Маргиналы

Б. Н. Алмазов

М А Р Г И Н А Л Ы

Пособие
по психологии социального отчуждения
для практических психологов

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2024

УДК 159.923+316.342.6(075.8)
ББК  88.53+60.541.4я73
          А51

Алмазов Б. Н.

А51      Маргиналы : пособие по психологии социального отчуждения

для практических психологов / Б.  Н. Алмазов. — Москва : 
ФЛИНТА, 2024. — 176 с. — ISBN 978-5-9765-5422-1. — Текст : 
электронный.

Культура и цивилизация изменили образ маргинала. Раньше, 
когда человеку строго указывали его место в обществе, тех, кто 
выходил за рамки закрепленной за ним социальной роли, называли 
негодящими. Сейчас настало время неприкаянных. Ими не 
командуют, но, будучи вытолкнуты в «свободное пространство 
личности» как «колодники в степь», люди, во-первых, многого 
не могут, а, во-вторых, далеко не всегда в состоянии осознать и 
осмыслить, что им, собственно говоря, нужно. В своей массе люди 
еще не овладели даже элементарными навыками социального 
отчуждения и зачастую застревают на обочине, утрачивая волю к 
жизни.
Мы надеемся, что наш профессиональный опыт пригодится 
тем, кто работает с неудачниками. Не исключено, что и представителям других профессий, которые участвуют в судьбе социально неприспособленных людей, наша книга будет если не 
очень полезна, то хотя бы интересна.

УДК 159.923+316.342.6(075.8)
ББК  88.53+60.541.4я73

ISBN 978-5-9765-5422-1
© Алмазов Б. Н., 2024
© Издательство «ФЛИНТА», 2024

ПРЕДИСЛОВИЕ

Начать книгу мы хотим с того, о чем говорить не намерены, а именно, о людях, которые оказались в трудных 
обстоятельствах, но справляются с ними по мере сил 
и возможностей.
Во-первых, речь не пойдет о социальном отчуждении 
на уровне мировоззрения. Что это такое, в нашем отечестве каждый знает не понаслышке. Весь двадцатый век 
мы прожили в условиях классовой борьбы, в которой, как 
известно, чужим считается тот, кто не хочет стать своим. 
Так пролетарии, отнимая имущество у богатых не для 
того, чтобы его присвоить, не считали врагами буржуев 
и аристократов, если те не цеплялись за свои привилегии 
(в Красной армии служило больше офицеров, чем в Белой). И, кстати сказать, мы вообще плохо знаем мотивы 
интеллигенции (как военной, так и гражданской), побуждавшие добровольно идти на жертвы во имя пролетарской революции. Будучи потомком людей этого круга, 
могу засвидетельствовать из своих детских воспоминаний, что и на склоне лет они не считали, что ошиблись 
в своих решениях (с учетом выпавших на их долю серьезных испытаний). Гражданскую вой ну начали те, кто 
цеплялся за свои привилегии. Они и были маргиналами 
при советской власти. А также прочие индивидуалисты, 
ставящие свое благополучие выше коллектива. С началом перестройки, когда имеющие власть начали обирать остальных, а быть честным означало стать объектом 
осмеяния, те, кто предпочитает оставаться при гуманистических утопиях, воевать не стали, но предпочли уйти 
на обочину политической жизни в ряды так называемого 
пассивно маргинального электората. Естественно, в вы

боре их социальной позиции тоже много психологии, 
но все-таки гораздо больше политики. Углубляться в эту 
сферу отношений между человеком и государством означало бы для нас отойти от основной мысли слишком 
далеко, во всяком случае, дальше, чем это позволяет замысел книги.
Во-вторых, принципы и убеждения личности могут 
расходиться не только с политикой, но и с культурой. Вся 
история человечества подтверждает, что одновременно 
и параллельно со сторонниками прогресса всегда присутствовали те, кто не хотел включаться в общественную 
жизнь вне зависимости от тех или иных мировоззренческих предпочтений. Буквально рядом с нами (по специфике мироощущения) и словно среди нас живут герои 
Харуки Мураками, Кобо Абе, предпочитающие комфорту 
современной Японии затеряться в песках или сидеть в заброшенном колодце. Немного раньше клошары так прочно вошли в парижский пейзаж, что (по слухам) муниципалитет для привлечения туристов платит статистам, которые согласны пожить под мостами в соответствующем 
статусе. Образы романов В. Пелевина очень популярны 
среди читающей публики. А в нашем прошлом многовековая традиция юродства, прекрасно описанная и подробно изученная в девятнадцатом веке, прочно вошла 
в склонности русского характера. Пока воспрянувшая 
(по воле государства) православная церковь еще не обрела 
на своих папертях этот человеческий тип (современные 
нищие – откровенно корыстная публика), но хочется верить, что он возродится в своих лучших чертах. Во время 
Ливонской вой ны Никола Салос обозвал Ивана 
Грозного (собиравшегося покарать псковитян за плохую оборону) царем- кровопийцей 
и поклялся, что того настигнет смерть от молнии, если 
он тронет хоть волос псковского дитяти. Царь попросил 
его молиться, чтобы господь избавил его от такой участи. 
Правда, не стоит забывать, что мнимо юродивых (ханжей) 
надлежало отправлять в монастыри «с употреблением их 

