Польские ссыльные врачи в Сибири

Ю. И. Перцовский, В. Н. Кулик

Польские ссыльные врачи 
в Сибири 

Перевод с польского 
Ю. И. Перцовского 

Москва 
2022 

УДК 61 
ББК 5я43 
П49 

Перцовский, Ю. И. 
П49        Польские ссыльные врачи в Сибири / Ю. И. Перцовский , 
В. Н. Кулик ; пер. с пол. Ю. И. Перцовского. — Москва : 
Директ-Медиа, 2022. — 84 с. 

ISBN 978-5-4499-1819-2 

Наша книга состоит из двух частей: первая часть охватывает 
врачебную деятельность ссыльных поляков в Сибири после событий 
Ноябрьского восстания, Русско-польской войны 1830–1831 годов, 
Краковского восстания 1846 года, событий Революции 1848–1849 годов («Весны Народов»); вторая часть дает полное представление о 
врачебной деятельности ссыльных врачей, появившихся в Сибири после Январского восстания 1863–1864 годов. 
Первая часть представлена отрывками из статьи Яна Трынковского — «Мацей Ловицкий» и его «Врачебно-практические заметки», 
помещенные в книге «Сибирь в истории и культуре польского народа», Москва, 2006, изд. «Ладомир», «Конгресс поляков в России» в русском переводе А. Михайловского. 
Вторая часть представлена книгой Е. Небельского «Труды по 
истории Январского восстания» о ссыльных врачах в Сибири, в русском переводе Ю. И. Перцовского. 

УДК 61 
ББК 5я43 

ISBN 978-5-4499-1819-2
© Перцовский Ю. И., Кулик В. Н., текст, 2022
© Перцовский Ю. И., перевод, 2022
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2022

Вступление 

Написанию этой книги предшествовала большая заинтересованность самим фактом появления на окраине Российской 
Империи в XIX — начале XX века, профессионально образованной и культурной прослойки европейских врачей. Здесь, 
а именно в Сибири, где в течение столетий освоения громадных неисследованных пространств, человек, в случае болезни, 
мог рассчитывать на сомнительную помощь знахаря или шамана, где благодаря невежеству населения и антисанитарии 
эпидемии уносили жизни сотен и тысяч местных жителей, 
наконец появились врачи, занятые эффективным лечением, 
а часто и спасением жизни людей этого края. 
При всей пагубности политики Царского правительства, даже в самых верхах Российской Империи находилось много разумно 
мыслящих и прогрессивных людей, которые замечали в польской 
ссылке положительный след, а именно элемент развития производительных сил отсталой и невежественной Сибирской окраины, 
невозможный без образованных, талантливых и творческих людей, многочисленных среди ссыльных поляков. 
Сама ссылка, то есть большой приток непокорных, но 
инициативных, бунтующих, но еще не реализовавших свои 
амбиции, молодых и неопытных, но не сломленных окончательно в своих жизненных планах, оказавшихся на самой окраине Азиатского континента и как бы вновь рождающихся уже в 
новой ипостаси «сибиряка» и в новом стремлении изменить 
свое рабское положение в каком-то новом, полном жертвенности и полезности деле, без остатка заполняющем его жизнь. 
Часть врачей приезжала в Сибирь, соблазнившись созданными властями, заинтересованными в привлечении специалистов, возможностями быстрой карьеры и более высоких 
заработков, чем в других частях Российской Империи. Кроме 
того, на территории Царства Польского или других бывших 
землях Речи Посполитой царские власти создавали для поляков трудности в получении работы в больших городах, поэтому 
приезд поляков на службу в Сибирь по-прежнему оставался не 
совсем добровольным. 
Можно без сомнения сказать, что в 70–80 годы XIX века 
значительную часть должностей врачей и фельдшеров 

