Поэтика русской повести

В. М. ГОЛОВКО





                ПОЭТИКА РУССКОЙ ПОВЕСТИ




2-е издание, стереотипное








Москва Издательство «ФЛИНТА» 2023

  УДК 82-1/-19
  ББК 83.01

       Г61


Рецензенты:
кафедра русской литературы и журналистики Волгоградского государственного университета; доктор филологических наук О.И. Федотов


Редактор:
             доктор филологических наук В.М. Тамахина


      Головко В.М.
  Г61 Поэтика русской повести / В.М. Головко; под ред. д-ра филол. н. В.М. Тамахиной. — 2-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2023. — 191 с. — ISBN 978-5-9765-5325-5. — Текст : электронный.

          В книге поэтика произведения рассматривается как внутреннее единство идейно-эстетического целого. Анализируются индивидуальные и типологические особенности повестей русских писателей-реалистов. Сюжетно-композиционная система, поэтика художественного общения, источники литературного произведения — таков круг проблем, позволяющих соотнести конкретный анализ с исторически обусловленными тенденциями жанровой эволюции повести.
          Для литературоведов, аспирантов, студентов, учителей-словесников.


                                                           УДК 82-1/-19
                                                           ББК 83.01





ISBN 978-5-9765-5325-5

       © Головко В.М., 2023
       © Издательство «ФЛИНТА», 2023

            ВВЕДЕНИЕ










   Литературный процесс — это сложная, многосоставная, динамичная система. Все ее элементы — от отдельных произведений до литературных направлений — взаимосвязаны и функционально взаимодействуют друг с другом. Общие методологические принципы литературоведческих исследований всякий раз реализуются своеобразно в зависимости от того, какие явления литературного процесса становятся объектом изучения.
   Но научные обобщения немыслимы без .тщательной работы над отдельным произведением. Идейно-эстетический анализ составляет основу любого историко-литературного изучения. Исследования М. М. Бахтина, А. П. Скафтымова, Ю. Н. Тынянова, Г. А. Гуковского, В. В. Виноградова, М. П. Алексеева и многих других, ставшие литературоведческой классикой, характеризуются тем, что в них на основе глубокого анализа идейно-художественной структуры произведения, его внутренних связей создавались широкие, обобщающие концепции, связанные с раскрытием творческой индивидуальности того или иного писателя, с освещением значительных периодов истории отечественной и мировой литературы.
   Многие работы, претендующие на масштабную концептуальность, нередко быстро устаревают или теряют научный интерес прежде всего потому, что их авторы строят свои доказательства не столько на анализе художественных текстов, сколько на внеэстетических, пусть даже и важных, категориях. Поучителен в этом смысле опыт русской критики XIX века. Она сохраняет свое значение и в наше время прежде всего потому, что Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, аргументируя основные положения своих лучших статей, обращались к изучению «законов художественности» произведения (термин, как известно, принадлежит Чернышевскому). Их метод критического разбора, предполагавший рассмотрение неразрывной связи искусства с жизнью, писате3

Ля с обществом, основывался на анализе «собственно эстетических требований искусства»
   Подобный анализ открывает богатство смысла художественного произведения, рождаемого совокупностью всех его компонентов. Он содержателен по своей сути. Изучение русской повести периода развития и расцвета реализма, ее жанровых разновидностей строится на понимании произведения как идейно-эстетического единства, содержательности художественной формы, во взаимосвязи всех элементов которой воплощается замысел писателя.
   Конкретные аналитические разборы произведений, содержащиеся в книге, объединены общей проблемой: в них рассматриваются особенности поэтики повести — наименее изученного жанра эпической прозы. Усложняет задачу исследования и то, что жанрология также относится к наименее разработанным областям литературоведения.
   Изучение жанра предполагает раскрытие художественногносеологической природы литературного творчества. Еще учеными школы М. М. Бахтина был поставлен вопрос о том, что писатель «должен научиться видеть действительность глазами жанра. Понять определенные стороны действительности можно только в связи с определенными способами ее выражения»². Безусловно, авторское видение жизни «глазами» романа или повести — различно и по содержанию, и по форме. Каждое подлинно художественное произведение, будучи индивидуальным, единственным, новаторским, всегда сохраняет определенные жанровые черты. «Жанр, — писал М. М. Бахтин, — представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития»³. Методологически плодотворным является изучение поэтики жанра с позиций конкретного историзма. «Вечное» в любом жанре неотрывно от нового, традиционное — от изменчивого. Поэтому всегда приходится иметь в виду, что общетеоретические жанровые концепции эпических произведений обогащаются и усложняются в результате данных историко-литературных исследований.
   Проблема жанра в современной науке трактуется по-разному. В данной работе жанр рассматривается как содержательно-формальная категория: это исторически сложившийся тип художественной конструкции, «опредмечивающей» определенное содержание. Структура произведения представляет собою идейно-эстетическую целостность. «В том случае, когда рассматривается способ формирования, организации про

