Методологические проблемы уголовного права и криминологии: эпистемологический ракурс

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ 
ПРОБЛЕМЫ
УГОЛОВНОГО ПРАВА 
И КРИМИНОЛОГИИ

ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ РАКУРС

В.Н. ШИХАНОВ

Москва
ИНФРА-М
2023

МОНОГРАФИЯ

Под научной редакцией доктора юридических наук,
профессора Э.Г. Юзихановой

УДК 343.01(075.4)
ББК 67.408
 
Ш65

Шиханов В.Н.

Ш65  
Методологические проблемы уголовного права и криминологии: 

эпистемологический ракурс : монография / В.Н. Шиханов ; под науч. 
ред. д-ра юрид. наук, проф. Э.Г. Юзихановой. — Москва : ИНФРА-М, 
2023. — 166 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1921368.

ISBN 978-5-16-018198-1 (print)
ISBN 978-5-16-111203-8 (online)
Монография посвящена некоторым современным теоретико-методо
логическим проблемам уголовного права и криминологии. В центре внимания находятся отмечаемые сложности взаимодействия этих отраслей 
научного знания, разность их взглядов на преступление и преступность, 
на меры установления правопорядка. Уделено внимание особенностям 
эволюции названных взглядов с точки зрения понимания генезиса преступного поведения и попыток смены типа рациональности.

Для научных работников, занимающихся вопросами уголовного пра
ва и криминологии, социологии права, юридической герменевтики, для 
преподавателей, аспирантов и студентов образовательных организаций, 
а также всех, кто интересуется вопросами эволюции человеческого знания 
о противодействии преступности.

УДК 343.01(075.4)

ББК 67.408

Р е ц е н з е н т ы:

Пархоменко С.В. — доктор юридических наук, профессор, главный 

научный сотрудник Байкальского государственного университета;

Смирнов А.Е. — доктор философских наук, доцент, профессор ка
федры общегуманитарных дисциплин Иркутского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации

Н а у ч н ы й  р е д а к т о р :

Юзиханова Э.Г. — доктор юридических наук, профессор, профес
сор кафедры предварительного расследования Санкт-Петербургского 
университета Министерства внутренних дел Российской Федерации

ISBN 978-5-16-018198-1 (print)
ISBN 978-5-16-111203-8 (online)
© Шиханов В.Н., 2023

Предисловие

Моему учителю Виктору Васильевичу 

Лунееву, моей матери Наталье Владимировне (Царствия Небесного), моему отцу 
Николаю Ивановичу и моему научному консультанту Эльвире Гумеровне Юзихановой, 
а также брату Илье Николаевичу и жене 
Татьяне Анатольевне посвящается

В уголовном праве и криминологии, а также на их стыке су
ществовало и будет существовать множество споров и проблем, 
сложных для решения. Это связано, с одной стороны, со спецификой тех явлений, которые входят в их предмет, со второй стороны, — с самим процессом эволюции человеческого знания, права 
и государства.

Но есть третья сторона — эпистемологическая. Здесь и пони
мание самой науки, и граница между знанием научным и ненаучным, и претензия на истину (или на доступ к власти, к политике) 
у разных видов человеческого знания, не только у научного в классическом его понимании.

В современных науках криминального цикла накопилось не
мало аномалий, которые в рамках сложившейся методологии 
не находят своего решения. Нередко оппоненты, споря о какой-то 
проблеме, приводят зеркальные аргументы, и точку в споре ставит 
либо безликий законодатель, либо столь же деперсонифицированная высшая судебная инстанция. Однако такая схема развития 
науки со временем оставляет груды недосказанностей и вопросов, 
требующих как минимум научного осмысления, выявления логики 
принятия политико-правовых решений.

Представленная читателю монография — попытка выявления 

логики постановки и (не)решения проблем в науках уголовного 
права и криминологии, причин живучести некоторых дискурсов, 
а также в целом наметившегося разлада доктрины с реальной политикой.

