Избранные труды : в 5 т. Т. 5 : Этнология и политика. Статьи 1989-2021 годов

Этнология и политика 

Статьи 1989 — 2021 годов

Москва  Наука  2021

ИзбраННые труды

в ПЯтИ тоМаХ

в . а . т и ш к о в 

т
о
м
 
5

УДК 94 (47): 39
ББК 63.3(2)
 
Т47

Издание осуществлено за счет
личных средств автора

Рецензенты: 
академик РАН А.О. Чубарьян, 
доктор исторических наук Л.М. Дробижева

Тишков В.А.
Избранные труды : в 5 т. / В.А. Тишков. – М. : Наука, 2021. – 
ISBN 978-5-02-040845-6
Т. 5 : Этнология и политика. Статьи 1989–2021 годов. – 2021. –  
639 с. – ISBN 978-5-02-040850-0

Том 5 представляет собой 3-е, дополненное, издание книги автора «Этнология 
и политика». Первые два выходили в издательстве «Наука» в 2001 и 2005 годах 
соответственно.
В данный том включены наиболее важные статьи как публицистического характера, так и из научных журналов. В них отражается роль этнического фактора в драматический период истории российского государства трех последних 
десятилетий, включая распад СССР и становление новой Российской Федерации. 
Интерес представляют концептуальные поиски в решении задач государствен- 
ного строительства и управления в сфере этнонациональной политики, оценка  
социальных трансформаций и кризисных проблем конца 1980-х – 1990-х годов.  
В научных разработках автора выдвинут ряд фундаментальных положений и теоретических новаций о природе феномена этничности, основах устройства многоэтничных государств, принципах утверждения нациестроительства на гражданской 
основе и государственного устройства многонациональной России, о стратегии 
и механизмах национальной политики. Автор анализирует природу национализма, сепаратизма и экстремизма, пути предотвращения конфликтов и насилия, дает 
оригинальные оценки общественных трансформаций в России с точки зрения  
социально-культурной антропологии.  
Для широкого круга ученых-обществоведов, политиков, преподавателей  
и студентов. 

ISBN 978-5-02-040845-6
ISBN 978-5-02-040850-0 (Т. 5) 
© Тишков В.А., 2021

 
©  ФГУП Издательство «Наука», 

 
 редакционно-издательское

 
 оформление, 2021

ПРЕДИСЛОВИЕ  К  ПЕРВОМУ  ИЗДАНИЮ

Ученому-этнологу не так просто издавать книгу, в названии 
которой слово «политика» может насторожить постороннее академическое ухо. Слово политика для некоторых исследователей этноисторических проблем кажется почти ругательством, ибо пугает 
возможностью отступления от научных стандартов. После почти 
40 лет занятий наукой (первая научная работа была опубликована 
автором в 1966 г.) эти опасения не кажутся столь серьезными, и для 
этого есть особый резон.
Во-первых, фактически нет обществоведческих занятий вне политики, а тем более вне поля властных и идеологических взаимодействий. Этнологическая наука, изучающая культурное многообразие людей и человеческих сообществ, да еще в многоэтничной 
стране, не может быть в стороне от политики. Более того, в бывшем 
СССР и в новой России последние полтора десятка лет именно эта 
дисциплина оказалась одной из наиболее востребованных в ходе 
радикальных общественных трансформаций. Пожалуй, нигде и никогда столько много профессиональных этнографов и близких им 
по занятиям обществоведов не совершили «обряд перехода» из профанного в сакральное, т.е. участвовали во власти или в активной 
политической деятельности. Достаточно привести примеры политиков «первого уровня»: Г.В. Старовойтова в России, Л. Чибиров 
и А. Чочиев в Южной Осетии, А. Галстян и А. Мкртчян в Армении, 
В.Г. Ардзинба в Абхазии. Трое из них трагически погибли в жестокостях нашего времени. Десятки лидеров так называемых национальных движений от имени разных этнических сообществ вышли 
из среды этнографов, филологов, фольклористов и им подобных.
Прожитые полтора десятилетия нуждались в гуманитариях, 
а сами гуманитарии были активными участниками и соавторами 
свершающихся событий. Хорошо или плохо, когда столь много ученых-гуманитариев прямо или косвенно, с энтузиазмом или без него, 
участвуют в политике, а значит, в управлении и в переустройстве 
общества, – вопрос не такой однозначный.
Французский философ М. Фуко считал, что лучше держаться 
подальше от гуманитариев с их часто утопическими проектами 
в то время, когда управленцы заняты делом общественного пере- 
устройства. Другие, наоборот, уверены, что без научных концепций и без ученых управлять и переустраивать общество невозможно. В любом случае в культурно сложных сообществах всегда есть 
потребность в дополнительном знании «другого» (языка, обычаев, 

