Лирический герой Маяковского: феномен «незавершённости»

Л.Ю. БОЛЬШУХИН

М.А. АЛЕКСАНДРОВА

ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ
МАЯКОВСКОГО

ФЕНОМЕН 
«НЕЗАВЕРШЕННОСТИ»

И З Д А Т Е Л Ь С К И Й  Д О М

В Ы С Ш Е Й  Ш К О Л Ы  Э К О Н О М И К И

МОСКВА, 2023

2-е издание, электронное

УДК 82.091
ББК 83.3(2)

Б79

Р е ц е н з е н т: 

PhD, доцент кафедры проблем междисциплинарного синтеза 

в области социальных и гуманитарных наук СПбГУ, 
координатор издательских проектов в Издательстве 

Европейского университета в Санкт-Петербурге, 

член ученого совета Государственного музея В. В. Маяковского (Москва) 

А. А. Ромахин

Б79

Большухин, Леонид Юрьевич.

Лирический герой Маяковского: феномен «незавершённости» / Л. Ю. Боль
шухин, М. А. Александрова ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — 
2-е изд., эл. — 1 файл pdf : 242 с. — Москва : Изд. дом Высшей школы экономики, 2023. — Систем. требования: Adobe Reader XI либо Adobe Digital Editions 
4.5 ; экран 10". — Текст : электронный.

ISBN 978-5-7598-2490-9

В монографии выявлена онтологическая первооснова «незавершенности» лирического героя 

Маяковского, рассмотрены новые для русской лирики условия существования героя, охарактеризована модель мироотношения, заместившая для поэта традиционные лирические формы «оцельнения» 
мира. С опорой на концепцию М.М. Бахтина обосновано своеобразие отношений автора и героя, 
героя и «другого» в лирике Маяковского. В свете бахтинской философии ответственности осмыслена 
природа трагического максимализма поэта; проанализированы коллизии становления лирического 
героя Маяковского в раннем творчестве, особое внимание уделено онтологической сущности эпатажа; охарактеризованы формы тяготения и возможности приобщения лирического героя Маяковского к олицетворениям гармонии на разных этапах творчества; проанализированы внутренние и внешние конфликты лирического героя в предсмертном творчестве поэта, обусловившие гротескный 
образ Я.

Книга предназначена для специалистов-филологов, аспирантов, студентов гуманитарных специ
альностей, а также для всех интересующихся творчеством Маяковского.

УДК 82.091 
ББК 83.3(2)

Электронное издание на основе печатного издания: Лирический герой Маяковского: феномен «незавершённости» / Л. Ю. Большухин, М. А. Александрова ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — Москва : Изд. дом Высшей школы экономики, 2022. — 240 с. — ISBN 978-5-7598-2570-8. — 
Текст : непосредственный.

На обложке — Владимир Маяковский. Приблизительно 1925 г. 
Фотограф неизвестен (https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Majakovskij.face.jpg)

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или 
выплаты компенсации.

ISBN 978-5-7598-2490-9
© Большухин Л. Ю., Александрова М. А., 2022

Оглавление

Введение  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .5

Глава первая
ОНТОЛОГИЯ И ПОЭТИКА 
ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ МАЯКОВСКОГО . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .15
1.1. Вопрос о лирическом герое Маяковского 
в прижизненной литературной критике 
и современном литературоведении: пути понимания  . . . . . . . . .15
1.2. Распад жанровой системы лирики 
и новые принципы «оцельнения» художественного мира 
в творчестве Маяковского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .35
1.3. «Другой» и «чужой» в сознании 
лирического героя Маяковского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .55
1.4. Трагический максимализм Маяковского 
в свете бахтинской философии ответственности  . . . . . . . . . . . . .67

