в обширной галерее портретов современников — близких 
людей, друзей, учеников. В «Раздумьях на фоне берлинских этюдов» Не-
менский, говоря о своем отношении к действительности, обозначил критерии 
подлинной «человечности в человеке»: «Да, война, Великая Отечественная, 
стала для меня не только школой жизни, но и искусства. И на многие годы 
потом стала как бы моделью жизни вообще, обостряющей все ее повороты, 
высвечивающей и добро, и зло, и свет, и грязь. Она резко сопоставила не 
только жизнь и смерть, но долг и честь, трусость и подлость. И веру — вправе 
быть собой, несмотря на любые повороты жизни»1.
Уже в ранних военных работах центральной темой творчества Бориса Михайловича 
стал человек. На рисунках из фронтовых альбомов можно видеть 

1 Неменский Б.М. Художник на фронте. Берлин 1945 года. М.: СоюзДизайн, 2012. С. 58

образы советских солдат и офицеров, людей из разоренных войною городов 
и деревень, а в Берлине 1945 года — зарисовки немцев, подобострастно 
склоняющихся перед нашими воинами. Один из самых выразительных 
портретов этого периода — «Сирота из Великих Лук» (1943). Перед нами — 
одетая в лохмотья с чужого плеча девочка 5–6 лет. Она стоит у развороченной 
снарядом стены дома, рука горестно прижата к подбородку, старческие 
морщины бороздят лоб, но в глазах нет слез — в глазах пятилетнего ребенка 
опыт взрослого человека, прошедшего через годы жестоких испытаний и 
боли. Оттолкнувшись от реальных жизненных впечатлений, художник в этом 
выполненном углем на бумаге портрете-эскизе сироты поднимается до высокого 
уровня обобщения, создавая не просто образ девочки, а образ перечеркнутого 
войною детства десятков тысяч людей, наполнив его пронзительным 
чувством сострадания и страстным отрицанием любой войны.     
В последующие годы эмоциональный и композиционный строй больших 
живописных работ Б.М. Неменского, связанных с темой Великой Отечественной 
войны, во многом будет определять образ центрального героя — реального 
человека, одновременно воплощающего такую духовную силу и напряженность 
внутренней жизни, которые станут изымать его из конкретного 
исторического времени, придавая ему общечеловеческую значимость. 
Таков образ Матери («Мать», 1945). Пожилая женщина, устало наклонив 
голову и сложив руки, оберегает сон спящих на полу деревенской избы солдат. 
Свет, идущий от ее лица, через линии платка и рук спускается к лицам 
солдат и обретает плотность белого цвета на рубашке одного из них. Силою 
кисти художника защищающая от невзгод военного времени материнская любовь 
получает изобразительное воплощение, преображаясь на полотне в реальные 
свет и цвет, которые и определяют смысловое звучание композиции.   
…Или образ молоденькой медсестры в белом халате и косынке. Она сидит 
у стола, погруженная в свои мысли. Другая, чья фигура находится справа в 
тени, спит («Машенька. Сестры наши», 1954). Падающий на ясное, спокойное 
лицо задумавшейся девушки свет керосиновой лампы обнажает сокровенные 
мысли и чувства, образует мерцающий ореол, придающий образу героини, в 
котором нет ничего внешнего и поверхностного, черты особой духовной озаренности. 
Она словно поднимается над обыденным течением жизни, переходя 
на другой пласт существования, в другую, насыщенную светоносной силой, 
среду. Сочетание возвышенного внутреннего строя и человеческой простоты — 
качество, присущее многим героям произведений Бориса Михайловича, — 
выступает здесь как нечто целостное, как основа отношения к жизни,  