в Восточной Сибири занимали ссыльные польские врачи, как 
правило, талантливые и преданные своему делу люди, пользующиеся громадной востребованностью и авторитетом у 
жителей Сибири. 
Ссыльные врачи, несомненно, сыграли, словами польского историка Генрика Скока: «Огромную роль в развитии культурно-общественной России, роль несоразмеримую с их 
небольшим относительно количеством. Ведь в некоторых 
отдаленных уголках были они единственными — и часто первыми врачами на всю окрестность, организовывали первые 
больнички, первые посты службы здоровья. Во многих случаях 
ссыльные врачи встречали в Сибири болезни, не известные им 
в прежней практике, а также часто мало или вообще не знакомые тогдашней медицине. Проводили они в то время наблюдения, совершали эксперименты, накапливали документацию 
о болезни, становясь подлинными исследователями». 
Водворенные в места назначения, врачи, фельдшеры и 
даже студенты-медики, достаточно быстро обретали лечебную 
практику — тайком от властей или также при их негласном 
разрешении, порой при официальном согласии, даже в случаях, 
когда были лишены прав состояния и вообще всяческих прав. 
В одном из номеров Иркутского журнала «Сибирь» 
1883 г. в связи с отъездом ссыльных врачей на родину ввиду 
Высочайшего Манифеста было написано: «Нельзя забывать 
также многих польских врачей — которые расплачивались 
своей жизнью в лечебной практике. Фамилии Лаговского, 
Зиминьского, Чечковского, Яроцкого и многих других Сибирь 
будет помнить еще долгое время. Сибирь знает эти заслуги и 
умеет ценить заслуги поляков-политических ссыльных. Сибирский народ и вся общественность всегда будут им за это 
признательны...». 

Ю. И. Перцовский 

I. Поляки, волею судьбы и профессии, 
жители Восточной Сибири 

Мацей Ловицкий и его  
«Врачебно-практические заметки»1 

Проф. Владимир Дьяков в одной из своих статей писал, в 
частности следующее: «Заметный след в Сибирской жизни и 
благодарную память у местного населения оставили в XIX в. 
польские врачи2». Это же отмечала Г. Мендрина: 
«Можно без преувеличения сказать, что в 70–80-е годы 
XIX в. большую часть должностей врачей и фельдшеров в Восточной Сибири занимали ссыльные польские врачи, талантливые и преданную своему делу люди, пользовавшиеся 
огромным авторитетом у жителей Сибири3». 
Эти высказывания будут справедливы и в первой половине 
XIX в. Польские врачи, как правило, отлично подготовленные к 
выполнению своей профессии, своей повседневной деятельностью способствовали улучшению здоровья населения Сибири, 
санитарного состояния городов, городков и деревень огромной 
территории, а также распространению медицинского просвещения среди местного населения. Роль польских врачей в Сибири 
была в тот период тем большей, чем болезненнее ощущалось 
отсутствие квалифицированных местных специалистов. 
Следует выделить несколько категорий польских врачей, 
в зависимости от того, каким образом они попали в Сибирь. 
Часть из них приезжала в Сибирь добровольно, соблазнившись возможностями быстрой карьеры и более высокой 
оплатой труда, чем в других частях Империи. Тем более, что в 
Царстве Польском царские власти создавали для поляков 
трудности в получении работы. Таким образом, приезд поляков на службу в Сибирь был спровоцирован царскими властями и не был вполне добровольным. 

1 Ян Трынковский, «Мацей Ловицкий и его “Врачебно-практические 
заметки”», пер. А. Михайловского, с. 146–154.  
2 Дьяков В. А., «Участие поляков в изучении и освоении Сибири в XIX в.», 
«Przegląd historyczny», 1974, № LXV, 4, с. 674. 
3 Мендрина Г. И., «Медицинская деятельность политических ссыльных 
в Сибири», Томск, 1962, с. 20, 25. 