4

изведения как эстетически целого, характеризуется его жанр», — писал М. Б. Храпченко ⁴. Но способ формирования обусловлен жанровым содержанием. Поэтому важно подчеркнуть, что каждый жанр имеет свою проблематику, воплощающуюся в соответствующей форме. Исследуя жанровую структуру, можно понять, в каких формах отражается и познается действительность тем или иным писателем. «Жанр — это отражение известной законченности этапа познания, формула добытой эстетической истины»⁵. Вряд ли целесообразно рассматривать жанр лишь как категорию художественного содержания⁶ или — тем более —формы литературного произведения. Жанр выражает ту или иную эстетическую концепцию действительности, которая раскрывает свое содержание во всей идейно-художественной целостности произведения.
   Изучение поэтики повести связано с анализом ее жанровой типологии. Поэтому необходимо сразу поставить вопрос о жанрообусловливающих и жанрообразующих факторах средних повествовательных форм. Содержание, к художественному освоению которого повесть предрасположена традиционно, выступает в своей жанрообусловливающей функции. Проблематика жанра, тот жизненный материал, который может быть предметом эстетического пересоздания только в повести, а не в романе, рассказе и т. д., определяет устойчивый тип ее структуры, сами способы художественного мышления писателя. Жанроформирующими же принципами являются хронотоп, сюжетно-композиционная система и тип повествования, которые обладают в повести своими специфическими чертами. Исследование взаимосвязи обусловливающих и образующих факторов неотделимо от понимания диалектики жанрового содержания и формы, типологического и индивидуального, традиционного и новаторского в каждом произведении. Учитывая, что жанр — исторически формируемая содержательная художественная структура, следует видеть в его проблематике не только «вечное», но и то, что продиктовано временем. Еще В. Г. Белинский, рассматривая эволюцию жанров, подчеркивал: «...если есть идеи времени, то есть и формы времени» ¹.
   Конкретно-исторический подход к изучению поэтики жанра мотивируется еще и тем, что в процессе развития литературы «меняются самые принципы» его выделения⁸. На это особенно важно указать, имея в виду, что «история повести представляет значительные трудности для изучения: жанр этот весьма лабильный, гибридный, существующие границы между повестью и рассказом, повестью и небольшим романом

5

весьма подвижны»⁹. Повесть — исконно русский литературный жанр, имеющий давнюю письменную традицию, который, однако, в современном своем виде начал формироваться с двадцатых годов прошлого столетия ¹⁰. В период утверждения и развития реализма он претерпел значительную эволюцию, вобрал в себя черты поэтики других жанров и сам оказывал на них влияние. Поэтому нередко отнесение того или иного произведения к жанру повести требует дополнительной аргументации. Нередко бывает и так, что исследователи одному и тому же произведению дают разные жанровые определения. «Трудное время» В. А. Слепцова, например, рассматривают порою одновременно и как роман, и как повесть¹¹. «Благодеяние» А. Н. Плещеева имеет авторский подзаголовок «рассказ», но вполне может восприниматься как небольшая повесть. «Ро-манодоподобный» рассказ И. С. Тургенева «Отчаянный», несмотря на новеллистичность повествования, явно тяготеет к средним повествовательным формам, а «Захудалый род» Н. С. Лескова — к «романтическим хроникам» и т. д. «...Процесс формообразования повести на рубежах между другими прозаическими жанрами, «выламывание» повести из романа и обратно — сжатие романной формы с ее широкой эпической проблематикой до размеров лаконичного или, во всяком случае, небольшого по объему повествования — все это представляет тему, актуальную и интересную для исследователя» ¹².
   Но каким же критерием следует руководствоваться при дифференциации повести в ряду других жанров эпической прозы? Ведь «одна из существенных причин, по которой жанровые особенности повести трудно уловимы для оформления в научные категории, заключается в том, что повесть, как уже не раз отмечалось исследователями, занимая срединное место между романом и рассказом, как бы растворяет свои приметы в их художественных структурах», — не без оснований полагает Н. П. Утехин ¹³. Конечно, формы «отвердевания» идейного содержания, свойственные повести, являются устойчивыми, повторяемыми в произведениях этого жанра. Но не меньшую роль в жанрообразовании играют и поиски писателем новых средств выражения эстетической концепции действительности. «Стабилизация опыта, полученного в ходе художественного познания, в виде той или иной формальной закрепленности выражения, столь же постоянно возникающей, как и преодолеваемой —такова наиболее устойчивая функция жанров» ¹⁴.
   Поэтому исследователи предлагают разные качественные

