БРИКС в системе управления Интернетом

БРИКС 
В СИСТЕМЕ УПРАВЛЕНИЯ 
ИНТЕРНЕТОМ

А.А. ИГНАТОВ

Москва
ИНФРА-М
2024

МОНОГРАФИЯ

УДК 327.7(075.4)
ББК 66.4(0),6
 
И26

Игнатов А.А.
И26  
БРИКС в системе управления Интернетом : монография / А.А. Игнатов. — Москва : ИНФРА-М, 2024. — 186 с. — (Научная мысль). — 
DOI 10.12737/2127020.

ISBN 978-5-16-019551-3 (print)
ISBN 978-5-16-112150-4 (online)
В монографии рассмотрена структура системы управления Интернетом 
на современном этапе, определены ее основные внутренние противоречия 
и сценарии реформирования. Одним из противоречий является отсутствие 
у стран — членов БРИКС, являющихся лидерами цифрового развития, 
реаль ных рычагов влияния на принимаемые решения в сфере управления 
Интернетом. За годы сотрудничества БРИКС принял множество решений 
по развитию цифровой инфраструктуры, перспективным является развитие сотрудничества в сфере информационной безопасности. Автором 
предложены пути разрешения сложившихся противоречий, в частности 
реформирование институциональной структуры ISOC и ICANN, а также 
привлечение развивающихся стран к выработке решений в сфере управления Интернетом на платформе БРИКС. Участие развивающихся стран 
поз волит обеспечить легитимность принимаемых в рамках БРИКС решений в рассматриваемой области.
Для студентов, преподавателей и всех, кто интересуется проблемами 
управления Интернетом.

УДК 327.7(075.4)
ББК 66.4(0),6

Р е ц е н з е н т ы:
Меньшиков П.В., доктор политических наук, кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой медийной политики и связей с общественностью Московского государственного института 
международных отношений (университета) Министерства иностранных дел Российской Федерации;
Коротаев А.В., доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник, заведующий научно-учебной лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации факультета 
социальных наук Национального исследовательского университета 
«Высшая школа экономики»

ISBN 978-5-16-019551-3 (print)
ISBN 978-5-16-112150-4 (online)
© Игнатов А.А., 2024

Введение

Глобальная информационно-коммуникационная сеть Интернет 
имеет огромное значение для мировой экономики, политики и культуры. Предоставляя широкие возможности для быстрой передачи 
данных, Интернет выполняет роль универсального посредника 
в деловых вопросах, коммуникационной платформы субъектов 
политического процесса, а также формирует особую социокультурную среду, становясь таким образом «основным пространством 
групповой и межличностной коммуникации, где генерируются 
новые культурные смыслы и способы взаимодействия»1.
Выступая в качестве ключевой технологии в эпоху цифровой 
коммуникации, Интернет является основой глобальной цифровой 
экономики. Несмотря на существующие разночтения в определении сущности и оценки объемов цифровой экономики в мировом 
масштабе и на уровне отдельных стран2, выводы исследователей 
данного вопроса сходятся в том, что развитие цифровой экономики и, следовательно, Интернета как ее основы следует считать 
ведущим фактором глобального экономического развития на современном этапе3.
Политический аспект развития Интернета непосредственно 
связан с вопросом обеспечения стабильности мирового порядка, 
безопасности отдельных государств и личности. Высокая значимость противодействия угрозам, связанным с развитием Интернета, 
признается на самом высоком уровне — доктрины информационной безопасности ведущих международных акторов4, в том числе 
Российской Федерации5, или иные по наименованию докумен ты 

1 
См.: Шлыкова О.В. Социокультурная среда Интернета: новые ценности 
и коммуникативные смыслы // Обсерватория культуры. 2015. № 4. С. 87.
2 
См.: Бухт Р., Хикс Р. Определение, концепция и измерение цифровой 
экономики // Вестник международных организаций. 2018. Т. 13. № 2. 
С. 143.
3 
См., например: Pozdnyakova U., Mukhomorova I., Golikov V., Sazonov S., 
Pleshakov G. Internet of things as a new factor of production in the conditions 
of digital economy / ed. by E. Popkova. Ubiquitous Computing and the Internet 
of Things: Prerequisites for the Development of ICT, 2019. P. 1145–1154.
4 
См.: National Security Strategy // The White House. URL: https://www.
whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/10/Biden-Harris-AdministrationsNational-Security-Strategy-10.2022.pdf; The EU’s Cybersecurity Strategy for 
the Digital Decade // European Commission. URL: https://digital-strategy.
ec.europa.eu/en/library/eus-cybersecurity-strategy-digital-decade-0. 
5 
Указ Президента РФ от 05.12.2016 № 646 «Об утверждении Доктрины информационной безопасности Российской Федерации».