позволяющая противостоять всем бедствиям войны и сохранять себя в любых 
обстоятельствах.     
Другую сторону характера русского человека художник открывает в картине «
Земля опаленная» (1957). В окопе среди выжженной огнем, взрытой 
снарядами и гусеницами танков земли мы видим солдата, держащего на ладони 
горсть обугленного зерна. Его фигура — смысловой и композиционный 
центр работы, а лицо, с одной стороны, воплощение горя от вида поруганной 
земли, с другой — «ярости благородной», волна которой «вскипает», заполняя 
все пространство картины. «Обжигающий» колорит полотна и световая 
композиция передают силу эмоционального напряжения, духовного взрыва, 
направленного против всего, что угрожает жизни на земле.  
Душевную силу и стойкость, которые человек сохраняет, сталкиваясь с 
драматическими испытаниями и конфликтами своего времени, раскрывают 
не только полотна Бориса Михайловича, связанные с событиями Великой 
Отечественной войны. Жанром, дающим возможность художнику при помощи 
изобразительных средств прикоснуться к сокровенной тайне человеческого 
духа, отобразить его грани, передать свои размышления об истоках его 
силы, стал портрет. 
На картине «Поиск истины. Собеседники» (1984) художник, обращаясь к 
зародившемуся еще в античности представлению о разных типах человеческого 
темперамента, изображает наших современников — четырех мужчин, 
собравшихся вокруг стола. Льющийся слева свет концентрируется на книге, 
лежащей в центре. Отблески сияния ее страниц ложатся на лица и фигуры 
героев, раскрывают перед нами суть характера каждого из них. Слева — улыбающийся, 
повернувшийся лицом к свету мечтатель. Далее — герой, страстно, 
подобно пророкам древности, утверждающий истину. Его рука указывает 
на книгу, становясь «мостом» между мудростью прошлого и современностью, 
а ребенок, прильнувший к ногам мечтателя, — символ сохранения ее в будущем. 
Рядом — спокойно и уверенно приводящий свои доводы рассудительный 
человек. Завершает композицию погруженный в мрачные раздумья меланхолик. 
Большая часть его лица находится в тени. Противопоставление 
характеров заостряет психологическую экспрессию образов «собеседников», 
усиливает их универсальность. Каждый из героев картины представляет не 
просто обобщенный тип сангвиника, холерика, флегматика или меланхолика, 
но и масштаб духовного напряжения, без которого невозможно услышать 
слово истины, постичь смысл и цель существования человека, масштаб, который 
художник увидел и передал в героях своей работы.    

Тему духовного поиска, определения своего места и задач в современном 
мире продолжает цикл из пятнадцати портретов студентов художественного 
факультета ВГИКа, учеников Б.М. Неменского, получивший название «Поколение» (
1976–1978). На всех полотнах, несмотря на свойственную портретным 
произведениям Бориса Михайловича высокую степень типизации, личностные 
черты каждого остаются индивидуальны и неповторимы: серьезен 
представленный на фоне холстов и рам размышляющий о смыслах и целях 
искусства Михаил Абакумов; артистичен Виктор Брагинский, напряженный 
взгляд и выразительный жест руки которого обращены к зрителю; задумчива 
полностью ушедшая в свой внутренний мир Алла Бедина… Написанные 
темпераментно и пластически выразительно с использованием сложных 
цветовых и световых соотношений, объединенные общим эмоциональным 
звучанием портреты этого цикла выстраивают многогранный образ молодого 
художника 1970–1980-х гг., осознанно выбравшего путь творческого преобразования 
мира искусством.
Другую сторону творчества Б.М. Неменского открывают произведения, наполненные 
восхищением перед бесконечной сложностью и гармонией души 
человека. Таковы картина «Подсолнушек» (1968), героиня которой — рыжеволосая 
девочка с кистью в руке перед листом с нарисованным солнцем — 
словно излучает золотистое сияние, заполняющее фон; работа «Весна» 
(1976) — лежащий на скамейке юноша пронизан восторгом ощущения возрождающейся 
природы; и, конечно, «Мама» (1979), где образ трогательной и 
хрупкой, но одновременно сильной и гордой молодой женщины согрет глубоким 
чувством нежности и преклонения перед чудом рождения ребенка.  
При всем разнообразии характеров и ситуаций, в которых представлены 
герои произведений Б.М. Неменского, работы мастера объединяет сосредоточение 
на духовных, а не примитивно материальных аспектах жизни. Кроме 
того, все они — часть души художника, в них вложена, как пишет Борис Михайлович, «…
боль и тревога нашего сердца. И эти тревоги отнюдь не угасли 
в ХХI веке. Они не должны минуть сознания сегодняшней молодежи. Им сохранять, 
охранять не только право на мастерство. Гораздо шире — право 
народов на жизнь»2.  
 