Никольский Н. История 
русской церкви

в труд до конца жизни», а что касается женщин-кликуш, их предписывалось «пытать, 
пока не сознаются в обмане» . Нам же остается только посетовать вслед за С. Куняевым, 
что «повымерла эта порода, здоровый пошел матерьял, 
но город лишился чего-то и что-то в лице потерял».
В-третьих, есть люди, чьи возможности ограничены 
природой до такой степени, что они обречены на известное отчуждение с детства. Хотя здесь многое зависит 
от культуры в целом. Долгие века «убогих» предпочитали изолировать от общества, и если семья или община 
не брали их под свое покровительство, государство содержало приюты для слепых, глухих, скудных умом, «выстарившихся» и т. п. Жилось там не очень хорошо. Да и содержать необходимые штаты для казны накладно, так что 
к девятнадцатому веку цивилизованные страны перешли 
на практику социального обеспечения. Нетрудоспособным выплачивали пенсию. Обязанность по их социальному устройству возложили на опекунов и попечителей. 
Детей обучали в учреждениях, комплектуемых «по схожему дефекту», а для взрослых содержали сеть «лечебно-производственных» предприятий, где социальная адаптация 
важнее прибыли. Такая установка на «изоляцию с человеческим лицом» остается в основе наших официальных 
представлений о «государственном милосердии» и по сей 
день. Стремление отгородиться от проблем людей с ограниченными возможностями, заплатив положенное, залегает в нашей ментальности достаточно глубоко. Время 
от времени прорываясь наружу недостойными равнодушием, жестокостью, дискриминацией. Достаточно 
вспомнить, что совсем недавно (с 1933 г. по 1945 г.) практика 
«недопущения наследственно отягощенного потомства» 
была не тайным беззаконием дорвавшихся до власти фашистов, а нормой законопослушного поведения вполне 
цивилизованного населения.
Во всяком случае, современные усилия Организации 
Объединенных Наций ориентировать национальные 

Иванов С. А. Юродство 
как феномен религии 
и культуры

правительства на интеграцию в общество людей с ограниченными возможностями, обеспечив им «достойное 
существование», пока выглядят больше как благородные 
порывы, нежели серьезные намерения изменить социальную политику. И хотя параолимпийские игры достаточно популярны, инвалидам открывают двери в места 
общественного пользования, вводятся квоты рабочих 
мест для инвалидов на обычных предприятиях, школы 
стараются наладить совместное обучение детей «всего спектра возможностей», на уровне массового сознания многое остается на своих местах. Как в социальной 
практике, так и на уровне теории. Так называемая теория психической средовой дезадаптации и реабилитации 
людей с ограниченными возможностями пока что остается в рамках дефектологии и клинической психологии. 
Вторгнуться в их пределы означало бы нарушить стилевое 
единство изложения, поэтому мы просто рекомендуем 
желающим обратиться к соответствующей литературе.
Таким образом, оставив политику, культурологию 
и дефектологию «на флангах» своего изложения, мы будем использовать их материалы настолько, насколько 
это будет нужно для развития основной мысли – анализа 
психической средовой дезадаптации человека, живущего 
обычными интересами, но попавшего под давление обстоятельств, оттесняющих его на обочину жизни, и в той 
или иной мере утратившего интерес к общепринятым 
ценностям.