интересов, связей, мировидения), а также существуют специфические проблемы организации и управления обществом, которые 
требуют профессионального участия ученых-этнологов. Автор уже 
давно пришел к выводу, что «научное управление обществом» есть 
химера, но и управление обществом без добротной научной экспертизы – безответственная импровизация.
Во-вторых, что касается жанра научной публицистики, к которому по форме относится часть включенных в книгу текстов, то 
здесь также необходимы некоторые разъяснения. Многие ученые- 
гуманитарии занимались публицистическим трудом чаще всего не 
ради заработка, а из желания довести как можно быстрее свое знание или мнение до более широкой аудитории. Среди отечественных 
и зарубежных этнографов и антропологов можно назвать таких выдающихся публицистов, как Н.Н. Миклухо-Маклай, В.Г. Тан-Богораз, 
С.В. Максимов, В.К. Арсеньев, М.А. Чаплицкая, Р.Ф. Итс, Ю.Б. Симченко. В этнологии публицистика имеет еще и важный просветительский аспект, а также гуманистическое содержание, если она не направлена на распространение расистских и ксенофобских воззрений 
или фантастических вымыслов об экзотике «дикарей».
Следует сказать, что в отечественной литературе по этничес- 
ким сюжетам за последние годы было сочинено достаточно много 
банальностей и злобных вымыслов: от запальчивых брошюр, издаваемых от имени разных ассоциаций и ассамблей, до человеконенавистнического сочинения «Убить империю» сторонника «деколонизации современной русской империи» Айдара Халима. В то же 
самое время в газетах и популярных журналах было опубликовано 
огромное число материалов, основанных на полевой этнографической работе и других изысканиях. Через них российское общество 
узнало много нового о самом себе и о внешнем мире. Ряд моих 
коллег по цеху (С.А. Арутюнов, А.В. Головнев, Л.М. Дробижева, 
Н.М. Гиренко, В.А. Шнирельман, Н.И. Новикова, Н.А. Томилов, 
Я.В. Чеснов и другие) выступали в последние годы с публицистическими статьями, фильмами и телепередачами на злободневные 
темы. Многие этнологи в российских республиках стали одними 
из самых читаемых авторов и героями телепередач. Можно сказать, 
что в 1990-е годы в стране родилась этнологическая публицистика, родилась в дебатах и с острыми реакциями обычных читателей 
и профессиональных коллег. Но в целом это явление представляет 
собой позитивный процесс, помогающий развитию науки и утверждению ее статуса в российском обществе.
С конца 1980-х годов, особенно после избрания директором Института этнографии АН СССР в 1989 г., внешние обстоятельства 
и административное положение побудили меня отложить почти 

