Владимир Набоков: писатель и переводчик

ВЛАДИМИР НАБОКОВ:
ПИСАТЕЛЬ И ПЕРЕВОДЧИК

Коллективная монография

Под общей редакцией
Н.М. Нестеровой и Е.А. Княжевой

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2023

УДК 821.161.09Набоков В. В.
ББК 83.3(2=411.2)6-8Набоков В. В.

В57

Ре це нзе нты:

доктор филологических наук, профессор А.П. Бабушкин;

доктор филологических наук,

главный научный сотрудник ИЯ РАН Н.В. Васильева

    Владимир Набоков: писатель и переводчик : коллективная 
монография / под общ. ред. Н.М. Нестеровой и Е.А. Княжевой. 
— Москва : ФЛИНТА, 2023. — 172 c. — ISBN 978-5-9765- 
5278-4. — Текст : электронный. 

В монографии объединены результаты исследований лингвистов, 
литературоведов и переводоведов, посвященных одному из наиболее оригинальных художников слова новейшего времени, писателюбилингву и переводчику В.В. Набокову. Авторы стремились расширить представления о Владимире Набокове, обращаясь к новым
темам научных изысканий, которые открываются перед исследователями сегодня и свидетельствуют о том, что изучение творчества писателя еще не закончено и что в набоковедении, несомненно, будут и
в дальнейшем появляться новые страницы.

Рекомендуется студентам и аспирантам филологического и пере
водческого направлений подготовки, а также всем, кого интересует
литературная и переводческая деятельность В.В. Набокова.

УДК 821.161.09Набоков В. В.
ББК 83.3(2=411.2)6-8Набоков В. В.

ISBN 978-5-9765-5278-4 
© Коллектив авторов, 2023
© Издательство «ФЛИНТА», 2023

В57 

Содержание

Предисловие (Н.М. Нестерова, Е.А. Княжева)  ...........................................4 

Гла ва 1. Усадебный текст в творчестве Владимира Набокова
(О.А. Попова, О.В. Соболева)  ....................................................7

Гла ва 2. Владимир Набоков и Джеймс Джойс: точки пересечения
(Е.А. Наугольных)  .....................................................................29

Гла ва 3. Тема Китая в творчестве В. Набокова (А.А. Арустамова,
Б.В. Кондаков, А.А. Красноярова, Чжан Юаньюань)  ...........50

Гла ва 4. В. Набоков в Китае (А.А. Арустамова, Б.В. Кондаков,
А.А. Красноярова, Чжан Юаньюань)  .....................................69

Гла ва 5. Еще раз о переводческом буквализме В.В. Набокова
(В.И. Фролов)  ............................................................................91

Гла ва 6. Владимир Набоков: автобиография и автоперевод
(Н.М. Нестерова, Д.Д. Курушин)  ..........................................108

Гла ва 7. Метакоммуникация в переводческой деятельности
В.В. Набокова (Ю.А. Дымант, Е.А. Княжева)  ....................135

Сведения об авторах  ...................................................................................166

ПРЕДИСЛОВИЕ

В коллективной монографии «Владимир Набоков: писатель 
и переводчик» представлены работы лингвистов, литературоведов и переводоведов из Перми, Воронежа, Москвы, СанктПетербурга и Цзинаня (КНР). Данные исследования разнообразны с точки зрения объекта и предмета исследования, 
однако объединяющим звеном исследовательского повествования является двуязычное литературное творчество В.В. Набокова. Материалом этих исследований являются произведения писателя, относящиеся к русскому и эмигрантскому периодам его 
творчества.
Авторы монографии стремились расширить представления о 
Владимире Набокове, обращаясь к новым темам научных изысканий и описывая те аспекты, которые открываются перед исследователями с перспективы XXI в. Характерная для Набокова 
тема «потерянного рая» раскрывается О.А. Поповой и О.В. Соболевой в первой главе настоящей монографии «Усадебный 
текст в творчестве Владимира Набокова» на материале сопоставительного анализа «усадьбы реальной» (автобиографический 
роман «Другие берега») и «усадьбы вымышленной» (роман 
«Машенька»).
Вторая глава «Владимир Набоков и Джеймс Джойс: точки пересечения», подготовленная Е.А. Наугольных, посвящена 
изучению аналогий, касающихся формальной усложненности и 
игровой специфики писательской техники Набокова и Джеймса 
Джойса. Эти особенности проявляются в архаизации и неологизации лексики, особой звуковой и ритмической организации 
текстов и использовании мультилингвистических вставок.
В третьей главе «Тема Китая в творчестве В. Набокова» 
представлены результаты совместного исследования А.А. Арустамовой, Б.В. Кондакова, А.А. Краснояровой, Чжан Юаньюань. 
В центре внимания авторов — роль «китайских деталей», сюжета путешествия, образов, мотивов и аллюзий в произведениях 

