Россия глазами Борхеса: долгий путь от слепоты к прозрению

Е. А. Давыдов 

Россия глазами Борхеса: 
долгий путь от слепоты  
к прозрению 

Монография 

Москва 
2022 

УДК 82.09(82) 
ББК 83.3(7Арг)6-8,4 
Д13 

Давыдов, Е. А. 
Д13  Россия глазами Борхеса: долгий путь от слепоты 
к прозрению : монография / Е. А. Давыдов. — Москва : 
Директ-Медиа, 2022. — 124 с. 

ISBN 978-5-4499-3080-4 

Представленное исследование примечательно уже тем, что являет 
собой первый монографический труд о Борхесе в отечественном литературоведении. В работе подробно разобрано, как, вопреки антагонизму 
зрелого Борхеса по отношению к России, отголоски русской литературы 
(в первую очередь, Достоевского) оживают в его творчестве — в частности, прослеживается длительное и плодотворное влияние на его прозу 
романа «Бесы». Читатель становится свидетелем реальных процессов 
передачи Борхесу некоего культурного импульса от русской классики, 
который затем, сильно преображённый, вернётся к нам в виде знаменитых новелл аргентинского гения, равно как и распространится по всему 
миру. 
Отталкиваясь от трудов М. М. Бахтина и Б. М. Эйхенбаума, в монографии проводится анализ, устанавливающий взаиморасположение художественных миров Борхеса и Достоевского на генеалогическом древе 
развития литературы – выявляются как общие корни творчества двух 
писателей, так и непримиримые различия двух литературных традиций, 
к которым они принадлежали. 
Помимо научной ценности, работа интересна и полезна тем, что содержит биографический обзор жизни аргентинского писателя. Поскольку сама тема отношения Борхеса к России неоднозначна и наполнена 
внутренним драматизмом, в работе создаётся, пусть и написанный с 
единственного ракурса, выразительный портрет литератора как сложной и противоречивой личности, способный сделать его фигуру ближе и 
понятнее для любого читателя. 

УДК 82.09(82) 
ББК 83.3(7Арг)6-8,4 

ISBN 978-5-4499-3080-4  
© Давыдов Е. А., текст, 2022
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2022

Введение 

Русский читатель по сравнению с читающей публикой 
обеих Америк и Европы познакомился с творчеством Хорхе 
Луиса Борхеса (1899–1986) довольно поздно. Из-за несогласия 
писателя с политикой советской власти (которое, впрочем, 
проявлялось почти исключительно в его публичных выступлениях, а не в текстах, особенно если говорить о художественных произведениях) до середины 70-х переводы Борхеса, уже 
тогда всемирно известного, могли распространяться на территории России разве что в самиздате. Шесть лет прошло между 
первой одобренной цензурой публикацией Борхеса на русском 
языке, состоявшей всего из нескольких стихотворений, и первым осторожным изданием его прозы — это был рассказ «Сад 
расходящихся тропок» в переводе Бориса Дубина в 19811. Еще 
три года спустя свет увидели сразу два русскоязычных сборника Борхеса, и с тех пор его творчество завоевало в России 
значительную читательскую аудиторию, чей интерес к сочинениям прославленного аргентинца уже более трех десятилетий 
не ослабевает. Косвенным подтверждением этого может послужить количество изданий и переизданий Борхеса: на момент 
написания настоящей работы в электронном каталоге Российской государственной библиотеки насчитывается 82 наименования книг на русском языке за авторством Борхеса (без учета 
тех, где он выступает составителем), и самая новая в этом 
списке (поэтический сборник «Перекрестки: стихи»2) вышла в 
2020 году (правда, тиражом всего 700 экземпляров), а перед 
ней, в 2017-м, четырехтысячным тиражом был издан сборник 
«Алеф»3. 
Трудно не удивляться, что при таком уровне популярности, при всем уважении к Борхесу в российских образованных 
кругах, унаследованном от позднесоветской интеллигенции, 
в России практически нет академических исследований, 

1 Об этом рассказывает сам переводчик в предисловии к четвертому 
тому собрания сочинений Борхеса: Дубин Б. Книга мира // Борхес Х. Л. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 4: Произведения 1980–1986 годов. Посмертные 
публикации. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. С. 25. 
2 Борхес Х. Л. Перекрестки: стихи. Пер. Андрея Шетникова. М.: Magreb, 
2020. 115 с. 
3 Борхес Х. Л. Алеф: сборник. М.: АСТ, 2017. 223 с. 

