Большая игра, 1856-1907. Мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

© Е.Ю. Сергеев, 2012
© Тво научных изданий КМК, издание, 2012
ISBN 9785873177844

Серия «СФЕРА ЕВРАЗИИ»

Редакторы серии: С.Л. Кузьмин, К.Г. Михайлов

УДК 327.80(470)
ББК 63.3(2)64 + 6.3.3(5Кит.)
   С 32

Сергеев Е.Ю. Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российскобританских
отношений в Центральной и Восточной Азии. — М.: Товарищество научных изданий
КМК, 2012. — 454 с., 8 вкл.
На основе широкой информационной базы, включающей ранее неизвестные или слабо
изученные архивные материалы, автор предлагает новую концепцию Большой Игры, понимаемой им как сложный процесс взаимодействия двух наиболее могущественных империй второй половины XIX в. — Британской и Российской — на просторах Центральной и
Восточной Азии. В монографии раскрываются предпосылки, основные этапы и последствия
соперничества — сотрудничества англичан и россиян на протяжении нескольких десятилетий. Книга содержит анализ влияния Большой Игры не только на динамику двухсторонних отношений в контексте викторианской эпохи, но и на эволюцию тех регионов и стран
Востока, которые усилиями Лондона и Петербурга оказались интегрированными в формировавшуюся систему мировых политических, экономических и культурных связей.
Для историков международных отношений, аспирантов, студентов и всех интересующихся проблемами развития российскобританского диалога в новое и новейшее время.

Рецензенты:

доктор исторических наук Г.В. Цыпкин,
доктор исторических наук В.К. Шацилло,
кандидат исторических наук Т.В. Котюкова,
кандидат исторических наук Е.Ю. Полякова

Монография подготовлена при финансовой поддержке РГНФ
(грант 090100286а/р
«Формирование и эволюция международнополитических систем
XIX–XX вв.: место и роль России»)

Редактор выпуска: К.Г. Михайлов

Посвящается моей маме — Элеоноре Викторовне Сергеевой, 
которой я многим обязан в жизни

n2 ="2%!=

Изучение истории Большой Игры потребовало колоссальной работы с материалами архивов, опубликованными сборниками документов, мемуарами 
современников, а также обширного историографического поиска в течение 
пяти лет. Однако она стала для автора более приятным занятием благодаря 
вниманию и доброму отношению многих людей, без содействия которых 
книга не увидела бы свет. В связи с этим хотелось бы высказать благодарность тем специалистам архивов и библиотек, которые оказывали автору 
поддержку и содействие в процессе исследования феномена Большой Игры. 
Далее, выражаю признательность всем коллегам, взявшим на себя 
труд ознакомиться с рукописью в процессе ее подготовки и рецензирования. Особую благодарность хотелось бы адресовать сотрудникам Центра 
«ХХ век» Института всеобщей истории РАН, которые приняли самое непосредственное участие в обсуждении рукописи монографии. 
Наконец, я в долгу перед своей семьей: супругой Ириной и двумя сыновьями — Денисом и Олегом, неизменно поддерживавшим меня на всем 
протяжении кропотливой исследовательской работы.
Книга посвящается моей маме — Элеоноре Викторовне Сергеевой, которой я очень многим обязан в своей жизни.

Москва, декабрь 2010 г. 

b"…,Мы на пороге времени, наполненном событиями, но если мы начнем Большую Игру, которая нам предстоит, то результаты будут гораздо более благоприятными как для 
нас, так и для тех народов, чьи судьбы вместо пребывания в хаосе, насилии, невежестве и нищете могут обратиться к миру, 
просвещению и счастью.

  
А. Конолли

С незапамятных времен военные конфликты разделяли людей. Но помимо кровавых столкновений история цивилизации знает немало примеров 
сотрудничества между государствами, социальными общностями и отдельными индивидуумами. Взаимодействие сил притяжения и отталкивания сопровождало Человечество на протяжении пяти тысяч лет истории, нашедшей отражение в устной традиции и письменных источниках. Такая комбинация нередко принимала форму Игры, или другими словами, соревнования 
двух, реже трех и более, субъектов международных отношений, выступавших с планами господства над территориями, природными ресурсами и населением остальных государственных образований.
Будучи типичным примером сложной дихотомии соперничества — сотрудничества, феномен Большой Игры (Great Game) в Центральной и Восточной Азии, главными участниками которой на протяжении второй половины XIX – начала ХХ в. выступали две империи — Британская и Российская, требует глубокого переосмысления, связанного с уточнением хронологических рамок, географической протяженности, а также содержания 
основных этапов. Необходимость комплексного изучения явлений и процессов, обусловленных Большой Игрой, диктуется, на наш взгляд, несколькими обстоятельствами.
Прежде всего, окончание холодной войны символизировало выход отечественной исторической науки за узкие рамки давно отживших пропагандистских клише и «черно-белых» стереотипов, особенно в плане восприятия Западом России или традиционных представлений о странах Востока, характерных 
для советских историков. Далее, вакуум геополитического влияния в так назы

