Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов и другие

Т.Б.  Радбиль 

ЯЗЫКОВЫЕ АНОМАЛИИ  

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ: 

АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ И ДРУГИЕ 

Монография 

4-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2024 

УДК 821.161.1
ББК  83.3(2=411.2)6 

Р15

Р15 

Н а у ч н ы й  р е д а к т о р : 
доктор филологических наук, профессор А.Д. Шмелев
(Московский педагогический государственный университет; 
Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН) 

Р е ц е н з е н т ы :  
доктор филологических наук, профессор Л.В. Зубова 
(Санкт-Петербургский государственный университет); 
Associate Professor of Russian, Dr. Olga Meerson 
(Department of Slavic Languages, Georgetown University, Washington, D.C.) 
доктор филологических наук, ведущий сотрудник НИВЦ М.Ю. Михеев
(Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова) 

Радбиль Т.Б.  
     Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов
и другие :  монография / Т.Б. Радбиль. — 4-е изд., стер.– Москва : 
ФЛИНТА, 2024. –– 322 с. –– ISBN 978-5-9765-1387-7. –– Текст : 
электронный. 

Книга посвящена комплексному исследованию феномена языковой аномальности
в художественном тексте в рамках последовательного рассмотрения языковых
аномалий как «мирообразующего», стилеобразующего и текстообразующего фактора
по уровням «художественный мир» –– художественная речь –– художественное
повествование, которое осуществляется на материале текстов отдельно взятого, 
«образцово аномального» автора, которым является Андрей Платонов. В книге
намечены пути создания целостной теории языковой аномальности в художественном
тексте и обосновывается релевантная типология языковых аномалий применительно
к специфике художественного слова.  

Книга предназначена для лингвистов, литературоведов, культурологов и
философов, специализирующихся на изучении проблемы норма и аномалия в мировой
и отечественной культуре, преподавателей вузов, аспирантов и студентов гуманитарного
цикла, а также для всех, кто интересуется творчеством А. Платонова, А. Введенского, 
Д. Хармса и других писателей –– «субъектов аномального художественного дискурса». 

УДК 881.161.1
ББК  83.3(2=411.2)6 

ISBN 978-5-9765-1387-7 
© Радбиль Т.Б., 2022
© Издательство «ФЛИНТА», 2022 

ВВЕДЕНИЕ 

Аномалия  –– это еще  не понятая норма. 

Эта книга посвящена исследованию феномена языковой аномальности, понимаемой в широком смысле как любое значимое отклонение от 
принятых в данной социальной, культурной и языковой среде стандартов, 
которое имеет знаковый, т.е. языковой характер манифестации, но не обязательно системно-языковую природу. 
Проблема языковой аномальности представляет немалый теоретический и практический интерес, поскольку именно изучение разного рода 
нарушений и отклонений от известных нам закономерностей в функционировании языка позволяет нам глубже понять как природу самого объекта, так и уровень нашего знания о нем. В этом смысле можно говорить о 
повышенной информативности аномальных явлений в сфере языка.  
В любом развитом национальном языке заложен значительный потенциал не только для реализации его системных закономерностей, но и 
для порождения разного рода отклонений от языковых норм и правил, которые не ведут к деструкции системы, а, напротив, являются выражением 
ее креативного и адаптивного потенциала. В этом смысле можно говорить 
о конструктивности аномалий. 

Любое синхронически нормативное явление языка в диахронии 

представляется как возникшее в поле нарушения некогда существовавшей 
нормы, релевантной для прежнего состояния языковой системы. С другой 
стороны, то, что сегодня представляется аномалией, завтра может приобрести семантическую или стилистическую нагрузку и, как следствие, получить нормативную квалификацию. В этом смысле можно говорить об эвристичности как самих аномалий, так и их изучения. 
 Даже в обыденной речи аномальное высказывание, порожденное 
спонтанно, вовсе не в целях «языковой игры», часто приобретает эстетический эффект в восприятии адресата, порою помимо воли и желания говорящего. Видимо, такова прагмасемантическая природа языковой аномальности вообще, и в этом смысле практически любая языковая аномалия потенциально есть факт эстетического, «художественного» использования 
языка. Тем более, это справедливо для осознанного применения ее экспрессивного потенциала в плане эстетической выразительности. В этом 
смысле можно говорить о функциональной значимости аномалий. 