посвященных данному автору (за рубежом они исчисляются 
десятками, если не сотнями, не говоря уж о научном интересе к 
Борхесу у него на родине). Уместно процитировать здесь того 
же Бориса Дубина: «Российская словесность, можно сказать, 
отделывается от Борхеса переводами, не берясь за его осмысление… Собственно аналитических работ о Борхесе (два-три 
разрозненных исключения — скажем, статьи Ю. Левина, М. Ямпольского, К. Кобрина — дела не меняют) на русском языке я не 
знаю»4. Стоит отметить, что среди работ перечисленных им 
отечественных авторов найти такую, где тексты Борхеса были 
бы главным, а не побочным предметом исследования, можно 
лишь у Юрия Левина, с математической точностью препарирующего структуру борхесовских новелл в статье «Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у 
Х. Л. Борхеса»5, которая обнаруживает свою ценность и в рамках заявленной нами темы. В остальном инвектива Дубина 
против «российской словесности» совершенно справедлива, 
и почти двадцать лет, прошедшие с того момента, когда он 
выступил с нею в предисловии к первому изданию четырехтомника, мало что изменили в данном отношении. 
Было бы, впрочем, большим упущением игнорировать 
ряд опубликованных за это время статей о Борхесе кандидата 
филологических наук Марии Федоровны Надъярных, изучающей не только литературу Латинской Америки в ее самодостаточной обособленности, но и вопросы латиноамериканского 
дискурса о России, а также литературных связей между культурами южноамериканского континента и русской культурой, 
что непосредственно смыкается с темой настоящей работы. 
Занимались этими вопросами и другие ученые, среди которых 
можно назвать В. Н. Кутейщикову («Литературные связи Латинской Америки и России»6) и А. Ф. Кофмана («Русская литература глазами испаноамериканских писателей XX века»7), 
однако Кофман в своей статье Борхеса почти не касается, Ку
4 Дубин Б. Указ. соч. С. 26. 
5 Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту: Тартуский 
государственный университет, 1981. С. 45–64. 
6 История литератур Латинской Америки. М.: Наследие, 1994.  
С. 629–640. 
7 Русская литература в зеркалах мировой культуры: рецепция, переводы, интерпретации. М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 204–241. 

тейщикова не упоминает его вовсе. Тем ценнее для предстоящего исследования труды М. Ф. Надъярных, в которых Борхес 
выступает полноправным участником русско-аргентинского 
литературного взаимодействия, что особенно основательно 
отражено в ее суммирующей статье по данной теме «Культ 
русской литературы в Латинской Америке»8, где Борхес хоть и 
не занимает центральных позиций, но траектория, по которой 
нить, протянутая от русской классики, зачастую скрываясь в 
умолчаниях, проходит сквозь его творчество, уже намечена. 
Заслуживают внимания и работы Надъярных, сосредоточенные на самом этом творчестве. 
Несмотря на усилия Надъярных, ситуация в отечественном борхесоведении оставляет желать лучшего. На сегодняшний день существует единственная (!) большая научная работа 
о Борхесе на русском языке, и даже она написана не в рамках 
литературоведения — это диссертация 2000 года кандидата 
философских наук О. П. Чистюхиной «Творчество Х. Л. Борхеса 
в контексте философии культуры»9. В России, кроме того, 
отсутствуют биографии Борхеса (единственное исключение — 
книга Володи Тейтельбойма «Два Борхеса»10 — вполне соответствует все той же манере «отделываться переводами»), нет 
и полного собрания его сочинений. Крупнейшим корпусом 
русских переводов Борхеса до сих пор является вышеупомянутый четырехтомник11, составленный Борисом Дубиным. 
Дефицит отечественных филологических исследований, 
посвященных Борхесу, представляется не только досадной 
несправедливостью, но и колоссальным упущением для всего 
русского литературоведения, в особенности на фоне внимания, 
оказываемого Борхесу мировой филологией. Стоящий у истоков популяризации его творчества в России Борис Дубин, 

