История русской литературы XX--XXI веков

ИСТОРИЯ РУССКОЙ 

ЛИТЕРАТУРЫ
XX—ХХI ВЕКОВ

3-е издание, исправленное и дополненное

УЧЕБНИК

В.Д. СЕРАФИМОВА

Рекомендовано Межрегиональным учебно-методическим советом 

профессионального образования в качестве учебника для студентов 

высших учебных заведений, обучающихся по гуманитарным 

направлениям подготовки (квалификация (степень) «бакалавр») 

(протокол № 6 от 08.06.2022)

Москва 
ИНФРА-М 

202

УДК 821.161.1(091)(075.8)
ББК 83.3(2Рос-Рус)я73
 
С32

Серафимова В.Д.

История русской литературы XX—XXI веков : учебник / В.Д. Се
рафимова. — 3-е изд., испр. и доп. — Москва : ИНФРА-М, 2024. — 
547 с. + Доп. материалы [Электронный ресурс]. — (Высшее образование). — DOI 10.12737/1866868.

ISBN 978-5-16-018639-9 (print)
ISBN 978-5-16-110326-5 (online)

Учебник состоит из обзорных и монографических глав, представлен сов
ременный взгляд на литературный процесс ХХ — начала ХХI в., рассматривается творчество поэтов, прозаиков, драматургов, обусловивших необыкновенный взлет духовности и культуры рассматриваемого периода. Дан 
анализ вершинных произведений лауреатов Нобелевской премии: 
И. Бунина, Б. Пастернака, М. Шолохова, А. Солженицына, И. Бродского, 
писателей-фронтовиков — поэтов и прозаиков. Уделено внимание творчеству писателей русской эмиграции. Раздел «Современная проза» включает 
материалы о философско-эстетических исканиях в творчестве таких писателей, как В. Распутин, Л. Бородин, Ю. Поляков, Б. Екимов, А. Битов, 
В. Маканин, А. Кабаков, В. Токарева и др. 

Предлагаются вопросы и задания для самостоятельной работы, темы 

рефератов, курсовых и дипломных работ, список библиографических 
источников. 

Соответствует требованиям федеральных государственных образова
тельных стандартов высшего образования последнего поколения.

Предназначен для студентов высших учебных заведений.

УДК 821.161.1(091)(075.8)

ББК 83.3(2Рос-Рус)я73

С32

© Серафимова В.Д., 2013, 2021
© Серафимова В.Д., 2022, 
 
с изменениями

ISBN 978-5-16-018639-9 (print)
ISBN 978-5-16-110326-5 (online)

Р е ц е н з е н т ы:

И.А. Панкеев — доктор филологических наук, профессор, про
фессор кафедры журналистики Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова;

Л.Г. Тюрина — доктор филологических наук

Материалы, отмеченные знаком 
, доступны 

в электронно-библиотечной системе Znanium

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
НА РУБЕЖЕ XIX–XX ВЕКОВ 

«Люди! Утопим вражду в солнечном свете!»

Начало ХХ в. ознаменовалось глубоким кризисом, охватившим 
всю европейскую культуру и явившимся следствием разочарования 
в прежних идеалах, предчувствием гибели существующего общественного строя. Гармоническая цельность человека и мира, о которой мечтали писатели XIX в., не осуществилась. Начало ХХ в. ознаменовалось не только призывом: «Пусть сильнее грянет буря!», но и 
активным противостоянием ему (особенно после поражения русской 
революции 1905 г.). Противоречивость чувств и настроений, владевших умами людей, ожидание перемен, неудовлетворенность настоящим и пристальное вглядывание в будущее отразил А. Блок в поэме 
«Возмездие»:

Двадцатый век… еще бездомней, 
Еще страшнее жизни мгла
(Еще чернее и огромней
Тень люциферова крыла). …
Сознанье страшное обмана
Всех прежних малых дум и вер…

