Криптолингвистика

В.Н. Базылев

КРИПТОЛИНВИСТИКА

Монография

4-е издание, стереотипное

Москва
Издательство    «ФЛИНТА» 
2024

УДК 81
ББК 81.1 

Б17     

Б17 

Базылев В.Н.

К      риптолингвистика : монография / В.Н. Базылев. – 4-е изд., стер. 

– Москва : ФЛИНТА, 2024. – 277 с. – ISBN 978-5-9765-1481-2. –
Текст : электронный.

   Книга посвящена историографическому аналитическому 
описанию феномена криптолингвистики - парадигмального (т.е. 
обладающего философскими основаниями, методологической базой, 
методическими фальсификационными приемами и историческими 
корнями в лице авангардной советской лингвистики 20-30-х гг. XX 
в. и отечественной этимологической практики XVII-XIX вв.) 
способа исследования языка с ярко выраженными практическими 
политическими 
целями. 
Тексты, 
созданные 
в 
рамках 
криптолингвистики, рассчитаны на широкие слои читающей публики, 
в основном на молодежь; активно пропагандируются, в том 
числе 
с 
помощью 
Интернета 
и 
СМИ. 
Исследование 
криптолингвистики выводит нас в сферу современного вненаучного 
знания - духовно-практического и практически-политического; в 
сферу языковой игры и бельсайнтистики. 

 УДК 81 
ББК 81.1

ISBN 978-5-9765-1481-2 
© Базылев В.Н., 2017
© Издательство “ФЛИНТА”, 2017

Оглавление 

Предисловие 
4 

Глава 1. «Великий и могучий...» 
29 

Глава 2. «Вначале было «Слово...» 
107 

Глава 3. «В слове русский Бог» (А.С. Шишков) 
149 

Глава 4. Нарратив и наука 
183 

Послесловие 
258 

Литература 
264 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

Несмотря на то, что философы, историки и филологи на протяжении 

десятилетий доказывали, что история - конструкт, созданный при помощи 

языка, вера в то, что она является непосредственным воспроизведением 

реальности, остается удивительно прочной. Дестабилизация истории в теории с 

помощью лингвистически ориентированной критики обнаруживает сегодня 

серьезные практические последствия для академической практики, поскольку 

ученые ничего не могут выиграть, но все могут потерять, демонтировав свой 

код основанного на доказательствах рассуждения и открывая себя неизбеж-

ным упрекам в мошенничестве. Именно этот факт современной российской 

академической культуры стал поводом для подготовки серии рукописей, 

положенных в основу данной книги. 

Если конкретизировать мотивы, заставившие превратить разрозненные 

фрагменты в целостное произведение, то можно исчислить их следующим образом. 

Особенностью развития науки конца XX - начала XXI в. является обострившийся 

интерес к промежуточным явлениям, к тому, что не укладывается в жесткие рамки 

общепринятых и сложившихся в XX в. классификаций. Поэтому вполне закономерно 

возникновение целого комплекса промежуточных дисциплин. По словам В.В. 

Иванова, «сейчас во всем мире гуманитарные науки переживают глубокий кризис» 

[1, с. 10]. Бурное развитие междисциплинарных наук в ушедшем столетии связано с 

нарастающим кризисом в науке и является одним 

из его признаков [2, с. 3]. О кризисах и, шире, о цикличности в нашей 

жизн и известно давно. Основоположником школы русского циклизма 

является Н.Д. Кондратьев, а основы общей теории кризисов как неиз-

бежной фазы циклов в развитии систем заложены А.А. Богдановым в 

20-е гг. XX в. и развивались плеядой ученых мирового уровня, таких как

В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский, Й. Шемпетер и др. На рубеже нового

тысячелетия Россия вновь переживает кризис, в том числе и кризис

науки, который начался в 80-е гг. XX в. и продолжится, по некоторым

прогнозам, до 20-х годов века текущего [3, с. 193].