Художественный текст –– это естественная лаборатория для провер
ки системы языка «на прочность», для эксплуатации ее богатых возможностей, так сказать, на пределе: «Языковые сдвиги в произведениях современных поэтов во всем их многообразии позволяют утверждать, что поэзия активно отражает предшествующие, а нередко и вероятные будущие языковые состояния (во всяком случае, указывает возможные направления развития). Не 

следует забывать, что языковые изменения — факт, относящийся не только 
к прошлому, но и к будущему. В авторской трансформации слова и формы 
нередко можно видеть сконцентрированную и мотивированную контекстом, 
доступную наблюдению динамику исторических процессов, которая в обиходном языке, вне художественных задач, охватывает столетия» [Зубова 
2000: 399].  
Художественный текст в этом смысле является для языковых аномалий, так сказать, «естественной средой обитания», где они утрачивают 
свой потенциально деструктивный характер и обретают прагматическую 
оправданность, функциональную целесообразность и эстетическую значимость. Поэтому в центре нашего исследования –– специфика реализации 
общих принципов и механизмов языковой аномальности  именно в художественном тексте как их осознанное применение в эстетическом режиме существования языка. 
Необходимо различать языковую аномалию как способ художественного изображения и как его объект. Только аномалия как способ изображения является языковой аномалией именно художественного текста. 
Только такие языковые аномалии в художественном тексте имеют особый 
статус, который определяется их обязательной функциональной нагруженностью: они выступают как «мирообразующий», стилеобразующий и текстообразующий фактор художественного повествования. В соответствии с 
этим, одна из целей исследования ––  определить исходные предпосылки 
«теории языковой аномальности в художественном тексте», ее методологию и концептуальный аппарат.  

В этой книге нас интересует прежде всего интенциональная сфера 

языковой аномалии, а именно –– ответ на вопрос, почему в повествовании 
того или иного автора  возникает языковая аномалия и, в конечном счете, 
зачем она ему понадобилась. Поэтому логичен и выбор особой исследовательской стратегии ––  «путь от субъекта аномальности», т.е. целостный 
анализ конкретной художественной речи конкретного автора. 
В русской литературе XX в. широко представлены произведения,  
чей художественный дискурс оценивается –– по тем или иным причинам –
– как девиантный (А. Платонов, А. Введенский, Д. Хармс, современный 
русский постмодерн и др.).  
Мы остановили свой выбор на произведениях Андрея Платонова, где 
языковая аномальность принципиально и последовательно используется на 
всех уровнях как основное средство моделирования особого «художественного мира» и, в соответствии с этим, как основной прием текстопорождения.  Выбор именно этого автора обоснован «образцово аномальным» 
характером его индивидуального стиля, в котором сама девиантность настолько же очевидна, насколько запутан и неясен ее собственно лингвистический механизм.  

Таким образом, еще одна цель исследования –– комплексный анализ 
языковых аномалий в художественном повествовании А. Платонова, последовательно «спускающийся» с уровня «художественного мира» –– через уровень художественной речи –– на уровень художественного текста. 
Это, на наш взгляд, позволит не только раскрыть специфику уникальных 
художественных принципов писателя, но и определить общие закономерности моделей «аномализации» художественного мира, художественной 
речи и художественного текста, релевантные для отечественной и мировой 
литературы. 

Основной массив текстового материала исследования составляют 

художественные произведения А. Платонова –– романы «Чевенгур» и 
«Счастливая Москва», повести «Котлован», «Ювенильное море», «Джан», 
«Сокровенный человек», «Фро», «Пека Потудань», рассказы «Усомнившийся Макар», «Город Градов», «Такыр», «Цветок на земле», «Мусорный 
ветер», «Эфирный тракт», «Потомки солнца» и др.  

Данная выборка представляется весьма репрезентативной с точки 

зрения целостного представления о принципах «аномализации» языка, лежащих в основе индивидуального стиля писателя. Для «погружения» анализа аномального повествования А. Платонова в соответствующий историко-литературный контекст нами привлекаются тексты писателей той 
эпохи –– М. Булгакова, М. Зощенко, Б. Пильняка, Вс. Иванова, М.А. Шолохова. 

Второй по значимости массив составляют прозаические, драматиче
ские  и поэтические произведения русских обериутов –– А. Введенского и 
Д. Хармса, которые представляют иной, во многом альтернативный платоновскому способ аномальной языковой концептуализации мира и общеязыковой системы по типу «тотального остранения», в противовес «тотальному неостранению» (О. Меерсон) у А. Платонова. Кроме этого, для 
полноты сопоставления привлекаются тексты представителей современного русского постмодерна –– Вен. Ерофеева и В. Пелевина.   