прямо указывают на приоритетность задачи противодействия киберугрозам.
Проблемой в данном контексте является отсутствие некоего 
«единого центра» принятия решений относительно будущего Интернета, особенностей его работы на современном этапе и т.д. 
Международный режим управления Интернетом находится в состоянии постоянного интенсивного развития. Мы можем говорить 
о наличии некой совокупности устоявшихся практик только в отношении узкого перечня вопросов — выделения блоков адресного 
пространства Интернета1, эксплуатации корневых DNS-серверов2, 
позволяющих подключенным к Интернету устройствам взаимодействовать друг с другом, и принципов создания и администрирования национальных доменов верхнего уровня и присвоения 
индексов имен Интернет-доменов по типу .com, .ru и др.3 То, что 
в научной литературе принято называть управлением Интернетом, 
тем не менее выходит за рамки технической стороны обеспечения 
работы всемирной сети и включает также экономические аспекты 
развития сети, обеспечение кибербезопасности, вопросы защиты 
прав человека, охраны интеллектуальной собственности, налогообложения электронной коммерции и многое другое4.
Наряду с тематическим разнообразием, управление Интернетом подразумевает включение в процесс широкого круга акторов, 
имеющих принципиально разную природу. По мнению многих авторов, государства при обращении к вопросам регулирования цифрового пространства «теряются» среди профессиональных объединений, работающих под эгидой общества Интернета и отвечающих 
за выработку технологических стандартов Интернета, международных организаций и форумов наподобие Форума управления 
Интернетом Организации Объединенных Наций, некоммерческих 
организаций и других вовлеченных игроков5.

1 
Так называемых IP-адресов.
2 
Domain Name System.
3 
См.: Касенова М.Б. Глобальное управление Интернетом в контексте современного международного права // Индекс безопасности. 2013. Т. 19. № 1 
(104). С. 45.
4 
См.: Зиновьева Е.С. Глобальное управление Интернетом: российский подход 
и международная практика // Вестник МГИМО-Университета. 2015. № 4 
(43). С. 116
5 
См.: Liaropoulos A. Exercising State Sovereignty in Cyberspace: An International 
Cyber-Order under Construction? // Journal of Information Warfare. 2013. 
Vol. 12. No. 2. P. 21; Liaropoulos A. Exploring the Complexity of Cyberspace 
Governance: State Sovereignty, Multistakeholderism, and Power Politics // 
Journal of Information Warfare. 2016. Vol. 15. No. 4. P. 17; Лебедева М.М., 
Харкевич М.В., Зиновьева Е.С., Копосова Е.Н. Архаизация государства: роль 
современных информационных технологий // Полис. Политические 

Суммируя вышесказанное, мы приходим к выводу о том, что 
выработка некой универсальной модели управления Интернетом 
представляется крайне сложным процессом, требующим унификации подходов к решению большого количества вопросов силами 
многочисленных акторов, обладающих различной природой, возможностями и интересами.
В текущих условиях все большую значимость приобретают 
трансрегиональные структуры управления, примерами которых 
являются международные форумы закрытого («клубного») типа 
наподобие «Группы двадцати» и БРИКС.
Россия придает большое значение развитию сотрудничества 
в рамках подобных структур. Ставя во главу угла обеспечение 
«адаптации мироустройства к реалиям многополярного мира», 
Россия декларирует приверженность наращиванию взаимодействия с партнерами в рамках БРИКС, Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), объединения РКИ (Россия, Китай, Индия) 
и ряда других структур и диалоговых площадок1. Углубление сотрудничества со странами БРИКС рассматривается в качестве 
метода противодействия военным угрозам, в том числе использованию информационных и коммуникационных технологий (ИКТ) 
с целью подрыва государственного суверенитета, политической независимости и др. в соответствии с Военной доктриной Российской 
Федерации2.
Таким образом, необходимость исследования проблематики 
управления Интернетом обусловлена ее непосредственной связью 
в практической плоскости с текущими трансформационными процессами глобальной политико-экономической среды, становлением 
цифровой экономики и цифрового общества, а также декларируемыми интересами Российской Федерации в данных условиях, 
а в теоретическом отношении — с актуальной повесткой современной науки о международных отношениях.