готовую работу о коренном населении Канадского Севера и обратиться к отечественной тематике, которая стала более интересной 
и открытой для академического анализа. Уже первые публикации 
в журнале «Коммунист» и в «Литературной газете» в 1989 г. встретили неравнодушную реакцию. Один из «разработчиков» национальной политики в советское время обвинил меня через газету 
«Правда» в тяжком грехе: «некоторые специалисты подвергают 
сомнению саму национальную государственность» (речь, понятно, 
шла об этнотерриториальной автономии в форме советских союзных и автономных республик). Тем не менее именно мне – делегату XXVIII съезда КПСС пришлось вместе с эстонским академиком Пальме и заведующим Отделом межнациональных отношений 
ЦК КПСС В.А. Михайловым писать резолюцию съезда по нацио- 
нальному вопросу. До сих пор убежден, что это был добротный 
документ, ибо сформулированная тогда впервые цель национальной политики – создание благоприятных условий для социального 
преуспевания и развития культур всех народов страны – сохраняет 
свою действенность и по сегодняшний день. Тогда же, в 1990 г., 
найти эти новые слова вместо набивших оскомину фраз о дружбе 
народов и интернационализме было не так просто.
Затем были публичные размышления об ограничителях доктринального наследия этнонационализма, о более сложном понимании 
феномена нации не только в этническом, но и в гражданском смысле, о реализации прав народов не только через форму внутреннего 
государственного самоопределения, но и через форму экстерриториальной национально-культурной автономии, наконец, о России 
как о национальном государстве в общемировом понимании этого 
термина. Было бы неискренне заявлять, что подобные фундаментальные проблемы представлялись для меня полностью ясными, 
тем более по части их применимости для тогдашнего СССР, а затем 
для Российской Федерации. Кроме того, в диалоге политики и науки одних идей недостаточно. Речь должна идти о восприимчивости 
тех или иных теоретических новаций и основанной на них пере- 
оценке политической практики.
Здесь есть как минимум две проблемы, осознание которых  
пришло несколько позднее. Прежде всего, слишком резкое формулирование той или иной полезной ревизии может встретить отторжение коллег из экспертного сообщества: ученые, особенно представители старшего поколения, не очень любят радикально менять 
свои взгляды, если они сами не участвуют в данном пересмотре и не 
являются его соавторами. Эту «реакцию Винни-Пуха» («Какой-то 
кролик знает букву А!?») пришлось ощущать не один раз, в том 
числе и в драматической ситуации, когда, уже работая в Правитель

стве Российской Федерации, автор написал проект концепции государственной национальной политики, против которого выступили 
ближайшие партнеры по этой сфере государственного управления 
из числа советников президента и руководства Верховным Советом. 
Г.В. Старовойтова посчитала, что в концепции скрывается попытка 
«упразднить республики». Р.Г. Абдулатипов обратился через «Независимую газету» с открытым письмом к Б.Н. Ельцину, обвинив 
«безнациональных ученых» и Госкомнац в попытке заменить нации 
на некое «согражданство». Позднее оба признали необходимость 
утверждения в стране понятия многоэтничной гражданской нации 
наряду с безраздельно господствовавшим понятием культурной нации или этнонации, но изрядную долю непонимания и упрощенного критицизма мне пришлось испытать.
В такой ситуации, когда научно-публицистическая работа содержит новое для политики слово, ее автор должен быть готов к тому, 
что встретит отторжение, если он не позаботился о привлечении союзников для введения инноваций, или к временному запаздыванию 
восприятия научных положений политиками, или даже к забвению 
своих взглядов и рекомендаций. Но, в конечном счете, ничего не 
пропадает даром. Даже написанное десять лет назад может пригодиться в сегодняшнем дне, если оно уже не стало общим достоянием без определенного авторства.
Момент радикальных переосмыслений был порожден не только 
горбачевской либерализацией, но и связан с самым драматическим 
событием нашей недавней истории – распадом СССР в 1991 г. и образованием новых постсоветских государств. На эту тему отечественными и зарубежными историками, политологами, этнологами 
уже написано немало. Едва ли кто может похвалиться, что в момент 
распада и сразу после смог осознать весь смысл и все последствия 
произошедшего. Тем более это касается написанного по следам события. Мне тоже было трудно включить в данную книгу опубликованную в сентябре 1991 г. статью под названием «Тяжело Союз 
сохранить, еще труднее разрушить». Но все же ее текст вошел без 
изменений, чтобы показать не только ограниченные возможности 
«научного предвидения» в стохастическом характере самого политического процесса, но и необходимость продумывания важнейших 
политических решений. Если первое (предвидение) действительно 
невозможно, то политическая импровизация просто недопустима.
Проблема поиска оптимальной формулы вновь образовавшихся 
государств с разделенным границами культурно близким населением остается актуальной и сегодня. Глубоко убежден, что не только 
нулевой вариант гражданства, но и открытое гражданство должны 
были бы быть наилучшей стратегией постсоветской политики хотя 