В данной книге впервые ставится и разрешается вопрос об особом 

статусе языковых аномалий применительно к художественному тексту; 
разрабатываются критерии языковой аномальности в художественном тексте; обосновывается комплексная многоуровневая  типология языковых 
аномалий в художественном тексте сквозь призму триады «художественный мир» –– художественная речь –– художественное повествование. 

В целях нашего исследования оказалось целесообразным расшири
тельное понимание понятия языковые аномалии в качестве родового термина для любого нарушения или отклонения на уровне любого из трех 
членов постулируемого триединства художественного текста: художественный мир –– язык ––  текст. 

Кроме этого, в книге обоснована релевантность функциональной со
ставляющей в определении и квалификации языковых аномалий. В частно

сти, представляется, что языковая аномалия являет собой диалектически 
противоречивое единство неконвенционального (т.е. в известной степени 
деструктивного) употребления единицы или модели языка и креативного 
потенциала такого употребления в речевой практике. Осознанным способом актуализации этого противоречия является эстетический режим использования языка. 

Можно сказать, что в данной книге мы пытались обосновать и апро
бировать примерную исследовательскую программу изучения аномального 
художественного повествования, реализованного в рамках различных художественных систем и моделей художественного освоения действительности, различных литературных стилей и направлений. Результатом этого 
явился опыт формализации разных типов художественного дискурса, в 
кратком виде изложенный в конце этой книги. 

Природа языковых аномалий художественного слова такова, что они 

принципиально не подлежат исчерпывающему истолкованию (всегда сохраняется некий неверифицируемый «остаток»), –– и это приводит как к 
трудностям классификации аномалий (лексические, грамматические или 
прагматические, синтагматические или парадигматические и т.д.), так и к 
возможности их множественной интерпретации.  

Причем чем «сильнее» текст, чем талантливее его автор, тем больше 

потенциальных вариантов интерпретации содержат в себе единицы его художественного языка. Поэтому очевидно, что как избранный нами общетеоретический подход к анализу языковой аномальности в художественном тексте, так и трактовка отдельных языковых аномалий на разных 
уровнях художественного повествования не являются единственно возможными путями анализа столь сложного художественного явления, как 
«странный язык» А. Платонова, «язык бессмыслицы» обериутов, «заумь» 
В. Хлебникова и др. 

Представляется, что «аномальный дискурс» как особый способ ху
дожественного освоения мира может быть адекватно познан только в поле 
взаимодействия альтернативных моделей  его описания в духе «принципа 
дополнительности» Н. Бора. 

 
 

ГЛАВА I. Языковая аномальность в художественном 
тексте: к проблеме квалификации 
 
Человек воспринимает мир избирательно и прежде всего 
замечает аномальные явления, поскольку они всегда отделены 
от среды обитания. Непорядок информативен уже тем, что не 
сливается с фоном. 
Н.Д. Арутюнова. «Аномалии и язык» 
 

1.1. Языковая аномалия как теоретическая проблема 
 
В любом развитом национальном языке заложен значительный  потенциал не только для реализации его системных закономерностей, но и 
для порождения разного рода отклонений от языковых норм и правил, которые не ведут к деструкции системы, а, напротив, являются  выражением 
ее креативного и адаптивного потенциала. Ю.Д. Апресян предложил емкое 
словесное обозначение для такой функции аномалии –– «языковые аномалии как точки роста новых явлений» [Апресян 1990: 64]. 

Языковую аномальность просто уловить, но непросто объяснить.  

Языковая интуиция носителей языка с легкостью распознает самые разнообразные отклонения от языкового стандарта, будь то оговорки и обмолвки в устной речи, ошибки в тетради школьника или речевые ляпы политика в публичной речи: «В реальных текстах на естественном языке отклонения (не от правил, сформулированных лингвистом, а от интуитивно ощущаемых носителями языка норм) встречаются не так уж редко. Поэтому 
без умения распознавать их и тем или иным образом интерпретировать понимание подлинного естественно-языкового текста обычно оказывается 
невозможным» [Булыгина, Шмелев 1997: 440]. 