Попытка автора заглянуть «за тексты» научных работ, выявить 

названную логику потребовала выбрать такую методологию, которая несколько непривычна для уголовного права и криминологии. Мы отходим от диалектического материализма, хотя и не отрицаем его объяснительных схем. Вместе с тем большее значение 
в настоящей работе придается факторам культуры. Говоря языком 
учебников по теории государства и права, в противовес формационному подходу мы постараемся взглянуть на известные проблемы 

с позиций, которые хотя и не совпадают полностью, но гораздо 
ближе к цивилизационному подходу А. Тойнби и его последователей. Следует кратко заметить, что такой подход до Октябрьской 
революции 1917 года был не чужд российской философской, исторической и юридической мысли, и сейчас он все чаще звучит 
со страниц научной печати, на научных конференциях в России.
Кроме этого, в ходе исследования использованы элементы 
структурно-функционального анализа, дискурс-анализа и контентанализа. В частных случаях использовалась статистическая сводка 
и группировка.
Поскольку уголовное право и криминология в своем развитии 
оставляют следы в научных текстах, а также влияют на правоприменительную практику и тем или иным образом соотносятся с политикой, постольку существенное внимание было уделено самим 
научным текстам и зафиксированным в них теориям, научным позициям. Исследовались также решения Конституционного Суда 
Российской Федерации, в которых он высказывался по вопросам 
о равенстве в уголовном праве и механизме действия уголовного 
наказания.
Данная работа представляет собой один из этапов осмысления 
механизмов регулирования общественных отношений средствами 
уголовного права и криминологии, предлагая всем заинтересованным эмпирически проверить полученные — преимущественно 
теоретические — выводы.
По теме исследования прямо или косвенно высказались многие 
видные отечественные и зарубежные правоведы. Вместе с тем, 
на наш взгляд, назрела потребность проанализировать логику возникновения и существования локальных дискурсов в уголовном 
праве и криминологии, в том числе с преломлением через эпистемологическую проблематику.
Выход на эпистемологическую проблематику напрямую оказывается сложным, поскольку она прикрыта рационалистической 
риторикой, системой теоретических построений, которые представляются логически связными и порой самоочевидными. Для 
того чтобы (говоря терминологией И. Лакатоса) проникнуть через 
этот «защитный пояс» к «твердому ядру»1, необходимо обратиться 
к таким темам, которые, с одной стороны, много лет не сходят «со 
сцены» и вызывают жаркие споры, а с другой стороны, оказываются одними из ключевых, влияют на другие вопросы, институты 
уголовного права, на криминологические теории. К таким вопросам 
относится, во-первых, стык между дифференциацией уголовной 

1 
См. об этом: Лакатос И. Избранные произведения по философии и методологии науки / пер. с англ. И.Н. Веселовского, А.Л. Никифорова, В.Н. Поруса. М.: Академический Проект: Трикста, 2008. С. 220–233, 361–369.