8 Русская литература в зеркалах мировой культуры: рецепция, переводы, интерпретации. М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 897–942. 
9 Чистюхина О. П. Творчество Х. Л. Борхеса в контексте философии 
культуры: дис. … канд. филос. наук: 09.00.13. Ростов н/Д, 2000. 141 с. 
10 Тейтельбойм В. Два Борхеса: Жизнь, сновидения, загадки / пер. 
с исп. Ю. Ванникова. СПб.: Азбука, 2003. 448 с. 
11 Борхес Х. Л. Собрание сочинений: в 4 т. 2-е изд., испр. СПб.: Амфора. 
ТИД Амфора, 2006. Далее произведения Борхеса, кроме отдельно оговоренных случаев, цитируются по данному изданию; в сносках указывается автор 
перевода, номер тома и страница. 

сделавший на этом поприще больше, чем кто-либо другой, 
умер в 2014 году, и теперь есть причины опасаться, что Борхес, 
так и не замеченный всерьез отечественной наукой, с течением времени выпадет из кругозора образованного российского 
населения как такового. Едва ли создание филологических 
текстов способно предотвратить забвение какого-либо писателя на массовом уровне, но сейчас, возможно, русской словесности представляется один из последних шансов заняться 
осмыслением борхесовского наследия, пока в ней еще живо 
ощущение его значимости для мирового литературного процесса и, что еще важнее, для развития литературы в нашей 
стране. 
Естественным следствием такого дефицита научных текстов о Борхесе в России становится необходимость обратиться 
к опыту западных коллег, и в первую очередь — к диссертации 
Дины Однопозовой, Ph.D. в Йельском университете, RussianArgentine Literary Exchanges12, напрямую связанной с темой 
данной работы. 
Отношение Борхеса к России в целом и к русской литературе в частности менялось на протяжении его жизни неоднократно. Как будет показано в дальнейшем, вне зависимости от 
знака этого отношения (положительного или отрицательного), 
образ России в сознании Борхеса всегда был сформирован как 
почти монолитный сплав русской политики, литературы,  
кинематографа и прочих культурных и социальных аспектов, 
поэтому далее для всей этой совокупности представлений 
будет использоваться термин «русская тема». Когда же речь 
пойдет об ассоциированном с Россией влиянии на творчество 
Борхеса, кажется наиболее логичным говорить отдельно о том, 
как отразились в текстах аргентинского автора его мнения 
насчет России (т. е. о выражении некой позиции), и отдельно — 
о непосредственном влиянии русской литературы на те или 
иные произведения писателя, т. е. о влиянии, которое могло 
остаться не осознанным даже самим автором. Так, внимательное изучение рассказов Борхеса «Другой» (1972), «Лотерея в 
Вавилоне» (1941) и написанной в соавторстве с Адольфо Биой 

                                                             

12 «Русско-аргентинский литературный обмен» (англ.). Odnopozova, Dina. 
Russian-Argentine Literary Exchanges. Dissertation. Yale University, 2013. 212 p. 