бы на десятилетие. Также уверен, что неосуществимы варианты нациестроительства на этнической основе. Культурный плюрализм на 
основе двуязычия или многоязычия и принцип равнообщинности 
вместо формулы «нация и меньшинства» рано или поздно придет 
в страны бывшего СССР.
Не могу судить определенно о возможности федерализации 
других многоэтничных государств бывшего СССР, но судьба российского федерализма была предметом моих размышлений. Как 
и в начале 1990-х годов, моя позиция, основанная на мировом опыте многоэтничных государств, сводится к безусловному признанию 
необходимости существования в России элементов этнического федерализма, а значит, его неизбежной асимметрии и содержательной 
подвижности. Признанное разнообразие и есть целостность и даже 
«единое пространство», что совсем не означает однообразие, которого хотели бы некоторые эксперты и политики.
Особое место в моей аналитике заняло освещение некоторых 
государственных процедур, имеющих жизненное значение для 
сферы межэтнических отношений. Это – вопросы переписи населения, фиксации в гражданских паспортах национальности и прописки, смены алфавитов и другие. Не верю, чтобы газетные статьи 
или представленные в государственные органы рекомендации ученого могли стать определяющими для принятия государственных 
решений. Но какие-то подвижки происходят не без их влияния. 
Промежуточная перепись населения 1994 г. по моему предложению имела новый порядок вопросов о языке и о национальности, 
и этот порядок сохранился в переписи 2002 г. В то же время мне 
пришлось признать (не без влияния коллег по институту) невозможность отказа от «встречного» списка народов в ходе новой 
переписи, а также неосуществимость права граждан указывать 
в ходе переписи множественную этническую принадлежность по 
причине ментальной инерции.
Мой академический подход к конструктивистской природе этничности натолкнулся на мощную политическую традицию и инерцию массового сознания россиян видеть в национальности почти 
врожденную и неотъемлемую характеристику личности.
В этой ситуации можно будет считать шагом вперед, что в ходе 
переписи 2002 г. часть граждан указала более сложную этническую 
идентификацию (осетин-дигорец или осетин-иронец наряду с просто осетин или осетинка; мордвин-эрзя или мордвин-мокша наряду 
с просто мордвин или мордовка). До возможности указывать такие, 
например, варианты, как русский еврей, кубачинец-даргинец, цумандинец-аварец или русский-украинец, как это мною предлагалось, общество и эксперты пока не созрели, а может быть, такого в России 