Однако теоретически определить, в чем именно заключается меха
низм той или иной девиации, не всегда легко, что отмечается в ряде исследований на тему аномальности [Апресян 1990, 1995а и 1995b; Арутюнова 
1987 и 1990b; Булыгина, Шмелев 1997 и др.]. Таким образом, оправданно 
возникают вопросы, что такое языковая аномальность, в каком смысле 
данное явление аномально, какова природа данной аномальности: языковая, прагматическая, логическая и т.д.?  
 

1.1.1. Объем и содержание понятия «языковая аномалия» в лингвистической науке: история и современность 
 
Понятие аномалии расплывчато по экстенсионалу и применительно к 
разным модусам существования может трактоваться по-разному. С одной 

стороны, возможна онтологическая трактовка аномалий, согласно которой 
аномалии –– это отклонения от естественного порядка вещей, нарушения 
известных нам законов физического мира. Такая трактовка, собственно, не 
дает ничего для понимания языковых аномалий: с этой точки зрения аномальным будет нечленораздельный бред психического больного или, напротив, факт осмысленной, членораздельной речи какого-либо животного. 
Более отвечает сути явления когнитивная, гносеологическая трактовка аномалий, согласно которой аномалия рассматривается как фиксация 
некоего отклонения от известных нам закономерностей в процессе познания объекта: «Аномальными называют явления, которые нарушают какиелибо сформулированные правила или интуитивно ощущаемые закономерности. Тем самым явление оказывается аномальным не само по себе, а относительно тех или иных законов. В науке аномальными нередко считают 
явления, противоречащие описанию, которое предложил исследователь, 
т.е. сформулированной им системе правил» [Булыгина, Шмелев 1997: 437].  
В известном смысле можно сказать, что «быть аномальным» есть не 
свойство вещей и явлений самих по себе, но результат осмысления вещей 
и явлений познающим их субъектом. Ничто в мире не происходит вне причинно-следственного детерминизма или вероятностно-статистической закономерности. В этом плане аномалия есть мера нашего незнания вещей и 
явлений. Это справедливо как для явлений физического мира, так и, тем 
более, для явлений нематериального характера.  
Аномалия языка, как и других социальных, культурных, семиотических систем, всегда связана с наличием некоего стандарта –– естественного или чаще –– выработанного в социальной или интеллектуальной практике людей, т.е. с понятием нормы в широком смысле этого слова. 
В работе «Аномалии и язык» Н.Д.Арутюнова, опираясь на противопоставление нормы и антинормы, устанавливает последовательность действия отклонений от нормы, которая берёт начало в области восприятия 
мира, поставляющего данные для коммуникации, проходит через сферу 
общения, отлагается в лексической, словообразовательной и синтаксической семантике и завершается в словесном творчестве [Арутюнова 1987]  
При этом норма представляется универсальной категорией мироздания, регулирующей меру порядка в хаосе. Однако обнаружить норму зачастую становится возможным лишь благодаря фиксации отклонений от 
нее: «В естественном мире природы и языка ненормативность помогает 
обнаружить норму и правило» [Арутюнова 1999: 79]. В этом плане информативной, семантически нагруженной выступает именно аномалия как 
маркированный коррелят нормы в оппозиции норма –– аномалия.  
Н.Д. Арутюнова предлагает шесть основных признаков для возможной типологии норм: «1) возможность / невозможность отклонений (абсолютность / относительность норм), 2) социальность / естественность («рукотворные» / «нерукотворные» нормы), 3) позитивность / негативность 