Введение
5

ваемых контактных зонах цивилизаций со смешанным этно-конфессиональным 
составом, ставший очевидным к концу ХХ – началу XXI в., актуализировал необходимость свежего взгляда на предпосылки тех бурных процессов, свидетелями которых мы стали после крушения биполярного мира. Наконец, облегчение доступа специалистов к архивным фондам большинства стран Европы и Азии позволило им ввести в научный оборот корпус ранее неизвестных источников, подвергнув их перекрестной верификации с использованием компаративного и междисциплинарного подходов. Показательно, что события более чем вековой давности продолжают вызывать огромный интерес не только ученых, но и практиков — политиков, дипломатов, военных, 
а также представителей широкой общественности. В частности, на страницах периодических изданий и в виртуальной информационной среде можно 
встретить немало публикаций, авторы которых стремятся сопоставить тенденции сегодняшнего дня с наиболее показательными эпизодами соперничества великих держав в различных регионах мира. Неслучайно также в ряде 
университетов Европы и США студентам читаются учебные курсы по истории Большой Игры в контексте эволюции международных отношений Нового времени1.
Если бы обычного читателя, который проявляет интерес к событиями 
прошлого, попросили объяснить, как он или она понимает Большую Игру, 
то ответ легко предугадать заранее. Скорее всего, человек, лишь немного 
знакомый с историей расширения имперских пределов, ответил бы, что это 
понятие описывает соперничество Англии и России за контроль над Центральной Азией в XIX веке, когда русские бросили вызов англичанам в 
странах Востока, вынудив последних решать одновременно сразу три взаимообусловленные задачи сохранения баланса сил в Европе, обеспечения 
безопасности Индии как главного источника благосостояния метрополии и 
защиты морских торговых путей.
Однако, как показали результаты исследования, которые легли в основу 
книги, такой взгляд на Большую Игру является не только ограниченным, но 
и устаревшим. Несмотря на множество публикаций очевидцев событий, отставных военных и дипломатов, профессиональных журналистов, наконец, 
исследователей-первопроходцев, совершавших на протяжении нескольких 
десятилетий XIX–XX вв. опасные для жизни путешествия по просторам 
Азии, генезис, содержание и воздействие Большой Игры на международные 
отношения все еще остаются слабо изученными или мифологизированными. В современной исследовательской литературе, как отечественной, так 
и зарубежной, не говоря о популярных изданиях, история Большой Игры 
по-прежнему представлена фрагментарно. Специалисты, как правило, рассматривают ее либо в границах определенных государственных образований — Персии, Афганистана, ханств Центральной Азии и т.д., либо как процесс, обусловленный исключительно военно-политическими соображениями основных «игроков», либо в качестве явления, не связанного с модернизацией традиционных восточных обществ, которую европейские держа