О духовном кризисе на рубеже веков, о практическом творчестве 
жизни, формировании нового сознания для спасения личности в 
этот период пишут и философы «русского духовного ренессанса». 
Определенно можно сказать, что начало ХХ в. было «золотым веком» 
русской религиозно-философской мысли и «серебряным веком» русской поэзии. Думы о грядущем России, ее предназначении занимали 
умы лучших отечественных мыслителей — Ивана Александровича 
Ильина, Николая Александровича Бердяева и др. Основная мысль их 
философских исследований — переориентация сознания с радикального революционного мышления на повышение «спроса с себя» 
(Л. Толстой). Об «обновлении» России, о «новом человеке» и путях 
достижения цели «через работу души и духа в этом направлении» размышляет И.А. Ильин в своих работах «Философия как духовное делание», «Очертания будущей России», «О главном». В соответствии 
с религиозным мировоззрением И.А. Ильин мыслил преодоление 
кризиса современности через возвращение к семи духовным основам 
бытия — вере, любви, свободе, совести, семье, родине, нации. По 
Ильину, «стать участником в духовном делании — значит, прежде 

всего, создать в своей душе необходимый уровень внутренней жизни, 
отсутствие которого делает неизбежным совлечение в пошлость»1. 
Творчество, необходимость «духовного делания» становятся главным культом в работах Н.А. Бердяева «Смысл и творчество», «Спасение и творчество». «Природа человеческой личности — творящая. 
Спасается личность. Но для того, чтобы личность спаслась, нужно, 
чтобы она была утверждена в своей подлинной природе. Подлинная 
же природа личности в том, что она есть центр творческой энергии. 
Вне творчества нет личности. Спасается для вечности творческая 
личность. Творчество есть духовное делание. В творчестве человек 
испытывает состояние необычайного подъема всего своего существа. 
Творчество всегда есть потрясение, в котором преодолевается обыденный эгоизм человеческой жизни. Творчество есть обнаружение 
богоподобной природы человека»2 (курсив наш. — В.С.).
Необходимость нравственного самоусовершенствования, внутренней работы души, предельное внимание к духовному миру человека становятся стержневой мыслью сборника «Вехи», продолжающего и развивающего гуманистические идеи XIX столетия, мысль 
Л.Н. Толстого, высказанную им в статье 1906 г. «Революция, государство, народ»: «Для того чтобы положение людей стало лучше, надо, 
чтобы сами люди стали лучше… надо, чтобы они все больше и больше внимания обращали на себя, на свою внутреннюю жизнь». На 
призыв «веховцев» русская литература откликнулась поэтическим 
словом, которое в обобщенном виде и получило название серебряного века русской поэзии.
«Поэтика серебряного века, — отмечает известный литературовед 
М.Л. Гаспаров, — это прежде всего поэтика русского модернизма. 
Так принято называть три поэтических направления, объявивших о 
своем существовании между 1890 и 1917 гг.: символизм, акмеизм и 
футуризм… Серебряный век — это не только время и отношение писателя к этому времени, это целенаправленное, волевое воссоздание 
образа мира и времени в своем собственном творчестве, именно в тех 
рамках и формах, которые диктует время»3.
Символизм объединял в своих рядах поэтов, придерживающихся 
самых различных взглядов. Он был явлением неоднородным. Причиной его возникновения стало неприятие кризисного времени. 
Критический реализм обнаружил свою недостаточность в отображении всех сложностей современной жизни. Искусство отшатнулось к 

1 
Ильин И.А. Философия как духовное делание // Русская философия. Конец 
XIX — начало ХХ века: Антология. СПб.: Изд. СПб. гос. ун-та, 1993. С. 467.
2 
Бердяев Н.А. Спасение и творчество. Два понимания христианства // Русская 
философия. Конец XIX — начало ХХ века: Антология. СПб.: Изд-во СПб. 
гос. ун-та, 1993. С. 198–199.
3 
Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия серебряного 
века 1890–1917: Антология. М.: Наука, 1993. С. 7. 