ответственности, соразмерностью преступлений и уголовных наказаний, которые за них предусмотрены, вообще система наказаний и отсюда — проблематика равенства граждан и даже целых 
социальных групп перед законом, справедливость в распределении 
уголовной репрессии в обществе. Во-вторых, это менее популярный, но не менее значимый вопрос о свободе воли в преступном 
поведении — с ним, в частности, связан вопрос о целях и пределах 
возможности уголовного наказания, но на самом деле эта проблема 
является более глубокой и значимой для уголовного права и криминологии.
Таким образом, ввиду специфики предмета исследования и полученных результатов структура работы построена так, чтобы изложить материал, начиная с более предметных, но злободневных 
вопросов о равенстве граждан перед уголовным законом (этот 
вопрос с выходом на справедливость не теряет актуальности более 
десяти лет), после чего перейти к вопросу криминологической поддержки действующего уголовного права и вообще взаимодействия 
уголовного права с криминологией по ключевым проблемам генезиса преступного поведения. Затем мы перейдем к культурологическим и эпистемологическим причинам существующего положения 
дел. Варианты решения выявленных проблем в настоящей работе 
только намечены, поскольку требуют отдельного рассмотрения.
Особенность исследования, результаты которого представлены 
читателю, состоит в том, что оно является попыткой выявить логику возникновения (формулирования) либо сокрытия проблем 
в понимании преступного поведения и мер реакции на него, а отсюда — логику изменений, происходящих в уголовной политике, 
а также науке уголовного права и криминологии.
Для этого предлагается включить в оборот наук криминального 
цикла концепт «тип рациональности», чтобы обнаруживать в научных текстах, позициях правоведов, законодателя и правоприменителей различные мировоззренческие схемы и объяснить непримиримость позиций оппонентов в рамках ключевых дискурсов 
в ситуации, когда аргументы сторон оказываются опровергнутыми 
либо зеркальными. По мнению автора, объяснению поддается 
удивительная устойчивость (а порой и цикличность) ряда базовых идей в области уголовного права и криминологии, невзирая 
на вполне убедительные попытки их научного рационального опровержения. На наш взгляд, при таком подходе удается обнаружить 
и логику разлада доктрины с реальной правовой политикой (особенно на фоне их симбиоза в отдельные периоды времени).
В рамках настоящей монографии уголовное право представлено в качестве исследовательской программы (по И. Лакатосу). 
С этих позиций становится возможным описать механизмы защиты 

так называемого твердого ядра уголовного права в процессе регулярных попыток смены типа рациональности в правовой культуре 
(ее публично-правовой части), выявить содержание этого «твердого ядра» и защитного пояса, а отсюда — создать новые основания 
для дискуссий по ряду ключевых проблем науки уголовного права 
и криминологии, для поиска путей развития наших знаний о преступном и способах обеспечения правопорядка.
В монографии предложена альтернативная методология дифференциации уголовной ответственности, а также основания для 
использования принципа дополнительности в доктрине уголовного права и в уголовном законодательстве — с отказом от попыток создать матрицу соразмерности преступлений и наказаний, 
которые бы соответствовали объективному характеру и степени 
общественной опасности первых.
В заключительной части монографии сформулированы обобщающие выводы, позволяющие взглянуть на уголовное право 
и криминологию, а также целый ряд важных проблем с эпистемологического ракурса.

Глава 1
ПРОБЛЕМА КЛАССОВОСТИ И РАВЕНСТВА 
В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ: 
СОЦИОЛОГО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ

1.1. ЭВОЛЮЦИЯ ПОНИМАНИЯ «КЛАССОВОСТИ» 
В ОТЕЧЕСТВЕННОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ

Дискурс о классовой / неклассовой природе конструкции «преступления» и уголовного законодательства вообще существовал достаточно давно и сохранился до настоящего времени. В частности, 
Е.В. Епифанцева с помощью анкетирования участников II Всероссийского конгресса уголовного права на базе МГУ им. М.В. Ломоносова определила, что подавляющее число правоведов России 
и стран СНГ считают уголовный закон и (или) практику его применения в определенной мере классовыми. Некоторые респонденты 
полагали, что это — неизбежная черта любого уголовного кодекса1. 
При этом на страницах юридической литературы встречаются 
и противоположные суждения2.
Вместе с тем сам спор о классовости конструкции «преступление» или действующего уголовного закона с практикой его применения оказался явлением развивающимся. В первую очередь 
следует обратить внимание на то, что в первой половине XX века 
термин «классовость» имел другую смысловую нагрузку, нежели 
сейчас.
Согласно марксистско-ленинской теории государства и права 
само уголовное право в условиях эксплуататорского общества признавалось орудием угнетения трудящихся масс, охраны сложившихся правил принудительного несправедливого перераспределения основных средств производства и общественного продукта, 
а также средством подавления попыток сопротивления такому порядку со стороны угнетенных классов.
Например, К. Маркс, анализируя законы об ответственности 
за сбор немецкими бедняками валежника на территории чужих 
лесных владений, указывает, что «Источник всякого обычного права 
бедных заключается в неопределенном характере некоторых видов 

1 
Епифанцева Е.В. Кого защищает уголовный закон? // Общество и право. 
2008. № 2. С. 90.
2 
Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. Ф.Р. Сундурова, 
И.А. Тарханова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2016. С. 146–148.