Е.Ю. Сергеев  Большая Игра, 1856–1907
6

вы сумели им навязать. Да и само это понятие сегодня употребляется большинством авторов скорее в качестве знаковой метафоры геополитического 
соперничества различных государств — от США до Китая, что лишает его 
конкретно-исторического смысла2. 
Поэтому главной целью исследовательской работы стало изучение Большой Игры как значимого компонента международных отношений, связанного с определенной эпохой и нашедшего отражение в деятельности широкого круга участников — от известных государственных и общественных 
деятелей, дипломатов и военных администраторов до скромных чиновников, служивших на границах империй, и бесстрашных путешественников, 
которые изучали географическую среду, быт и культуру азиатских этносов. 
Автор монографии стремился обосновать собственную концепцию Большой Игры, призванную изменить существующее представление о ней и демифологизировать историю англо-русских отношений в Азии, которые развивались вместе с процессом становления всемирной системы экономических, политических и социо-культурных связей. Свою задачу он видел также в анализе движущих сил и механизмов инкорпорирования доиндустриальных социумов в эту систему по британской или русской моделям, взаимодействие между которыми, включавшее как моменты соперничества, так 
и сотрудничества, определило, как будет показано ниже, внутренний смысл 
интересующего нас процесса. И хотя попытки такого рассмотрения предпринимались ранее компетентными очевидцами и участниками событий, 
результаты их анализа уже не отвечают требованиям сегодняшнего дня3.
Общепризнано, что любое серьезное исследование должно базироваться 
на адекватном категориально-понятийном аппарате, отражающем не только современный уровень изучения объекта, интересующего историка, но 
и способном дать представление о методологии научного поиска. Поэтому необходимо сначала остановиться на генезисе самого термина Большая 
Игра, чтобы читатель смог разобраться в ее причинах, пространственной 
локализации и хронологии.
Документально установлено, что Артур Конолли, капитан 6-го Бенгальского полка легкой кавалерии, «смелый, изобретательный и амбициозный» 
молодой офицер на службе Ост-Индской компании, первым использовал 
выражение the Great (Grand) Game на полях копии письма, отправленного британским политическим представителем в Кабуле губернатору Бомбея 
в 1840 г.4 Примерно тогда же Конолли вновь упомянул о «замечательной» 
Большой Игре в одном из личных посланий к своему другу майору Генри 
Роулинсону, который впоследствии стал известным востоковедом и ведущим экспертом по проблемам российской внешней политики на Востоке5.
Но почему Конолли считал деятельность свою и коллег именно Игрой, 
учитывая тот факт, что его письма и путевые заметки содержат размышления 
о прогрессивной, духовно-просветительской миссии европейцев в Азии? 
Некоторые авторы, как, например, журналист Питер Хопкирк, утверждали, 
что Конолли сравнивал выполнение секретных заданий на Востоке с игрой 

Введение
7

в овальный мяч, изобретенной неким Уильямом Эллисом в знаменитой 
школе Регби еще к в начале 1820-х гг.6 Однако данное утверждение представляется хотя и любопытным, но мало что объясняющим, если мы вспомним об ином толковании, которое можно найти у Александра Бернса, также прославленного британского путешественника, а впоследствии политического резидента в Центральной Азии. Познакомившись с Конолли, преисполненного стремлением совершить новый «крестовый поход» на Восток, 
Бернс оставил следующий отзыв в дневнике: «Он (Конолли. — Е.С.) взбалмошный, хотя и неплохой парень. Он собирается оживить Туркестан, отпустить там всех рабов на свободу и рассматривает наш приход туда как промысел Божий по распространению христианства»7.
По словам сэра Джона Кайе, секретаря Политического и секретного департамента министерства по делам Индии, описавшего впоследствии события первой англо-афганской войны 1839–1842 гг. и обнаружившего в 1843 г. 
упоминания о Большой Игре в эпистолярном наследии Конолли8, последний даже считал возможным преобразовать деспотии Среднего Востока в 
более «либеральные» режимы путем реформ, которые должны были осуществить местные правители при активном содействии европейцев, прежде 
всего британцев, как «защитников гуманизма и пионеров цивилизации», а 
затем объединить эти модернизированные государственные образования в 
некую исламскую конфедерацию, имеющую характер «буфера», способного сдержать возможное наступление русских в направлении Персии, Афганистана, а самое главное, Индии. Таким образом, хотя Конолли трудно назвать религиозным фанатиком, следует все же признать, что он считал себя, 
по крайней мере, в переписке с родственниками и друзьями «орудием Провидения», ведущего с ним и подобными ему людьми «Игру», понимание 
высшего смысла которой лежит за пределами человеческого разума9. 
Однако помимо теологической, «светская» интерпретация Большой Игры 
также заслуживает упоминания. Как известно, во времена Конолли ОстИндская компания оставалась, по крайней мере, де-юре, частным акционерным обществом, хотя и под контролем английского правительства. При этом 
большинство секретных разведывательных командировок, которые обычно 
выполнялись младшими отпрысками дворянских семейств Великобритании на службе Компании в затерянных уголках Азии (судьба семьи А. Конолли, три брата которого погибли в Индии, служит типичным примером), 
рассматривалось официальным Лондоном или Калькуттой — административным центром британских владений до 1910 г., в качестве поездок, совершаемых путешественниками-любителями на свой страх и риск без какойлибо гласной санкции правительственных органов. Так, несмотря на то, что 
британский посланник в Тегеране поддержал исследовательскую экспедицию Конолли в Центральную Азию, а руководство Ост-Индской компании 
возместило офицеру все путевые затраты, министр иностранных дел сэр 
Роберт Пиль публично отверг причастность к ней государственных чинов