противоположной крайности — к программе «искусство для искусства». «Формулу эту долгое время было принято считать реакционной, — однако справедливо замечено, — отмечает Гаспаров, — возникновение ее только означает, что в сознании общества потребность в искусстве выделилась из слитного комплекса других 
потребностей, а это лишь обогащает духовную жизнь человека». 
Сдвиги в обновлении мировосприятия, в системе ценностей первое 
время воспринимались как упадок, кризис. Это усугублялось еще и 
тем, что представители новых течений подчас сами афишировали 
разрыв с традиционной эстетикой и моралью.
Представление о символизме ни в коей мере не связано с разрушением традиций русской классики XIX в.: символизм противостоял реалистическим традициям отечественной литературы, но при 
этом имелся в виду реализм как художественный метод, а не как отрицание имен, связанных с реализмом. В символизме не было, как 
позже в футуризме, нигилистически пренебрежительного отношения 
к «дорогим именам». Символисты, напротив, считали себя наследниками всей мировой культуры. Лучшие русские поэты, такие как 
В. Брюсов, К. Бальмонт, А. Блок, М. Волошин, Вяч. Иванов и др., открыли для русского читателя поэтов Западной Европы, ему до этого 
времени почти неизвестных: Перси Биши Шелли, Шарля Бодлера, 
Поля Верлена, Эмиля Верхарна, Артюра Рембо, трагически воспринимающих несоответствие и морально-эстетическую несовместимость между мерзостями реальных условий человеческого существования и очарованием воображаемого мира, который каждый из поэтов творил по своей поэтической прихоти. Символисты, подобно 
своим западным единоверцам, заимствовали «краски со всех палитр 
и звуки со всех клавиров» (Теофиль Готье), подчеркивали свою связь с 
отечественной классикой. «Утверждение и оправдание настоящих 
ценностей прошлого — столь же революционный акт, как создание 
новых ценностей», — утверждал О.Э. Мандельштам, понимая новую 
поэзию как «тоску по мировой культуре». Проникнутая «тоской по 
мировой культуре» поэзия Мандельштама была сосредоточена на 
философском осмыслении истории и отличалась богатой ассоциативной образностью, присущей ей метафорой «веера», классической 
формой. Сама метафора «веера» появляется в стихотворении «Меганон» (1917): «И раскрывается с шуршаньем печальный веер прошлых лет»; «Мне сладки все мечты, мне дороги все речи / И всем богам я 
по свящаю стих»; «Руки несытые я простираю, / Чтобы весь мир осязать», — так передает приятие многообразия вселенной Валерий 
Яковлевич Брюсов (1873–1924).
«Я человек, как бог, я обречен / Познать тоску всех стран и всех 
имен», — так передает свое мировосприятие Иван Алексеевич Бунин, 
поэт и прозаик, стоящий вне литературных групп, всем своим творчеством стремившийся продолжать традиции русской классической 

литературы, опубликовавший свой первый сборник «Листопад» в 
символистском издательстве «Скорпион».
Вся эпоха серебряного века русской поэзии была напряженной в 
своих глобальных исканиях, в своем творческом накале. Ее представителей объединял максималистский принцип нового искусства. 
«Я  брал только то, что чувствовал выше себя и в то же время созвучное», — писал Иннокентий Федорович Аннинский (1856–1909) в «Книге отражений». Максималистом в своих требованиях к искусству был 
Николай Степанович Гумилев (1886–1921). «От личности поэзия требует того же, чего религия от коллектива. Во-первых, признания 
своей единственности и всемогущества, что рождает в нем чувство 
катастрофичности, ему кажется, что он говорит свое последнее и 
самое главное, и, во-вторых, усовершенствования своей природы. 
Поэт, понявший “трав неясный запах”, хочет, чтоб всем была “звездная книга ясна и с ним говорила морская волна”. Поэтому поэт в 
минуты творчества должен быть обладателем какого-нибудь ощущения, до него не осознанного и ценного», — отметит Гумилев в «Письмах о русской поэзии»1. Стремление понять мир и себя в мире приводит лирического героя Гумилева к страстной тоске, к желанию «шестого чувства». «Так век за веком — скоро ли искусства Господь? — / 
Под скальпелем природы и искусства / Кричит наш дух, изнемогает 
плоть, / Рождая орган для шестого чувства». «Свободное художественное творчество имеет дело со всем, что слышно и видно, что чувствуется и может чувствоваться, что может появиться, а может и не 
появиться, что приносят домысел, полет интуиции, прозрение, фантазия. На свете нет ничего более всеобъемлющего, чем художественное творчество», — эти брюсовские слова в унисон бердяевским убеждают в том, что творчество, самоотдача становятся главным культом 
эпохи. В статьях того периода, когда осмысливалось понятие серебряного века как широкого и мощного движения, часто встречаются 
такие выражения, как «новый человек», «новое дыхание», «новая литература».
Владислав Фелицианович Ходасевич (1886–1939), глубоко осознавший трагизм существования поэта в мире (книги «Молодость», 
«Путем зерна») в «Литературных статьях и воспоминаниях» признавался: «У символистов был genius loci, дыхание которого развивалось 
широко. Тот, кто дышал этим воздухом символизма, навсегда уже 
чем-то отмечен, каким-то особым признаком (дурным или хорошим, 
или дурным и хорошим — это вопрос особый). И “люди символизма” и его окрестностей могут узнавать друг друга. В них есть что-то 
общее, и не в писаниях только, но также в личностях. Они могут и 
не любить друг друга, и враждовать. Но эта связь людей одной эпо
1 
Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. Читатель  // Гумилев Н. Забытая книга. М.: Худ. лит., 1989. С. 420.