Глава вторая
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ И МИР В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ 
МАЯКОВСКОГО: КОЛЛИЗИИ СТАНОВЛЕНИЯ . . . . . . . . . . . . . . . .81
2.1. «А вы могли бы?» как «рубежный» текст  . . . . . . . . . . . . . . . . .81
2.2. Самоопределение лирического героя 
и природа эпатажа в цикле «Я!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .98
2.3. Творческий диалог с Франсисом Жаммом: 
притяжение гармоничного сознания в ранней лирике 
Маяковского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .115
2.4. Коллизия «отец — сын»: 
от ранней лирики к стихотворению «Что такое хорошо 
и что такое плохо?» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .121
2.5. Искушение толпой в ранней лирике Маяковского . . . . . . . .127

Оглавление

Глава третья
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ МАЯКОВСКОГО 
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  136
3.1. «Ода революции»: на пути к новому мироощущению. . . .  136
3.2. «Счастливый другой» 
в лирике Маяковского советского периода . . . . . . . . . . . . . . . . .  146
3.3. Образ совершенства в трагическом сознании: 
розы Маяковского  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  152

Глава четвертая
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ МАЯКОВСКОГО 
В «ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА»: 
ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ КОНФЛИКТЫ  . . . . . . . . . . . . . . . . .  175
4.1. Самоопределение поэта в культурно-исторической 
ситуации конца двадцатых годов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  175
4.2. «Разговор с товарищем Лениным»: 
самоотчет-исповедь лирического героя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  181
4.3. «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка»:
«свое» в «другом» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  193
4.4. Лирический герой в «Стихах о советском паспорте»:
героическое и гротескное . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  210

Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  220

Список литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  228

Введение

Д

ля каждого большого писателя наступает время, когда он воспринимается как «непрочитанный», как «знакомый незнакомец», ожидающий читательского открытия и научного переосмысления. Эту закономерность сформулировал В.С. Непомнящий: 
«У каждого времени свои песни и свой Пушкин»1. Но судьба Маяковского все же оказалась уникальной. Всем памятны слова Б.Л. Пастернака о «второй смерти» поэта, в которой «он неповинен». Маяковскому выпало не просто вернуться к читателю, но в буквальном смысле 
воскреснуть из мертвых. Творчество, столь тесно связанное с исторически обреченной государственной системой, фактически присвоенное советскими идеологами, искусственно разъятое на лозунги и 
навязанное в этом качестве «массам», при кардинальном изменении 
ситуации заново привлекло внимание к поэту живому, а не мумии. 
Хотя представление о внеидеологической ценности творчества 
Маяковского вызревало давно, вопреки диктату советского официоза, путь исследователей к новому пониманию поэта не мог быть 
легким. Неслучайно М.С. Бодров, чья книга о лирике Маяковского 
1920-х годов появилась на рубеже эпох, начал разговор о необходимости непредвзятого чтения цитатой из Велемира Хлебникова, передающей трагизм непонимания2:

И с ужасом
Я понял, что я никем невидим:
Что нужно сеять очи,
Что должен сеятель очей идти!

На протяжении 1990-х годов были осознаны главные задачи нового маяковсковедения. Поэты ХХ в., непосредственно либо генети
1 Непомнящий В.С. Пушкин. Избранные работы 1960-х — 1990-х гг.: в 2 т. 
М.: Жизнь и мысль, 2001. С. 127.

2 Бодров М.С. Время и человек 20-х годов в поэзии Маяковского. Философско-этические проблемы. Рига: Изд-во Латвийского ун-та, 1987. С. 3.

Лирический герой Маяковского: феномен «незавершенности»