Считается, что смена фундаментальных основ на всех этажах 

пирамиды общества порождает множество научных фактов, не 

укладывающихся в привычную систему взглядов, которые не могут быть 

успешно решены с помощью нормальной, привычной науки. По 

мнению исследователей, в кризисный период в научном сообществе 

усиливается дискомфортность, предпринимаются попытки «подлатать» 

привычную парадигму знания, уложить в ее слабеющее прокрустово 

ложе множество новых идей и гипотез, порожденных хаосом трансфор-

мирующегося общества. Нужно добавить, что не только в кризисный 

период происходит накопление фактов, не получающих места в системе 

знаний. В языкознании постоянно фиксируемые промежуточные 

явления и все накапливающиеся сведения о них - норма, которая служит 

показателем нестабильности знаний и залогом развития научной мысли: 

поиском новых теорий, обладающих большей объяснительной силой. 

Действительно: общие тенденции современной гуманитарной 

науки - это парадоксальность и иррациональность подходов, т.е. 

естественная реакци я на неудачи, п о с т о я н н о сопровождающие 

поиски адекватных методов для лингвистических исследований. По 

мнению В.А. Абросимова, имеющиеся и получившие определенное 

развитие общие подходы пока не дали или принципиальн о не могли 

дать необходимых 

5 

результатов в решении наиболее важных проблем языка. В то же 

время, оставаясь в области исследования языка на уровне непо-

средственного рассмотрения имеющегося эмпирического материала 

или на феноменологическом уровне, нельзя не попытаться найти 

подходящие методы, которые позволяют каким-либо образом 

организовать работу по построению адекватного научного знания. 

при этом вполне очевидно то обстоятельство, что мы не можем 

использовать в таких исследованиях какие-то частные методы из 

других областей знания, применимость которых к такому 

необычному объекту, каким является язык, с самого начала 

должна вызывать сомнение. Как мы полагаем, в этом случае нам 

следует опираться на наиболее общие методы, которые могут быть 

заимствованы из наименее «редуцированных» областей знания, 

исключающих 
прямое 
вторжение механистических представлений. 

Очень часто исследователи, занимающиеся проблемами языка, в без-

успешных поисках адекватной методологии обращались непосредственно 

к традиционным философским системам. Традиционные философские 

системы, не являясь сколько-нибудь строгими построениями, кроме ми-

ровоззренческих и весьма общих, размытых, слабо детерминированных 

положений или представлений, практически ничего не могли дать для 

проведения анализа в какой-либо конкретной научной области. 

Естественной реакцией на неудачи, постоянно сопровождающие 

поиски адекватных методов для лингвистических исследований, мог быть 

иррационализм, т.е. полный отказ от всякой методологии. Это неизбежно 

должно было означать переход к «голой» эмпирике и очередным попыт-

кам «начать все с самого начала», с самого элементарного с тем, чтобы 

путем самых осторожных обобщений постепенно прийти к собственно 

знанию о языке. Подобные попытки отказа от рационального и перехода 

к интуитивному, иррациональному 

всегда имели место, когда наблюдался кризис позитивного рацио-

нального знания. 

Основоположником современного интуитивизма явился А. 

Бергсон, который сформулировал тезис о том, что мировая реальность 

и мышление есть непрерывный единый процесс. Рационализм 

разлагает этот процесс на составные части и в итоге делает его 

неподвижным. Интуиция помещает себя в подвижность, позволяет 

перенести мышление внутрь предмета и слиться в нем с тем, что есть 

в предмете индивидуального и, следовательно, невыразимого. При 

этом рассудочная «интеллектуальная» 
деятельность 
есть 
форма 

приспособления человека к окружающей среде и выражает в иде-

альной форме лишь внешнее воздействие, которое не проникает в 

глубину вещей [4, с. 160]. 

К интуитивизму примыкает и находится во взаимосвязи с ним философия 

экзистенциализма, оказавшего заметное влияние на современное искусство, 

которое является в определенном смысле продолжением иррациональных 

подходов, свойственных интуитивизму, но уже на современном, более 

продвинутом уровне 

Наверное, в той же мере, в какой не могут быть продуктивны раз-

ные иррациональные подходы, малопригодны для построения научного 

знания о языке крайне рационалистические методы. Мы обычно 

сталкиваемся с таким крайним проявлением рационализма в методологии, как 

формализм, когда на первый план выдвигается задача придания знанию, 

полученному в рассматриваемой области другими методами, завершенной 

формы и его канонизация. Напротив, «откат» к интуитивизму в форме 

полного отрицания принципов рационального подхода происходит тогда, 

когда возникает необходимость разрушить установившееся формализов-

анное знание и под видом полного отхода от рационализма утвердить на-

чала другого рационального знания, в значительной мере отличающегося 

от существующего и подвергаемого ревизии. 