хи… Тут — биология культуры»1. В. Брюсов в своем отзыве на книгу 
стихотворений К. Бальмонта «Будем как солнце!» называет автора 
«новым человеком». «Бальмонт — прежде всего новый человек. Он не 
отверг “старое” искусство после рассудочной критики, он не поставил себе задачей быть выразителем определенной эстетики. Бальмонт кует свои стихи, заботясь лишь о том, чтобы они были по-его 
красивы, по-его интересны, и если поэзия его принадлежит “новому” искусству, то это сталось помимо его воли. Он просто рассказывает свою душу, но душа его из тех, которые стали лишь недавно 
расцветать на нашей земле… Для него жить — значит быть во мгновениях, отдаваться им. Вместить в мгновения всю полноту бытия — 
вот цель: “Я каждой минутой сожжен, Я каждой минутой живу”… 
В этом вся сила бальмонтовской поэзии, вся ее жизненность, хотя в 
этом все ее бессилие»2.
Жизнестроительную функцию литературы определяет Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) (1880–1934) в книге «Начало века»: 
«Нас интересовала проблема новой культуры и нового быта, в котором искусство наиболее мощный рычаг, но которого формулы отчеканятся в будущем. Наша задача — принести посильную лепту на 
алтарь этого будущего»3. Вместе с символистом Эллисом (Лев Львович 
Кобылинский) он создал кружок аргонавтов, позаимствовав это название из древнегреческого мифа, повествующего о путешествии на корабле «Арго» группы героев в мифическую страну (предположительно 
в Колхиду) за золотым руном. Белый напишет стихотворение «Золотое 
руно», назвав руном «солнце нового дня». «Мы — ослепленные, пока 
в душе не вскроем / Иных миров знакомое зерно. / В моей душе отражено оно. / И вот — зажглось знакомым, грозным зноем».
Максимализм, предельное внимание к душе, внутреннему миру 
человека приводят поэтов серебряного века к тому, что главными 
темами поэзии становятся экзистенциальные темы, касающиеся переживания человека, темы жизни, Бога, смерти; социальные, гражданские темы, стоящие в центре внимания предыдущих поколений, 
также рассматриваются, но переносятся на второй план. В «Арабесках» А. Белый касается основных эстетических принципов «нового» 
искусства: «Только в тот момент, когда мы выдвинем вопрос о жизни 
и смерти человечества… мы приблизимся к тому, что движет новым 
искусством... Людям серединных переживаний такое отношение к 
действительности кажется нереальным; они не ощущают, что вопрос 
о том, быть или не быть человечеству, реален»4.

1 
Цит. по: Ходасевич В. Литературные статьи и воспоминания // Крейд В. 
Встречи с серебряным веком. М.: Республика, 1993. С. 12.
2 
Брюсов В. К.Д. Бальмонт. // Брюсов В.Я. Соч. В 2 т. М.: Худ. лит., 1967. Т. 2. 
С. 267.
3 
Белый А. Аргонавтизм // Белый А. Начало века. М.: В/О Союзтеатр, 1990. 
С. 129.
4 
Белый А. Арабески. М., 1911. С. 242–243.