 
 
 
 
 

О.К. Клейменова,
доктор философских наук, кандидат искусствоведения, профессор

2 Неменский Б.М. Память. Женщины и война // Юный художник, 2015. № 4. С. 5. 

Б. Неменский

НИЧЕГО ИНТЕРЕСНЕЕ ЧЕЛОВЕКА

Человек. Нечто вечно мятущееся между Богом и зверем, боль шей частью 
неспособное подняться высоко, но и не желающее пасть низко... Но у искусства, 
собственно иного объекта никогда и не было: что бы ни изображал художник — 
пейзаж, натюрморт, сцену из Библии, демона, дьявола или даже 
черный квадрат — он изображает себя, свое самопонимание.
Наверное, для искусства нет и не может быть ничего более интересного, 
чем человек. Не случайно мы по-русски называем себя «челом века». Самоанализ? 
Попытка понять, что это за чело? Что же есть я? И всепрощение 
позднего Рембрандта, и вопль отчаяния позднего Гойи, и «Слепцы» Брейге-
ля, и «Обна женная» Ренуара — все та же тема. Даже «Владимирка» — та 
же тема. И «Герника» Пикассо, и даже пятка, облепленная дохлыми мухами 
у Дюшана — все о том же. О нас.
Но самым интересным в этом потоке самоизучения для мно гих художников 
были лица людей. Их лики — как отражение собственного лица.
В каждой моей картине центром всегда были лица людей, ру ки людей. 
Рука — это тоже лицо человека. Однако как-то долго не тянуло писать собственно 
портрет. К каждой картине — десятки этюдов с людей, близких к 
задуманному образу. Но это не портре ты. Большей частью в таких этюдах 
проходишь путь от ре ального позирующего человека до задуманного образа. 
Иногда этюд ближе к «объекту», иногда — ближе к замыслу. Натура — 
только повод для интерпретации в нужном направлении.
Портрет — это другое. Конечно, и портрет никогда не обходится без 
интерпретации образа в том или ином направлении. Всегда это не копия 
натуры. Это натура плюс ты сам. Но в портрете целью ра боты является 
раскрытие моего понимания-видения именно образа портретируемого. Да, 
идеализация, и в определенном направлении — направлении моего видения. 
Но и не только. Иногда это попытка раскрыть подлинный внутрен ний 
мир портретируемого — как ты его понимаешь, естественно. Это портреты 
скорее психологические, без котурнов. Бывают порт реты-песни, бывают 
портреты-раздумья. Бывают портреты-вопли.

Этот жанр так же богат возможностями, как и сложно-сюжет ная картина. 
В портрете может не быть никакого или почти никакого внешнего сюжета, 
даже никаких аксессуаров. Но внутренний сюжет всегда есть. Это внутренний 
диалог автора: во-первых, с портретируемым, а во-вто рых, даже 
неосознаваемый, со зрителем, который может его увидеть. И обязательно 
диалог со временем. Этот диалог изменился и резко усилился с тех пор, как 
по явилась фотография и отобрала у живописца, рисовальщика моно полию 
на точное изображение. Расширилось поле раздумья о пор третируемом, 
поэтической интерпретации его личности. Хотя и к рукотворному изображению, 
даже документальному, остался инте рес. Не только на Монмартре 
или Арбате рисуют и пишут портре ты. Портреты заказывают и короли, и 
меценаты, и...
Я никогда не писал заказных портретов. Но неожиданно всерьез по-