7 

Мысли А. Бергсона, высказываемые им в свободной форме как 

описание личного интуитивного восприятия, имеют вполне 

определенное «рациональное» содержание. Так, в окружающей 

действительности мы можем встретить и непрерывность и разрыв-

ность, неповторяемость и повторяемость. Однако в том конкретном 

случае, когда мы переходим 
к 
познанию языка, для нас в 

соответствии с особенностями предмета исследования относительно 

более важными оказываются непрерывность и неповторяемость, 

которые олицетворяют главные свойства базовых элементов языка - 

слов, остающихся на протяжении 
длительного времени 

неизменными и в основном единичными как по форме, так и по 

содержанию. Подобный переход из крайности 
не может быть 

сделан без прохождения некоторого этапа интуитивистского 

подхода, когда мы заявляем о своем отказе от того рационального, 

при котором разрывное и повторяющееся принимаются исходной 

базой для построения знания. При этом если исходную крайность 

мы назовем позитивизмом, последующую критику отнесем к 

интуитивизму, то новую крайность, к которой мы приходим вслед за 

критикой первой крайности, остается объявить неопозитивизмом. В то 

же время для нас нет необходимости становиться на точку зрения 

крайнего интуитивизма при переходе от социологии к языкознанию, 

если мы способны рассмотреть эти два достаточно разнородных, но 

взаимосвязанных предмета в рамках одной методологии. 

Образный, схемный характер содержания нашего мышления еще не 

делает его чисто интуитивным, исключающим рациональное. Наоборот, 

именно рационализм, его постоянное присутствие позволяет нам выстро-

ить в сознании наиболее четкие представления, которые практически без 

ошибок и без непосредственного участия рационального сознания выво-

дят к правильным решениям на интуитивном уровне, что и подтвержда-

ется последующим доказательством, проводимым в соответствии с фор-

мальными правилами. 

В связи с изложенными соображениями, необходимо в Пре-

дисловии 
остановиться на идеях, высказанных в конце прошлого 

века Б.М. Гаспаровым, который интуитивно ощущал «кризис» 

современного ему научного лингвистического знания, что чуть 

позже со всей откровенностью будет описано Р.М. Фрумкиной [5; 

6]. Как недвусмысленно утверждает Б.М. Гаспаров, неудачи на пути 

результативного решения проблем языка предшествующего периода 

закономерно привели его к чисто интуитивистскому 

(экзистенциалистскому) подходу: «Свою задачу я видел в том, чтобы 

посмотреть на наши взаимоотношения с языком не как на 

целенаправленную «работу», совершаемую по определенным поводам, 

на основании определенных правил, над определенными, имеющими 

постоянные свойства строительными элементами, но как на 

экзистенциальный процесс, столь же всеобъемлющий, но и столь же 

лишенный какой-либо твердой формы и единого направления, как 

сама повседневная жизнь» [5, с. 9]. 

Для того чтобы, так или иначе, вычленить на разных этапах разви-

тия науки о языке близкие к своему подходы, Б.М. Гаспаров совершает 

ретроспективный экскурс: так, обращаясь к новому времени, он отмечает 

критику И. Гердера в работе 1772 г. «Исследование о происхождении 

языка» предшествующих рационалистических представлений и развитие 

им представлений о языке как о процессе непрерывного становления, 

осуществляющегося путем постоянного наслаивания нового на старое. 

Идеи И. Гердера нашли свое непосредственное продолжение в учении В. 