собственности, не делающих ее ни безусловно частной, ни безусловно общей собственностью в смешении частного и публичного 
права, выступающем перед нами во всех средневековых учреждениях… Рассудок уничтожил промежуточные неустойчивые виды 
собственности, прибегнув к заимствованной из римского права категории гражданского абстрактного права; законодательный разум 
тем более считал себя вправе уничтожить обязательства этой неустойчивой собственности по отношению к беднейшему классу, 
что он уничтожил и его государственные привилегии… Обычаи, 
являющиеся обычаями многочисленного бедного класса, с верным 
инстинктом умеют затронуть собственность с ее неоформившейся 
стороны…», а потому собирание валежника в частновладельческих 
лесах — это законное проявление «захватного права» бедности, 
которая «в самой своей деятельности находит оправдание своего 
права»1.
Советские правоведы в 1920–1930-х годах указывали на то, 
что разные нарушения порядка обладают разным характером социальной опасности, но оценка такой опасности зависит от представлений господствующего класса. Следовательно, уголовное 
законодательство после Октябрьской революции 1917 года продолжало оставаться орудием защиты интересов правящего класса, 
просто теперь оно оказалось в руках победившего пролетариата. 
Прежние представления об опасности или полезности разных действий были подвергнуты серьезному переосмыслению, однако все 
в том же классовом контексте. Если одни нарушения порядка, как 
считалось, не причиняют большого вреда новым общественным 
отношениям, то другие являют собой серьезную угрозу советской 
власти рабочих и крестьян, посягают на социалистический уклад 
жизни, преследуют цель вернуть некоторым лицам прежние привилегии эксплуататорских классов.
В частности, УК РСФСР 1926 года основанием для применения 
мер социальной защиты считал социальную опасность преступника 
с позиции именно классового детерминизма, то есть как представителя определенного (враждебного пролетариату) класса2. В уголовном праве РСФСР того периода времени термин «социальная 
опасность» имел конкретное политическое содержание и должен 
был настраивать уголовное законодательство с практикой его применения на дифференциацию репрессии: с одной стороны, — в отношении трудящихся, совершающих преступление по малограмот
1 
Маркс К., Энгельс Ф. Литературное наследство / изд. Фр. Мерингом; пер. 
с нем. Е.А. Гурвич, М.Г. Лунца. М., 1907. С. 256–257.
2 
Никулин В.В. Правосудие и политика: соотношение политики и права в советской системе наказаний // Genesis: исторические исследования. 2013. 
№ 5. С. 5–9.