Во многих медицинских учебных заведениях на территории Империи существовала прослойка «казённых воспитанников» 
(получающих 
государственные 
стипендии), 
которые после обучения были обязаны пройти шестилетнюю 
государственную службу в качестве врачей, преимущественно 
в армии. Поляков, как правило, направляли на работу в отдаленные губернии, часто в Сибирь. 
Следующую группу составляли врачи-политические 
ссыльные. Участники столь многочисленных в XIX в. восстаний или заговоров после обвинительного приговора попадали в Сибирь. И в этой группе было несколько подгрупп. 
Приговоренные к каторге и лишенные сословных прав, они не 
могли выполнять свои профессиональные обязанности, Примером может служить Юзеф Антоний Бопре (1800–1872)4, 
выпускник Виленского университета, который в 1829 г. получил степень доктора медицины. За участие в «Союзе польского народа» в 1838 г. он был арестован, а в 1839 г. приговорен к 
смерти через повешение. Уже под виселицей это приговор 
был заменен двадцатью годами каторги и лишением сословных прав. Будучи сосланным на Большой Нерчинский Завод,  
несмотря на формальный запрет, он лечил не только ссыльных, но и местное население. Агатон Гиллер который столкнулся с ним в ссылке, отмечал: «Лучшей репутацией, как врач, 
здесь пользуется Антоний Бопре, сосланный по делу Конарского и ему, было запрещено лечение и подписывание рецептов. Однако приказ царя не имел успеха, так как местное 
население тянется к Бопре за советом; к нему свозят больных 
из отдаленных мест, за тысячу и более верст, аптеки выдают 
лекарства по его рецептам без подписи5». 
Подобная ситуация имела место и с другим выпускником 
Виленского университета, Аницетом Ренье (1804–1877)6, который за участие в конспиративном движении, связанным с 
«Польским демократическим обществом», был приговорен к 

                                                            

4 Ян Трынковский, «Хатка Антония», Przegląd wschodni, 1991, № 2, с. 4; 
№ 4, с. 877–884. 
5  Гиллер А., «Описание Забайкальского края, в Сибири», 1991, Лейпциг, 
1867, т. 2, с. 209. 
6 Ян Трынковский, «Аницеты Ренье-каторжник», Из истории Центрально-Восточной Европы, Белосток, 1995, с. 267–273. 

пятнадцати годам каторги. В действительности же он, как и 
Бопре, трудился в Сибири по своей профессии. О ситуациях такого рода, когда, по существу, врачи занимались нелегально частной 
практикой, 
ничего 
нельзя 
узнать 
из 
официальных 
документов. Напротив, официальные отчеты, направляемые 
местной администрацией в столицу, с мест отбывания каторги, 
вводят нас в заблуждение. Доктор Бопре в этих отчетах фигурирует как больничный сторож в Большом Нерчинском Заводе7, а 
Аницет Ренье как регистратор зерна, свозимого крестьянами на 
Винокуренный завод в Александровске около Иркутска8. В несколько лучшей ситуации, чем каторжники, оказались врачи, 
сосланные на поселение, поскольку они с самого начала имели 
возможность работать по своей специальности. Наконец, среди 
политических ссыльных были молодые люди, которые были 
вынуждены ввиду ареста и ссылки, преждевременно закончить 
свое образование, не получив диплома врача. Но и они, особенно 
там, где не было врачей, занимались лечением, часто пользуясь 
большим авторитетом у пациентов. 
Выпускники Виленской медико-хирургической академии составили особую группу польских врачей в Сибири. 
Виленский университет, который к началу 1830/1831 учебного года являлся не только одним из самых крупных учебных 
заведений в Империи, но и заслуженно пользовался репутацией лучшего в Восточной Европе, вследствие Ноябрьского 
восстания и активного участия в нем скаутов, 1 мая 1832 г.  
по указу царя Николая I был закрыт, а теологический и медицинский факультеты были преобразованы в Академии:  
Духовную и Медико-хирургическую. Медико-хирургическая 
академия, в которую перешло много отличных профессоров 
из закрытого Университета, стала учебным заведением европейского уровня, а число студентов быстро росло. Она была 
отлично организована, хорошо оснащена и проявляла заботу о 
всестороннем образовании своих воспитанников. Кроме продолжительного, длившегося пять лет изучения медицины, 

                                                            

7 «Политическая ссылка в Сибири: Нерчинская каторга», под ред. Горюшкина Л. М., Новосибирск, 1993, т. 1, с. 93. 
8 Ефимов И. В., «Из жизни каторжных Илганского и Александровского 
заводов 1848–1853», Рус. архив, 1900, № 2, с. 261. 