чески связанные с эпохой модернизма, освобождались от советских 
истолкований любого значительного явления в духе «реализма» или 
«движения к реализму». Идеологическая модель, согласно которой 
Маяковский проделал путь от «революционного футуризма» до «социалистического реализма», была мертворожденной и потому неизбежно пала под напором фактов. Модернистский и авангардистский 
контекст индивидуальных творческих поисков был восстановлен3.
Между тем новый этап рефлексии о Маяковском (прежде всего о 
его послереволюционном творчестве) выявил специфические трудности восприятия. В частности, обнаружилось, что беспристрастному прочтению поэтических текстов препятствует человеческий опыт 
пишущего; след социальной травмы — «личный счет» к советскому 
прошлому — зачастую определяет сверхзадачу литературоведческих 
штудий и публицистических построений: либо оправдать поэта как 
«жертву режима», либо обвинить его как соучастника утверждения 
тоталитаризма. В последнем случае можно наблюдать следующий парадокс: аргументация в пользу лучшего и талантливейшего, выработанная советским маяковсковедением, подхватывается современными обвинителями, всего лишь меняющими «плюс» на «минус». 
Советская трактовка Маяковского как поэта «общедоступного» 
оказалась по существу очень близка Ю. Карабчиевскому, чей подход 
был знаковым для 1990-х годов. «Воскрешая» Маяковского, автор 
знаменитой книги утверждал, что смысловая глубина его поэтического мира «зрима» (то есть фактически отсутствует), что она определяется неким «готовым» словом, которое в крайнем случае употре
3 Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. М.: Диалог-МГУ, 1999; Поэзия и живопись: сб. трудов памяти Н.И. Харджиева. М.: Языки русской культуры, 2000; Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000; Бирюков С.Е. Поэзия 
русского авангарда. М.: Литературно-издательское агентство «Р. Элинина», 2001; 
Иванюшина И.Ю. Русский футуризм: идеология, поэтика, прагматика. Саратов: 
СГУ, 2003; Крусанов А.В. Русский авангард: 1907–1932 (Истор. обзор): в 3 т. Т. 2: 
Футуристическая революция (1917—1921). Кн. 1. М.: НЛО, 2003; Т. 1: Боевое десятилетие. Кн. 1, 2. М.: НЛО, 2010; «Слово как таковое»: к юбилейному году русского футуризма: материалы междунар. науч. конференции (Женева, 10–12 апреля 
2013 г.). СПб.: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2014.

Введение  

блено в переносном значении: «Главное в том, что все без исключения 
стихи Маяковского, каждый его образ и каждое слово, существуют 
в конечном, упрощенном мире, ограниченном внешней стороной явлений, оболочкой предметов и поверхностью слов»4. И хотя иного 
Мая ковского описывали в разное время Р.О. Якобсон, Л.Я. Гинзбург, 
В.Н. Альфонсов, М.Ф. Пьяных, Ежи Фарыно, М.С. Бодров, В.В. Мусатов, И.Ю. Искржицкая, И.Ю. Иванюшина, А.Ю. Морыганов (ряд 
имен может быть продолжен), «старшая» тенденция все еще остается 
не до конца преодоленной. 
Проблема заключается не только в том, что версию поэтической «элементарности» Маяковского приняли на вооружение литературоведы, практикующие вместо анализа текста постмодернистскую игру, что популярными остаются «прогулки по Маяковскому» 
А.К. Жолковского и его менее талантливых единомышленников. 
Даже отказ от советской апологетической установки и обусловленного ею постсоветского нигилистического дискурса сам по себе не 
привел к обновлению исследовательских принципов. Важнейшее достижение нового маяковсковедения — восстановление культурного 
контекста — создало лишь предпосылки для осмысления индивидуальной поэтики Маяковского. С тех пор, когда было констатировано, что «поэтическую жизнь Маяковского надо описывать заново»5, 
маяковсковедение все еще находится в процессе выработки научных 
методов, адекватных объекту исследования. 
С нашей точки зрения, Маяковский ставит перед современной 
наукой задачи необычайной сложности — именно потому, что внутреннее смысловое пространство его стиха, «там, внутри» (Е. Эткинд), создается принципиально иначе, чем у предшественников или 
современников; в поле зрения исследователя зачастую не попадает 
сам «механизм» порождения высказывания — причина, внутренний контекст произносимого слова, принципы его развертывания. 
Поэзия Маяковского — это поэзия разворачивающегося во време
4 Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. М.: Сов. писатель, 1990. 
С. 20. (Курсив в цитатах здесь и далее наш. — Л. Б., М. А. Курсив, принадлежа-
щий цитируемому автору, оговаривается специально.)