берлинского периода творчества писателя в контексте русской, 
европейской и китайской культур.
Четвертая глава монографии «В. Набоков в Китае» написана 
тем же авторским коллективом, что и третья глава. Посвящена 
она истории восприятия творчества В.В. Набокова в Китае, которого в настоящее время изучают преимущественно как англоязычного писателя. В первой половине XX в. его произведения 
привлекли внимание писателей и критиков восточной ветви литературы русского зарубежья, проживавших в Шанхае и Харбине, которые увидели в них актуальные проблемы и стилевое новаторство.
Следующие три раздела монографии объединяет переводоведческая проблематика. В пятой главе «Еще раз о переводческом буквализме В.В. Набокова» В.И. Фролов рассуждает 
об эволюции переводческого метода писателя, связанной с целым рядом внешних факторов и в том числе его эстетическими 
взглядами. На основе анализа переводов В.В. Набокова, выполненных в разное время, осуществляется сравнение результатов 
его переводческой деятельности и заявленной им переводческой 
программы.
В центре внимания авторов шестой главы «Владимир Набоков: автобиография и автоперевод» Н.М. Нестеровой и Д.Д. Курушина — феномен автобиографического цикла В. Набокова “Conclusive Evidence”, «Другие берега» и “Speak, Memory”. 
Выявляются наиболее характерные приемы авторского русскоанглийского перевода, связанные с передачей русских реалий и 
некоторых языковых средств родного для писателя языка. Особое внимание обращается на авторский выбор заглавий для каждой версии, их эволюцию и влияние на смысловую окрашенность самих текстов.
Седьмая глава монографии «Метакоммуникация в переводческой деятельности В.В. Набокова», подготовленная Ю.А. Дымант и Е.А. Княжевой, посвящена использованию метатекста в 
переводе романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин», памятника 
древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», а также в 

автопереводах биографической трилогии писателя “Conclusive 
Evidence”, «Другие берега» и “Speak, Memory”. Материалом исследования являются переводческие предисловия и эксплицирующие комментарии В.В. Набокова, которые писатель использовал с целью устранения лингвокультурного барьера между 
автором исходного текста и его получателями.
Надеемся, что предлагаемое издание будет интересно всем, 
кто не безразличен к творчеству В.В. Набокова — одного из 
наиболее оригинальных художников слова новейшего времени, 
писателя-билингва и переводчика.

Н.М. Нестерова
Е.А. Княжева

О.А. Попова
О.В. Соболева

Гла ва 1. УСАДЕБНЫЙ ТЕКСТ
В ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИМИРА НАБОКОВА
Введение

Проблема усадебного текста в русской литературе и литературе русского зарубежья привлекает внимание многих исследователей. Публикуются статьи, выходят монографии, защищаются диссертации, проводятся научные конференции, 
посвященные изучению дворянской усадьбы в художественной 
литературе различных периодов. О непрекращающемся интересе к изучению дворянской усадьбы, ее места и роли в российской культуре свидетельствует также организация особого проекта Российского научного фонда «Русская усадьба в литературе 
и культуре: отечественный и зарубежный взгляд», посвященного 
исследованию «усадебного топоса» — одного из важнейших и 
наименее осмысленных «общих мест» в культуре России (Богданова 2022). Результаты работы в рамках данного проекта находят отражение, в частности, в появлении научной книжной серии «Русская усадьба в мировом контексте». Так, в 2021 г. был 
опубликован шестой ее выпуск, представляющий собой коллективную монографию и отражающий итоги работы одноименной 
Международной научной конференции «Усадьба реальная — 
усадьба литературная: векторы творческого преображения».
Чем может быть обусловлен такой интерес к изучению дворянской усадьбы? Однозначного ответа на этот вопрос, конечно же, дать невозможно, однако, с нашей точки зрения, одной из 
причин, заставляющих исследователей вновь и вновь обращаться к усадебному тексту, является особый ореол, окружающий 

собой образ дворянской усадьбы и ощущаемый многими как 
смутная тоска по прошлому, утраченному в настоящем. Изучение усадебного текста напрямую оказывается связанным с обращением к категории памяти, которая, согласно постулату, высказанному А.С. Пушкиным, является основой существования 
человека, залогом величия его. История — это «диалог живых 
с мертвыми. Или вернее: живущих с живыми мертвыми», — 
писал русский историк и философ XX в. М.Я. Гефтер (цит. по: 
Драбкин 1995: 128). Вступая в этот диалог, мы ощущаем прочную связь с предшествующими поколениями, что укрепляет 
мысль о значимости и целесообразности нашего существования. 
Обращение к усадебному тексту как одному из хранилищ культурной памяти обусловливает актуальность данной работы.