(рекомендательные / запрещающие правила), 4) растяжимость (вариативность) / стандартность (среднестатистические / точные нормы), 5) диахронность / синхронность (закономерность развития / правила функционирования), 6) престижность / непрестижность (для социальных норм)» 
[Арутюнова 1999: 75]. Можно думать, что классификация норм предполагает и соответствующую классификацию аномалий. 
Как представляется, важнейшим из этих признаков (и, в конечном 
счете, определяющим все остальные) является «естественность / социальность» (в терминологии Н.Д. Арутюновой), а точнее, на наш взгляд, –– естественность / семиотичность норм и аномалий. Причем представляется, 
что здесь нет однозначно пропорционального соответствия: если нормы 
действительно могут быть естественными (законы природы) и семиотичными (нравственные нормы), то любая аномалия как отклонение, релевантное лишь в сфере Наблюдателя, является a priori семиотичной (в природе самой по себе, вне сферы Наблюдателя, нет аномалий). Тем более это 
справедливо для такой первичной моделирующей системы знаков, которой 
является естественный язык.  
Применительно к закономерностям семиотического характера важным будет и другое разграничение –– облигаторности (жестко детерминированной необходимости) и прескриптивности (конвенциональной 
предписательности). В терминологии Н.Д. Арутюновой, это –– разграничение абсолютных и относительных норм. Как и большинство норм семиотического характера (юридические, нравственные, эстетические), закономерности языковой системы носят не облигаторный, а прескриптивный характер (характер предписания –– как, например, правила дорожного движения).  
Поэтому языковая аномалия как отклонение от правил или норм вовсе не перечеркивает само правило или норму, а главное –– оно может 
быть рационально мотивировано, коммуникативно адекватно, прагматически успешно и семантически осмыслено. По мнению Т.В. Булыгиной и 
А.Д. Шмелева, «…в отличие от законов природы, языковые правила в некотором смысле сами предусматривают возможность их нарушения — по 
недосмотру или с какими-то специальными целями. <…> Возможность отклонений от языковых правил в речевой практике как бы предусмотрена 
самими правилами; поэтому встретившееся в корпусе текстов высказывание, нарушающее сформулированные лингвистом правила, может интерпретироваться как такое отклонение и не вести к пересмотру правил» [Булыгина, Шмелев 1997: 439]. 
Относительный и конкретно-исторический характер понятия «языковая аномалия» отчетливо виден и в истории лингвистического знания. 
Уже в античном мире в среде нормализаторской деятельности древних 
«грамматиков» и «риториков» возникает противопоставление «языковой 
нормы» и «языковой аномалии». Имеется в виду прежде всего начатый 

еще в середине II в. до н.э. спор «аналогистов»  с  «аномалистами», касающийся установления норм литературного языка. Речь шла о том, что 
считать «правильным», нормативным в языке: формы, следующие теоретически установленным единообразным правилам, или формы, практически употребительные в разговорном и литературном языке? Первого взгляда держались «аналогисты», второго ––  «аномалисты» [Гаспаров М. 1972].  
Точка зрения «аномалистов» генетически восходит к идеям философской школы стоиков, которые предлагали строить нормативную грамматику с опорой на факты живой разговорной речи, со всеми ее «просторечизмами» и «вульгаризмами». В противовес им, в рамках александрийской грамматической школы, возникшей в эллинистическую (грековосточную) эпоху (334—31 гг. до н. э.) в поселениях греческих колонистов 
в Александрии (Египет), Пергаме (на побережье Малой Азии) и на о. Родос, возникает учение «аналогистов».  
При этом александрийцы-аналогисты предлагали упорядочить греческий язык при помощи выявленных ими правил и норм. Противники александрийцев –– аномалисты-стоики, наоборот, утверждали, что грамматика 
не может быть организующей силой языка, а в литературной практике следует ориентироваться не на отвлеченные правила, а на то, как употреблены 
слова в произведениях классиков. Стоики считали, что александрийские 
ученые стремятся навязать эллинской речи чуждые ей нормы и, редактируя древние тексты по своей грамматике, портят то, что для всех благодаря 
употреблению стало привычным и законным [Алпатов 1999: 23––26]. 
С нашей точки зрения, и аномалисты, и аналогисты гипостазировали 
одну из сторон диалектического единства нормы и аномалии, при этом 
верно отмечая существенные стороны в процессе функционирования языка. Ср.: «В известном споре между аналогистами александрийской школы, 
требовавшими унификации морфологических парадигм, и стоиками пергамской школы, отстаивавшими языковые аномалии, и те и другие посвоему правы» [Арутюнова 1999: 74] 
 
Реально же «аномалия» в понимании древнегреческих стоиков, будучи отражением закономерностей узуса, т.е. живой речевой практики, 
вполне может трактоваться как «норма». И, напротив, следование «аналогии» в качестве искусственного сохранения предшествующей нормы, не 
соответствующей синхроническим принципам, релевантным для практики 
живой разговорной речи, часто воспринимается именно как «аномалия».  
Впоследствии эти точки зрения были объединены в средневековой 
грамматике, и вполне закономерно, что это единство дожило до наших 
дней, по крайней мере, в практике школьного преподавания языка: «… из 
знаний, унаследованных от прошлого, концепции аномалии и аналогии 
были первоначально объединены в средневековой науке и сформулированы как «правила и исключения». В современных школьных грамматиках принцип «правила и исключения» является основным принципом