долго не будет. Отсюда один полезный вывод для ученого: слишком 
«тонкая» наука – это головная боль для политика. Политика всегда 
проще, хотя и изощреннее. Наука должна быть многоголосной, иначе перестанет быть наукой. Политика, точнее власть, должна говорить одним голосом, чтобы быть эффективной.
И все же мне хочется претендовать на авторство одной из обновленческих государственных процедур – это исключение из российских паспортов графы о национальности. Ясно, что столь важное 
решение состоялось под влиянием общемировых демократических 
стандартов, но впервые вопрос был поставлен в моих статьях в газетах «Известия» и «Независимая газета», которые публикуются 
и в данной книге. Казалось бы, этнолог не должен выступать с подобной инициативой, ибо бытовое мышление может трактовать 
ее как попытку «отменить национальности» и всех сделать только «россиянами». Собственно, так и отреагировало большинство 
членов Ученого совета Института этнологии и антропологии РАН, 
когда был поставлен этот вопрос на обсуждение. Но моя позиция 
заключается в том, что этнология как наука от новой формы паспортов не пострадает, а граждане, безусловно, выиграют.
Что касается национальности «россиянин», то миллионы моих 
сограждан уже научились писать в этой графе слово «Россия», когда им приходится получать заграничные паспорта или иностранные 
визы. От этого они не перестали осознавать себя татарами, русскими или башкирами, ибо опять же речь идет о двойном понимании 
категории «национальность»: в этнокультурном и в гражданском 
смыслах. При жизни в изоляции от внешнего мира такие тонкости 
национальной политики были не нужны. Сейчас они необходимы, 
как и замена самого термина «национальная политика» на термины 
«этническая или этнокультурная политика».
Кое-что в обсуждаемых вопросах осталось дискуссионным, 
причем как среди ученых, так и среди политиков. Именно к таковым относится вопрос о переходе с кириллицы на латиницу в Республике Татарстан. Автор испытывал чувство личной неловкости 
перед своими добрыми друзьями и нелегкими оппонентами в Татарстане, публикуя статью «Язык и алфавит как политика», напечатанную в газете «Труд». Но еще худшей моральной позицией была бы потакающая комплиментарность, в которой последние 
годы пребывали мои казанские коллеги в глазах зарубежных экспертов. Нежелание столичных ученых ставить неудобные вопросы 
перед коллегами и политиками в российских республиках и в других регионах, а тем более выступать с критикой часто объясняется опасением испортить отношения с «изучаемыми народами» или 
возможностью получить обвинение в неблагодарности за гостепри

имство. Но в такой позиции мне видится скрытая форма унижающего патернализма, отказ в равном партнерстве. А это еще хуже. 
Пусть лучше будут критика и здоровые дебаты. А если невозможно прийти к общему мнению, как, например, по вопросу о реформе графики, тогда есть два выхода: через имеющиеся полномочия 
и правовые процедуры политики в Казани могут навязать свою 
волю, оставив дебаты ученым, или отложить решение вопроса на 
будущее. Нельзя терпеть социальную неустроенность и открытое 
насилие, а с графикой подождать можно, чтобы не делать поспешных и дорогих экспериментов над детьми и родителями. В любом 
случае самое плохое – это амбиции и излишняя драматизация, как 
со стороны политиков, так и со стороны ученых. Если в Татарстане 
перейдут на латиницу, авторская статья останется приметой нереализованной позиции, к чему ученый должен быть всегда готов. 
Если реформа не состоится, то чувство торжества тоже не из самых 
лучших: воленавязывание даже через академические аргументы не 
может приносить полного удовлетворения.
Основная часть книги содержит работы последних лет, когда 
в моих интересах отошли на второй план метадебаты по поводу 
концепций и теоретических основ российской государственности, 
а также проблемы этнонационализма. На первый план вышли такие 
сюжеты, как обеспечение мира и предотвращение насилия, особенно в регионах с самой сложной этнической мозаикой (Северный 
Кавказ и Поволжье), проблемы, связанные с такими новыми вызовами, как экстремизм и сепаратизм. В книгу не включены статьи 
по проблемам чеченской войны, поскольку в 2001 г. в издательстве 
«Наука» вышла моя монография «Общество в вооруженном конф- 
ликте: этнография чеченской войны», в которой подведен итог научных изысканий по этой трагической и сложной теме.
Самым важным для меня в последнее время стал вопрос об 
оценке произошедших в России за десять лет трансформаций.  
Вызвано это было тем обстоятельством, что мои этнографические 
наблюдения серьезно разошлись с доминирующей в общественно-политическом дискурсе парадигмой кризиса. Последняя основана не только на политических или психологических мотивациях, 
но и на многочисленных разработках социологов, экономистов, демографов, политологов, которые используют макроанализ, массовые обследования и замеры общественного мнения. Этнографический метод включенного наблюдения, будь это рязанская деревня, 
маленький уральский городок или московский мегаполис, а также 
путевые наблюдения во многих городах и регионах России тоже 
обладают своей проверенной легитимностью, и их достоверность 
может быть не меньшей, чем профессиональный социологический