5 Бодров М.С. Время и человек 20-х годов в поэзии Маяковского… С. 3.

Лирический герой Маяковского: феномен «незавершенности»

ни высказывания, это всегда «здесь и сейчас». Позиция лирического 
героя не «предъявляется», но формируется динамически, развитием 
лирического сюжета. Нам представляется продуктивным внимание 
исследователя к поэтическому микрообразу, переход от него к макрообразу, движение от частного к общему.
Другая сторона проблемы (она также до сих пор не вполне очевидна для маяковсковедения, как российского, так и мирового) — 
это статус ключевых текстов раннего Маяковского, которые на годы 
вперед определили построение его художественной вселенной: осмысления требует устойчивость композиционных моделей, воспроизведение поэтом главных элементов образной системы, найденных 
уже в первых произведениях. 
Когда на смену версии «идеального» (с разным оценочным знаком) включения Маяковского в советскую эпоху пришли концепции 
идеологического разочарования поэта6, когда заново был поставлен 
вопрос о смысле его самоубийства7, то исследователи сосредоточились на произведениях последних лет — таких, как «Баня», «Клоп», 
«Во весь голос» («Первое вступление в поэму»). Выраженное в них 
авторское отношение к миру трактуется как путь от утопии к антиутопии или, по выражению И.Ю. Иванюшиной, движение «от карнавала к субботнику»8. Подобное изменение, проявляющееся в осознании самим поэтом утраты заветной цели, понято как деструктивное 
для поэтического мира Маяковского. Иначе говоря, принцип противопоставления разных этапов творчества здесь также сохраняется. 
Это неизбежно затрудняет осмысление лирического героя Маяков
6 См. об этом: Морыганов А.Ю. Стилевые процессы в русской поэзии второй 
половины 1920-х годов: проблема стилевой рефлексии. Дис. ... канд. филол. наук. 
Иваново, 1993; Иванюшина И.Ю. Творчество В.В. Маяковского как феномен утопического сознания. Дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 1992.

7 См. об этом: «В том, что умираю, не вините никого»?.. Следственное дело 
В.В. Маяковского. Документы. Воспоминания современников / вступ. ст., сост., 
подгот. текста и коммент. С.Е. Стрижневой; науч. ред. А.П. Зименков. Гос. музей 
В.В. Маяковского. М.: Эллис Лак 2000, 2005; Сарнов Б.М. Маяковский. Самоубийство. М.: Эксмо, 2006.

8 Иванюшина И.Ю. От карнавала к субботнику (Об изменении характера 
праздничности в творчестве В.В. Маяковского) // «Человек играющий» в творчестве В.В. Маяковского. Саратов: СГУ, 1991. 

Введение

ского, воплощенного не в отдельных текстах, даже не в произведениях конкретного исторического периода, а в художественном мире. 
Между тем вопрос о лирическом герое признается в маяковсковедении первостепенным для решения любых исследовательских задач.
Сама категория лирического героя в мировом литературоведении остается дискуссионной. Еще родоначальники американской 
«новой критики» (прежде всего Томас Стерн Элиот), признав автономность лирического высказывания по отношению к автору, фактически ушли от рефлексии о формах и специфике существования 
субъекта в лирике: «Единственный способ выражения эмоции в художественной форме состоит в том, чтобы найти для нее “объективный коррелят”, — другими словами, ряд предметов, ситуацию или 
цепь событий, которые станут формулой данного конкретного чувства. Формулой настолько точной, что стоит лишь дать внешние факты, должные вызвать переживание, как оно моментально возникает» 
(«Гамлет и его проблемы»)9. «Объективный коррелят» Элиота переносит внимание с субъекта творчества на сотворенный объект — 
произведение как структуру. Очевидна типологическая близость 
между «новой критикой» и русской «формальной школой» в подходе к тексту как эстетически самодостаточному объекту; между тем 
именно в кругу «формалистов» возникло понятие лирического героя, 
заведомо не актуальное для элиотовской традиции. Показательно, 
что Виллем Г. Вестстейн, авторитетный исследователь русской лирики начала ХХ в., солидаризируется с российской традицией осмысления феномена лирического героя, заложенной Ю.Н. Тыняновым10. 
Эта традиция имеет, в свою очередь, непростую историю. Вопрос о 
лирическом герое обострялся каждый раз, когда литературоведческой 
интерпретации подлежала драма поэта-современника, «напрямую» обращавшегося к публике11. На злоупотребление термином «лирический 