ности, политической незрелости, ввиду пережитков буржуазного 
прошлого нашего общества, а с другой стороны, — в отношении 
социально опасных элементов, от которых советское общество 
должно защищаться самым серьезным образом.
Собственно говоря, уголовное законодательство РСФСР и союзных республик до 1958 года и не скрывало, что является инструментом защиты интересов правящего класса и подавления 
прежних классов эксплуататоров. Напротив, попытки буржуазных 
правоведов обнаружить неклассовую природу преступления и дать 
ему соответствующее определение подвергались последовательной 
обличающей критике1.
Н.Ф. Кузнецова указывала, что при социализме классовый характер преступлений определяется по социальным корням, причинам, содержанию преступности и правовому понятию преступления, а также по социальному назначению норм о преступлениях. 
По своему происхождению преступления остались неизменно 
следствием разделения общества на антагонистические классы 
в далекую эпоху становления рабовладельческих государств, 
а по своим причинам все преступления по-прежнему представляют 
собой порождение классово-антагонистических противоречий эксплуататорского общества2.
Следует обратить внимание и на то, как понимались сами классы: 
таковыми считались «крупные группы людей, различающиеся 
по их месту в исторически определенной системе общественного 
производства, по их отношению (большей частью закрепленному 
и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли 
в общественной организации труда, а, следовательно, по способам 
получения и размерам той доли общественного богатства, которой 
они располагают»3. Такое понимание тесно переплеталось как 
с принятой политической идеологией, так и с ключевыми положениями методологии общественных наук того периода (теория 
классовой борьбы, лежащая в основе исторического материализма), 
а отсюда с характерной особенностью постановки проблем, формулирования гипотез и объяснения фактов.
Н.В. Лясс, анализируя труды Г.Г. Ешека (Escheck Hans-Heinrich), 
отмечала: «При определении задач уголовного права Г. Ешек ис
1 
Волков Г.И. Классовая природа преступлений и советское уголовное 
право / под ред. Н.В. Крыленко. М.: Сов. законодательство, 1935; 
Лясс Н.В. Проблемы вины и уголовной ответственности в современных 
буржуазных теориях. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1977.
2 
Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М.: Изд-во Моск. yн-та, 
1969. С. 26.
3 
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М.: Изд-во полит. литер., 
1970. Т. 39. С. 15.

ходит из традиционного для буржуазной правовой теории внеклассового понимания уголовного права как “средства охраны мира 
и порядка”. Основную цель уголовного права он видит в “защите 
общества”, “защите совместной жизни людей в обществе”, “обеспечении социального порядка”… Проф. Ешек является сторонником 
легалистского направления. В своих работах он многократно обосновывает тезис о необходимости ограничения сферы применения 
государственного принуждения. …Приведенные определения сущности уголовного права не содержат и намека на классовое содержание и направленность государственного принуждения. …Их назначение — утвердить надклассовый характер уголовно-правовой 
репрессии, применяемой якобы в интересах всех граждан для обеспечения социального порядка в строго ограниченных пределах. 
Критерием допускаемого вторжения уголовного права в “свободное 
поведение членов общества” объявляется не опасность преступных 
деяний для господствующих в данном обществе отношений, а такие 
аморфные категории, как “культура нации”, “достигнутый уровень 
развития общества” и т.п.»1
После распада СССР термин «классовый характер» в риторике правоведов и представителей других общественных наук сохранился, но как минимум при описании преступности и особенностей уголовного законодательства он стал пониматься иначе. 
Во-первых, на смену политической идеологичности права и вообще 
пониманию права как воли господствующего класса, возведенной 
в закон, пришли тезисы об идеологическом плюрализме и необходимости защиты общечеловеческих ценностей, о естественных 
правах, имеющих до- и надгосударственное происхождение.
Во-вторых, государство мыслится как некий арбитр, который 
должен с помощью законов установить целесообразный баланс 
прав, обязанностей и законных интересов разных социальных 
групп, а также защиту общесоциальных ценностей. Это следует 
в том числе из ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации 
и позиции Конституционного Суда Российской Федерации по вопросам пределов полномочий федерального законодателя в области 
уголовного права.
В-третьих, понимание класса изменилось на подход, характерный для М. Вебера с учетом трудов П.А. Сорокина, Дж. Бернхема, Д. Гилберта и некоторых других социологов. В такой парадигме класс — это социальный слой такого общества, которое является открытым и обладает каналами вертикальной мобильности, 

1 
Лясс Н.В. Проблемы вины и уголовной ответственности в современных буржуазных теориях. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1977. URL: 
https://jurisprudence.club/ugolovnoe-pravo-uchebnik/suschnost-zadachiugolovnogo-50256.html (дата обращения: 18.02.2020).