6

характеристики средних повествовательных форм: «аналитизм» ¹⁵, «достоверность»¹⁶, связь с «непосредственностью жизни» ¹⁷, особый тип повествования, при котором показываются прежде всего типические обстоятельства, «запечатлевающиеся в типических характерах» ¹⁸ и т. д. Одни авторы относят повесть к числу «рассказываемых» жанров и видят ее отличительную особенность в том, что она «тяготеет... к эпичности, к хроникальному сюжету и композиции», «не имеет сложного, напряженного и законченного сюжетного узла» и т. д.¹⁹. Другие, напротив, считают ее принципиально «письменным жанром» и полагают, что типы повествования («письменный», «рассказываемый») не могут быть положены в основу жанровых классификаций²⁰. В. С. Синенко и Н. П. Утехин многосторонне характеризуют повесть как с точки зрения ее жанрового содержания, так и жанровой формы²¹. О специфике данного жанра поставлен вопрос в некоторых обобщающих работах²² и монографиях о творчестве отдельных писателей²³. Во всех этих исследованиях отмечается, что объем и охват художественного материала еще не может служить надежным критерием жанрового определения повести: необходимо учитывать проблематику жанра, своеобразие сюжетно-композиционной структуры и типа повествования, жанровой концепции «события»²⁴ и художественного времени²⁵. Н. П. Утехин справедливо считает, что повести присущ специфический способ раскрытия «содержания эпической поэзии»: интерес автора повести «сосредоточен на отображении во всей полноте, во всей многосторонности внутренних связей какой-то одной из основных частей содержания эпической поэзии; предметом изображения в его произведении станет по преимуществу или среда, окружающая человека, или история взаимоотношения человека со средой, или характер человека в его субъективной замкнутости или, напротив, в его объективном проявлении (поступках, действии)»²⁶. В. С. Синенко также отмечает, что «место повести в жанровой системе литературы обусловлено ее главной художественной функцией — постигать жизнь в отдельных проявлениях... исследовать явления в связях, ограниченных целью» ²⁷.
   Имея в виду все модификации русской повести XIX века, при ее типологической характеристике следует учитывать прежде всего общность проблематики жанра. Повесть, как и другие виды эпической прозы, имеет свое жанровое содержание, к эстетическому освоению которого она «приспособлена». На это обратил внимание еще Н. И. Надеждин, писав

7

ший в своей рецензии на повесть «Киргиз-кайсак» В. А. Ушакова (1831), что данный жанр представляет собою «эскиз, схватывающий мимолетом одну черту с великой картины жизни — краткий эпизод из беспредельного романа судеб человеческих»²⁸. Это положение развивается современными исследователями. Хотя нередко Н. И. Надеждин, а затем и В. Г. Белинский, отделяли повесть от романа только по объему, тем не менее именно они поставили вопрос о повести как специфическом жанре. Не случайно в тридцатые годы XIX века слово «повесть» начинает употребляться в его терминологическом значении. «Повесть есть тот же роман, только в меньшем объеме, который условливается сущностью и объемом самого содержания», — писал Белинский в статье «Разделение поэзии на роды и виды»²⁹. Таким образом, «объем» повести великий критик рассматривал не формально, а тесно увязывал его с жанровым содержанием произведения. Эти теоретические принципы жанровой дифференциации складывались постепенно. Сходные положения можно найти, например, в эстетике Гегеля, который объем произведения определял предметом и целями изображения ³⁰. В русской критике до Белинского уже ставился вопрос о жанровых критериях эпической прозы. К. А. Полевой в статье «О русских повестях и романах» (1829) отделял повесть от других произведений по объему и характеру изображения ³¹. Но статьи Н. И. Надеждина и В. Г. Белинского положили начало теоретическому изучению средних эпических жанров.
   Итак, «сущность и объем содержания» — вот критерии, руководствуясь которыми можно отличить повесть от других произведений. Каждый писатель имел свое индивидуальное представление о «событии» и объеме повести. Для одного это был ряд эпизодов, для другого — «приключение»³², для третьего — «лента» событий ³³ и т. д. Но в любом случае «показатель жанровой природы произведения устанавливается как регулятор структурных возможностей художественного воплощения определенной идеи, соотносясь всегда с уровнем эстетического сознания эпохи»³⁴. «Странная история» Тургенева или «Благодеяние» Плещеева с этой точки зрения не просто «рассказы», а «Трудное время» Слепцова или «Захудалый род» Лескова — не романы. В них содержание раскрывается не под «одним углом зрения», как в рассказе³⁵, но в то же время они не имеют той «масштабности», которая является отличительной чертой «структурной формы романа»³⁶. В них показаны те события, «которых, так сказать, хватило бы на драму, не стало бы на роман, но которые