преподавались курсы ветеринарии, фармацевтики и акушерства. Два первых года образовательного процесса включали 
занятия по религии, этике, русскому языку, истории русской 
литературы, греческой и латинской литературе, французскому 
языку и литературе, физике, химии, биологии и минералогии. 
Из Академии выходили отличные специалисты — медики с 
широким горизонтом мышления и всесторонними интересами. 
Языком преподавания была латынь, что исключало обязательность русского языка9. 
В 1833 г. среди студентов Академии возникает кружок 
заговорщиков Францишека Савича, близкий к Шимону Конарскому. В 1835 г. организация была раскрыта властями, а многие студенты были арестованы и подверглись репрессиям.  
В 1842 г. Виленская медико-хирургическая академия была 
закрыта. 
На дальнейшую жизнь выпускников Академии серьезно 
повлияли репрессии, которые обрушились на всех студентов. 
Разумеется, те, участие которых в заговоре удалось доказать, 
были отданы в военную службу на Кавказ или сосланы в Сибирь. Однако власти решили рассеять на огромных пространствах Империи даже тех выпускников Виленской академии, 
вины которых не удалось доказать. Власти опасались распространения демократических идей, носителями которых считалась академическая медицинская молодежь из Вильно. Это 
привело к установлению полицейского надзора. 31 декабря 
1841 г. вышло «Высочайшее повеление об установлении строгого тайного надзора над всеми врачами, которые окончили 
Виленскую медико-хирургическую академию с 1835 по 
1841 г.». О масштабе этой акции и сопровождавшей ее суматохе 
свидетельствует циркуляр, рассылавшийся местным властям 
на всей территории Империи и содержащий фамилии тех выпускников Академии 1835–1841 гг., места пребывания которых 
первоначально не удалось установить. Список включал в себя 
243 фамилии10. Лишь после смерти Николая I, император Александр II распорядился прекратить надзор11. 
                                                            

9 Стользман М., «Некогда твой город... История Виленской культуры в 
период между восстаниями (1832–1863)», Ольштын, 1987, с. 35–36. 
10 ГАИО (Иркутск), ф. 24, сп. 3, кор. 552, ед. хр. 19, с. 4–5, 12. 
11 Шестов В. И., Грицкевич В. П., Базанов В. И., «К истории...», с. 113. 

Судьбы студентов и выпускников Виленской академии 
можно проиллюстрировать примером истории рода Трынковских, поскольку прадед и два его брата были слушателями 
этого учебного заведения. Самый младший Болеслав Трынковский летом 1840 г. вместе с целой группой других виленских студентов был переведен на медицинский факультет 
Казанского университета «с отдачей их здесь под особый 
надзор начальства»12. Не завершив учебы, он умер в Казани 
26 октября 1843 г.13 Средний Зигмунт Трынковский, окончив 
Академию в 1839 г. в степени врача второго класса, был 
направлен на службу на Черноморский флот, и оставался, как 
все, под полицейским надзором и, несмотря на то, что как 
правительственный стипендиат был обязан отслужить 6 лет, 
был задержан на службе до 1849 г., то есть до своей смерти, 
будучи врачом 39-го флотского экипажа14. Старший из братьев, Павел Трынковский, окончил Академию в 1839 г. в степени 
врача первого класса и как правительственный стипендиат 
был направлен на военную службу, на которой оставался в 
течение девятнадцати лет, причем за это время он ни разу не 
получил разрешения посетить родной дом. В 1858 г. он был 
уволен по состоянию здоровья. Во время службы, которую он 
всегда проходил вдали от родного Вильно (на юге Украины, а 
позднее в Сибири), он подвергался полицейскому надзору, 
который не был вовсе полицейской формальностью, а включал в себя вскрытие и просмотр писем без ведома адресата, 
домашние обыски, что было бы неприятным и очень обременительным для любого человека. Например: «За открытую 
переписку с поляками, по высочайшему повелению он был 
арестован и содержался под строгим надзором с 11 февраля 1841 г., и когда из взятой у него переписки выяснилось 
отсутствие крамолы, он был освобождён из-под ареста и 
допущен к должности 7 августа 1841 г.»15. 
Разумеется, не только Павел Трынковский, но и многие 
другие выпускники Виленской академии попали в Сибирь  
                                                            

12 Загоскин Н. П., «Биографический словарь профессоров и преподавателей 
Императорского Казанского Университета (1804–1904)», Казань, с. 342. 
13 ЦГАРТ (Казань), ф. 92, оп. 1, д. 5115. 
14 Военно-медицинский журнал, 1849, № 54, с. 23. 
15 Документы Павла Трынковского во владении его семьи.