 исследования. 2016. № 6. С. 24; Sholte J.A. Polycentrism and Democracy 
in Internet Governance // The Net and the Nation State / ed. by U. Kohl. 
Cambridge University Press, 2017. P. 165–166; Van Horenbeeck M. The future 
of Internet governance and cyber-security // Computer Fraud & Security. 2018. 
No. 5. P. 6; Mueller L.M. Against Sovereignty in Cyberspace // International 
Studies Review. 2019. Vol. 22. No. 4. P. 780.
1 
Указ Президента РФ от 31.03.2023 № 229 «Об утверждении Концепции 
внешней политики Российской Федерации».
2 
Указ Президента РФ от 25.12.2014 № Пр-2976 «Военная доктрина Российской Федерации». 

Глава 1. 
ПОДХОДЫ 
К ИССЛЕДОВАНИЮ УПРАВЛЕНИЯ 
ИНТЕРНЕТОМ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ 
ТЕОРИИ ГЛОБАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ 
И ТЕОРИИ РЕЖИМОВ

Анализ особенностей управления глобальной информационно-коммуникационной сетью Интернет и положения в системе 
управления Интернетом государств БРИКС требует выбора соответствующей масштабу задачи теоретической основы. Широкие 
аналитические возможности в этом контексте могут предоставить 
теория глобального управления и теория международных режимов.

1.1. ТЕОРИЯ ГЛОБАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

1.1.1. Понятие и предмет глобального управления
Наиболее полно ответить на вопрос о том, что является предметом глобального управления, можно посредством рассмотрения 
истории данного понятия и его развития в академической среде 
на протяжении последних четырех десятилетий.
Понятие «глобальное управление» было введено в широкий 
оборот в 1990-е гг., однако его корни уходят во вторую половину 
1970-х — начало 1980-х гг. Томас Вайс выделяет два фактора, определивших формирование данного подхода к исследованию международных отношений. Во-первых, значительную роль сыграл 
всплеск интереса академического сообщества к проблемам управления (governance) вообще и качественного управления (good 
governance) в частности, а катализаторами процесса послужили 
выход новых государств на мировую арену вследствие деколонизации и последовавшая волна демократизации. Во-вторых, Вайс 
считает, что две доминирующие школы изучения международных 
отношений — реалистская и неолиберальная, не смогли в то время 
адекватно объяснить растущее влияние негосударственных акторов 
и воздействие технологического прогресса на международные отношения в контексте глобализации1. Глобализацию как процесс «интенсификации связей между государствами и людьми» выдвигают 

1 
Weiss T.G. Governance, good governance and global governance: conceptual and 
actual challenges // Third World Quarterly. 2000. Vol. 21. No. 5. P. 796.

в число ключевых факторов, объясняющих возникновение и последующий рост популярности глобального управления Майкл Барнетт 
и Рэймонд Дюваль1.
Ввод в официальный оборот понятия «глобальное управление» 
приписывают Вилли Брандту и его коллегам, работавшим в составе 
Комиссии ООН по глобальному управлению в 1992–1995 гг. над 
докладом «Наше общее будущее». Комиссия под председательством Брандта должна была дать ответ на вопрос, как совместными 
усилиями решать проблемы, имеющие глобальный масштаб — 
охрана окружающей среды, преодоление бедности, борьба с эпидемическими заболеваниями и, в широком смысле, все современные 
проблемы политического характера2.
Именно в 1990-е гг. глобальное управление как направление 
академической мысли получило самое широкое распространение 
и признание в научной среде. По мнению М.М. Лебедевой, ключевым фактором, объясняющим рост популярности данной концепции среди исследователей, стали фундаментальные изменения 
в политической системе мира. Стремительный демонтаж биполярной системы международных отношений в связи с распадом 
Советского Союза привел к снижению предсказуемости и хаотизации политических процессов. На этом фоне новое измерение приобретают озвученные Вайсом вопросы о роли негосударственных 
акторов в мировой политике и о воздействии технологического 
прогресса на международные отношения — особенно обостряется 
проблематика обеспечения кибербезопасности как следствие распространения интернет-технологий. Исследователей проблем глобального управления ведет стремление сделать международные 
процессы более управляемыми, минимизировать сопутствующие 
неопределенности издержки в постоянно меняющихся условиях3.
Нередко в процессе поиска ответов на поставленные вопросы 
исследователи приходят к пессимистическим заключениям относительно самой возможности системного управления глобальными вызовами. В 1992 г. Джеймс Розенау выразил эти сомнения 
в работе «Управление, порядок и изменение мировой политики»4, 
поставив ряд критических вопросов, на которые должна отвечать 

