Солнце утвердится над судьбой

СОЛНЦЕ 
УТВЕРДИТСЯ 
НАД 
СУДЬБОЙ

А Л Е К С А Н Д Р  Р О М А Н О В

Вологда • Родники
2022

Вологда • Родники

УДК
ББК
821.161.1
84(2Рос-Рус)6-5
Р69

Романов, Александр.
Солнце утвердится над судьбой / Александр Романов.  Вологда : 
Родники, 2022. – 216 с.
ISBN 978-5-9729-5034-8

Издание включает в себя лирические произведения А. А. Романова, созданные в течение более чем полувековой творческой жизни 
(1946–1999 гг.).
Хронологический принцип (хотя и без указания дат написания), 
положенный в основу книги, позволяет увидеть, как мастерство поэта 
растёт, горизонт его мировидения расширяется, а взгляд – на себя и 
других – становится мудрее и строже. 

Р69

ISBN 978-5-9729-5034-8
© Романов А. А., 2022
© Романова Т. А., иллюстрация на обложке, 2022
© Издательство «Родники», 2022
© Оформление. Издательство «Родники», 2022

УДК
ББК
821.161.1
84(2Рос-Рус)6-5

«Тёплые думы»  
Александра Романова

«Я — крестьянский росток», — так называл себя поэт, 
указывая тем самым не только на место рождения, но и на совершенно определённые истоки своей творческой позиции, 
глубокую мировоззренческую укоренённость в языке, быте, 
нравах русского, крестьянского, общинного мира. 
Александр Александрович Романов, родившись в «год великого перелома» (1930), ещё застал свою деревянную отчину 
в могутной силе:

Это было в деревне, которой нету, 
Но в которую можно вглядеться,
Потому что деревня эта 
Называется нашим детством… 

И оттуда, из детско-отроческих времён, ещё не зная, что 
ему предстоит испытать и сделать, он сформулирует мысль, 
которая определит его путь: «Мне кажется, что я настоящий 
лирик по природе: больше чувствую, больше сознаю жизнь 
душою, а не оторванными от чувств идеями, умствованиями». 
А позже, уже состоявшись как поэт, подтвердит эту, сделанную 
ещё в отрочестве мысль: «суть поэзии — образ души человека, 
души зоркой, тревожной, наивно-мудрой, наполненной постоянным светом Родины».
Так и произошло: два эти нача́ла — «крестьянское» и «лирическое» — слились, крепко переплетясь, в его сложной творческой судьбе, заранее оберегая его от возможных искушений, 
соблазнов, неожиданных поворотов.
Острое, щемящее чувство Родины предостерегло поэта от 
такого, например, сильнейшего искушения, как «придумыва

АЛЕКСАНДР РОМАНОВ

6

ние», художественное «конструирование дополненной реальности». «Мне, — писал он, — хватало для моей поэзии того, что 
возгоралось в душе с юности, что навевали родные леса и поля, 
красноречивая деревенская родня… Меня слишком крепко 
держит неисчерпаемый материал моей деревни, т. е. самая что 
ни есть реальность. Если бы этого материала не было, я быстрее 
бы пришёл к воображению как к художественному методу».
В этой связи трудно сказать, насколько объективными 
были упрёки критики «в тусклом сочинительстве и погоне за 
излишней красивостью» (В. Гура), в стилизации (З. Кедрина), 
в том, что лирика поэта (ранняя, по крайней мере) — это «стихи созерцателя, командировочного человека» (В. Оботуров), 
но, думаю, А. Романову было больно читать эти оценки.
Интересная культурно-историческая аналогия обнаружилась однажды в маленькой записной книжке поэта: в ней сам 
С. Есенин советовал своему «милому другу Шурке», А. Ширяевцу бросить петь эту клюевскую стилизованную Русь «с её несуществующим Китежем и глупыми старухами». Видно было, 
что эта история сильно взволновала А. Романова: прочитав об 
этом в прессе, он переписал фрагменты письма в блокнотик, 
указал дату (26 июля 1920 г.), скорее всего, прочитал письмо 
целиком (в Полном собрании сочинений Есенина).
Для него его мама, Александра Ивановна, её соседки- 
товарки, «все эти Павлы, Марьи, Дарьи» вовсе не были «глупыми старухами». Напротив, его очень интересовали их простые, 
но очень жизненные воспоминания, эти, как он говорил, «мемуары деревенских пенсионеров», их живой и образный язык, 
их взгляды на жизнь…
«Вот если бы в репродуктор было слышно там, в Москве, 
нас, то мы бы многое наговорили. Почему так не сделают? Слушай только Москву, как будто мы глупее их», — так рассуждал 
седой старик Ромаха, прямой участник всех войн ХХ века.
Или такие, например, наблюдения: «Я сам с ёлку, а мозг 
с шишку». «Свели домок в один уголок» (70 большевистских 

СОЛНЦЕ УТВЕРДИТСЯ НАД СУДЬБОЙ

7

лет). «Без думы не прожить, а по думе не быть» (Павла). А мудрые мамины слова: «Чужое надо хранить пуще своего — вперёд дорога!» — стали для него напутствием на всю жизнь!
Опора на этот близкий, щемяще-родной и мудрый культурно-исторический пласт давала поэту силу, позволяла ему 
почувствовать сопричастность родной деревне и возможность 
уходить дальше, в глубь русской культуры, к её православным, 
старообрядческим, даже языческим корням, духовно и художественно обогащаться, расти, развиваться.
И здесь проступил ещё один, необычайно важный, но и 
противоречивый исток таланта А. Романова.