Касаресом (1914–1999) новеллы «Ночи господина Голядкина» (1942) продемонстрирует оптику, сквозь которую Борхес 
смотрел на Россию бо́льшую часть своей  жизни, в то время как 
иной ряд рассказов — «Тлен, Укбар, Orbis Tertius» (1940), 
«Форма сабли» (1942), «Тайное чудо» (1943), «Тема предателя 
и героя» (1944) и «Непрошеная» (1966) — поможет выявить 
отголоски русской литературы, проникшие в его творчество, 
вероятно, даже против его желания. 
За восемьдесят семь лет Борхес прошел в своем отношении к русской теме полный круг: от юношеского обожания 
русской словесности и почти одержимости ею к агрессивному неприятию всего, сколько-нибудь связанного с Россией,  
и затем, уже в преклонном возрасте, — к примирению с русской культурой и даже к заметным попыткам привлечь внимание своих соотечественников к русской классике. Если 
последний этап не оказал влияния на самые яркие страницы 
творческой биографии Борхеса, что пришлись в основном на 
пору его зрелости, то период раннего увлечения экзотическими текстами русских писателей очевидно должен был оставить 
след в его сознании, а значит, и в его творчестве. Был ли этот 
след глубоким или поверхностным, скрытым или явным — 
установить это является первостепенными задачами настоящего исследования. 
Нельзя не отметить, что тема восприятия России аргентинским литератором с мировым именем затрагивает проблематику образа Другого, ключевую для относительно молодой, 
но уже продемонстрировавшей свой потенциал научной дисциплины имагологии. Однако, дабы не впасть в ошибку, здесь 
уместно будет обратиться к словам одного из основателей 
имагологии Х. Дизеринка, который в 1966 году, еще не выделяя имагологию из компаративистики, писал в своей программной статье «К проблеме “имиджей” и “миражей” и их 
исследования в рамках сравнительного литературоведения»: 
«…Образ другой страны не является предметом исследования 
компаративистики, однако он становится таковым в том случае, когда литературный имидж или мираж влияет на общественное мнение»13. Условие, выделенное курсивом, едва ли 
                                                             

13 Цит. по: Трыков В. П. Имагология и имагопоэтика // Знание. Понимание. Умение. 2015. № 3. С. 121. 

применимо к образу России в сочинениях Борхеса, поскольку 
данный образ (в такой форме, в которой он мог бы быть воспринят рядовым читателем и, как следствие, повлиять на 
общественное мнение) в них практически не встречается. 
Вопрос отражения России в аргентинском национальном сознании выходит за пределы заявленной темы работы, и потому если он и будет в ней затронут, то по касательной и 
ненамеренно. Правильнее сказать, что в фокусе внимания 
окажется отражение русской темы в сознании одного конкретного аргентинца, Хорхе Луиса Борхеса, и его (отражения) преломление в созданных им (Борхесом) текстах. 
К этому следует добавить, что своеобразным и самобытным Борхес был не только как автор, но и как личность, как 
человек, поэтому его трудно считать репрезентативным представителем аргентинского народа. Крайне поспешным и мало 
оправданным суждением выглядит пассаж М. Ф. Надъярных, 
что «Борхес, пожалуй, может служить своего рода образцом  
для понимания особенностей латиноамериканского чтения  
(и восприятия) русской литературы…»14, соблазняющий представить Аргентину (не говоря уж о всем континенте) этакой 
страной борхесов, отличных от их «образца» лишь тем, что они 
просто неспособны выразить свое единодушное понимание 
литературы (русской или какой-либо другой) или же, если 
подразумевать исключительно писателей, то выражающих 
его — по каким-то загадочным причинам — принципиально 
иначе. Что же касается литературной оригинальности Борхеса, 
то по данному поводу В. Тейтельбойм метко цитирует Беатрис 
Сарло, выдающегося аргентинского литературоведа и критика: 
«Борхес как бы утратил свою национальность, он более крупное явление, чем аргентинская литература, он более значителен, чем культурная традиция, которой он принадлежит»15. 
Таким образом, речь в дальнейшей работе пойдет не столько о 
русско-аргентинских литературных связях, сколько о вкладе 
русской литературы в становление Борхеса как писателя всемирного значения. 

                                                             

14 Надъярных М. Ф. Культ русской литературы в Латинской Америке // Русская литература в зеркалах мировой культуры: рецепция, переводы, 
интерпретации. М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 908. 
15 Цит. по: Тейтельбойм В. Указ. соч. С. 62. 