1 
Barnett M., Duvall R. Power in Global Governance. Cambridge University 
Press, 2005. P. 1.
2 
См.: Лебедева М.М. Глобальное управление: постановка проблемы // Глобальное управление. Материалы VIII Конвента РАМИ / под ред. М.М. Лебедевой. 25–26 апреля 2014 г. М.: МГИМО-Университет, 2015. 228 с. 
3 
Там же.
4 
См.: Rosenau J.N. Governance, Order, and Change in World Politics. 
Governance without Government / ed. by J.N. Rosenau, E.O. Czempiel. 
Cambridge University Press, 1992. 324 p. 

жизнеспособная теория глобального управления — что подразумевается под управлением на глобальном уровне, каким образом осуществляется управление в отсутствии правительства, кто устанавливает и обеспечивает соблюдение правил, может ли глобальный 
порядок существовать в период быстрых перемен и т.д.1
Принимая во внимание разность существующих подходов, позволяющих дать ответы на поставленные вопросы, Розенау отмечает 
несколько важных свойств современной системы международных 
отношений, относительно которых сложился определенный консенсус, например о характере наблюдаемой динамики авторитета 
(authority) в мировой политике. В данном случае подразумевается, 
что государство перестает быть его единоличным носителем. Доля 
ассоциированной с авторитетом власти становится достоянием 
наднациональных образований (supranational entities), а другая ее 
часть — субнациональных групп (subnational groups). Эта динамика 
обусловлена сочетанием центростремительных и центробежных 
тенденций — ростом внутренней консолидации и выдвижением 
все более амбициозной повестки этническими и другими субгруппами; подъемом различных общественных движений; усилением 
глобальных взаимозависимостей вследствие валютных кризисов, 
ухудшением экологической ситуации, распространением террористической угрозы, эпидемий и т.д. Государство не утрачивает свой 
авторитет полностью, но уступает его часть2. Логическим выводом 
из этого факта является утверждение того, что часть функций 
управления зависит от деятельности, которая не связана с правительствами. Наблюдаемое перераспределение авторитета и власти 
можно считать «новой формой международной анархии», смысл 
которой больше не ограничивается отсутствием верховной, надгосударственной власти в международных отношениях3.
Иными словами, управление и правительство (governance and 
government) не следует воспринимать как синонимичные понятия. 
Управление в данном случае является более обширным поня
1 
См.: Rosenau J.N. Governance Order, and Change in World Politics. Governance 
without Government / ed. by J.N. Rosenau, E.O. Czempiel. Cambridge 
University Press, 1992. P. 1–2.
2 
См.: Stoker G. Governance as theory: fi ve propositions // International social 
science journal. 1998. Vol. 50. No. 1. P. 17–28; Levi-Fleur D. From «Big 
Government» to «Big Governance»? The Oxford Handbook of Governance, 
2012. 832 p.
3 
См.: Rosenau J.N. Governance in the Twenty-first Century // Global 
governance. 1995. Vol. 1. No. 1. P. 17; Ashley R. The Powers of Anarchy: Theory, 
Sovereignty, and the Domestication of Global Life. International Theory: 
Critical Investigations / ed. by J. Der Derian. Palgrave Macmillan, UK, 1995. 
P. 94–129.