* * *
Когда кто-то из жалости и сострадания, по долгу службы или велению сердца хочет помочь другому, чаще 
всего он не обнаруживает в судьбе неудачника каких-то 
особо драматических обстоятельств и убеждается, что 
«не важно, как с нами обращаются, главное, как мы на это 
реагируем». Хорошо, если при этом он занимается всего 
лишь филантропией, и может, если его добро почему-то 
некстати, с чистой совестью отойти в сторону. Тот же, 

кто несет моральные, а то и служебные обязательства 
проявлять гуманизм от лица общества и государства, зачастую не имеет права себе этого позволить. Ему приходится вовлекать человека в конструктивные отношения 
с окружающими, преодолевая известное сопротивление. 
И здесь приходится ориентироваться не только на повод 
(лежащий на поверхности), но и на причины, залегающие 
значительно глубже, чего не видят не только окружающие, но и сам человек.
В любом конкретном случае присутствуют три источника, три составные части явления: почва, ситуация, 
защитная реакция. Их можно представить себе в форме 
несложной схемы, отражающей традиционно принятую 
логику мышления специалистов, работающих с социально неприспособленными людьми (психологов, врачей, 
педагогов, юристов, социологов).

Почва 
Ситуация

Реакция

Термином «почва» обозначают биологически (чаще 
всего – фенотипически) обусловленные признаки неудачного склада психики (так называемые «ограниченные 
возможности»), не соответствующие требованиям, которые предъявляют не только экстремальные, но и просто 
неблагоприятные обстоятельства. Такие люди нуждаются 
в поддержке и понимании со стороны окружающих.
«Ситуация» имеет внешнюю сторону (проблемы сегодняшнего дня) и внутренние причины, корни которых 
уходят в прошлое, когда у человека формировались задатки комплекса неудачника. Чаще всего нужно говорить 
о проявлении сегодня тех слабых мест характера, которые заложены давно и существуют как бы вне сознания, 

но дают о себе знать, когда обстоятельства как «ключ 
к замку» подходят к уязвимому месту личности.
«Защитная реакция» – собственный выбор социальной позиции, позволяющей избежать тягостной зависимости от обстоятельств или хотя бы ослабить ее гнет. 
Как правило, человек нащупывает защитные тенденции 
в возрасте, когда еще плохо разбирается в жизни. Привыкая к ним по ходу воспитания, он усваивает их незаметно 
для себя и в дальнейшем считает неотъемлемыми свойствами характера, а вовсе не чем-то навязанным извне. 
Так что стоит присмотреться к нашим обычным манерам 
поведения, как станет очевидным, что они насыщены защитными реакциями гораздо больше, чем мы полагаем.
Если в поле, очерченном сторонами треугольника, 
конкретный случай обозначить точкой, дистанция ее 
от той или другой стороны будет сигнализировать о сравнительной актуальности тех проблем, которые название 
стороны символизирует.
Например:
Преобладают психические недостатки, вынуждающие защищаться от сравнительно простых обстоятельств.
Человек с достаточно устойчивым внутренним миром оказался жертвой стечения тяжелых 
жизненных обстоятельств.
Слабость защитных тенденций делает человека чрезмерно зависимым от психической неустойчивости и отношения к нему со стороны.

При желании силовые характеристики поля можно 
конкретизировать, но мы ограничимся лишь принципиальными характеристиками, полагая, что, освоив материал книги, читатель легко сможет сделать это самостоятельно.

ПОЧВА

Люди с недостатками усваивают социальные 
нормы не в полном объеме.

Г. М. Дистль

Историческая справка

В крестьянской цивилизации заботы о «негодящих» лежали на общине с присущей для нее коллективной ответственностью. Глупых ограничивали в возможности распоряжаться собственностью, а непослушных отправляли 
в армию по «рекрутской разверстке», где муштра была 
если не основным, то немаловажным средством воспитания. Женщин домострой накрепко привязывал к семье. 
За тех же, кто «шатался меж дворов», община платила 
штраф за недосмотр.
Фабричная цивилизация изменила нравы. Тем не менее, промышленное производство требовало совместного труда, и в известной мере коллектив заменил общину, 
оставив за собой руководство и покровительство трудящимися. Профсоюзы были вполне реальной силой на стороне любого рабочего, в том числе и того, кто не нравился 
работодателю. Личностная зрелость народных масс окрепла по сравнению с прошлым, но что касается толерантности к тем, для кого «стремительные шаги прогресса 
оказались не по силам», его явно недоставало («история 
этики – печальная повесть о прекрасных идеалах, до которых никто не дотягивает»). Для 
сильных, умных и самостоятельных «свобода, равенство 
и братство» открывали заманчивые перспективы, но для 
людей с ограниченными возможностями это зачастую 
оборачивалось пресловутой «свободой колодника, вытолкнутого в степь». В природе равенства не бывает, уравнивают культура и цивилизация. И если они берут курс 
на конкурентоспособность, «социально неприспособленным» остается надеяться на милосердие.
Социализм в нашей стране попытался вернуться к своим историческим истокам, согласно которым «бедные 

Харари Ю. Н. Sapiens