тянуло в этот жанр. Неожиданно потянуло писать целую группу людей, 
которых я хорошо знал — моих студентов. А это уже пробудило потребность  
в совсем иных — и лирических, и драматических — портретных работах. 
Наверное, для меня, любящего вглядываться в лицо чело веческое, 
это было неминуемо. Ведь и до этого я делал рисунки, этюды со своих 
близких: матери, отца, жены, сыновей. А до этого много рисовал друзей и 
дарил им — не задумываясь, что это — портреты. У меня, оказывается, сохранился 
даже ранний детский еще рисунок с моего школьного друга Генриха 
Конасевича  — именно он втянул меня в искусство. Он с фронта не 
вернулся. И остался другой рисунок с Володи Гаврилова, замечательного 
живописца, вместе с которым в студии им. Грекова мы «создали» свою 
первую картину. Писал, рисовал и своих родных. Писал много портретов-
этюдов в поисках образов для моих картин. Тогда меня интересовал не 
сам портретируемый человек, а соответствие его облика моему представлению-
чувству, задуманному образу. Я искал в лицах людей нужное мне 
содержание.
Во ВГИКе на художественном факультете я с коллегами в 1971–1977 го- 
дах вел очень интересно сложившийся курс. Очень разные, постоянно яростно 
спорящие между собой студенты. Спорящие не просто устно — а своими 
работами. А это — творческое со ревнование, в котором все стороны очень 
выигрывают и бурно развиваются. Я наблюдал: на некоторых потоках не 
складывает ся подобного диспута. Каждый интересуется своими успехами. До 
другого дела нет. В таких группах даже очень одаренные лю ди постепенно 
скисают. А менее подготовленным во много раз сложнее. Создается атмосфе-

ра делячества, мелких интересов... и будущих заработков. И талант мельчает… 
Но осуждать это трудно. Художникам сегодня очень сложно.
Однако в том потоке было не так. Было две, а, скорее, три группы, яв-

лявшиеся бродилом соревнования. И они до последнего курса не сдавались. 
Требовательность к себе и работам своей группы — сти мул. Ты понимаешь, 
что и другим не безразличны твои успехи и неудачи. Создалась 
как бы естественная атмосфера взрослой твор ческой жизни, соревнование 
отнюдь не только за отметки. Яростность творчества!
Постепенно родилось желание написать их портреты. Всех. Но не групповой 
на одном холсте, а каждого отдельно — как лич ность. Такой коллективный 
портрет из нескольких холстов. И не только о каждом, а как портрет 
мыслящего поколения. 
Господи, как долго вынашиваются картины у меня! Наверное, я должен 
был бы завидовать художни кам с легким даром. Не завидую. Мне доставляет 
огромную радость многотрудность проживания замысла. А писать 
на холсте — это уже радость импровизации. В моем методе обе радости 
соединяют ся. Сами холсты картин пишу быстро большой кистью на одном 
дыхании. Вот и для этих портретов часто достаточно было двух-трех сеансов — 
правда, долгих, весь световой день. А ушло на серию — почти три 
года. Месяц — два — в целом — практической работы на холстах (15 холстов) 
и, как всегда, много времени на поиски решений.
Некоторые портреты пришлось писать, когда ребята уже окон чили институт. 
Приезжали специально из разных городов. Жора Семенов — он к этой 
группе присоединился на третьем курсе — не верил в мою затею, да и вообще 
долго поверить не мог в возмож ность существования такого творческого 
студенческого содружества. Но увидев, что все, кроме него, уже написаны, 
не выдержал. Приезжал специ ально из Питера. «Я хо чу быть вместе с 
ними». Это был последний портрет из серии. А первым написал портрет Валерия 
Иванова. К нему подходил доль ше, чем мечталось. Первый он был. 
Трудно было. Сам Валера ин тересовал меня как личность — сложно, часто 
горько, трагически думающий человек, в себя впускающий ой какие нелегкие 
пробле мы времени. Как бы предчувствовал пожар в хранилище своих 
работ. Сгорело! И — как бы пустое пространство над ним, над его обращенной 
внутрь себя, тяжелой, как камень, фигу рой. Таким — нелегко. С таки- 
ми — нелегко. Верю, на таких — положиться можно.
Совсем иным был его студенческий друг — Михаил Абакумов. Неуемная 
энергия. Фонтан творчества! На портрете он и его холсты плотно заняли