В свете вышеизложенного можно заключить, что в предстоящем исследовании образ Другого рассматривается отнюдь 
не с имагологической точки зрения, что делает нерелевантным 
использование специфических методов указанной дисциплины. Вместо этого будет разумно, следуя ненавязчивой рекомендации 
В. П. Трыкова 
из 
его 
статьи 
«Имагология 
и 
имагопоэтика», обратиться «к традициям русской филологической школы с ее интересом к специфике литературы (формалисты), с ее широким и системным взглядом на литературу  
в ее обусловленности социокультурными и историческими 
факторами», т. е. «к сравнительно-историческому методу и 
традициям исторической поэтики»16. Это позволяет отнести 
данное исследование к той области литературоведения, которую В. П. Трыков предлагает называть имагопоэтикой. 
Впрочем, не следует отрицать важную роль и биографического метода для настоящей работы. Именно к этому методу 
прибегает в своей диссертации Дина Однопозова, в главе 
Present and Absent Russia in the Works of Jorge Luis Borges17 
внимательно прослеживая творческий путь Борхеса в контексте отношения писателя к России, начиная с первой его встречи с русской культурой и заканчивая последними годами его 
жизни. Представляется целесообразным также проанализировать этот путь шаг за шагом, безусловно, с оглядкой на труд 
Однопозовой, но и со всем возможным вниманием к самим 
фактам, а не к их интерпретации, предложенной зарубежными 
предшественниками. Не останется без внимания и выполненный Однопозовой разбор нескольких художественных текстов 
Борхеса на предмет проявления в них русской темы. Однако,  
в отличие от американской исследовательницы, сосредоточившейся почти исключительно на содержательном аспекте 
произведений, автор данной работы, помимо содержания, 
анализирует и формальные особенности борхесовских рассказов. Этот момент видится особенно важным, поскольку такой 
анализ 
дает 
возможность 
определить 
место 
Борхеса  
в литературной традиции, что, в свою очередь, позволяет 

                                                             

16 Трыков В. П. Указ. соч. С. 126–127. 
17 «Присутствующая и отсутствующая Россия в работах Хорхе Луиса 
Борхеса» (англ.). Odnopozova. Op. cit. Р. 77–118. 

установить пропорциональное соотношение черт, общих для 
прозы Борхеса и русских авторов (преимущественно Достоевского) по причине общих корней двух литературных явлений,  
с количеством тех пересечений, которые вызваны непосредственной преемственностью. 
Теоретическую основу исследования составили труды 
Михаила Бахтина, глубоко изучившего творчество Достоевского, который был фаворитом юного Борхеса среди русских писателей и потому, очевидно, оставил наиболее значительный 
след в его собственной литературе, статьи вышеупомянутого 
Ю. И. Левина и Б. М. Эйхенбаума, разработавшего теорию современной новеллы, которая является главенствующим жанром борхесовской прозы, определяющим ее формальные 
особенности и связь Борхеса с его предшественниками. 
Ликвидация колоссальной лакуны, существующей на месте российского филологического осмысления борхесовского 
наследия, обуславливает научную новизну настоящего исследования, а также — в свете несомненной значимости творчества Борхеса в глобальном литературном процессе — и его 
актуальность. 
Цель исследования заключается в выявлении в творчестве Х. Л. Борхеса следов влияния, оказанного на него русской 
литературой и самим образом России, сложившимся в его 
сознании. Поставленная цель раскрывается через решение 
следующих задач: 
– обосновать возникновение русской темы в поле внимания Борхеса; 
– проследить траекторию изменения взглядов писателя 
относительно русской темы; 
– обнаружить образы, мотивы, детали, связанные с русской темой в текстах Борхеса; 
– выделить характерные черты обнаруженных элементов; 
– выявить жанровую основу произведений и сущностные 
особенности творческого метода Борхеса в контексте его литературных ориентиров в предшествующей традиции; 
– установить генеалогическое родство литературы Борхеса и наиболее значимых для него русских авторов. 
Для анализа были выбраны следующие работы писателя: 
рассказы «Тлен, Укбар, Orbis Tertius», «Лотерея в Вавилоне»,