Е.Ю. Сергеев  Большая Игра, 1856–1907
8

ников, отвечая 24 августа 1843 г. на запрос одного из членов Палаты общин 
относительно миссии исследователя10.
Не подлежит сомнению, что величие цивилизаторских усилий А. Конолли и подобных ему проводников колониальной экспансии Великобритании 
в Азии поражало воображение европейской общественности. Стремление 
к насаждению среди мусульман идеалов свободы и просвещения, с одной 
стороны, и вполне понятное намерение не допустить их переход под скипетр «полуварваров – московитов», с другой, определяли деятельность многих подданных королевы Виктории. Неслучайно Э. Саид в своем классическом труде по истории ориентализма обратил внимание на то обстоятельство, что на протяжении викторианской эпохи первооткрыватели и миссионеры рассматривались многими современниками как герои, «спасающие 
Восток от темноты, враждебности и отчужденности»11.
Наряду с приведенными выше версиями, следует обратить внимание еще 
на одну трактовку Игры, понимаемой как соревнование товаров и капиталов 
на азиатских рынках, где европейские компании имели возможность «испытать себя» при минимальном риске политических осложнений в сравнении 
со Старым Светом. По сути дела, используя выражение английского историка Макса Белоффа, «британские правящие круги принимали как данность то, 
что международный порядок формировался конкурирующими державами, в 
задачу которых входило обеспечение себя всеми доступными активами»12. 
Вместе с эскалацией дипломатической борьбы в 1870-х – 1880-х гг. трактовка Большой Игры претерпела заметные изменения. Примером может 
служить ее понимание, изложенное в памфлете, увидевшем свет в 1875 г. 
Название брошюры говорило само за себя — «Большая Игра. Призыв к проведению Британией имперской политики». Любопытно, что анонимный автор ратовал за наступательный курс лондонского Кабинета на периферии 
Европы, главным образом, в Центральной и Южной Азии, не исключая, 
впрочем, сотрудничества там Англии и России, которые, по его мнению, обладали всеми возможностями для объединения усилий, чтобы «обеспечивать мир и безопасность доброй половине света», защищая ее от атак других держав, скажем, Китая13. 
Несмотря на эту и аналогичные публикации14, вряд ли можно предположить, что большинство английской или российской властной элиты относилось с симпатией к азиатской политике противоположной стороны в эпоху, 
когда обе империи временами балансировали на грани открытия военных 
действий друг против друга. Неслучайно поэтому Редьярд Киплинг, блестящий певец Британской Индии, «визуализировал» Большую Игру через 
восприятие англо-русского соперничества созданными им литературными 
героями — мальчиком-полукровкой Кимом, и его наставниками, деятельность которых была направлена на то, чтобы противодействовать интригам 
России на севере Индостана15. И хотя знаменитый писатель, бесспорно, сумел передать «дух эпохи», его рассказ о разветвленной и высоко эффективной секретной службе, созданной англичанами в Индии, отразил лишь один 

Введение
9

из аспектов Игры — борьбу разведок. При этом Киплинг преувеличил масштабы деятельности «зловещих» русских агентов против англичан в глазах 
читающей публики16. Впоследствии искаженное понимание Большой Игры 
доминировало в общественном мнении европейских стран, США и Японии 
на протяжении десятилетий17. 
Интересно, что многие политики, дипломаты и путешественники также 
начали активно использовать лексику Большой Игры на рубеже двух столетий. К примеру, известный исследователь Азии, разведчик, а затем политический агент в Читрале, специальный уполномоченный по Тибету и представитель в Кашмире Фрэнсис Янгхазбенд так описывал свои впечатления 
от встречи с царскими военными администраторами в районе Памира: «Мы 
и русские конкуренты, но я уверен, что российские и английские офицеры по отдельности скорее найдут общий язык друг с другом, чем с лицами 
из других стран, которые не соперничают с ними. Мы все ведем Большую 
Игру, и нам не следует всячески пытаться скрыть этот факт»18.
Другой хорошо осведомленный участник событий, Генри Уигхэм, следующим образом комментировал русско-британское соперничество в книге, 
увидевшей свет на рубеже XIX–XX вв.:

«Опасность для нас таится не столько в игнорировании значимости государства шаха (то есть Персии. — Е.С.) на шахматной 
доске Азии, сколько в очевидной неспособности наших руководителей на Даунинг-стрит осознать тот факт, что Игра уже в самом разгаре и что без немедленного хода с нашей стороны развязка не может быть отложена на долгое время. Настоятельно необходимо, чтобы ответный ход был бы сделан в правильном направлении. Мы играем против соперника, который давным-давно составил свой план кампании и никогда не упускал возможности воплотить его в действительность. Его Игра профессиональна и последовательна, потому что он всегда знает свою конечную цель»19. 