тием по сравнению с правительством: «<Управление> охватывает 
не только государственные институты, но и неформальные, 
не поддерживаемые государством механизмы, с помощью которых 
лица и организации, связанные с процессом управления, продвигаются вперед, удовлетворяют свои потребности и реализуют свои 
желания»1.
Таким образом, управление становится возможным только 
в случае, когда сложившиеся тем или иным образом механизмы 
и правила поддерживаются большинством заинтересованных 
сторон или, по крайней мере, наиболее влиятельными из них. Правительства, в свою очередь, могут и довольно часто функционируют 
в условиях наличия выраженного сопротивления предпринимаемым ими действиям, которое может значительно снизить эффективность его работы. Тем не менее в таких условиях правительство 
не перестает существовать, а воспринимается как слабое или малоэффективное. Управление, напротив, более не воспринимается как 
объективно существующее в случае, если оно не справляется со 
своей ключевой задачей, связанной с поддержанием жизнеспособности конкретной системы. Следовательно, мы можем обоснованно 
утверждать о возможности управления и существовании обеспечивающей его структуры в случае, если мы обнаруживаем наличие 
договоренностей, закономерностей и предсказуемости в процессе 
принятия решений по интересующему вопросу; существование 
в этой системе некой централизованной управляющей структуры, 
например правительства, не является в этом случае определяющим фактором. Следует сделать важное уточнение — «необязательность» наличия правительства для управления чем-либо 
не означает, что национальные правительства должны быть проигнорированы в процессе исследования глобального порядка; в этом 
контексте описанная логическая цепочка призвана показать, что отсутствие возможности указать на какую-либо верховную властную 
инстанцию на международном уровне не отрицает возможность 
установления порядка в рассматриваемой области, а значит, и возможность управления.
Итак, смысловые отношения между управлением и правительством не носят характера симбиотических — правительство может 
быть лишено возможности осуществлять управление, а может являться его ключевым актором в зависимости от условий и уровня 
анализа; на теоретическом уровне управление вполне возможно без 
правительства в случае, если рассматриваемая система продолжает 
существовать и функционировать. Вышесказанное позволяет нам 

1 
Rosenau J.N. Governance, Order and Change in World Politics // Governance 
without Government / ed. by J.N. Rosenau, E.O. Czempiel. Cambridge 
University Press, 1992. P. 4.

сделать вывод, что круг акторов глобального управления может 
не ограничиваться национальными государствами, но может включать и негосударственных акторов.
Другой характер носят связи между понятиями управление и порядок — Розенау утверждает, что одно без другого невозможно и ни 
одно из них не может рассматриваться как предшествующее другому1. Следовательно, для понимания предмета глобального управления необходимо также описать предписываемые значения и нюансы, связанные с понятием порядок.
Порядок в мировой политике может рассматриваться с двух 
точек зрения.
Первая из них — аналитическая. Порядок как аналитическая 
категория в мировой политике рассматривается как совокупность 
эмпирически верифицируемых закономерностей, соглашений 
и механизмов, т.е. под мировым порядком следует понимать то, 
каким образом мировая политика происходит день ото дня. С аналитической точки зрения периоды мировой истории, характеризующиеся высокой степенью предсказуемости и устойчивости, 
например отдельные годы существования системы «европейского 
концерна» великих держав, и периоды неустойчивости, примером 
которого является современный стремительно меняющийся постбиполярный мир, являются равноценными, т.е. мы не можем охарактеризовать один из них как период, когда мировой порядок существовал, а у другого отнять данную характеристику. Из этого 
следует, что с аналитической точки зрения мировой порядок существует в любой исследуемый исторический период.
Другая точка зрения — нормативная. Абстрактное восприятие 
мирового порядка с чисто аналитической позиции не удовлетворяет 
многих исследователей, для которых порядок непременно связан 
хотя бы с минимальной степенью устойчивости, последовательности и предсказуемости; в случае несоответствия следует характеризовать такие периоды, как «хаос» или «беспорядок», не апеллируя к порядку. Рассмотрение порядка в увязке с декларируемыми 
политическими целями невозможно без применения нормативных 
категорий; переход от оценок (assessments) к рекомендациям 
(recommendations) также подводит исследователя к нормативному 
восприятию порядка.
Разделение подходов на аналитико-эмпирический и нормативный говорит о том, что мировой порядок возможно исследовать 
без привязки к оценочным суждениям. Разделение эмпирически верифицируемых взаимозависимостей и их оценок тем не менее пред
1 
См.: Rosenau J.N. Governance, Order and Change in World Politics // 
Governance without Government / ed. by J.N. Rosenau, E.O. Czempiel. 
Cambridge University Press, 1992. P. 8.