глубоки, которые в одно мгновение сосредоточивают столько жизни, сколько не изжить ее и в века: повесть ловит их и заключает в свои тесные рамки»³⁷. Это поистине «листки из великой книги... жизни»³⁸.
   В некоторых повестях могут рассматриваться сходные с романом проблемы, но «сущность и объем... содержания» таких, скажем, произведений, как «Трудное время» Слепцова, «Пашинцев» и «Две карьеры» Плещеева, «Захудалый род» Лескова, остаются характерными для средних повествовательных форм. Повесть, при всей аналитичности, проблемности, объективности и т. д., вс0-таки не представляет человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни³⁹ так, как в романе. В них показана «одна черта с великой картины жизни», чем обусловлен и «объем сюжета», становящийся масштабом жанра. Так, в «Пашинцеве» Плещеева освещается процесс растлевающего влияния чиновничье-дворянской среды на неустойчивого человека, в повести Слепцова «Трудное время» изображен лишь один эпизод из жизни Рязанова, а в «Пунине и Бабурине» Тургенева крупным планом показано три таких момента, в «Захудалом роде» Лескова речь идет о невозможности нравственно развитой личности противостоять грядущему веку алчности и аморализма и т. д. Многие произведения такого типа генетически связаны с романом (в отличие от традиционных повестей, подобных «Сороке-воровке» Герцена, «Житейским сценам» Плещеева или хронике «Старые годы в селе Плодомасове» Лескова и т. д.). Но их проблематика и жанроформирующие факторы — концепция художественного времени (прошлое), тип повествования (описание), сюжетно-композиционная структура и характер сюжетного «завершения» ⁴⁰, — диктуют свои эстетические законы и не дают повести перерасти в роман. Роман, как показал М. М. Бахтин, «соприкасается со стихией незавершенного настоящего», а в этих повестях, хотя и очерчена бегло «зона контакта» с современностью⁴¹, основным предметом изображения является прошлое. «Захудалый род» не случайно имеет подзаголовок— «Семейная хроника», а в «Пунине и Бабурине» автор указывает, что все описанные события относятся к 1830, 1837, 1849 и 1861 годам, то есть значительно отстоят от времени рассказывания. Здесь показаны события, пусть не завершенные, но «отстоявшиеся»⁴². Жанровая природа повести проявляется, таким образом, и в синтетических формах. В этом смысле мы можем говорить о жанровой концепции повести, о присущей ей содержательно-структурной «памяти». Несмотря на известную односторонность повести, она облада

ет «высокой степенью художественного обобщения», стремится охватить изображаемые явления жизни в целом⁴³. Белинский не случайно подчеркивал, что ее «форма может вместить в себя все, что хотите...» ⁴⁴.
   Повесть стала одним из доминирующих жанров в пору расцвета русского реализма. Каждая литературная эпоха имеет свою шкалу жанровых ценностей. «...Сам критерий, регулирующий выделение главенствующих родов и жанров... не остается неизменным... он зависит от общего уровня эстетического сознания эпохи. Происходит как бы переориентация в представлении об эстетической значимости той или иной группы жанров».⁴⁵. Такая «переориентация» произошла и в литературе реализма. Белинский по этому поводу писал, что «роман и повесть... сделались... господствующими родами поэзии... вследствие всеобщей потребности и господствующего духа времени»⁴⁶. Повесть всегда была «мобильным» жанром. Ее «активность» связана прежде всего с эпохами переходного характера. «Легкость и глубина»⁴⁷ повести позволяли писателям отражать — и, причем, достаточно аналитично, достоверно, объективно — тенденции социально-исторической жизни. Поэтому в ней все-таки преимущественно показывается недавнее прошлое («Сорока-воровка», «Пашинцев», «Две карьеры», «Пунин и Бабурин», «Отчаянный» и т. д.). А если в повести и изображается настоящее, то ее «событие» эстетически выражено как внутренне и внешне завершенное («Трудное время»)⁴⁸.
   Анализируя различные аспекты поэтики повестей писателей-реалистов, можно уловить и общие тенденции эволюции жанра. Более традиционные ее формы наблюдаются в 1840—1850-е годы (Герцен, Некрасов, Панаев, Плещеев, Кудрявцев, Галахов, Салтыков-Щедрин и др.), а в 1860-е годы и далее происходит значительное усложнение художественной структуры повести. Она все больше вбирает признаки, свойственные другим видам эпической прозы (очерку, рассказу, новелле, роману), развивая структурные возможности своего жанра. Синтетичность жанровых форм можно, видимо, рассматривать и как качественное проявление метода реалистического изображения, снявшего всякого рода эстетические ограничения и нормативность, свойственные литературе классицизма, сентиментализма и романтизма.
   Книгу составляют главы, посвященные анализу различных аспектов эстетического воплощения идейного содержания в повестях и близких этому жанру произведениях А. И. Герцена, А. Н. Плещеева, И. С. Тургенева, В. А. Слепцова,

10