Неведенья, незнания
Счастливая пора,
Как вдаль дорога санная,
Летела от двора.
А с высоты всеведенья,
С тоскою по добру
Летит тропа заветная
К далёкому двору.

Отношение в семье к книге, отец — учитель русского языка и литературы, проявившаяся в сельской школе тяга к знаниям, огромное желание учиться, а чуть позже — прекрасное 
филологическое образование (Вологодские педагогическое 
училище и педагогический институт, Высшие литературные 
курсы в Москве), журналистская практика в «Вологодском 
комсомольце» и «Красном Севере», публикации в российских — столичных и региональных — журналах, конечно же, 
самообразование, чтение книг по истории, философии, зарубежной и русской литературе, рецензирование произведений 
молодых авторов, работа секретарём писательской организации, творческие командировки — всё это расширяло и углубляло горизонты мировидения поэта, мощно развивало его 

АЛЕКСАНДР РОМАНОВ

8

профессионализм, утончало чувство художественного вкуса, 
стиля, красоты, обогащало его поэтический словарь… 
По сути, это (условно) «книжное» образование и стало для 
поэта самой настоящей литературной школой. И вдруг такой 
откровенно-неожиданный контраст в строке — «с высоты всеведенья, с тоскою по добру»… Видимо, что-то всё-таки было 
потеряно при восхождении на книжные вершины, и совсем не 
случайно возникло это противоречивое чувство, и полетела 
«тропа заветная» на родину, туда, где был счастлив…
Как бы то ни было, высота давала «опыт восхождения», 
возможность видеть мир с разных позиций, возможность, как 
говорят, «масштабировать» мир в его динамике, и поэт уже 
с этой самой «высоты всеведения», с полным правом и гордостью за родную историю, литературу, богатейший язык воскликнул: 
 
…Я в пути с тех времён и доселе — 
Тыщи лет моя память жива, 
И в лукошке моём для посева
Золотого отбора слова.

Думается, эти «слагаемые творчества», эти противоречивые нача́ла и разбудили, а затем обогатили и укрепили дремавший и «возгоравшийся с юности» художественный талант 
А. Романова, придав ему во многом классический характер.
Проявляется это, прежде всего, в глубокой преемственности, в следовании русским классическим литературным 
традициям.
Вот интересное признание А. Романова (из записных книжек): «Если бы я жил в ХIХ веке, я занимался бы крестьянским 
трудом, был крестьянским поэтом, а поэма «Чёрный хлеб» 
непременно была бы напечатана Н. А. Некрасовым в «Современнике». Неожиданно подумалось об этом сегодня в тревожный предрассветный час, подумалось без тени самолюбия 

СОЛНЦЕ УТВЕРДИТСЯ НАД СУДЬБОЙ

9

или чрезмерного самомнения — ей Богу! А пришла эта мысль, 
когда оглянулся я, уже старый, на свою жизнь и на свои двадцать поэтических книг… Ведь по интонации, по народности, 
по гореванию в моих поэмах всё-таки слышится что-то некрасовское, родственное некрасовскому «Современнику».
Собственно, так и произошло: многие глубокие произведения А. Романова и его, наверно, лучшая поэма «Чёрный 
хлеб» были напечатаны в журнале «Наш современник» (С. Викулова).
В 80–90 годы прошлого века в другой его записной книжке появится и такая мысль: «Мне особенно понятны Есенин и 
Клюев. Блок велик (но — из книг)…».
Глубокими и серьёзными учителями станут для него 
Ф. Абрамов и С. Орлов. А об отношении поэта к А. Яшину говорят такие слова: «Сколько лет прошло, а Яшин строго смотрит мне в глаза…». Именно он советовал молодым вологодским поэтам и прозаикам создавать настоящую литературу 
как «лирическую философию»! 
Единомышленниками в творчестве поэта станут Г. Горбовский, Н. Тряпкин, Ю. Кузнецов, В. Шукшин, В. Белов, Н. Рубцов, О. Фокина, С. Чухин. 
И уже в поздние годы поэт признается, что творчески ему 
очень был близок А. Твардовский (лироэпическая поэзия). 
Так, постепенно в творчестве А. Романова начинает проступать, просверкивать классическая литературная линия с её 
главными именами: Некрасов — Кольцов — Клюев — Есенин — Ганин — Твардовский — Яшин. Отметим здесь и огромное влияние фольклора на творчество А. Романова (это — особая тема, здесь просто укажем на сам факт).
Но, как бы ни были близки по эмоциональному настрою, 
духу, идейной позиции идущие по этой великолепной тропе 
русской словесности, у каждого из них был свой шаг, свой 
стиль, свой голос. У каждого было и своё глубинное стремление, своя «сверхмысль».

АЛЕКСАНДР РОМАНОВ

А. Романов был убеждён: надо, не подражая и не завидуя 
никому, «ткать свой узор на станке родного языка». А время 
покажет. Ведь «глубина сказанного тобой есть долгота твоей 
жизни во времени…».

Хочу я лишь самую малость,
Чтоб люди в родимом краю
На злых сквозняках опирались
О тёплую думу мою.