Видное место среди работ современников занимают фундаментальные 
труды Джорджа Керзона, неутомимого путешественника, великолепного географа, блестящего дипломата и государственного деятеля, который подверг глубокому анализу различные аспекты англо-русского противостояния20. Можно без преувеличения сказать, что он внес решающий вклад в 
разработку понятия «естественной» или «научной» границы (фронтира), 
которая была призвана обосновать пределы расширения колониальной периферии империй21.
История соперничества Великобритании и России нашла отражение в лекции профессора Генри Дэвиса, прочитанной в Оксфорде в 1924 г. Примечательно, что он определил Большую Игру как серию разведывательных миссий, 
совершенных европейцами — прежде всего англичанами, русскими, французами и немцами, нередко в обличье восточных купцов или паломников на отдаленных рубежах имперских владений.22 Спустя двадцать лет британский 

Е.Ю. Сергеев  Большая Игра, 1856–1907
10

историк, Гай Уинт, размышляя о геополитическом соревновании англичан и 
русских в Азии, справедливо заметил, что «правительства с каждой стороны 
предоставляли лицензии своим агентам на планирование и контрпланирование, не доводя дело до настоящего взрыва, и что-то вроде Игры возникало 
между ними по обоюдному, хотя и не признанному официально согласию»23.
Новое, более глубокое и объективное исследование интересующей нас проблемы было дано уже во второй половине ХХ в. такими крупными историками как Майкл Эдвардес, Дэвид Джиллард, Джеральд Морган, и особенно, Эдвард Ингрэм. По мнению Эдвардеса, Большая Игра представляла собой соревнование за политическое преобладание в Центральной Азии между демократической Британией и авторитарной Россией, что полностью отвечало романтике дальних странствий и приключений викторианской эпохи. Показательно, 
что он процитировал высказывание российского канцлера графа К.В. Нессельроде, который назвал секретную русско-британскую войну в Азии «турниром 
теней», имея в виду стремление Лондона и Петербурга избежать открытой вооруженной конфронтации24. С точки зрения Джилларда, расстановка сил на 
Евразийском континенте к концу первой половины XIX в. изменилась в пользу Великобритании и России, то есть тех государств, которые заменили Францию и Китай в гонке за доминирование в Азии*. Крымская война 1853–1856 
гг. открыла новую фазу соперничества, переместив фокус восточной политики 
Лондона и Петербурга с Кавказа на Средний и Дальний Восток25. В свою очередь Морган полагал, что Большая Игра являлась скорее иллюзорным, чем реальным процессом. Его исследование показало необходимость перекрестной 
верификации разведывательной информации, собранной военными и политическими агентами на местах, поскольку многие из них преувеличивали, а иногда даже прямо фальсифицировали сведения об «агрессивных» замыслах противоположной стороны. Выражая сомнения относительно концепции упоминавшегося профессора Г. Дэвиса, который обосновал создание спецслужбами 
Британии и России разветвленной шпионской сети в странах Востока, Морган 
рассматривал «турнир теней» как миф, порожденный несколькими энтузиастами — молодыми офицерами колониальной службы в собственных интересах продвижения по лестнице военной карьеры на фоне борьбы за модернизацию традиционных азиатских социумов26.
Исследования Э. Ингрэма внесли неоценимый вклад в расширение наших представлений о происхождении Большой Игры. «Между 1828 и 
1907 гг., — писал он в первой из серии монографий по данной теме, — 
Большая Игра в Азии представляла собой поиски Британией наилучшего 

* Автор использует названия «империя Цин» и «Китай» как синонимы. В действительности 
же в рассматриваемый период Китай был частью другой страны — империи Цин. 
Маньчжуры захватили Китай (как и некоторые другие государства) и включили его в свою 
империю Цин, созданную ими ранее вне границ Китая. Китай вновь обрел государственность 
уже после распада империи Цин в начале ХХ в., когда ханьцы создали свое национальное 
государство — Китайскую Республику. — Прим. ред.