Этот же максимализм ведет главного участника движения футуристов (которому соответствует русское название — «будетляне») 
Велимира (Виктора) Владимировича Хлебникова (1885–1922) к поиску 
цельного знания, превосходящего пределы художественного творчества, для того чтобы создать «звездный», «мировой», иероглифический язык понятий, «азбуку ума», найти числовые закономерности истории. В статье «Учитель и ученик» (1912) Хлебников высказал 
основные стремления в создании своего художественного мира: 
«Я не смотрел на жизнь отдельных людей; но я хотел издали, как 
гряду облаков, как дальний хребет, увидеть весь человеческий род и 
узнать, свойственны ли волнам его жизни мера, порядок и стройность». Отражение этих поисков запечатлены в стихотворениях 
«Числа» (1912), «Город будущего» (1920), поэме «Ладомир»(1920, 
1921), в «Воззвании Председателей земного шара» (1917). К человечеству, истерзанному войнами и распрями, обращены его слова:

Люди! Утопим вражду в солнечном свете!
В плаще мнимых звезд ходят — я жду
Смелых замыслов дети,
Смелых разумов сын. 

(Люди! Утопим вражду в солнечном свете, 1921)

Дать свободу людям, животным, птицам — вот устремленная в 
будущее мысль поэта: «Я вижу конские свободы / И равноправие коров, / Былиной снов сольются годы / С глаз человека спал засов» (поэма 
«Ладомир»). В идее рабочей пчелы поэт видел идеал человеческого 
общества. «Так, он полагал, что благу человеческого рода соответствует введение в людском обиходе чего-то подобного установлению 
рабочих пчел в пчелином улье, и не раз высказывал, что видит в идее 
рабочей пчелы идеал свой лично», — пишет поэт о себе в третьем 
лице в «Автобиографических заметках»1. В русле поэзии своего времени Хлебников ставит человека перед необходимостью преобразить 
себя и мир через разум: «Я вам расскажу, что я из будущего чую, / Мои 
зачеловеческие сны…/ Я затоплю моей силой, мысли потопом / Постройки существующих правительств, / Сказочно выросший Китеж / 
Открою глупости старым холопам» («Если я обращу человечество в 
часы», 1922). Всегда погруженный в фантастические умозаключения, 
Хлебников мало заботился о публикации своих уникальных статей, 
художественных текстов. Носил их в своих полуголодных странствиях в мешочках. В редакцию их обычно приносили друзья.
Эту одержимомость, этот максимализм переняло поколение поэтов, прошедших проверку Великой Отечественной войной, для ко
1 
Хлебников В. Проза. Автобиографическая заметка. М.: Современник, 1990. 
С. 4. 

торых, по образному выражению Михаила Кульчицкого, «самое 
страшное в мире — Это быть успокоенным». В стихотворении, посвященном Хлебникову, Кульчицкий, применив свободный интонационный стих, оживляет человеческий и духовный опыт поэта-бессребреника, разжегшего костер из своих уникальных рукописей, 
вытряхивая их из «серой тюремной наволочки», чтобы согреть «окоченевшую девочку у колючей ограды» («Он, просвистанный, словно 
пулями роща, / белыми посаженный в сумасшедший дом, сжигал / свои / 
марсианские / очи , / как сжег для ребенка свой лучший том». На Велимира Хлебникова как на первооткрывателя идеи очеловечивания 
животных и растений ссылается Николай Алексеевич Заболоцкий в 
своей поэме «Торжество земледелия», раскрывающей утопическую 
перспективу победы разума: «Так человек, отпав от века, / зарытый 
в новгородский ил, / прекрасный образ человека / в душе природы 
заронил»1. 
Как жизнетворчество понимал искусство и Вячеслав Иванович 
Иванов (1866–1940), сотрудничавший с В. Брюсовым в журнале символистов «Весы» и развивавший мысль о необходимости преодоления индивидуализма на почве «теургических воззрений» религиозного делания. Как для Блока и Белого, так и для В. Иванова символизм 
был не литературной школой, а системой мировоззрения, человеческого единения в духе; он выдвигал идею религиозно понимаемой 
связи людей, «соборности», «единства». В статье «Заветы символизма», напечатанной в «Аполлоне» в 1911 г., Иванов писал, что «искусство по природе своей действенное, а не созерцательное, и в конечном счете не иконотворчество, а жизнетворчество». По Иванову, 
всякое истинное творчество символично; мысль поэта от земного 
восходит к божественной сути, и существовать для человека — значит творить В мелопее (сложная многочастная композиция. — 
М.Л. Гаспаров) «Человек» (1915, 1918–1919) апофеозу индивидуализма Иванов противопоставляет единение людей в духе, «божьих сынов», отзвук божественного в их сознании:

Встретив брата, возгласи:
«Ты еси!»
Как себя его возлюбишь, 
— Свой ему, с печатью «Аз»,
Дашь алмаз:
Сберегая клад, — погубишь.

Наиболее замечательными представителями серебряного века не 
только созданы многочисленные произведения, жизненная ценность 

1 
Заболоцкий Н. Торжество земледелия // Заболоцкий Н. Столбцы и поэмы. 
Стихотворения. М.: Худ. лит., 1989. С. 105.

которых неоспорима, но и сформирована уникальная целостная эпоха, отмеченная необычайным взлетом духовности и культуры. Этот 
взлет духовности нашел отражение во всех новых веяниях эпохи: 
в музыке Стравинского и живописи Васнецова, Рериха, Кустодиева, 
и в балете, и в философии, и в поэзии этот взлет духовности объясняется интересом к посвятительному знанию, предъявлению «спроса с себя». Стремление «все видеть, все понять, все знать, все пережить», «понять целокупность» (как выразился Максимилиан Волошин 
в стихотворении 1904 г. «Сквозь сеть алмазную зазеленел Восток») 
объясняет глубину достижений серебряного века, остающихся неисчерпанными и по сей день.
Русский ренессанс хотел увидеть все стороны света, заглянуть во 
все века, искал выхода в мистике посвятительного знания. В спектр 
интересов и увлечений поэтов серебряного в. входят масонство, оккультизм, антропософия, буддизм, католичество, теософия. Тяготение к той иной иной форме мистического поиска объясняет отчасти 
пристрастие символистов к туманной мистике, намекам, недосказанности, к усложненной метафоричности. «В связи серебряного 
века с эзотеризмом мы находим ясные ответы на эстетические и исторические загадки эпохи», — справедливо отмечает профессор славистики Айовского университета Вадим Крейд1.
После раскола в рядах символистов, происшедшего в 1910 г. на почве расхождения взглядов «революционизировать» символизм, в начале второго десятилетия ХХ в. появляются два новых поэтических течения — акмеизм и футуризм. Акмеисты (от греч. «акме» — цветущая 
пора, высшая степень чего-либо), хотя и признавали символизм «достойным отцом», призывали очистить поэзию от философии, от использования туманных намеков и символов, ратовали за возврат к 
материальному миру, принятие его таким, каков он есть, требовали 
впустить в поэзию «дуновение жизни вещной, зримой», отказывались 
от решения социальных проблем. Манифесты акмеистов были напечатаны в 1913 г. в статьях Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» 
и Сергея Митрофановича Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии». Акмеисты провозглашали принцип «искусство для искусства», демонстративно отказывались от решения социальных проблем, однако творчество таких талантливых поэтов, как 
Н.С. Гумилев, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, Михаил Алексеевич 
Кузмин (1872–1936), выходило далеко за рамки теоретических постулатов. Все они внесли в поэзию неповторимые мотивы и настроения, 
обогатили русскую поэзию поэтическими образами.
Футуристы, в отличие от акмеистов, провозгласили полный отказ 
от любых литературных традиций, от классического наследия, объ
1 
Крейд В. Встречи с серебряным веком // Воспоминания о серебряном веке. 
М.: Республика, 1993. С. 11.