Гумбольдта, в котором язык представлен как процесс, неразрывно 

связанный с духовной творческой деятельностью. В дальнейшем, однако, 

идеи В. Гумбольдта не получили достаточного развития и были вытесне-

ны из историческою процесса рационалистически-позитивистским под-

ходом. Новый подход поставил во главу угла представление о языке как о 

некотором объективном процессе развития материальных форм, подчия-

ющемся «естественным законам», которые не знают исключений.

9 

Причины такого поворота в развитии знания о языке Б.М. Гаспаров 

усматривает во внутренней слабости динамического подхода к языку, не 

давшей этому подходу превратиться из общей философской идеи в 

лингвистический метод, из интеллектуальной стимулирующей критики в 

позитивный инструмент описания языка» [5, с. 21]. 

Под динамическим же подходом подразумевается упоминавшаяся 

выше интуитивистская концепция непрерывного развертывания 

эволюционного процесса. Весь XX в., с точки зрения Б.М. Гас-

парова, наполнен борьбой между позитивизмом и интуитивизмом, 

принявшей в совокупной духовной культуре, 
включающей 

художественное 
творчество, 
форму модернизма. При этом 

модернизм, жестоко разоблачив и осмеяв позитивистскую веру в 

непреложную заданность «фактов», по сути дела разделял веру со 

своим «наивным» предшественником с той лишь разницей, что на 

смену непреложности эмпирических фактов пришла непреложность 

идеальных концептов. мир идеальных конструктов сделался для 

модернистской мысли своего рода объективированной реальностью, 

принимавшейся как такая же безусловная данность, какую позитивизм 

видел в «объективных фактах» [5, с. 24]. Таким образом, модернизм 

оказался в конечном итоге недостаточно «интуитивистским». Более 

того, он оказался обычным неопозитивизмом, так как не 

сформировал представления о том, что языккак «предмет научного 

описания может не иметь единой сущности, возвышающейся над 

разрозненностью и бесконечной изменчивостью его конкретных 

воплощений; что само это отсутствие организующего центра, 

разрозненность и непостоянство есть его сущность» [5, с. 26]. В этих 

словах автор наглядно показывает, как в ходе своего ретроспективно-

го анализа он неминуемо и последовательно приходит к «вершинам» 

софистики - сущность объекта его исследования состоит в том, что 

объект не имеет сущности. Как в начале века напишет Д.Н.

Кудряшевский, филолог из Юрьевского университета:

10 

«Чем менее для нас значение слова, тем туманнее внутренняя форма, и 

наоборот. Самыми точными словами являются те, в которых внутренняя 

форма совсем забыта. Часто можно слышать сожаление об утрате перво-

начальной картинности старого или народного языка. При этом же следует 

добавить, что, утрачивая старую картинность, язык всегда создает новую: 

мы видели, что без внутренней формы невозможно изменение значения 

слова, следовательно, процесс этот продолжается и в настоящее время. 

Едва ли возможно утверждать, что в новом языке меньше образов, чем в 

старом. Но дело все-таки значительно меняется. Можно с уверенностью 

сказать, что первобытного наивного человека слово подавляло своими 

образами. Оно вызывало в нем суеверный страх и поклонение его силе. 

На этом основывается вера в силу заговоров, заклинаний и уверенность в 

том, что колдун «слово знает». Современный культурный человек сам ов-

ладевает словом и начинает понимать, что слово есть его собственное со-

здание. Это освобождение человека от подавляющего значения собствен-

ного слова непременно должно сопровождаться утратой старой внутренней 

формы слова, которая является главной носительницей образов. Старая 

картинность языка, конечно, утрачивается, и языкстановится трезвее. 

Но следует помнить о том, что человек освобождается от чар колдовства 

своего собственного слова» [7, с. 44]. 

Сегодня на наших глазах происходит или, вернее, продолжается 

«расставание с языком». Осуществляя в 2008 г. критическую ретроспективу 

лингвистического знания, А.В. Вдовиченко обратит внимание на то, что 

«реальность замечается наблюдателем всегда и состоит, в частности, в 

том, что употребление фактов языка не означает их автоматическое по-

нимание в сознании субъекта» [8, с. 265]. Говорящие - в зависимости от 

мыслимой коммуникативной ситуации и своих целей в ней - используют 

различные модели языковой интер-

11