Текстовый подход к изучению взаимодействия
пространства и литературного произведения.
Усадебный текст как разновидность локального текста

В работах современных авторов мы можем встретить взгляд 
на любой пространственный объект (будь то город, урочище 
или дворянская усадьба) как на культурно-исторический организм. Нужно отметить, что такой подход сложился в работах  по 
градоведению еще в первой трети XX в., в трудах И. Гревса и 
Н.П. Анциферова. Развитие научных идей первой трети XX в. 
подготовило появление лотмановской концепции взаимодействия пространства и текста, согласно которой пространство понимается как текст и одновременно как механизм порождения 
текстов (Лотман 1984: 3).
Учитывая двойственную природу текста — «текст, с одной 
стороны, хранит культурную информацию, с другой — входит 
в культуру в качестве самостоятельной единицы» (Купина, Битенская 1994: 215), — исследователи пришли к выводу о необходимости выделить «особое культурно-системное речевое образование» — сверхтекст. Этому предшествовало значительное 
расширение объема понятия «текст» в рамках филологических 

и семиотических исследований на протяжении всей второй половины XX в. (в частности в работах Ю.М. Лотмана), постепенное признание научным сообществом таких явлений, как прозрачность текстовых границ и «текст в тексте». Одно из первых 
наиболее полных определений сверхтекста было сформулировано Н.А. Купиной и Г.В. Битенской, которые, в свою очередь, 
опирались на идеи В.Н. Топорова: «Сверхтекст — совокупность 
высказываний, текстов, ограниченная темпорально и локально, 
объединенная содержательно и ситуативно, характеризующаяся 
цельной модальной установкой, достаточно определенными позициями адресанта и адресата» (Купина, Битенская 1994: 215).
Позже теория сверхтекста была развита Н.Е. Меднис (Меднис 2003) и А.Г. Лошаковым (Лошаков 2008). В частности, 
Н.Е. Меднис подчеркнула важность так называемых внетекстовых явлений, которые выступают по отношению к сверхтексту как генеративные факторы. Говоря о сверхтексте в целом, 
Н.Е. Меднис выделяет шесть его основных признаков:
1. «Каждый сверхтекст имеет свой образно и тематически 
обозначенный центр, фокусирующий объект, который в системе 
“внетекстовые реалии” — текст предстает как единый концепт 
сверхтекста».
2. «Сверхтекст, как всякое ядерное по своей структуре образование, предполагает наличие и знание читателем некоего не 
вовсе статичного, но относительно стабильного круга текстов, 
наиболее репрезентативных для данного сверхтекста в целом, 
определяющих законы формирования художественного языка 
сверхтекста и тенденции его развития».
3. Необходимым условием восприятия и аналитического 
описания сверхтекста является его синхроничность: «в синхронически представленном, как бы развернутом в пространстве полотне сверхтекста только и обнаруживаются важнейшие 
штрихи, не актуализированные в частных, отдельных субтекстах, и благодаря открытию и осознанию этих конституирующих черт сверхтекст начинает влиять на рецепцию внетекстовых реалий (а иногда и сами реалии)».

4. Смысловая цельность, рождаемая на месте встречи текста и внеположенной реальности, выступает в качестве основы 
сверхтекста, «цементирующего сверхтекст начала».
5. «Необходимым условием возникновения сверхтекста становится обретение им языковой общности, которая, складываясь 
в зоне встречи конкретного текста с внетекстовыми реалиями, 
закрепляется и воспроизводится в конкретных субтекстах как 
единицах целого». По-другому эту особенность можно назвать 
общностью художественного кода.
6. «Границы сверхтекста устойчивы и динамичны одновременно. У большинства из них более или менее ясно обнаруживается начало и порой совершенно не просматривается конец» 
(Меднис 2003: 16—20).
Выделив эти признаки, Н.Е. Меднис дает следующее определение сверхтекста: «Сверхтекст представляет собой сложную 
систему интегрированных текстов, имеющих общую внетекстовую ориентацию, образующих незамкнутое единство, отмеченное смысловой и языковой цельностью» (Меднис 2003: 21).
Необходимо отметить, что к самой идее сверхтекста в том 
или ином виде уже давно обращались как лингвисты, так и 
литературоведы. И те и другие пришли к необходимости рассмотрения текста как явления, существующего на границе филологии и культурологии: «понятие текста — в том значении, 
которое придается ему при изучении культуры, — отличается 
от соответствующего лингвистического понятия. Исходным 
для культурологического понятия текста является именно тот 
момент, когда сам факт лингвистической выраженности перестает восприниматься как достаточный для того, чтобы высказывание превратилось в текст. Вследствие этого вся масса 
циркулирующих в коллективе языковых сообщений воспринимается как не-тексты, на фоне которых выделяется группа текстов, обнаруживающих признаки некоторой дополнительной, 
значимой в данной культуре выраженности. <...> С точки зрения культуры существуют только те сообщения, которые являются текстами. Все прочие как бы не существуют и во мне