9 Элиот Т.С. Назначение поэзии / пер. с англ. Киев: AirLand; М.: ЗАО «Совершенство», 1997. С. 154–155.

10 См.: Weststeijn W.G. Лирический субъект в поэзии русского авангарда // 
Russian Literature. T. ХХIV. North-Holland, 1988. Р. 235–255. 
11 В.В. Виноградов писал 13 февраля 1926 г. по поводу «лирического лица 
Есенина»: «Неправда, что художник лично себя в лирике воплощает. Но неправда и то, что поэт кажет не лицо, а маску. <…> Публика смотрит не на стихи, а на 

Лирический герой Маяковского: феномен «незавершенности»

герой» неоднократно указывала Л.Я. Гинзбург12; но она же на практике подтвердила эвристическую ценность высказанной по конкретному 
поводу тыняновской идеи. О продуктивности этой идеи свидетельствует и тот факт, что М.М. Бахтин, полемизировавший с ранним формализмом13, принял сам термин «лирический герой», в целом отвечавший 
его концепции взаимоотношений автора и героя в лирике14.   
Итак, мы понимаем «лирического героя» в том значении, которое было впервые предложено Ю.Н. Тыняновым и конкретизировано впоследствии Г.А. Гуковским, Л.Я. Гинзбург, Д.Е. Максимовым, 
Б.О. Корманом, С.Н. Бройтманом и другими исследователями. В то 
же время термин «лирический герой» по необходимости дополняется в нашей работе такими общепринятыми понятиями, характеризующими разные уровни субъектно-образной структуры лирики, как 
«лирическая личность», «носитель лирического сознания», «лирическое Я». Их сопряженность с понятием «лирического героя» обусловлена общим свойством — эстетической автономностью по отношению к биографическому (авторскому) Я15. 

автора. И вот лирическую драму делает художник не из слов, а из своей жизни» 
(Виноградов В.В. «Сумею преодолеть все препятствия»: Письма к Н.М. Виноградовой-Малышевой // Новый мир. 1995. № 1. С. 188).
12 Гинзбург Л.Я. Пушкин и лирический герой русского романтизма // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. Т. 4. С. 140–141; 
Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 291, 293.
13 См., в частности, статью М.М. Бахтина  «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» (1924). 
14 См. главу «Смысловое целое героя» в работе М.М. Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности», где понятие «лирический герой» вынесено в 
преамбулу. 
15 Для российской научной традиции не характерна рефлексия о специфике каждой из этих форм лирической субъектности, они используются разными 
литературоведами как интуитивно ясные. Попытку их конкретизации в связи с 
тыняновским словоупотреблением предпринял Оге А. Ханзен-Леве, акцентируя 
при этом трудность исчерпывающих дефиниций: «Тынянов склоняется к тому, 
чтобы понимать “лирическую личность” прежде всего как персонификацию имманентной произведению авторской перспективы и реализуемого в воображении “образа поэта” — иллюзии, позволяющей реальному Автору <…> выступать одновременно и как “лирическому герою” (персонификация “лирического Я”), и как творцу произведения, в котором фигурирует лирический герой; в 
то же время, с эволюционной точки зрения, ни одна из этих двух позиций <…>